Читать книгу Дорога в Оксиану. Трэвел-блог английского аристократа. Италия. Персия. Афганистан - Роберт Байрон - Страница 9

Тегеран, 25 октября. – Здесь меня ожидала телеграмма от Раттера: экспедиция на угольных автомобилях отправится из Бейрута 21 числа. Сообщение было отослано неделей ранее, и пока нет никаких известий об их прибытии в Марсель. Теперь, полагаю, я должен ждать их здесь, если, конечно, не станет известно об отмене поездки. Но в преддверии зимы нельзя терять столько времени.

Мы живём в пансионе месье и мадам Питро «Кок д’Ор» («Золотой петух»), в котором обитают их многочисленные питомцы. Питро раньше был шеф-поваром у японского посла, а начинал карьеру поварёнком у лорда Дерби в Париже. Де Баты тоже здесь со своей турецкой пастушьей собакой Карагозлу.

Кристофер сходил в лечебницу, ему перебинтовали ноги. Повязки нельзя снимать в течение десяти дней, и даже после этого язвы могут заживать ещё месяц. Блохи в Азербайджане – опасный враг.

Дворец Голестан: Photo by Sina HN Yazdi on Unsplash

Я отправился в Голестан, где шах проводит публичные аудиенции. Это дворец-фантазия из экстравагантной мозаики XIX века и хрустальных сталактитов (сотовых сводов). Павлиний трон хорошо вписывается в такую обстановку, но только барельеф льва под сиденьем, украшенным драгоценностями и эмалью, выглядит достаточно старым, чтобы быть частью подлинного трона из Дели. Есть и другой трон, который Каджары вывезли из Шираза, он находится в зале с открытыми проёмами в сад, похожем на индийский Дурбар Холл. Этот трон представляет собой высокую платформу, которую поддерживают статуи, он вырезан из полупрозрачного жёлто-зелёного мрамора, кое-где осталась позолота. Перед троном шаха небольшой водоём.

Photo by Manou Azadi on Unsplash

Тегеран, 6 ноября. – Всё ещё здесь.

Никаких вестей от экспедиции угольщиков. Но последний курьер из Багдада принёс слух, что автомобили окончательно сломались. Между тем в заметке «Таймс» говорится, что полковник Ноэль отправился из Лондона в Индию на «Роллс-Ройсе» с таким же угольным аппаратом. Должно быть, он видел отчёт о старте первой экспедиции в прессе и счёл это доказательством надёжности изобретения. Что ж, удачи ему!

В отчаянии два дня назад я чуть не отправился в Афганистан самостоятельно. И чудом избежал катастрофы.

Уодсворт, американский поверенный в делах, представил меня Фаркуарсону. Я увидел отталкивающее худое лицо с выступающей челюстью и почти сросшимися на переносице бровями. Речь его была нудной и монотонной. И всё же, думал я, надо быть снисходительнее. Теперь, когда Кристоферу для выздоровления нужен постельный режим, будет трудно найти компанию для путешествия.

Р. Б.: Я слышал, вы планируете ехать в Афганистан. Возможно, мы могли бы объединиться, если вы…

Фаркуарсон: Первым делом я должен объяснить вам, что я здесь, чтобы совершить оч-чень спешную поездку. Я уже провёл два дня в Тегеране. Говорят, что я должен увидеть Павлиний трон, что бы это ни было. Меня особо эта идея не привлекает. Честно говоря, мне не интересно разглядывать предметы. Я интересуюсь историей, свободой. Даже в Америке свобода совсем не та, что была раньше. Я хочу вам объяснить, что я очень ограничен во времени. Мои родители не слишком рады моей поездке. Мой отец недавно открыл рекламную фирму в Мемфисе и надеется, что я вернусь домой к Рождеству. Пожалуй, я задержусь до января, буду смотреть по обстоятельствам. Планирую поездку на юг, один день в Исфахане и второй – в Ширазе. Ещё есть Тебриз и Афганистан. Честно говоря, если получится, а бы съездил в Афганистан. У меня нет чётких планов. Когда уезжал, я даже не знал, попаду ли в Персию. В Штатах меня предупреждали, что это рискованно. То же самое здесь говорят об Афганистане. Они, может, и правы, но я сомневаюсь в этом. Я много путешествовал. Я посетил все европейские страны, даже Исландию, только в России не был. Однажды в Албании я спал в канаве. Это не оч-чень меня затруднило, но потом я много рассказывал об этом в Мемфисе. Итак, если возможно, я хотел бы поехать в Афганистан. Но я могу совершить только оч-чень спешную поездку. Мы можем добраться до Кабула, а можем и нет. Если всё же доберёмся, я могу вернуться сюда на арендованном аэроплане. В настоящий момент мне не слишком интересна Индия. Это большая страна, и я оставляю её на другой раз. В Тегеране я уже два дня. В основном они заняты приятным общением. Но я приехал не за этим. Я здесь, как вы понимаете, чтобы совершить оч-чень спешную поездку. Если удастся, я отправлюсь в Афганистан завтра утром. Мистер Уодсворт, он тоже из Мемфиса, сопроводил меня письмом к афганскому послу, я потерял его, он дал мне ещё одно. Я заходил к нему сегодня утром, но посол не смог меня принять. Он был занят обществом нескольких дам. Я встретил его секретаря, но тот не говорил по-английски, а мой университетский французский не позволяет свободно изъясняться, так что разговор не удался. Я могу получить визу, а могу и нет. В любом случае, я бы желал выехать завтра утром. Видите ли, я здесь для оч-чень спешной поездки.

