Читать книгу Созвездие разбитых сердец - Ричард Брук - Страница 6

В кардионеврологическом корпусе их не пропустили дальше регистратуры – забрали принесенные вещи и дали от ворот поворот:

– Пациент в реанимации, туда нельзя. Нет, посидеть в коридоре тоже нельзя…

– Почему?! Что за идиотские правила?! – Бердянский так и нарывался на скандал, и Марии снова пришлось выступить в роли дипломата:

– Простите, он очень расстроен… А когда мы сможем навестить Андрея?

– Расстроен! Тут все расстроены! – хмыкнула строгая женщина в белом халате, сидящая за конторкой. – Это не повод себя неприлично вести!

– Простите… Так когда можно придти?

– После стабилизации состояния пациента. Вот как переведут в интенсивную терапию – приходите в часы посещений!

– А скоро его переведут?

– Это уж как Бог даст, девушка! Звоните, уточняйте состояние… – женщина шваркнула на стойку листок с телефоном справочной.

– Спасибо, вы нам очень помогли…

– Да что ты перед ней приседаешь! – вспылил Павел. – «Порядок» у них! Как же, порядок… Без денег они и пальцем для тебя не пошевелят! Зато стоит заплатить – как все чудесно меняется! И укольчик тебе лишний сделают, и сигарет принесут тайком, и в задницу поцелуют… И в реанимацию на самом деле можно, просто – плата по таксе!

– Нет, ну надо же, скандалист какой! – женщина поднялась со стула и протянула руку к «тревожной кнопке». – Тебе самому лечиться надо, в психиатричке! Девушка, давайте, уходите, и этого с собой заберите, пока я охрану не вызвала! Не мешайте работать!

– Да, да… конечно… Мы уже уходим, извините. – Мария не имела ни малейшего желания проводить в больнице даже лишнюю минуту и, поспешно спрятав листок с телефоном в карман, потащила Бердянского к выходу…

Женщина проводила их сердитым взглядом, остальные двое-трое посетителей, ставших невольными свидетелями инцидента, тоже осуждающе покачивали головами.

Марии было стыдно, зато Бердянскому – море по колено. Но стоило им оказаться на улице, где небо снова нахмурилось, и заморосил дождь, Павел сразу сник. Он выглядел таким несчастным – просто убитым – что у Марии язык не повернулся выговорить ему за дурацкое поведение… тем более, что ей сразу же ярко припомнился недавний поцелуй в машине. У нее даже губы заныли от желания немедленно повторить, и на сей раз не останавливаться на поцелуе…

«Стоп-стоп-стоп… Ты, Маша, окончательно рехнулась, поздравляю!» – она вздохнула и постаралась направить свои мысли к работе, к самым прозаическим и неприятным предметам, вроде предстоящей беседы с Вишняускасом по поводу прогула.

«Надо срочно позвонить, предупредить Илону, рассказать, что случилось… Может, мне повезет, и признают форс-мажор…» – перевела дыхание и, пользуясь тем, что они все еще стояли под козырьком подъезда, прячась от дождя, и стараясь говорить самым нейтральным тоном, обратилась к Бердянскому:

– Паш, у тебя ведь есть сотовый?.. Дай, пожалуйста… мне один звонок сделать, на работу, а то уволят ведь…

Вместо того, чтобы достать телефон, Павел повернулся к ней, взял за плечи и спросил:

– Выпить хочешь?

– Что?

– Давай вместе выпьем… Мне это сейчас надо. Правда.

«Тебе надо – ты и пей, а мне надо на работу!» – был бы самый правильный и достойный ответ, после чего следовало столкнуть руки Бердянского со своих плеч и гордым шагом двинуться к метро… Увы, Мария привыкла быть с собой честной, и понимала, что хочет вовсе не на работу, а быть с Павлом, и выпить, кстати, точно не помешает.

– Хорошо, давай выпьем… но тогда мне тем более надо позвонить.

– Лучше я сам позвоню. – он по-хозяйски взял ее за руку и повел к машине.

– Павел!.. Куда ты позвонишь?..

– В театр. Ты же туда хотела, верно?.. Позвоню и сам все объясню.

