Читать книгу Апология хеттов - Ричард Холлоу Бэй - Страница 5

– Перед походом мы узнали, что Рамзес собрал под своим началом воинство невиданное. С дельт Великого Нила его ряды пополнили ловкие наездники из племени калассириев и гермотибиев. Это сословие с ранних лет согласно указу фараона обучает своих отпрысков езде на колеснице и стрельбе из лука, – начал брат и соправитель царя.

На зов египетского фараона также явились и присягнули ему на верность нубийские темнокожие племена, а военный союз с Сардинией обеспечил его войско флотом, состоящим из нескольких сотен галер и сопровождающим его с моря. Позже они покинули свои суда и присоединились к отряду Сутех, который направлялся в лагерь, разбитый египтянами у Шабтуна.

Как нам стало известно из уст шпионов, Рамзес разделил свое многочисленное войско на четыре меньшие армии: впереди всех шел легион Амон, за ним следовало соединение Ра, а Сутех и Сет отставали от них на день пути. Сам же фараон встал во главе отряда Амон и, сбитый с толку нашими шпионами, полагая, что наша армия находится в Халебе, самонадеянно двинулся к Кадешу.

Но и мы не тратили времени попусту. Череда маяков-адиев на вершинах горных хребтов зажглась вплоть до Боспора, и с дальних берегов Эвксийского Понта на наш зов выдвинулись черные всадники, чья безымянная родина расстилается подле заснеженных вершин Глотки мира.

К нам на выручку также явились воинственные и дикие племена с далекого севера. Могучий Красс пришел первым во главе народов касков с их несокрушимой конницей и присоединился к нашему войску у Керкемиша. Царевич Трои Александру привел с собой тяжеловооруженную и прекрасно обученную военным эволюциям пехоту, в числе которой были искусные мечники, копейщики и лучники. А наш соратник и союзник Аттил, повелитель Хелеба, услышав о надвигающейся войне, собрал свою воинскую рать и встал лагерем у Кадеша, готовясь, если потребуется, принять бой в одиночку.

Итак, присоединив войска союзников к своей армии, мы двинулись к стенам Кадеша. Жители города приветствовали нас как героев и своих спасителей. Они с радостными возгласами растворили перед нашими армиями ворота, осыпая со стен наших солдат благоухающими цветами.

Вожди собрались на совет. Из слов Аттила нам стало ясно, что египетская армия движется, растянувшись на несколько десятков миль, и уже находится на подступах к Шабтуну, намереваясь форсировать реку Оронт[12], которая, протекая по долине, огибает своими рукавами Кадеш с юго-востока и северо-запада. План сражения был разработан могучим Крассом, мы же внесли в него свои небольшие изменения.

Владыка Хелеба, полагая, что не следует ждать помощи, прибегнул к хитрости, послав в стан врага двух наемных бедуинов, которые должны были донести ложные сведения о том, что в городе и его окрестностях нет многочисленной армии. Мы надеялись, что передние легионы Амон и Ра устремятся к Кадешу, не дожидаясь союзников, и попытаются занять его прежде, чем прибудет вражеское войско. Рамзесу было бы легче осуществлять вылазки из города и при поддержке его стен вести успешный бой на суше. Перед подобным соблазном ему было бы сложно устоять. И он не устоял.

Рамзес в спешке выступил, оставив добрую половину своего войска далеко за собой, и, подойдя к городу, разбил лагерь у западной стены. Лучников мы выставили на стенах города на случай, если фараон решит предпринять штурм, там же подле стен встала и наша тяжеловооруженная пехота во главе с царевичем Александру. Мы же с Муваталисом расположились за восточными стенами и возглавили четыре тысячи колесниц, шесть тысяч черных всадников и оставшуюся пехоту. Мы встали так, чтобы враг в своих маневрах не смог нас заметить. По приказу царя я взял под свое командование полторы тысячи колесниц, две тысячи всадников и тысячу пращников и выдвинулся на юг вдоль восточного берега Оронта.

Как только в долине появился легион Ра, я во главе колесниц, конницы и пехоты, выступив из садов подле Оронта и преодолев его волны, с молниеносной скоростью устремился к ничего не подозревающему врагу, который, будучи самонадеян и не готов к бою, проходил по низменности походным строем.