Р. Б.: Если вам нужен попутчик, я мог бы поехать с вами, и мы бы сэкономили на дороге. Меня бы это устроило, поскольку нанимать машину только для себя дорого.

Фаркуарсон: Хочу заметить, я совершенно не стеснён в средствах. Я работаю, как и все в Штатах. С вами в Европе всё по-другому. А у нас нет людей, ведущих праздный образ жизни. Каждый работает, даже если ему это не очень нужно. Если вы не будете работать, в обществе о вас будут плохого мнения. Я отложил на свою поездку четыре тысячи долларов. Но это неважно, в любом случае, я не намерен выбрасывать деньги на ветер. Полагаю, что могу позволить себе поездку в Афганистан, если у меня будет достаточно времени. Видите ли, я здесь для оч-чень спешной поездки.

Р. Б.: Если бы вы точно сказали мне, сколько времени у вас есть, возможно, мы могли бы составить план поездки.

Фаркуарсон: Смотря по обстоятельствам. (Повторяет всё ранее сказанное, но в ещё более длинной речи.)

В итоге я сам пошёл в афганское посольство, чтобы узнать, не смогу ли я помочь Фаркуарсону в подаче заявления на визу. Тем временем мы договорились встретиться на следующий день. Он пришёл в наш пансион, когда я и Кристофер завтракали с Герцфельдом, только что вернувшимся из Европы.

Фаркуарсон (задыхаясь, скачет через столовую): Мои планы складываются лучшим образом. Собственно, я ещё не получил визу, но думаю, что получу. Теперь есть один или два момента, которые я оч-чень хочу обсудить с вами…

Р.Б.: Могу я представить профессора Герцфельда?

Фаркуарсон: … Оч-чень рад встрече, сэр. Как видите, я здесь для оч-чень спешной поездки, и я собирался сказать…

Кристофер: Не хотите ли присесть?

Фаркуарсон: Прежде всего я собирался сказать, что оч-чень хотел бы ехать завтра же утром. Но конечно, это может и не получиться. Но если получится, это и есть мой план.

Герцфельд (пытаясь разогнать скуку): О! У вас во дворе прирученная лиса.

Кристофер: Раньше тут жил ещё и дикий кабан. Но его застрелили, потому что он пробрался в кровать постояльцев, когда они спали. Мадам Питро так и не поняла, почему гости были против, кабан всего лишь хотел, чтобы ему почесали животик. Но они это сделали, конец истории.

Р. Б.: Лиса тоже залезает в кровати и гадит на них.

Фаркуарсон: Конечно, это оч-чень занимательно, хотя, боюсь, я не понял шутки. Теперь у меня есть один или два момента, которые я оч-чень хочу обсудить с вами.

Герцфельд: В Персеполе у меня живёт дикобраз. Он совсем домашний. Если чай опаздывает хотя бы на минуту, он начинает злиться, и его иглы встают дыбом.

Фаркухарсон: Есть один или два момента…

Герцфельд: А ещё он пользуется туалетной комнатой, как человек. Каждое утро я должен ждать своей очереди. Мы все должны ждать его.

Фаркуарсон (несмело): Это чрезвычайно интересно, но я не совсем улавливаю суть. У меня один или два…

Р. Б.: Нам лучше пойти в мой номер. (Мы идем.)