– О, нет, нет! Только не это! – Мария пришла в ужас, представив его «объяснения» – вот после них точно можно будет попрощаться с остатками репутации. – Если хочешь выпить со мной, то дай мне телефон.

– Ладно, в машине дам… – он усмехнулся и покрепче сжал ее руку – так что она чуть не застонала, и вовсе не от боли. – Умеешь убеждать.

Едва они оказались в укрытии, в полутемном салоне «ауди», Павел вставил ключ зажигания, повернул и, пока грелся мотор, потянулся к Марии с той же нетерпеливой жадностью:

– Иди ко мне!..

Правильным поступком было бы упереться кулаками ему в грудь и ледяным тоном потребовать телефон – под угрозой выхода из машины, но Мария чувствовала, что хочет Бердянского так же сильно, как он ее… Перед этим желанием меркло все остальное, и вместо того, чтобы сопротивляться, она обняла Павла и позволила его языку скользнуть к ней в рот. Одновременно Павел начал расстегивать на ней джинсы, несколько секунд – и вот уже рука мужчины у нее под нижним бельем…

– Паша!.. – она задохнулась, но ничего не могла поделать со своим телом, жадно отозвавшимся на неожиданную ласку. Длинные теплые пальцы Бердянского касались ее в точности там, где больше всего хотелось, с нужной силой, в идеальном ритме… он как будто заранее изучил ее реакции, и с уверенностью виртуоза следовал рисунку эротического танца. Да еще и продолжал целовать, терзая губы, лаская языком, и почти не давал вздохнуть.

Чувствуя, что если Павел не прекратит сладкую пытку, то за пару минут легко и непринужденно доведет ее до оргазма, Мария попыталась перехватить инициативу, чтобы не сразу сдаться на милость победителя. Вслепую нащупала ремень, ширинку на джинсах… и внушительного размера член, стоящий так, что это можно было считать комплиментом.

Тут Павел наконец-то оторвался от ее губ и возбужденно прошептал:

– Не надо! Я кончу!

– Тогда ты… ты тоже… перестань… – прошептала Мария в ответ, и, собрав остатки силы воли, сдвинула бедра и заставила его убрать руку из ее трусов. – По… поедем?..

Пару секунд он смотрел на нее блуждающим взором, мало что соображая, потом, немного совладав с возбуждением, спросил:

– К тебе или ко мне?

– Лучше ко мне. – она понятия не имела, где проживает Бердянский, но до ее дома было всего несколько минут на машине, и Павел тоже об этом знал.

– Поехали.

– Только не гони, ради Бога!.. – в предлагаемых обстоятельствах просьба была столь же бессмысленной, как намерение получить бесплатный билет у спекулянта в день премьеры, но попытаться все же стоило.

– Что, скорости боишься? – усмехнулся Бердянский и, не без усилия застегнув молнию на джинсах, заново завел мотор (благополучно заглохший, пока они целовались) и вырулил с парковки.

– Не скорости, а идиота-лихача за рулем… и попасть хочу в постель, а не на больничную койку.

– Да, тут ты права… на больничной койке страшно неудобно трахаться. – с видом эксперта по экстремальным видам секса заявил Павел. И тут же увел разговор в прагматическое русло алкогольных предпочтений:

– Ты что пить будешь? Дома у тебя есть что-нибудь крепче чайной заварки?

Мария мысленно пошарила по своему кухонному буфету и, покраснев, призналась:

– Вообще-то у меня только чай, кофе и чайный гриб… а, ну еще есть полбутылки абсента, ты такое пьешь?..

– Ого! – Бердянский как-то по-новому взглянул на свою спутницу и потенциальную собутыльницу. – Ты знаешь, как правильно пить абсент?

– Знаю… – Мария скромно потупилась, припомнив первый опыт общения с «зеленой феей», проведенный в компании Хулио… Мастер-класс в исполнении испанца пошел «на ура», да и секс потом был просто улетный… во всех смыслах. Но сообщать Бердянскому столь интимные подробности она не планировала.

– Хм… интересная у тебя, наверное, жизнь была до нашего театрика… В баре, что ли, работала?

Неожиданно Марию задело это предположение – она что, в самом деле похожа на барменшу?.. – и ответ вышел весьма сухим:

– Никогда в жизни не работала ни в баре, ни в подобных заведениях… если не считать вашего кафе, но это не надолго.

