Читать книгу Майя - Ричард Адамс - Страница 20

Майя с Оккулой, неся сундук, вошли в калитку и оказались в квадратном дворе, посреди которого виднелись крохотная, усаженная цветами лужайка и маленький прудик. Двор с четырех сторон окружала низкая стена с крытой галереей, куда выходили многочисленные двери и зарешеченные окна. Здесь, словно в тюрьме, Лаллок держал свой товар.

У пруда играли в мяч пять девушек. Зуно провел Майю и Оккулу в небольшую комнатку, где стояли тяжелый стол со скамьями, сундук и кровать, застланная толстым ковром и забросанная подушками. На кровати растянулась толстуха лет тридцати. Завидев Зуно, она поспешно поднялась.

Зуно уселся на скамью, налил себе вина из кувшина на столе и осведомился у толстухи:

– Варту, У-Лаллок у себя?

– Нет, У-Зуно, он в верхний город по делам уехал. Обещал завтра утром вернуться. Как в Теттит съездили?

– Спасибо, хорошо, – рассеянно ответил Зуно. – Что ж, в таком случае я тебе товар передам – вот, две девушки, получены в Хирдо от Мегдона.

– В Хирдо? – удивилась толстуха.

– Да, – вздохнул Зуно, утомленно прикрыв глаза. – Парден остальную партию приведет, как обычно. Завтра или послезавтра прибудут. О продаже чернокожей девушки У-Лаллок с сайет Домридой особо сговорились. Она из «Лилейного пруда», что в Теттите. Вот тут в письме все подробно написано, и счет прилагается.

– Да-да, от сайет Домриды девушку мы ждали. У-Лаллок уже спрашивал.

– А вторая вроде бы случайно подвернулась. Мегдон мне сказал, что немалые деньги за нее заплатил, – врет, наверное. Впрочем, он расписку предоставил. Продала ее какая-то безграмотная крестьянка, видишь, даже имени не подписала, только палец приложила. Ничего, У-Лаллок с Мегдоном сам разберется. Ну все, мне пора.

Как только Зуно ушел, толстуха недовольно повернулась к Оккуле и Майе:

– С чего бы это вас отдельно от всей партии отправили? Что произошло?

– У-Мегдон решил, что мы – товар особый, сайет, – объяснила Оккула. – Хотел, чтобы У-Лаллок сам на нас поглядел и мнение свое составил.

– Ха, по-твоему, ты – особый товар? Это почему еще? Из-за черной кожи, что ли?

– Не знаю, сайет. Я просто повторила, что У-Мегдон сказал.

– А тебя почему Мегдону продали? – обратилась толстуха к Майе. – Или какой баронишка тобой натешился, а как надоело ему, так и с рук сбыл?

От грубых слов толстухи Майя едва не разрыдалась.

– Прошу прощения, сайет, – вмешалась Оккула. – Моя подруга завтра сообщит господину У-Лаллоку все, что он пожелает узнать. Вы же сами много невольниц повидали, знаете, что они не любят о своих злоключениях рассказывать.

– Ах, какие мы нежные и важные! – воскликнула толстуха. – Я погляжу, ты много себе позволяешь!

– Я ни на чем не настаиваю, сайет, – мягко заметила Оккула, не отводя взгляда.

Толстуха достала из сундука длинную гибкую розгу:

– Видала? Будешь дерзить – выпорю.

Оккула невозмутимо промолчала. Толстуха разгневанно уставилась на нее и опустила розгу на стол.

– Ладно, пойдемте со мной, – раздраженно сказала она. – И сундук свой не забудьте.

Вслед за толстухой девушки направились по крытой галерее. Майя прихрамывала и еле поспевала. В углу одна из дверей была раскрыта. Варту пригнулась и, войдя внутрь, поманила за собой девушек.