Фаркуарсон: Есть один или два момента, которые мне оч-чень нужно обсудить с вами. Хочу прояснить, что если я действительно поеду в Афганистан, это будет оч-чень спешная поездка. Теперь я хочу поговорить с вами оч-чень открыто. Вы не знаете меня, я не знаю вас. Я думаю, мы поладим. Я на это надеюсь. Но мы должны попытаться и всё прояснить заранее. Я записал несколько пунктов, я сейчас их прочитаю. Первое, я назвал это личные отношения. Я путешествовал немало. Поэтому я знаю, что путешествия выявляют в людях худшие стороны. Вот, например, у меня есть брат в Мемфисе. Он оч-чень любит музыку, в отличие от меня. Мы вместе были в Париже. После ужина он пошёл на концерт, а я нет. Я люблю своего брата, но при этом могут возникнуть недоразумения подобного рода. И я не знаю вас, а вы не знаете меня. У нас могут случиться неприятности, мы можем заболеть. В таком состоянии мы можем быть не в духе. Мы должны помнить об этом пункте про личные отношения. Второе, я назвал этот пункт политическим. Буду говорить оч-чень открыто. Поймите, у меня здесь мало времени, и если мы вместе поедем в Афганистан, а я на это надеюсь, я хочу дать понять, что я должен быть наделён влиянием во время этой поездки. Вот почему я назвал этот второй пункт политическим. Если я решу никуда не идти, тогда мы должны будем поступить именно так. Я сделаю всё возможное, чтобы выполнить ваши пожелания. Постараюсь быть справедливым. Мистер Уодсворт, он тоже из Мемфиса, знает мою семью, и я думаю, он подтвердит это. Но я должен быть главным. Третье, финансы. Поскольку я потратил столько усилий на эту поездку, я готов заплатить за машину чуть больше половины. Но вы же понимаете, что у меня мало времени, я намерен совершить оч-чень спешную поездку и, возможно, потом отправлюсь прямо в Индию, а там пересяду на корабль. Как я понимаю из ваших слов, вы стеснены в средствах. Я не могу оставить попутчика без денег в Индии. Так вот, прежде чем мы отправимся, я хочу убедиться, что у вас достаточно денег для возвращения в Персию, и я бы хотел увидеть банкноты у вас в руках…

Р. Б.: Что?

Фаркуарсон: Я хотел видеть, хватит ли вам денег…

РБ: До свидания.

Фаркуарсон: … перед отъездом я должен быть совершенно уверен, что вы сможете сами уехать в случае…

Р. Б.: Вы плохо слышите? ПОШЛИ ВОН.

Фаркуарсон убежал. На выходе он столкнулся с Герцфельдом и Кристофером и пожал им руки. «Оч-чень рад встрече. До свидания. Я должен идти. Видите ли, мне предстоит оч-чень спешная поездка…»

Я вышел следом за ним. Нет, без резиновых перчаток и дезинфицирующего средства я его точно не трону. Но он умел угрожать. Днём ранее я видел, как он одевался, и заметил оч-чень слабо развитые мускулы.

Тегеран, 9 ноября. – Всё ещё здесь.

В Кабуле убит король Надир-шах.

Утром до банка дошла базарная молва о том, что король Ирака Гази тоже мёртв. В дипмиссии достоверная информация стала известна в час дня. Агентство «Рейтерс» вечером это подтвердило. Правительство Индии в истерике. Из самого Афганистана нет никаких известий. Вне зависимости от того, начались ли там волнения или нет, такое событие вряд ли поспособствует моей поездке, если мне вообще удастся выехать.

Один из вождей бахтиаров, старый друг Кристофера, пришёл пообедать с нами в приватной обстановке. Он попросил сохранять наше знакомство в тайне, поскольку контакты с иностранцами опасны для человека его статуса – носящего титул хана племени. Марджорибанск негласно держит всех этих вождей почти в плену. Они могут жить в Тегеране и тратить деньги, но не могут вернуться в свою провинцию, Бахтиарию. Марджорибанкс опасается влиятельности племён, поэтому расселяет их по деревням под контролем полиции и отстраняет вождей. В прошлом слишком часто королями становились их ставленники.

О будущем наш гость говорил с дурными предчувствиями. Он сказал, что смирился с ситуацией. В Персии всегда было так. Единственное, что нужно сделать, – набраться терпения, пока тиран не сгинет.

Тегеран, 11 ноября. – Суббота. Всё ещё здесь.

В понедельник, решив уехать на следующий день, я нашёл автомобиль «Моррис» за 30 фунтов. Казалось, это выгодная сделка, и я смогу уехать, когда запланировал.

