Читать книгу Майя - Ричард Адамс - Страница 12

Комната напротив оказалась гораздо просторнее и чище той, в которую поместили Майю. Здесь стояли широкая кровать, два или три табурета и у стены – большой деревянный сундук с фигурными бронзовыми ручками и выжженными на крышке буквами. Оккула выпустила руку Майи, провела указательным пальцем по буквам.

– Ты читать умеешь, банзи? – спросила она.

– Совсем чуть-чуть, – смущенно призналась Майя.

– И я не очень, – улыбнулась Оккула. – Но вот тут написано мое имя. Сундук мне госпожа Домрида подарила для моих нарядов и пожитков. Можешь и свои вещи сюда сложить, места хватит.

Тут Мегдон принес свечи, полотенца и деревянную лохань с ароматной горячей водой.

– Я же не тебе велела воду таскать! – воскликнула Оккула.

– Ты гордыню-то поумерь, – назидательно произнес он, зажигая свечи. – Геншед – он странный, от него всего можно ожидать. В нашем деле такие часто встречаются.

– Ничего, я с ним разберусь. – Она пожала плечами. – Вот в Беклу придем, я Лаллоку все расскажу.

– А, так ты с Лаллоком лично знакома? – усмехнулся Мегдон.

Оккула подняла крышку сундука, вытащила лист папируса, небрежно помахала им и снова спрятала:

– Видел? Это письмо от госпожи Домриды Лаллоку и счет за меня. Лаллок меня выслушает, не сомневайся. Выгонят твоего приятеля взашей.

– Да с чего ты взъярилась? – вздохнул он. – Девчонка ничья, случайно подвернулась, в списках не значится. Я даже не знал, что ее привели, пока ты скандалить не начала.

– Я? Скандалить? – возмущенно воскликнула Оккула, резко обернувшись к нему. – Да этот негодяй решил товар попортить! Мне плевать, как она к вам попала, только если всякий бастаный холуй насильничать девчонок станет, то хорошего не жди. Ты же знаешь, какие у Лаллока правила. Девчонка молодая, неиспорченная – ежели ее силой возьмут, то толку с нее не будет. Дурак ты! Ступай спать. Только утром меня не буди, я сама к завтраку спущусь.

Как только Мегдон вышел, Оккула сбросила накидку, встала на колени у лохани и обмакнула полотенце в теплую воду:

– Банзи, сядь на табурет и вперед наклонись, я тебя обмою, а то мало ли какая грязь к бастаному ножу пристала… – Она осторожно вытерла неглубокие царапины на плечах и руках Майи. Одна ранка кровоточила, и Оккула прижала к ней полотенце. – Ничего страшного, заживет! Порез чистый, быстро затянется. Тебе не больно?

– Нет, – с робкой улыбкой ответила Майя. – Ах, спасибо тебе… Ты… Что бы я делала, если б не ты!

– Нам обеим спать пора, – заявила чернокожая девушка и задвинула лохань в угол комнаты. – Кровать широкая, мы с тобой поместимся. Знаешь, как вдвоем в одной постели спать? – усмехнулась она.

– Я с сестренкой спала, – кивнула Майя.

– Жаль, – неожиданно протянула Оккула. – Бедняжка! Ладно, завтра мне обо всем расскажешь.

Майя забралась на кровать. Оккула, задув свечи, устроилась с другого края. Майя сразу же уснула.

Иногда, заночевав в незнакомом месте, просыпаешься с ощущением, что ты дома или в привычной обстановке, и сразу же испытываешь мимолетную грусть и разочарование даже прежде, чем столкнешься с неизвестностью нового дня. Майе не довелось этого испытать. Открыв глаза, она увидела темную руку Оккулы на подушке и немедленно вспомнила все события предыдущего дня.

