Читать книгу Майя - Ричард Адамс - Страница 16

Часть I. Простушка
11
В дороге

Оглавление

Мнение Оккулы о Зуно – впрочем, как и о многом другом – вскоре подтвердилось. Он был куда умнее Мегдона. Требовательный и беспристрастный, он тем не менее обращался с девушками примерно, ожидая взамен только беспрекословного повиновения и почтительного уважения. Девушки, став частью его свиты (как кот), должны были держать себя с подобающим приличием и достоинством, дабы не оскорбить изысканный вкус Зуно. Послушание Оккулы и ее готовность не только исполнять приказы, но и преклоняться перед мудростью решений молодого человека убедили его, что она девушка разумная, ей можно доверять.

Великолепное одеяние Зуно, его властная сдержанность и четкие распоряжения привели к тому, что девушек немедленно окружили заботой, хотя жене трактирщика и пришлось превозмогать недовольство. Впрочем, винить ее было нельзя: Оккула из шалости попросила трактирщика – он сразу же согласился – помочь ей удалить соринку из глаза, а потом вытащить занозу из Майиной ноги. Надо ли говорить, что ни соринки, ни занозы не существовало? Как бы то ни было, девушкам дали отоспаться, и Зуно послал за ними только часа за три до полудня.

Зуно с котом путешествовали в екже – легкой повозке с плетеными стенками и матерчатым навесом, на двух высоких колесах. Оккула старательно изображала неведение, хотя прекрасно понимала важность того, что Лаллоку принадлежала и повозка, и впряженные в нее рабы-дильгайцы, которые по-беклански знали только приказы и всю дорогу негромко переговаривались на своем языке.

Перед отъездом Оккула почтительно испросила у Зуно милостивого разрешения на то, чтобы их с Майей не привязывали к повозке, а позволили чинно идти рядом.

– Вам наверняка известно, мой господин, – начала она, умоляюще сложив руки и смущенно опустив глаза, – что госпожа Домрида соизволила удовлетворить мою искреннюю мольбу и согласилась продать меня господину У-Лаллоку. Достичь Беклы – предел моих желаний. А моя спутница – совсем еще ребенок. Вы удостоите меня великой чести, если примете мои заверения в нашем безупречном поведении.

– Прекрасно, – ответил Зуно, зевая. – А что у тебя в сундуке? Он тяжелый?

– Ах, мой господин, в нем только наряды и безделушки.

– Что ж, пристрой его в повозку рядом с моими вещами, – благосклонно разрешил Зуно. – И запомни мои слова: идти вы должны следом за повозкой, не отставая и не торопясь. Не болтайте и ведите себя прилично, иначе я велю вас в кандалы заковать.

– Слушаю и повинуюсь, мой господин, – смиренно ответила Оккула.

Двенадцать лиг от Хирдо до Беклы Зуно намеревался проехать за два с половиной дня. Спешки он не любил и считал, что степенное путешествие приличествует его высокому статусу. Вдобавок ритм поездки задавало и расположение постоялых дворов, где Зуно предпочитал останавливаться: сначала в Хесике, в четырех лигах от Хирдо, а затем в Накше, за пять лиг от Хесика. Как ни странно, девушки такой неспешностью были не очень довольны. Майя хотя и ощущала приступы душевной боли и тоски по дому, но благодаря неустанным заботам Оккулы чувствовала себя гораздо лучше и, вдохновленная храбростью и уверенностью подруги, стремилась поскорее увидеть Беклу. «Даже Таррин в Бекле не бывал, – восторженно думала она. – Ах, если нас с Оккулой не разлучат, может, все еще и устроится. А пока зря тревожиться незачем». В путь Майя отправилась с радостью.

Утренняя прохлада еще не сменилась полдневным зноем. Идти было приятно. Шелестела листва, из придорожных кустов вылетали юркие зяблики и серые дерновки, колеса екжи мерно постукивали. Майе хотелось идти быстрее, но Оккула молча одергивала ее, напоминая, что шагать нужно чинно и неторопливо, как того требовал Зуно.

Путь лежал через дикую, необжитую местность. С одной стороны дороги простиралась равнина, покрытая жухлой травой, кое-где виднелись рощицы и заросли кустарника. Когда-то, во времена Сенда-на-Сэя, вдоль тракта ездили стражники, охраняли путников от нападения разбойников. За шесть с половиной лет правления Леопардов дорожное полотно покрылось колдобинами и рытвинами, а путники теперь полагались только на свою охрану. Впрочем, Лаллок не жалел денег на защиту своих слуг и живого товара.

Ближе к полудню девушки своими глазами удостоверились в брезгливом безразличии Зуно к низменной опасности. Повозка подкатила к изножью пологого холма, поросшего высокими деревьями и густым кустарником. Дильгайцы умерили шаг и с усилием налегли на постромки. Тут из зарослей вышли трое мужчин злодейского вида, с тяжелыми дубинками в руках, и преградили им путь. Дильгайцы остановились. Оккула схватила Майю за руку и притянула к себе.