– Да? А где же тогда так ловко научилась с подносом рассекать? У тебя баланс идеальный… Неужто в цирке? – слегка поддразнил ее Павел, но тут же словно сам себя одернул:

– А, впрочем, неважно… Главное, что у тебя еще и чайный гриб есть – лучший опохмелятор после рассола и кефира…

Мария усмехнулась, слегка ущипнула его за руку – и решила, что обижаться глупо: ведь Бердянский ничего о ней не знал, и впервые увидел в форме официантки… Намного хуже было то, что она, кажется, вообще не очень могла на него сердиться, чтобы он ни вытворял.

С больничной территории они выехали на Ленинский, в этот утренний час весьма оживленный, и Бердянский газанул, пересекая наискосок поток машин, чтобы успеть к ближайшему развороту. Ему кто-то бешено просигналил, он в ответ сам вмазал по клаксону и показал в окно весьма непристойный, но красноречивый жест – как в крутых американских боевиках.

На вираже Марию снова вдавило в кресло.

– Паша!.. – она вцепилась пальцами в края сиденья, борясь с искушением крепко зажмуриться, но испугаться по-настоящему не успела.

– Что, Маша? – в тон ее возгласу ответил Бердянский, ловко уклонился от столкновения, а, развернув машину в сторону центра, сунул руку в карман куртки и жестом фокусника извлек мобильный телефон. Протянул ей, но тут же отдернул руку назад:

– Погоди, заблокирован, сейчас пин-код вобью и отдам… Пользоваться-то умеешь?

Мария снисходительно посмотрела на него и заявила:

– Молодой человек, у меня был сотовый еще в те времена, когда в этой богоспасаемой стране сотовым был только мёд… Я год прожила в Испании…

Бердянский прыснул от смеха, потом вновь глянул на Марию с острым интересом:

– Я тоже в Испанию ездил. Пару раз с гастролями, но это было… давно. А этим летом в Барселону летал, брал там несколько уроков фламенко для одной новой постановки… Сильная у них школа…

– В Барселону? Не в школу Жорди Морено, случайно?.. – невольно воскликнула она и прикусила язык, но поздно… незачем, ох, незачем было заговаривать про Испанию, да еще обнаруживать свои познания в танцевальной культуре:

– Я… я просто была там на концерте его труппы… А что у вас за спектакль с испанскими танцами? – Мария попыталась прикрыть свой прокол чисто зрительским любопытством.

– Неа, я на фестиваль приезжал, видел как выступал театр фламенко Антонио Гадеса… там и мастер-классы брал… Мы тут хотим на Лорку замахнуться, поставить «Кровавую свадьбу»… только тссс, не растрепи раньше времени, сглазишь…

Час от часу не легче. «Bodas de Sangre», La Novia – роль ее мечты. Роль, которую она получила в «Музеоне», и которую сыграла бы уже этим летом, пока Театр Музыкальный драмы и Комедии, где работал Бердянский, только собирался бы с мыслями… если бы не та история со спонсором… если бы Козлевский не выставил ее из труппы…

Мария поднесла руку ко рту, с трудом проглотила подступившие слезы.

– Эй, тебя укачало, что ли? – Павел сам, без просьбы с ее стороны, сбросил скорость и прижался к тротуару, намереваясь притормозить, если понадобится.

– Нет, нет, все нормально… – она через силу улыбнулась. – Не волнуйся… в смысле, я про ваш спектакль… никому не скажу… но знаешь, Лорка – сложный автор, почти непереводимый… его почти нереально поставить в наших условиях. В Испании есть Гадес, Морено, а у нас кто?.. Актеры театра «Ромэн», в основном…

– Так в том-то и фокус весь, что нету у нас таких вот спектаклей, не ставит никто! Но идея-то классная! Это же какое потрясное шоу можно сделать! Вся Москва у нас будет! – светлые глаза Павла фанатично вспыхнули. – А ромалы пусть свою цыганочку в ресторанах пляшут…

Он снова разогнался, и, уверенно проскочив поворот на Полянку, притормозил у светофора перед мостом. Свернул на набережную, зарулил к новенькому супермаркету с гордым названием «Эльдорадо».