Оккула дышала ровно и размеренно. Майя лежала неподвижно, разглядывая лицо чернокожей девушки, ее посеребренные веки, обрамленные густыми длинными ресницами, шапочку коротких курчавых волосы, плотно прилегающую к голове. «Красавицей ее не назовешь, но она такая необычная, что об этом не задумываешься, – решила Майя. – Вот как если бы где-то на свете жили люди, которые никогда котов не видели… Они б не стали рассуждать, красивый это зверек или нет, а бросились бы его разглядывать да гладить. Каждому бы захотелось себе такого завести».

Майя задумалась, что здесь делает эта странная девушка. Неужели она тоже будет продавать наряды тонильданским богачам? Нет, она упомянула Беклу… Майя не поняла и половины гневной отповеди Оккулы, но слова про поездку в Беклу запомнила. А вдруг добрая спасительница поможет Майе домой вернуться?

Заря только-только занялась. Майя осторожно выскользнула из кровати и подошла к зарешеченному окну.

Слева разгорался невидимый пока рассвет. Нежное сияние летнего утра уже заливало все вокруг: сверкала росой длинная спутанная трава, в темных кронах деревьев прятались тени, в зарослях ежевики искрилась паутина. Где-то вдалеке ворковала горлица. В запущенном саду росли плодовые деревья, кусты роз, а на лужайке красовался высохший фонтан с разбитой каменной чашей.

Вдали, за зоановой рощей, виднелись руины огромного особняка: проломленная крыша, закопченные пожаром стены. В проемах выбитых окон голубело безоблачное небо. «Видно, и впрямь меня в дом прислуги привезли, – подумала Майя. – А господский особняк сгорел… Когда? И что стало с его обитателями?»

Если бы не решетки на окнах, Майя бы спрыгнула в сад и удрала бы со всех ног. Она прижала лоб к окну, стараясь увидеть, что лежит за домом. Тут к ее плечу кто-то прикоснулся, и Майя вздрогнула.

Оккула неслышно подошла к ней за спину и, зевая, как котенок, терла кулаком заспанные глаза, размазывая серебристую краску по лицу.

– Ой, ты меня напугала! – воскликнула Майя. – Ты когда встала?

– Я еще сплю, – ответила чернокожая девушка, потягиваясь. – И во сне брожу. – Она ласково погладила Майю по плечу. – Хочешь, еще поваляемся?

– Нет, мне бы отсюда выбраться, – рассмеялась Майя. – Так или иначе, я освобожусь. Вот прямо сегодня утром.

Оккула недоуменно сморщила лоб и пристально посмотрела на нее:

– Ты что, руки на себя хочешь наложить? Не бойся, банзи, ни один мерзавец к тебе больше не прикоснется.

– Руки на себя наложить? – удивленно переспросила Майя. – Нет, что ты! Просто я в услужение к этим людям не хочу. Мне домой надо.

– И как же ты домой собралась?

– Ну, наверное, пешком придется. Лиги три-четыре, ничего страшного.

Оккула присела на табурет и задумчиво уставилась в пол, похлопывая ладонью по колену.

– Банзи, ты знаешь, где ты? И кто все эти люди? – наконец спросила она.

– Нет. Только они мне не нравятся.

– Расскажи-ка, как ты здесь оказалась.

Майя описала все события предыдущего дня, умолчав только о своих отношениях с Таррином.

– …а вчера вечером я встала из-за стола, хотела в дверь выбежать и в темноте удрать, – завершила она свой рассказ. – Только от испуга и от усталости в обморок упала, а как очнулась, этот тип на меня навалился. Тут ты мне на помощь и подоспела.

Оккула взяла ее за руки и серьезно заглянула в глаза:

– Тебе сколько лет?

– Пятнадцать.

– Банзи, как есть банзи! А звать тебя как?

– Майя. А матушку Моркой кличут. Мы у озера живем, недалеко от Мирзата.

– Послушай, Майя, только знай, что ничего хорошего я тебе не скажу. Худо тебе. Ну, ты готова к дурным вестям?

– Это к каким? – встревожилась Майя.

– Сейчас объясню. Люди эти – работорговцы, подручные важных бекланских дельцов, точнее – Лаллока. Он продает и покупает молоденьких девчонок – и мальчишек тоже. Судя по твоему рассказу, твоя мать вчера тебя им и продала.