Русло реки было несколько ниже самой долины, и египтяне не смогли обнаружить наш переход. Сам же Рамзес тем временем отдыхал в лагере к северу от нас.

Когда мы, выскочив в долину, показались перед египтянами, для них уже было поздно что-либо предпринимать. Я видел, как бежал первым с поля боя их командующий в шлеме в виде феникса (символ бога Ра) на своей колеснице. Остальные же, растянувшись в длинный ряд, не успели даже встать в боевой порядок. Мы с легкостью пробили их ряды. Многие из них рассыпались по долине, а некоторые устремились в лагерь своего покровителя на севере. Я отдал приказ преследовать их.

Рамзес ничуть не оробел, обнаружив нашу уловку, и показал себя на поле брани отважным и искусным воином. Он, понимая, что в случае бездействия лишится целой армии, двинулся на нас во главе легиона Амон. Египтяне дали путь остаткам отряда Ра. Своевременно разомкнув свои ряды, они пропустили в лагерь уцелевших союзников и, вновь встав в боевой порядок, со свежими силами устремились на нас. Все, кто выжил из легиона Ра, расположились у лагеря и стали его охранять.

Между моими легионами и войском Амон под предводительством фараона разразилось долгое и кровопролитное сражение. Войны с обеих сторон изрядно утомились от частых маневров. Многие падали от изнеможения. Солнце в своем дневном зените припекало с такой силой, что сражающиеся теряли землю под ногами из-за сильного головокружения и тошноты. Поле брани, усеянное падшими соратниками, осталось за самыми сильными и отважными героями. Схватки между ними длились очень долго, и всяк из них, будь то хетт, дардариец, нубиец или египтянин, сражался с честью. Успех наш, впрочем, как и победа врага, был сомнительным. И сам Рамзес показал себя благородным и отважным мечником, готовым рисковать жизнью ради своих подданных.

Между тем Александру атаковал телохранителей фараона и цвет его воинской рати. Видя наше сложное положение, он осуществил успешную вылазку из города вместе с Крассом. Они со своими пехотинцами при поддержке суту (лучников. – Прим. авт.) набросились на ряды неприятеля и расстроили их боевые порядки.

Пока наши войска, воспряв духом при виде союзника, теснили египтян, мне доложили, что наш фланг атакован легионом Сутех, который подоспел на помощь Рамзесу. И мне, и фараону пришлось сражаться на двух фронтах. Битва забушевала с новой силой.

В этот самый час Муваталис двинулся к лагерю египтян, который охранялся лишь горсткой уцелевших мечников из разбитого легиона Ра. Перебив их всех, царь двинулся нам на выручку.

Но от его армии отбилась значительная часть пехотинцев и колесниц, которые в спешке набросились на богатую добычу – золото, шелк и дорогую утварь, коих в изобилии оказалось в опустевшем египетском лагере. Пока они наполняли свои карманы и мешки дорогостоящей добычей, из-за ущелья, что находилось на севере от лагеря, выступили амориты[13]. Последние разбили наших воинов наголову. Все они пали жертвой собственной алчности. После чего амориты присоединились к общему сражению.

Я бывал во многих битвах, благородные отцы, но битв, подобной этой, я не видел никогда. Наши войска перемешались. Всюду царил хаос и смятение. Летели отрубленные головы, руки и ноги, отовсюду струилась кровь. Обученные дикие львы, выпущенные фараоном в наши ряды, набрасывались на пехоту и душили солдат, вцепившись им в горло. Боевые кличи египтян, троянцев, хелебцев, народа касков и амореев смешались воедино с предсмертными криками и стонами умирающих солдат.

Но вот я вместе с царем оказался у колесницы Рамзеса, мы могли сразить его и покончить этим навсегда с египетской угрозой. Муваталис с хопешем в руке устремился было к нему, но ему преградил путь человек невиданной красоты. Он был в точно такой же по-царски убранной колеснице, как и сам фараон. А бился он как бог. Позже мы узнали, что этот воин не кто иной, как соправитель и советник Рамзеса по имени Моисей. Первый называет себя богом, но на это звание, по моему мнению, с большей вероятностью мог бы претендовать его соправитель, ибо я видел, как туча стрел, осыпавших ряды амореев, расступилась над головой Моисея. Чуть позже я вновь стал свидетелем его необычайной силы. Когда мы подошли к его колонне вплотную, лучник из моей колесницы пустил в него стрелу, и та, обогнув его чело, вонзилась в землю у него за спиной. Словно неведомая сила оберегала его и отводила от него беду. Странный дух витал вокруг этого героя, а сражался он не хуже самых воинственных вождей.