Но перед этим требовалось: получить документы на автомобиль, получить разрешение на вождение, разрешение на пребывание в Персии, на поездку в Мешхед, получить письма к губернатору Мешхеда и других городов по пути – четыре дня было вычеркнуто. Меня называли «не покорным закону» из-за отсутствия карты, удостоверяющей личность. Чтобы её получить, я предоставил государственному архиву информацию о месте рождения моей матери в трёх экземплярах. Тем временем владелец машины уехал из Тегерана, оставив доверенность престарелому адвокату в розовом твидовом сюртуке. Сделку приостановили. Подписи были официально засвидетельствованы, но полиция отказалась зарегистрировать передачу автомобиля, поскольку он не был упомянут в списке вещей, прилагаемом к доверенности, хотя сама доверенность адвоката распространялась на всё имущество владельца машины. Решение отменили после обращения к вышестоящему полицейскому чину, который уведомил об этом подчиненного по телефону. Но когда мы вернулись в другой отдел, в 300 ярдах, там ничего об этом не знали. Соседние отделы тоже не получали сообщения. Наконец кто-то вспомнил, что человек, отвечающий на телефонные звонки, вышел. Хвала небесам, мы встретили его на улице и проследовали к его рабочему месту. Мы выводили его из себя. Он отказался что-либо делать без копии доверенности, и пока её у нас не будет, попросил его не беспокоить. Адвокат, с палочкой, поковылял, чтобы купить бумагу. Я, сын владельца автомобиля и хозяин гаража расположились прямо на тротуаре главной площади, мы сидели на корточках вокруг ворчливого старого писаря, пока его очки сползали с носа, а перо царапало бумагу, превращая её в трафарет. И одного предложения не было закончено, как полиция попросила нас отодвинуться подальше, едва приступили ко второму – просьба повторилась. Как колония встревоженных лягушек, мы прыгали с места на место, вставляя по слову то тут, то там, пока совсем не стемнело. Когда копия была предъявлена, в отделении полиции потребовался ещё один экземпляр. В конторе отключилось электричество, и пришлось переписывать документ, чиркая спичками и обжигая пальцы – на тротуаре всё же было удобнее. Я смеялся, остальные тоже, полицейские хохотали, как сумасшедшие, но, неожиданно приняв серьёзный вид, сказали, что свидетельство о праве собственности будет готово через три дня или позже. Час пререканий – и мне пообещали отдать документ утром. На следующее утро я отправился к ним, чтобы опять услышать про три дня. Но теперь я был один, и у меня было преимущество: моих знаний персидского было достаточно, чтобы изложить свои требования, но недостаточно, чтобы понять отказ. Мы снова направились к офицеру через улицу. Люди метались из комнаты в комнату. Телефон трезвонил. Документ появился. И всё это, позволю себе заметить, только десятая часть того, через что я прошёл за эти четыре дня.

Автомобиль был 1926 года выпуска, поэтому требовалось проверить двигатель. Вчера я решил провести небольшой тест-драйва и планировал выехать сегодня в шесть утра. Но к концу поездки вышел из строя аккумулятор. Я выезжаю днём и надеюсь добраться до Амирие к вечеру, худший участок пути будет позади, останется только один опасный перевал.

Группа Ноэля прибыла прошлой ночью на двух «Роллс-Ройсах». В Дувре они избавились от угольного аппарата. Говорили, что первая экспедиция провела пять ночей в пустыне между Дамаском и Багдадом, сломались шатуны, которые сейчас отправлены на ремонт. У меня всё ещё нет уверенности, что они появятся здесь, а ждать просто так нельзя. В любой день после пятнадцатого числа дороги могут быть заблокированы.

Эйн Варзан (около 5000 футов), после 19.30. – В шестидесяти милях от Тегерана сломалась задняя ось.

«В Хорасан! В Хорасан!» – кричал полицейский у городских ворот. Я ощущал поразительный прилив бодрости, когда мы пробирались по тропам Эльбурса. Двигатель всегда работал на низшей передаче, только это могло спасти нас от падения на крутых поворотах горного серпантина.

Семь мужичков-селян с песнями толкали машину в гору, к сараю в этой деревне. Это полный провал, но я не стану возвращаться в Тегеран.

Шахруд (4400 футов), 13 ноября. – На следующее утро в Эйн Варзан прибыл целый автобус паломниц, направлявшихся в Мешхед. Я проснулся от их голосов во дворе. Через пять минут я уже занял место рядом с водителем, а мой багаж разместили под ногами у дам.