В комнате, длиной шагов пятьдесят, на выложенном каменными плитами полу были расставлены койки, отделенные друг от друга деревянными перегородками. Три зарешеченных окна выходили во внутренний двор; в очаге горел огонь. Посреди комнаты стоял чисто вымытый стол и грубо сколоченные скамьи. Такой чистоты и порядка Майя прежде не видела.

– Здесь женщин и девушек держат, – объяснила Варту. – Койки себе сами выберете, тут пока всего пять живут. Купальня рядом, мыться обязательно. Там мыло есть и сера – вшей выводить. Ежели завшивеете, выпорю. А что у тебя с ногой? – спросила она у Майи. – Болит?

– Да, сайет, подвернула.

– Как искупаешься, придешь ко мне, я перевяжу. Если вдруг еще где болячка какая, первым делом мне скажи, я вылечу, понятно? Детей кормят отдельно, а вам еду раздают утром и вечером, стряпать сами будете, вот здесь, у очага. – Она помолчала и наставительно произнесла: – Запомните, вам очень повезло. Лаллок ценным товаром торгует, с девушками хорошо обращаются – многие говорят, что лучше, чем в родном доме. Еды вдоволь, постель мягкая, одежда красивая, вода теплая, мыло и полотенца чистые. Вы припадками не страдаете? По ночам в постель не мочитесь?

– Нет, сайет.

– Тех, кто грязь разводит или имущество портит, строго наказывают. Завтра У-Лаллок на вас поглядит, – заявила толстуха напоследок и ушла.

– Вши здесь ценные, им повезло, – передразнила ее Оккула. – С ними так хорошо обращаются, что они становятся припадочными и по ночам в постель мочатся. Ах ты, сука завшивленная! Ладно, давай на этих койках устроимся, подальше от очага. – Она потрогала тюфяк и распласталась на кровати. – Ха, правду сказала корова! Постель мягкая, удобная. Еще б поесть… Ты стряпать умеешь?

– Немного, – призналась Майя. – Смотря что.

– Вот и славно, а то я вообще не умею. Говиг не в счет, давно было. Слушай, давай в купальню поодиночке сходим? Не хочется без присмотра сундук оставлять, мало ли что за девицы здесь собрались. Ну, иди мыться.

– Нет, я подожду, – ответила Майя. – Мы же в караульной у стражников вымылись, помнишь?

– Правда, что ли? Так это когда было! Ну, как хочешь. Я пойду поплещусь, а ты пока отдохни. Полотенца наверняка в купальне есть.

Майя, оставшись в одиночестве, улеглась на кровать. Деревянную перегородку покрывала вязь выцарапанных имен, надписей и рисунков. «Мейдиса из Дарая», – медленно прочитала Майя, шевеля губами. Чуть ниже располагалось весьма откровенное изображение, подписанное: «Тилла бастает, как свинья». Разглядывая надписи, Майя задремала. Проснулась она оттого, что в комнату вошла коренастая девушка лет семнадцати, темноволосая и косоглазая, с хрустом жуя яблоко. При виде Майи она остановилась, оглядела ее с ног до головы и сердито спросила:

– Ты кто?

Майя села на краешек кровати и улыбнулась:

– Меня зовут Майя. Я из Тонильды.

– Из дельды? – ехидно переспросила девушка. – Оно и видно. А свои на полку на ночь кладешь?

Грубое, презрительное замечание невозможно было принять за шутку. «Нет, на ссору лучше не нарываться, – подумала Майя. – Она сильнее, да и подруги ее на помощь прибегут, не отобьешься».

– Ты зачем грубишь? – спросила она. – Мы с тобой обе в беду попали…

– Может, ты и попала, откуда мне знать, – огрызнулась девушка. – Забрюхатела, что ли?

– Да я не о том…

– А что в сундуке? – спросила косоглазая, подходя к кровати.

– Не твое дело, – резко ответила Майя. – Это подруги моей, Оккулы. Она сейчас вернется.