Мария наведывалась туда всего несколько раз, из чистого любопытства, и поняла, что название вполне оправданно ценниками… Нужно было быть владельцем золотого рудника или нефтяного месторождения, чтобы позволять себе каждодневные покупки в этом пафосном магазине.

То ли месье Бердянский очень хорошо зарабатывал на артистической халтуре, то ли по-гусарски выпендривался перед новой любовницей, но Мария дипломатично не стала гасить его порыв…

– Ты звонить передумала или как?

– Нет, Паш… прости… Я тормоз. – она стала сосредоточенно набирать номер, что не помешало Павлу говорить и забрасывать ее вопросами:

– Давай я тебя тут оставлю, а сам быстро сгоняю за винишком… Тебе что взять? Красное, белое… или водку, судя по абсенту? А сок какой любишь?

– Мартини или любой другой вермут. Сок апельсиновый и… если найдешь, горький тоник. Идеальный коктейль.

– Хм… мадам знает толк в… Ладно, я мигом! – он выскочил из машины, даже не потрудившись вынуть ключ из замка зажигания, и пружинистой походкой направился к дверям супермаркета, сунув руки в узкие карманы джинсов, отчего те натянулись еще сильнее и подчеркнули поджарую крепкую задницу.

Мария проводила его взглядом и не смогла сдержать горячую дрожь, когда представила, что очень скоро это потрясающее, шикарное тело гимнаста и атлета окажется в ее объятиях, без всякой одежды… и она сможет рассмотреть его полностью, как шедевр Микеланджело или Родена… и почувствовать в себе…

«О Боже… я чокнулась… это просто неприлично – так хотеть почти незнакомого мужика!.. Сама виновата, шесть месяцев полного воздержания – не очень весело… Все… надо позвонить…»

Номер пришлось набирать три раза, прежде чем она смогла попасть подряд во все нужные кнопки. Слава Богу, на звонок ответила Илона, а не Вишняускас.

– Маш, ты что, совсем оборзела?.. Ты на часы, вообще-то, смотришь?! Я уж не знаю, как извернуться, как твою жопу перед Эдуардом прикрыть! – начала возмущаться напарница, но, едва услышав о несчастье, произошедшем с Андреем Петренко, мгновенно сменила гнев на милость – и разразилась настоящими причитаниями… Мария была почему-то рада убедиться, что Андрея любят и ценят не только актеры труппы, но и те, кого принято называть техническим персоналом.

Она рассказала Илоне, в какую больницу отвезли Петренко, и сразу же договорилась с ней о совместном посещении, как только Андрею станет лучше, и он окажется в обычной палате.

***

Павел бывал в «Эльдорадо» достаточно часто, чтобы быстро сориентироваться, и сразу направился в отдел алкоголя, прихватив по пути тоник и пару пакетов сока. Он положил в корзинку большую бутылку вермута, себе взял водку «Абсолют», потом все-таки заскочил в кулинарию и затоварился парочкой роскошных салатов и свежей мясной нарезкой. Напоследок прихватил два крупных апельсина, ветку винограда киш-миш и коробку пирожных, уже на кассе вспомнил про сигареты и презервативы.

Для полноценного свидания не хватало только веника из роз или хризантем, но он считал, что дарить цветы перед сексом – это немыслимая пошлость. Впрочем, отдариваться срезанными растениями после секса он полагал еще более пошлым… и ненужным, даже если было за что благодарить.

Мысли о предстоящем свидании снова разбередили приутихшее было желание, жаркий прилив крови к паху тут же поднял член до состояния почти полной боевой готовности. В горле внезапно сделалось сухо, как будто то, чем он собирался заняться в самое ближайшее время с раскованной красавицей, должно было случиться с ним в первый раз. Определенно, в этом переживании было что-то волнительно-новое… и да, она возбуждала его с первого момента, когда подошла к нему в короткой юбочке, маня стройными ногами невероятной длины, гибкой талией и высокой грудью приличного размера, чьи соблазнительные контуры не смогли исказить даже форменная блузка и дурацкий галстучек…

Воображение во всех подробностях рисовало ему жаркие и бесстыдные сцены, как именно они займутся любовью, что он захочет ей предложить, что испытает, когда она согласится сделать все, что ему подскажут фантазия, желание и опыт…