Сражение, начавшееся на заре, кончилось лишь с наступлением ночи, когда войны с обеих сторон, уже будучи не в силах держать оружие, разошлись по лагерям. Никому не удалось стяжать победу в этой кровопролитной битве. На поле брани, теперь уже усеянном хищными птицами, поедающими человеческую плоть, пало множество славных героев с обеих сторон.

Мы отбили Кадеш, но какой ценой? Из семнадцати тысячи пятисот человек выжили лишь шесть тысяч, и те были измотаны, тяжело ранены или находились при смерти. Рамзес в свою очередь потерял в сражении шестнадцать тысяч, а четыре армии, сформированные им до выступления в поход, общей численностью в двадцать четыре тысячи так поредели во время боя, что в конце дня образовали одно большое соединение, которое приблизительно оценивалось нами в восемь тысяч человек.

На утро следующего дня мы встретились с фараоном и его соправителем. Рамзес понимал, что при таком соотношении войск осада Кадеша может обернуться для него и его армии полным крахом. И он, не желая приносить в жертву сомнительному исходу остатки своего войска, повел его обратно в Мемфис. Мы заключили мирный договор.

* * *

Собравшиеся не рукоплескали в конце речи Хаттусилиса, ведь многие горожане, будь то правящие при дворе или землепашцы, потеряли в этой войне своих отцов, братьев и сыновей.

Но вот в залу воротился Кисарий. Он привел с собой Семиду в сопровождении стражи. И ее жалкий вид приковал к себе все внимание присутствующих.

– Вот та, что свела с ума нашего родича, – в спешке заговорил, увидев их, Диокл, – вот та, что превратила благородного мужа в безумца, а раны на ее челе есть кара Богов за ее распутство.

Блудница держалась на ногах лишь благодаря стражникам, которые, обхватив ее с обеих сторон, подвели ее к трону царя. Когда они отпустили ее, она рухнула под ноги Муваталису без сил.

– Кара богов померкнет перед моим возмездием, – молвил царь, окидывая ее истерзанное тело презрительным взглядом. – Боги содрогнутся при виде того, как она входит в царствие мертвых без рук, – говорил он, вставая с трона и подступая ближе к распростертому телу Семиды, – без ног, без ушей, с опаленной головой. А когда ее увидят покойники, они скажут, указывая пальцем: «Вот та блудница, что восстановила верного слугу и друга против своего царя».

Казалось, что Семида уже мертва, так беспомощно было ее тело, и лишь бегающие глаза выражали тот ужас, что охватил ее при этих словах.

– Жрецы Хаттусы, созовите палачей, вместе с ними придумайте самую жестокую кару, которую побоится вообразить себя всяк из людей или богов, и приведите ее в исполнение на закате следующего дня, – приказал царь и объявил, что Совет окончен.

* * *

К вечеру все собрались на трапезу, но царь не вкушал пищи и не возлиял вина, в его сердце засела печаль, скорбь и ненависть.

Вернувшись в Бююкале – башню царя, он встретил супругу на террасе замка.

– Здравствуй, мой дорогой муж, – тревожно приветствовала она его.

– Доброй ночи, – без особого чувства от сильной усталости и горечи ответил Муваталис.

– Я хочу поговорить с тобой, – начала Гудо Хебе, осторожно кладя свои нежные пальцы на руку супруга.

– Насколько мне помнится, я никогда не оставлял без внимания твоих слов, – улыбнулся царь. – Присядь, – сказал он затем, указывая на скамью, обитую шкурами тигров.

– Я должна тебе кое в чем признаться, и боюсь, что ты, мой дорогой муж, будешь гневаться на меня за глупость, – вновь заговорила она падающим голосом, сжима руку супруга.

– Сегодня я глотнул сполна из чаши разочарования, любимая, – горько произнес Муваталис, небрежно опуская голову и невольно не придав значения словам царицы, – я лишился самого дорогого друга, и теперь сердце мое наполовину пусто, ибо я тоскую по несчастному Медату. И все из-за женщины! Из-за этой нечестивой блудницы! – в исступлении простонал царь.