Дурные вести – смерть, разорение, нежданную беду, – как, впрочем, и великие произведения искусства, воспринимают и осознают не сразу и поначалу представляют их пустяком, мелким недоразумением.

– Зачем это ей меня продавать? – удивилась Майя.

– Не знаю, – ответила Оккула. – Только продала она тебя, не сомневайся. Вот теперь и думай, с чего бы это она. Может, ты мне не все рассказала?

Внезапно Майю осенило, чем вызван поступок Морки: так спросонок соображаешь, что раскачивающийся перед тобой прутик на самом деле – смертоносная змея. В одно мгновение Майя все поняла – других объяснений попросту не существовало. Она задрожала, закрыла лицо руками и со стоном упала на пол.

– А красивым платьем девушек заманивают, чтобы нагишом на них поглядеть, – невозмутимо продолжала Оккула. – Мерзавцы где-то в хижине прятались, в щелку подсматривали. Потом мать тебя куда-то отослала, чтобы без помех цену с ними обговорить. А в вино что-то подсыпали – тессик, наверное. Тельтокарна – слишком сильный яд, может и убить. Ну и обивка в возке для того, чтобы товар не попортить, девчонки с отчаяния часто о стены бьются.

Майя захлебнулась рыданиями. В дверь постучали, и на пороге возник Мегдон.

– Пошел вон, – сказала Оккула. – Убирайся!

– Я вам завтрак принес, – обиженно произнес он. – И теплой воды. Что, не нужно?

– Нужно будет – позову, – отрезала Оккула и, подумав, добавила: – Воду оставь, а сам ступай прочь.

Дверь закрылась.

Оккула подтащила табурет к окну и поглядела сквозь решетку.

– Банзи, послушай, мне эти дела хорошо известны, – вздохнула она.

Майя не успокаивалась. Оккула подошла к ней, уселась на пол, перевернула Майю на спину и уложила ее голову себе на колени.

– Слушай меня внимательно. Твоя жизнь в опасности. Ты сейчас – как воин на поле боя. Но если рядом с тобой есть друг, то есть я, и если ты не раскиснешь и науку хорошо усвоишь – а я тебя научу, не сомневайся, – то ты выживешь.

Майя всхлипнула и рванулась из рук Оккулы.

– О Канза-Мерада, даруй мне терпение! – воскликнула чернокожая девушка, удерживая Майю. – Ладно, ты не воин… Как же тебе объяснить попонятнее, банзи? Что сказать? А, вот! Ты плавать умеешь?

Простой вопрос неожиданно успокоил Майю.

– Да, – кивнула она.

– Ты у озера росла? В воде плескаться любишь? Хорошо плаваешь?

Знание ответа на самый незамысловатый вопрос, никак не связанный с обрушившимися несчастьями, странным образом выводит из глубокого отчаяния. Возможно, это связано с суеверным убеждением, что в беде любой правильный ответ помогает. Во всяком случае, хуже от этого не становится.

– Я лигу без остановки могу проплыть, не хуже выдры, – ответила Майя.

– Вот и славно. А теперь представь себе, банзи, что тебя занесло в пучину, а до бастаного берега далеко. Не важно, как ты там оказалась, тебе главное – не утонуть. Вот и объясни мне, что тогда делать? Сама я не знаю, потому что плавать не умею.

– Надо успокоиться, руками не молотить почем зря, иначе устанешь, воды наглотаешься и не выплывешь, – сказала Майя.

– А еще что?

– Ну, надо следить, чтобы течением не сносило, курс к берегу держать.

– Отлично! Видишь, ты и без моих советов знаешь, как дальше поступать. Главное – на плаву удержаться и не отчаиваться. Сейчас я тебе все подробно объясню.

Майя закусила губу и уставилась на Оккулу.