Пульс у него разогнался, как на тренажере, эрекция стала почти болезненной – и, быстро расплатившись с невероятно медлительной кассиршей, Павел подхватил пакет и ринулся на волю, к Маше, такой живой, горячей… и восхитительной на вкус…

Поцелуев взасос или даже минета будет мало, критически мало для утоления такого сильного желания. Только полностью овладев ее телом, проникнув в нее, слившись воедино, он сумеет забыться, отогнать прочь незваную гостью, страшную черную тень, не дотянувшуюся до него пять лет назад, но явившуюся сегодня за Андреем…

Она уже пообщалась с театральным начальством, наверняка сообщила про Петренко, но спокойно сидела на своем месте, и явно ждала его, не пыталась соскочить, сбежать, сославшись на гнев Эдички-«педички», как давно за глаза, а иной раз и в глаза театральная братия именовала «главного по тарелочкам» в «Синеве». Бердянский рывком открыл заднюю дверь, поставил звякнувший пакет на сиденье и, запрыгнув за руль, нетерпеливо велел:

– Ну, теперь ты командуй, штурман, показывай, куда ехать?

– Штурман из меня – как из одной вещи пуля, а живу я в том же переулке, что и Андрей. Через два дома, около посольства Омана. Сообразишь, как проехать? – она положила мобильный телефон в карман его куртки… и вдруг прижалась головой к плечу, глубоко вдохнула запах Павла – смесь французского одеколона, табака, кожи и еще чего-то странного, похожего на театральный грим… или редкий, дикий цветок из тропического леса.

«Боже… Бердянский… Это же мой Бердянский, гимнаст из цирка… Я, наверное, сплю… но какой это классный сон…» – она прижала губы к его шее и ощутила, как Павел вздрогнул…

– Эээ… быстрее всего было бы сразу повернуть направо, но там «кирпич», одностороннее движение, видишь знак? Поехали кругом, бешеной собаке семь верст не крюк! – лихорадочно выкрутил стартер, сдернул передачу с нейтралки и втопил педаль газа в пол. «Ауди» обиженно рыкнула и почти прыгнула с места в карьер, выдавая нетерпение своего владельца.

«Так… спокойно приятель, а то нырнем с парапета в канал и нахрен утопимся… спокойно… тут езды – от силы три минуты… потерпи, дружок…» – увещевал он своего бойца, готового к марш-броску, а сам при этом улыбался Марии, стараясь не превращать маску светской любезности в оскал голодного зверя… Черная тень все еще касалась его между лопаток, и прогнать ее могли только женские руки, такие белые и ласковые…

***

Мария и Павел толком не помнили, как оказались на этаже, после того, как в тесном лифте вновь набросились друг на друга с жадными поцелуями… На лестничной площадке они едва не сбили с ног соседку, как назло, вышедшую на дневную прогулку со своей клюкой, собакой и авоськой.

– Батюшки святы, осторожнее, молодежь!.. – заворчала старушка, а собака залилась сердитым лаем. – Смотрите, что ль, по сторонам, куда вас только чёрт несёт?! Ни стыда, ни совести у вас нет! Бесстыдники, тьфу!

– Извините… – рассеянно пролепетала Мария, дрожащими руками пытаясь открыть замок – это удалось бы сделать быстрее, если бы не Павел, прижимавшийся к ней сзади и не согласный отпустить хотя бы на миллиметр.

– Паша!.. – замок щелкнул, дверь подалась, но злобная старушенция успела пустить в спину парфянскую стрелу:

– Пааша! Раньше-то Хулио был, а потом еще Виталик… Бессовестная! Куда только мать твоя смотрит!..

– Идите уже, бабуля, лифт уедет! – Павел отмахнулся от этой дряхлой носительницы замшелой советской морали, и, едва дверь открылась, буквально на руках внес Марию в ее дом. В темной прихожей на него пахнуло кофе, ванильным табаком и… чем-то или кем-то меховым… но сейчас больше всего он желал впитывать только ее запах – запах страстно желаемой женщины, готовой принять его.

– Мииааау! – донеслось откуда-то сверху, с полки для шляп, потом нечто огромное завозилось, развернулось, поднялось на лапы – и два ярких, янтарно-желтых глаза пристально уставились прямо в глаза незваному гостю.