– Как бы беды не случилось, – прошептала чернокожая девушка. – Ты виду не подавай, что напугана, а если я велю, беги со всех ног.

На несколько секунд воцарилось молчание. Дильгайцы, будто понимая, что они интереса для разбойников не представляют, понуро замерли, как волы.

– Будьте добры, отойдите с дороги, пожалуйста, – с холодной невозмутимостью произнес Зуно.

– Вот сделаем, за чем пришли, и отойдем, – ухмыльнулся один из разбойников.

Трое оборванцев медленно двинулись к повозке. Оккула отступила на шаг и потянула Майю за собой.

– Стойте спокойно, – небрежно велел им Зуно, не оборачиваясь, и осведомился у главаря: – Позвольте узнать, вы, случайно, не у Шиона в услужении?

– А тебе какая разница? – встрял один из громил.

Главарь цыкнул на него и ухмыльнулся:

– Позволить-то мы тебе позволим, господинчик, а вот отвечать на твои бастаные вопросы не собираемся.

– Правда? – любезно уточнил Зуно. – В таком случае разрешите мне показать вам кое-что любопытное.

Снисходительная невозмутимость молодого человека повергла разбойников в некоторое недоумение, и они молча ждали, пока он не достанет что-то из-под сиденья повозки.

– Ах, да вот же оно! – пренебрежительно промолвил Зуно и с некоторым отвращением помахал рукой. – Видите? Жетон, выданный Шионом в Бекле лично господину У-Лаллоку в знак безопасного пути по означенной дороге. Если вы действительно состоите у Шиона на службе, то жетон этот вам знаком. А если не состоите, то я настоятельно советую вам поскорее отсюда убраться, потому что дорога эта находится во владении Шиона.

Главарь уставился на жетон. Майя так и не поняла, признали разбойники знак или нет, но заметила, что они встревожились и, недовольно ворча, освободили путь. Зуно с нарочитой медлительностью опустил жетон в мошну, спрятал ее под сиденье, уселся поудобнее, щелкнул пальцами и велел рабам:

– Вперед! И поосторожнее, на ухабах не трясите!

Майя шла по той стороне дороги, где сгрудились разбойники, и ступала, не поднимая глаз, боясь, что на нее вот-вот обрушится удар дубины. Даже Оккула дышала тяжело. Однако ничего не случилось. Чуть позже девушки набрались смелости и украдкой оглянулись, но позади уже никого не было.

– Уф, никогда не думала, что буду благодарна мужчине, а тем более – одуванчику, – прошептала Оккула, утирая вспотевший лоб. – Да, умен он, ничего не скажешь. Ты хоть поняла, банзи, что разбойники на нас зарились? Видела, как они на тебя уставились? Ох, Крэн и Аэрта, как я рада, что не пришлось под этих оборванцев ложиться!

– Они что, хотели…

– А что такого? Не горло ж перережут, – отшутилась Оккула. – Но тогда мы бы в Беклу не попали, так бы и сидели в какой-нибудь дыре. Нет, я придумаю, как нашего Зуно отблагодарить, не сомневайся.

После полудня Зуно велел свернуть с дороги и остановил повозку на опушке падубовой рощицы, где среди осоки и лиловых свечек плакун-травы журчал ручеек. Над водой носились сверкающие стрекозы; остро пахло мятой. Зуно накормил кота, вручил девушкам еду – хлеб с сыром – и велел им удалиться, а сам расстелил на траве накидку и улегся вздремнуть в тенечке. Только Оккула с Майей отошли шагов на двадцать, как Зуно приподнялся на локте и крикнул им вслед:

– Далеко не уходите, я вас дважды звать не буду.

– Мы по первому зову придем, мой господин, – почтительно заверила его Оккула.

Девушки двинулись вниз по ручью, почти пересохшему от жары, – в русле остались лишь мелкие озерца, глубиной от силы по пояс, разделенные узкими полосками гальки, через которую перекатывалась блестящая пленка воды. Из рощи доносились трели дамазина. Полуденный зной обжигал.

– Давай искупаемся, – предложила Майя. – Поесть мы всегда успеем.

– Иди пока сама, – ответила Оккула. – Я к тебе чуть позже присоединюсь. Дильгайцев не бойся, они подглядывать не будут. А если вдруг кого увидишь, как вот сегодня утром, не прячься, а кричи что есть мочи и беги со всех ног к нашему господину кошатнику, понятно? – Она расцеловала Майю в обе щеки и скрылась в камышах.

Майя, успокоенная привычным одиночеством и журчанием воды, быстро сняла платье, забралась в самое глубокое озерцо и сделала пару гребков, хотя на мелководье плавать было неудобно. Потом она вылезла на противоположный берег и с удовольствием растянулась у воды, слушая песню дамазина и наслаждаясь прохладным течением ручья.

– Меня красавицей считают, – пробормотала она. – Что ж, может, мне и впрямь повезло.

В своей наивности Майя никогда не задумывалась о будущем, довольствовалась настоящим, и в тот миг ей и правда казалось, что она счастлива: какие бы беды ни сулила ей судьба, в конце все будет хорошо.