– Об этом я и хотела поговорить с тобою, – робко произнесла Гудо Хебе, – прости меня, Муваталис, но я тайно проникла на Совет и все слышала.

– Немыслимо! – произнес царь, отнимая свою руку и нервно вставая с места. – Ты нарушила все нормы приличия! Женщинам не дозволено присутствовать при собрании старейшин.

– Выслушай меня, муж, а уж потом можешь делать со мной что тебе заблагорассудится, ибо тайное проникновение на Совет – не самое страшное зло, причиненное моей глупостью и легкомыслием.

– Говори, – отвечал царь, повернувшись к ней спиной и в нервной задумчивости расхаживая по открытой веранде царской резиденции Бююкале, освещенной серебристым лунным блеском.

– Ну, говори же, не играй с моим воображением, женщина! – добавил Муваталис, видя, что его супруга оробела от страха.

Гудо Хебе, собравшись с духом и взглянув на супруга сожалеющим взглядом, произнесла:

– Это я свела их вместе, – сказала царица, и ее прекрасное лицо на мгновение исказилось от неминуемых рыданий, но она попыталась скрыть свою слабость. Прикрыв голову худыми и бледными ручками, Гудо Хебе бесшумно стала проливать горестные слезы раскаяния.

Глаза Муваталиса заблестели от злости, а лицо обагрилось желчным румянцем при этих словах. Он быстрыми шагами подошел к супруге и, схватив ее за запястье, в порыве гнева сжал его с такой силой, что царица издала глухой стон, но не воспротивилась его негодованию, готовая принять любую кару за содеянное.

– Что ты сделала?

– Это я их свела, – сквозь рыдания произнесла царица, – я не знала, кто она такая, и мне она показалась милой. Вот я и решила познакомить ее с Медатом, чтобы он смог познать что-нибудь хорошее в этом мире, помимо ваших бесконечных героических битв и безжалостной резни, в которой погибают сотни невинных душ.

Царь выпустил ее, и та рухнула на пол без сил. Ее ловко убранные золотистые волосы при этом сильно растрепались. А Муваталис, обхватив голову руками, сам в изнеможении опустился на колени перед распростертой супругой, словно нечто невидимое высосало из него все жизненные силы.

– Самые великие и славные воины человечества не губили столько душ, сколько погубили чары коварных и нечестивых женщин! – еле слышно шептал Муваталис. – И лучше бы мне никогда не знать о твоем участии в этом гнусном деле! Зачем, во имя богов, ты поведала мне столь горькую правду?

– Прости меня, – взмолилась царица, – я не могла больше нести это бремя одна. За тот месяц, что я ждала тебя из похода, дабы покаяться в содеянном, меня долгими ночами мучила советь, а днем мне приходилось скрывать свои слезы от любопытных и болтливых царедворцев. Ведь я хотела как лучше, но сделала глупость, за которую расплатился Медат и понесет жестокое наказание Семида.

– Проси прощения не у меня, а у моего несчастного друга, которого сгубило это порождение бездны и разврата, – горевал царь, – где он сейчас, знают лишь бессмертные боги!

– Муваталис, посмотри на меня, – содрогнулась Гудо Хебе, – не забывай, что он был мне словно брат, и любила я его не меньше, чем ты. Я скорбела о нем и скорблю сейчас вместе с тобой, но одно я знаю наверняка – где бы он сейчас ни был, он бы не пожелал карать столь жестоко за причиненную ему обиду. Ведь Медат всегда был благороден и сострадателен ко всякому. А Семида всего лишь женщина. И потому я прошу тебя быть более милосердным к ее заблудшей душе. Пусть хотя бы казнь ее не будет столь мучительной и долгой. Тогда на мне останется только грех за вред, причиненный моей недальновидностью Медату.

– Так вот к чему весь этот разговор! – закричал, вставая с колен, царь, снова почерпнувший сил от вспышки гнева. – Просишь меня пощадить ее? Так знай же, царица, что я хоть и царь хеттов, но не наделен богами благородством и снисходительностью Медата. И за то, что эта гарпия опозорила и лишила рассудка достойнейшего из нас, я покараю ее сполна!

Царь после этих слов поспешно удалился в свои покои, оставив супругу наедине со своим раскаянием на открытой террасе царской крепости Бююкале, откуда открывался вид на ночное небо.