– Знакомьтесь… Урфин – это Павел, Павел – это Урфин… – Мария торопливо представила кота и мужчину друг другу, а сама, кое-как скинув ботинки и пальто, отобрала у Бердянского пакет и поспешно пробралась на кухню.

– Маааау, – басовито пророкотал Урфин, и прежде чем Бердянский успел опомниться, тушка весом по меньшей мере килограммов в семь приземлилась ему на плечи, утопив в коже куртки острые когти…

– Уау? – раздалось теперь уже над ухом, и Павлу послышался в этом мявке что-то нелюбезное, вроде – «Какого хрена?»

– Паша, прости пожалуйста! – крикнула Мария из кухни. – Гони его… он просто не любит чужих мужчин…

– Аааа… это тот самый дракон, что стережет принцессу в башне и жрет неправильных принцев? – к счастью, Мария освободила его от пакета, и, действуя обеими руками, он стащил нахального котяру со своей шеи и, крепко зафиксировав перед собой, свирепо сузил глаза:

– Я тебя не боюсь, хищник ты рыжемордый! Я те не Хулио какой-то там… а Бердянский! Слыхал?

– Мрррррааааууу! – завопил кот, явно желая сказать – «Я вас презираю, Бердянский!» – и начал выкручиваться из захвата, давая понять, что дорого продаст свою пушистую шкуру.

– Ах ты, засранец! Брысь отсюда! – решив, что располосованные запястья ему совершенно ни к чему, Павел отбросил кота в сторону кухни. Урфин мягко приземлился на все четыре лапы, брезгливо отряхнулся и с неожиданной грацией поскакал на кухню, где закатил хозяйке форменную истерику…

– Сейчас, мальчик, сейчас… Полсекундочки… – Мария спешно открывала баночку с консервированной форелью, и, выкладывая розово-серебристое содержимое в хрустальную миску, виновато улыбнулась Бердянскому, вошедшему на кухню вслед за котом:

– Я его покормлю, иначе он не даст нам… ммм… будет мешать.

– Уау-Уау, -мстительно подтвердил Урфин и, вспрыгнув на стол, принялся жадно есть, то и дело поглядывая на незнакомца, что без приглашения вторгся на его территорию.

– Угу… главное, чтоб в ботинки мне не нассал из мести. Нассыт – пожалеет, что такой рыжий на свет родился… – Павел стянул и кинул на табурет куртку, расстегнул рубашку, подступив к пакету, принялся выгружать содержимое на свободную часть стола, и проворчал, подозрительно косясь на мохнатую тушку в непосредственной близи от продуктов:

– Он у тебя что, не может есть на полу, как нормально воспитанное животное?

– Так, Бердянский… – Мария с неожиданной силой схватила Павла за запястье и развернула к себе. – Слушай и запоминай. Во-первых, мой кот живет со мной уже пять лет, а тебя я знаю всего неделю. Во-вторых, он не «животное», а мой друг и член семьи, и это его дом. В-третьих, он очень умный, и если захочет отомстить – найдет для этого менее вульгарный способ, чем ссать в ботинки. И в-четвертых – я сама тебе туда нассу, если ты его когда-нибудь хоть пальцем тронешь… Понятно?

Пока Мария распекала его с нешуточным и непритворным гневом, Павел, едва слушая, пожирал ее жадным взглядом, и, улучив момент, сам поймал и сжал тонкое запястье:

– Ууу… тигрица ты моя свирепая… ну, прости, не знал, что он тут главный квартиросъемщик…

– Павел, я совершенно серьезно…

– Ладно, пусть жрет и к нам не лезет, это все, что я от него хочу в данный момент… А демаркационную линию мы как-нибудь потом проведем… Маш, хватит, иди ко мне! – он потянул ее за собой, туда, где можно было, наконец, оставить все суеты этого непростого утра и забыть обо всем на свете, включая рыжего разбойника…

Она подчинилась, обнялась с ним и дала увлечь себя в спальню. Захлопнув дверь, Бердянский накинулся на Марию, сжал крепко, до боли, и, обжигая ей шею своим дыханием, принялся стягивать с нее блузку и джинсы…

Кивнул вниз:

– Помоги… – она легко расстегнула на нем ремень, но не сразу справилась с тугой верхней пуговицей и молнией, и Павел, действуя одной рукой, все сделал сам.