Чуть позже она лениво плеснула воды себе меж грудей, приподняла их, сжала, так что вода лужицей собралась в ложбинке, и отпила, а потом решила проверить, куда делась Оккула. «Чем она там занимается? Надо ее найти и заставить искупаться», – подумала Майя, надела сорочку и пошла вверх по ручью, туда, где подруга скрылась в камышах.

Через минуту Майя встревоженно замерла и прислушалась: издалека доносился ровный, уверенный голос Оккулы, будто она что-то неторопливо рассказывала.

Майя подкралась поближе, но подруги не увидела, только слышала ее размеренную речь:

…И когда она вошла в пятые врата,

С пальцев ее сняли золотые перстни.

«О, что это вы со мной делаете?»

«Всесильны законы подземного мира, о Канза-Мерада,

Смирись и молчи…»


Оккула, продекламировав две последние строки, неожиданно встала в полный рост, раскинув руки, спиной к Майе. Подругу Оккула не замечала. Немного помолчав, она снова опустилась на колени, а потом распростерлась на траве, прижав ладони ко лбу.

И когда она вошла в шестые врата,

С груди ее сняли драгоценное ожерелье.

«О, что это вы со мной делаете?»


Оккула еще раз поднялась и вгляделась в деревья, будто отвечая невидимому собеседнику:

«Всесильны законы подземного мира, о Канза-Мерада,

Смирись и молчи…»


Чернокожая девушка говорила глубоким, низким голосом, будто играя роль. На щеках Оккулы блестели слезы. Она снова опустилась на колени, всхлипнула и произнесла:

И когда она вошла в седьмые врата,

С тела ее сняли роскошное одеяние владычицы.

«О, что это вы со мной делаете?»


Оккула опять поднялась, содрогаясь от рыданий.

«Всесильны законы подземного мира, о Канза-Мерада,

Смирись и молчи…»

И по слову темных судей, что истязает душу,

Канза-Мерада, великая богиня, стала трупом,

Поруганное тело повесили на крюк…


Скорбь Оккулы была такой неподдельной, что Майя не выдержала, бросилась к подруге и схватила ее за руку.

Оккула гневно сверкнула глазами:

– Ты что здесь делаешь? Я же тебе велела меня у ручья дожидаться!

– Ах, не сердись, – взмолилась Майя. – Я не хотела тебя обидеть. Просто ты так терзалась, что мне страшно стало. Что случилось? Это молитва такая, да? Я слышала, как ты взывала к Канза-Мераде…

Оккула молча огляделась, будто приходя в себя.

– Прости меня, банзи, – наконец промолвила она. – Ты ни в чем не виновата. Я же сама обещала за тобой присматривать, вот богиня тебя и послала ко мне…

Майя расхохоталась.

– Нет, я не над тобой смеюсь, – объяснила она. – С чего бы это твоей богине меня тебе посылать?

Оккула ничего не ответила.

– А что дальше с Канза-Мерадой случилось? – торопливо продолжила Майя. – Ты такие ужасы сказывала, про темный мир… Как-то грустно все это.

– Сейчас не время, конечно, – рассеянно пояснила Оккула. – Это зимний ритуал богини. Надо бы на теджекском, только я слова забыла, теперь мне по-беклански легче говорить.

Помолчав, она прошептала:

Канза-Мерада великих небес возжелала,

Великих недр возжелала.

Подземного мира всесильны законы,

Вековечны ему приношенья…


– А как она умерла? – спросила Майя. – Ну, ты же только что сказала, что она стала трупом?

– Богиня ради нас с жизнью рассталась, добровольно приняла страшные муки.

– А потом? – не унималась Майя, будто чувствуя, что история еще не закончена.

– Через три дня и три ночи… Ах, банзи, долго рассказывать, – вздохнула Оккула. – А дальше было вот что:

…Обесчещенный труп шестьдесят раз живой водой омыли,

Шестьдесят раз живую траву к нему приложили.

Канза-Мерада встала,

Канза-Мерада из подземного мира вышла,

И малые демоны за ней по пятам…


Ну а после этого она долго бродила по миру… Ой, банзи, всего не пересказать! Долго ли, коротко ли, Канза-Мерада возродилась, обрела спасение, понимаешь? Вот и меня богиня спасет! Я все, что угодно, ради этого сделаю и тоже спасение обрету.

– Все, что угодно?

– Да, все, что угодно, вопреки всему.

Оккула сжала Майину ладонь и с невыразимым отчаянием взглянула на подругу. Майю это напугало – она привыкла к невозмутимости и уверенности своей чернокожей приятельницы.

– Да, конечно, – пробормотала Майя. – Конечно, ты обретешь спасение. Только что ты для этого сделать должна?

– Возвращайтесь к повозке, нам в путь пора, – раздался голос Зуно.

– Доешь-ка свой хлеб с сыром, – велела Оккула Майе. – До Хесика еще далеко, успеешь проголодаться.

Майя

Подняться наверх