– Оккула-чпоккула, – передразнила девица тонильданский выговор Майи и плюнула в нее яблочными семечками. – Вот вернется твоя Оххала, еще не так разохается. – Она захихикала и распахнула крышку сундука.

– Не тронь, кому говорят! – выкрикнула Майя, хватая девушку за запястье.

Косоглазая оттолкнула Майю и засунула ей за шиворот огрызок яблока. Тут в комнату вошла Оккула: талия обмотана полотенцем, оранжевый метлан перекинут через руку, в другой руке – чугунная сковорода.

– Банзи, глянь, что я нашла… – начала она, окинула взглядом распахнутый сундук и косоглазую девицу, а потом посмотрела на Майю. – Что происходит? Это кто открыл?

– Она, – кивнула Майя. – Я остановить ее хотела, а она…

– Сейчас остановим, – сказала Оккула и стукнула девушку сковородой по макушке.

Сковорода отозвалась гулким звоном.

Девица пошатнулась, упала на пол, но сразу же подскочила и, брызжа слюной, ринулась на Оккулу. Подруга, стремительно швырнув Майе метлан и сковороду, храбро встретила натиск. Противницы, сцепившись, катались по полу. Тут в комнату вбежали остальные невольницы, встали в кружок и начали громкими криками подбадривать дерущихся.

Оккула, прижатая к полу, обвила соперницу руками и ногами:

– Бей ее, банзи!

Майя обеими руками ухватила ручку сковороды, замахнулась и со всей силы ударила косоглазую девицу по затылку.

В комнату вошла Варту и разгневанно спросила:

– В чем дело?

Все немедленно умолкли – видно было, что толстуху боятся.

Варту нагнулась, подняла косоглазую девушку за шиворот, без малейшего усилия отшвырнула на койку, отвесила звонкую пощечину и повернулась к Оккуле, но чернокожая девушка, опустив крышку сундука, невозмутимо надевала метлан.

– Ты что это вытворяешь? – завопила Варту.

– Одеваюсь, сайет, – ответила Оккула.

– Одевается она! – возмущенно заорала толстуха. – Ну я тебе покажу, шлюха черномазая! – Она вперила в Оккулу устрашающий взгляд, но девушка не отвела глаз. Варту отвернулась и прикрикнула на косоглазую девицу: – Поднимайся, мерзавка!

Та немедленно встала и замерла, чуть покачиваясь.

– Мне плевать, кто драку начал, – заявила толстуха. – Если б вас завтра У-Лаллоку не показывать, я б обеих выпорола на совесть. Еще раз такое повторится, я найду способ, как вас наказать так, чтоб следов не осталось. Ясно вам?

– Да, сайет, – покорно произнесла Оккула. – С вашего позволения, мне хотелось бы поставить сундук в надежное место, чтобы в него без спросу не лазили.

– Много ты о себе воображаешь! – буркнула Варту. – Ладно, отнесите сундук ко мне, заодно и еду на всех заберете. Нечего вам тут прохлаждаться.

Еды и вправду оказалось вдоволь: каждой рабыне полагалось полфунта нежирного мяса, свежие овощи, фрукты, хлеб, сыр и молоко.

– Вы такого обращения не заслужили, – проворчала толстуха. – Как поужинаете, не забудьте все прибрать, я проверю. А ты соображаешь, даром что чернокожая, – неожиданно сказала она Оккуле. – Девицы там все больше неотесанные, ты уж за ними пригляди.

– Слушаюсь, сайет, – ответила Оккула.

Полтора часа спустя Майя – чисто вымытая, одетая, досыта накормленная и с туго перевязанной щиколоткой – с наслаждением растянулась на мягком тюфяке, забыв о беде, что приключилась с ней всего пять дней назад. Как это часто случается, Оккула и косоглазая девица по имени Чийя уже успели подружиться. Чийя вызвалась состряпать ужин и рассказала, что ее привезли из Урты две недели назад, в счет оброка.