Мария вышагнула из упавших на пол джинсов, сбросила блузку и осталась в одном белье… вместо того, чтобы прижаться к любовнику, она вдруг отступила назад и впилась в него восхищенным взором, не зная, как выразить словами, насколько он ей нравится, и смогла только выдохнуть его имя:

– Паша!..

Довольный произведенным эффектом, он хищно улыбнулся и ловким отточенным движением стриптизера оголил торс – потянул рубашку вниз, а затем резко распахнул… Качнул бедрами, чтобы джинсы сползли чуть ниже, но не упали, и тут же, быстро выстрелив руками вперед, заарканил Марию рубашкой и притянул к себе, как законную добычу…

Она застонала и обхватила его за бедра, он припал губами к ключице, медленно, широко провел языком вверх, вынудив любовницу запрокинуть голову и полностью открыть шею для его жадного рта…

Мария переступила, шире раздвинула ноги и сама двинулась ему навстречу, плавно, как в румбе или ламбаде, низом живота потерлась о его член, прижалась теснее, и снова потерлась, так что он смог ощутить ее влажный жар…

Бердянский сдержанно застонал, переместил одну руку на ее ягодицы и притиснул еще сильнее, а второй уже нащупал застежку у нее на спине. Через секунду бюстгальтер полетел куда-то в сторону… Ладонь Павла скользнула по лопатке, поднялась вверх, лаская, легла на плечо – и спустилась к желанным полушариям груди.

– Какая ты!.. – мягко сжимая обе груди, он жадно приник ртом к острому соску, вобрал вкус своей новой женщины, вдохнул свежий и теплый запах ее кожи… Член уже изнемогал в тесных плавках, истекал смазкой, а дразнящий запах Марии призывал, упрашивал взять ее быстро, жадно…

– Паша… Пашенька, пожалуйста… – едва не всхлипывая, зашептала она, накрыла ладонью его член и наконец-то полностью высвободила из трусов. – Я умру, если ты меня сейчас же не… трахнешь!…

– Трахну!.. Хочу… хочу тебя всю… – прошептал куда-то в шею, под роскошную темную волну волос, пахнущих цветами и морем… Подхватил ее под бедра, и, развернув, опустил бережно на постель. Провел ладонями вниз, стащил с нее промокшие трусы, устраняя последнюю преграду, и чуть отстранился, спешно избавляясь от всего лишнего… Мария протестующе застонала, и он, горя таким же нетерпением, приник к ней, властно раздвинул бедра, потерся головкой члена о текущий вход, и… со стоном вошел, лег сверху, резко двинул бедрами раз, другой, третий, врываясь в податливое, полностью раскрытое для него тело…

Мария обхватила его руками, ногами, губами нашла его губы, она отвечала заданному ритму точными, плавными движениями, и, чувствуя, как напряженный член глубоко и сильно входит в нее, выстанывала:

– Паша!.. Паша!.. – и Павел впервые узнал, как дико его может возбуждать звук собственного имени… не меньше, чем восхитительно тесные и горячие створки, что обнимали его бойца…

– Ммммм… ооооо… дааа…. дааа…. ты моя…. моя хороошая… – его басовитый голос стал совсем низким и вибрировал в такт, прокатываясь по всему телу, передавая ей сладкую судорогу…

– Боже, я сейчас кончу, Паша… – прошептала она и в следующую секунду так сжалась вокруг него, и еще раз, и еще, с громкими стонами, истекая, и призывая его:

– Паааашааа!.. – что ошибиться в природе ее наслаждения было невозможно. За пару минут он довел свою женщину до сильнейшего оргазма… всем собой… не одним только членом… И тут же сам ощутил, что вот-вот прольется, запоздало дернулся назад, но она удержала, не выпустила бойца, пожелала пленить его полностью… и Павел, низко рыча, кончил в нее несколькими мощными струями…

Машины ладони, крепко вжимавшиеся в спину, ее жаркие бедра, ее мягкий живот приняли его целиком, окутав белым сиянием, укрыв собой, и черная тень опозорено капитулировала, уползла прочь…