– Ты теперь – рабыня, – жестко объявила чернокожая девушка. – Продали тебя и купили, все по чести. Дороги домой тебе нет. Если сбежать вздумаешь, тебя поймают и строго накажут. А наказывать они умеют так, что следов не остается. Вот и слушай меня внимательно, я тебе важные вещи скажу. Знаешь, где мы?

– В Пуре… – неуверенно ответила Майя.

– Да, в окрестностях Пуры. Слыхала про Сенда-на-Сэя?

– Ага, – кивнула Майя. – Был такой верховный барон Беклы. Он помер.

– Его лет семь назад Леопарды убили. Тут когда-то одно из его имений было, – пояснила Оккула. – Особняк сожгли вместе со всеми его обитателями. В этом доме слуги жили. После пожара бекланские работорговцы – Лаллок, Мортуга и еще парочка – устроили здесь что-то вроде… склада. Их холуи сюда живой товар приводят со всех восточных провинций, а потом в Беклу отправляют. За молоденьких девушек и за мальчишек хорошие деньги платят. В Бекле сейчас на девушек большой спрос, потому я туда и рвусь. Но про себя я потом тебе расскажу, у нас времени много. Да не расстраивайся ты так! Слезами горю не поможешь. А вот я тебе помогу. Считай, стану тебе старшей сестрой, понятно?

Майя снова кивнула.

– Нас отвезут в Беклу, к этому самому Лаллоку, а он нас продаст как наложниц, рабынь для постельных утех. Тебе надо крепко-накрепко усвоить две вещи. Во-первых, наложница должна быть хитрой и смелой, только показывать этого нельзя. У всех есть родители, семьи, дом, деньги, положение в обществе, да Крэн знает что еще. А у нас с тобой ничего нет. Нам только на себя надо полагаться, больше не на кого. Если наложница станет на свою горькую долю жаловаться, то долго не протянет. Помрет, да не своей смертью, банзи. Понятно?

Оккула серьезно поглядела на Майю карими глазами.

– Ага, – чуть слышно прошептала Майя.

– А во-вторых, запомни, что все вокруг относятся к тебе так, как ты сама к себе относишься. Если станешь вести себя как важная особа, то рано или поздно тебя за нее примут. Никогда ни о чем не проси и никому не рассказывай, что у тебя на душе. И всегда держи себя с достоинством, жалеть себя никому не позволяй. Понятно?

Майя слабо улыбнулась.

– Вот и славно, – повторила Оккула. – Пойми, я тебе помогаю, потому что ты мне по нраву пришлась. И это хорошо. Не смей перед этими мерзавцами сопли распускать. Если совсем невмоготу станет, поплачься мне, я тебя утешу. Понятно?

– Ага, – всхлипнула Майя.

– Что ж, вот прямо с этой минуты и набирайся храбрости. Мы сейчас с тобой умоемся, оденемся… Ах, у тебя ж другого платья нет! Ничего, добудем тебе новый наряд. А пока пойдем завтракать. Только при людях язык за зубами держи, веди себя с достоинством, иначе с тобой будут обращаться хуже, чем с рабыней. Там вода для мытья не остыла?

– Нет, еще теплая, – сказала Майя, подходя к лохани. – В самый раз.

– Ну, тогда ты первой искупайся. Хорошенько вымойся, с головы до ног.

Майя послушно разделась донага и залезла в лохань. Теплая вода освежала. На Майю снова накатила странная отрешенность, все мысли исчезли, осталось только тело, которое знало, что делать.

Из забытья ее вывело изумленное восклицание Оккулы.

– В чем дело? – испуганно спросила Майя.

– Ох, банзи, какая же ты красавица! – восхищенно прошептала чернокожая девушка. – Ну-ка повернись, я на тебя полюбуюсь! Ах, Крэн и Аэрта, что за фигура – просто загляденье! За тебя целое состояние дадут. Смотри глупостей не наделай, и все у тебя получится. Еще и обрадуешься, что мать тебя продала, – все лучше, чем в тонильданской глуши жить. Ты меня держись, банзи, мы с тобой в Бекле развернемся, всем покажем!