– Меня старейшина Сурдад выбрал, чтоб ему в Избоины отправиться прежде времени! А все потому, что с отцом моим не поладил. Вот меня больную-то в кандалы заковали, двадцать лиг пешком протащили. Не знаю, как не померла в дороге. А как сюда дошли, так я в бреду неделю и провалялась, потому меня еще на торги не выставили, ждут, пока сил не наберусь. Тебе-то легче будет, – заявила она, завистливо глядя на Майю. – Не понимаю, как ты здесь оказалась. У нас таких в рабство не продают. А меня в судомойки определят в каком-нибудь трактире.

Майе стало жалко бедняжку, и она предложила Чийе поужинать вместе. Косоглазая девушка с радостью согласилась. В сгустившихся сумерках девушки подтащили койки поближе друг к другу и тихонько переговаривались.

– Слушай, а почему ты Зуно ничего не рассказала про этого красавчика, как его там… ну, знатного господина, – спросила Майя Оккулу. – Может, он нас с тобой купит, если Лаллок ему предложит?

– Может, и купит, – ответила подруга. – Только я на это не надеюсь. Чего зря задумывать, если Лаллок наверняка уже решил, кому нас продать. Вдобавок хоть этот парень и знатного рода, из Леопардов, но молод еще. Такие невольниц не покупают. Да и зачем им? В столице других удовольствий хватает. А даже если и купит, вдруг война? Вот уйдет он воевать, а рабов своих продаст – и что потом делать? Нет, нам другой покупатель нужен.

– Какой?

– Ну, если повезет, то хорошо бы нас продали какому-нибудь старику, из тех, кто рабынь держит не только для постельных утех, а чтобы положение свое подчеркнуть. Такое часто бывает, я знаю. А как устроимся, можно друзьями обзавестись, связями полезными, чтобы в люди выбиться. Если честно, банзи, я точно знаю, чего мне не хочется, а не чего хочется. И красавчик этот мне совсем не по нраву – слишком уж гладкий. Ненадежно это, поверь мне. Может, я и не права, но сердце мне подсказывает – с ним жди беды. И не забывай, мы – собственность Лаллока, и с этим ничего не поделаешь. – Она повернулась к Чийе и спросила: – А что ты там говорила про эти, избоины какие-то?

– Ой, не поминай к ночи! – воскликнула Чийя, краснея. – Беду накликаешь.

– Что за проклятье такое?

– Не скажу. И никакой уртаец тебе не скажет. Забудь, что слышала.

– А как его насылают?

– О великий Шаккарн! Молчи! Нельзя об этом. Одно могу сказать – ты туда не попадешь.

Оккула задумалась, пожала плечами и шепнула Майе:

– Банзи, ты никому не говори, откуда я родом, ладно? И историю, что я тебе вчера рассказала, не повторяй.

Майя согласно кивнула.

– Ой, ты умеешь сказки сказывать? – спросила Чийя. – Как настоящая сказительница? Ты в доме утех выучилась, да?

Оккула рассмеялась и облегченно вздохнула – хорошо, что уртайка не поняла, о чем они с Майей говорили.

– О Крэн, я столько сказок знаю! – воскликнула она.

– Расскажи! – взмолилась Чийя. – Про Леспу или еще про какую богиню… – Не дожидаясь ответа, она выкрикнула на всю комнату: – Идите сюда, Оккула сказку расскажет!

Девушки, сгорая от любопытства, с нетерпением столпились вокруг странной чернокожей невольницы.

Оккула молча оглядела собравшихся и наконец произнесла:

– Ну что ж, придется рассказать. Про кого? Про Леспу?

– Да, расскажи про Леспу! – воскликнула Чийя и с горечью добавила: – Про то, как она была обычной деревенской девушкой, как все мы.

Остальные согласно зашептались, но едва Оккула начала говорить, как воцарилось молчание.