С перевала над Амирие мы смотрели назад поверх массива горных хребтов на белый конус Демавенда высоко-высоко в небе, а вперёди за бескрайними равнинами вздымались и опускались горы, как волны в прилив и отлив, где-то тёмные, где-то сияющие, в то время как тень и солнечный свет следовали за облаками по земной арене. Деревья по-осеннему жёлтого цвета окружали уединённые деревни. Повсюду пустыня – каменистая, с чёрным блеском – пустыня восточной Персии. В Семнане, пока паломницы пили чай в караван-сарае, я услышал о старом минарете и нашёл его до того, как полиция нашла меня. Когда им это удалось, я сказал, что опечален, поскольку не могу оставаться дольше в их прекрасном городе, и мы уехали в закат. «Поедем с нами в Мешхед», – предложил водитель-темнокожий, назвав цену, доказывающую дружеское отношение. Но, настояв на своём, я сошёл в Дамгане.

В этом месте есть две круглые башни, надпись на них свидетельствует об их постройке в XI веке. Они сложены их красивого кофейно-молочного кирпича, но кирпичная кладка неровная. Разрушенная мечеть, известная как Тарикхане, или «Исторический дом», ещё старше, её низкие широкие колонны напоминают английскую деревенскую церковь норманнского периода и, должно быть, унаследовали свой неожиданный романский стиль от сасанидских традиций. Вся исламская архитектура заимствовала эти традиции после того, как Персия была завоёвана исламом. Но интересно видеть истоки этого процесса, из каких грубых форм берёт начало архитектура, достигшая художественной ценности.

Полицейские, добродушные парни, начали падать от голода, когда я задержал их в обеденное время. Ближе к вечеру с запада подъехал грузовик, куда меня затолкали, не теряя надежды всё же поесть в этот день. К восьми часам мы были в Шахруде, а уехать должны в полночь.

Такое удивительное традиционное явление, как персидский караван-сарай, не исчезло c появлением современного транспорта. Конечно, стоянки-гаражи есть везде. Но они воспроизводят старые привычные образцы. Тот, в котором нахожусь я, представляет собой большой прямоугольный двор, размером с оксфордский колледж, и защищён огромными воротами. У ворот, рядом с арочным проёмом, есть помещение для приготовления еды, столовая, общая комната для отдыха и ночёвки и помещение для торговых сделок. Вдоль трёх других сторон расположены ряды небольших комнат, напоминающих монашеские кельи, а также загоны для лошадей и гараж. Эти современные караван-сараи отличаются по степени комфорта. Здесь, в «Гараж Массис», у меня есть кровать с матрасом, ковёр и печка, я ел вкусного цыплёнка и сладкий виноград. В Дамгане вообще не было мебели, а из еды предлагался остывший слипшийся рис.

Нишапур (4000 футов), 14 ноября. – Экспертом можно стать в чём угодно. Во всей Персии не найти такого грузовика, какой я поймал в Дамгане: новенький «Рео Спид Вэггон», способный развивать скорость до тридцати пяти миль в час на равнинной местности, с двойными колёсами, радиатором охлаждения и подсветкой в кабине водителя. Махмуд и Исмаил доезжают от Тегерана до границы с Индией за рекордно короткое время. Они каждые пять минут спрашивают о моём самочувствии и предлагают отправиться с ними прямо в Дуздаб (город Захедан).

Печальный рассвет пробивался сквозь ветреную ночь с моросящим дождём. Я съел на завтрак сыр и остатки куриной грудки из Шахруда. Две низкорослые ивы и чайный домик просматривались в тумане над пустыней. Вошли Махмуд и Исмаил, они поприветствовали других путешественников, этих закадычных друзей дорог. Я задремал там, где сидел.

В Аббасабаде мы грелись у костра, а местные жители пытались продать нам бусы, мундштуки и игральные кубики из неяркого серо-зелёного камня. Они происходили от грузинских переселенцев, обосновавшихся здесь при шахе Аббасе, и носили алые русские блузы. Затем снова в путь, преодолевая встречный пронизывающий ветер и холмистые серые пустоши. Серые быстрые облака, словно дирижабли, проплывали совсем низко. Деревни встречались нечасто и казались серыми и безлюдными. Столпившись вокруг разрушенных цитаделей, древние формы – купол в виде пчелиного улья и зиккурат55 – сливаются с фоном под дождём. Они также исчезали на заре истории, но с наступлением лета вновь вырастут из кирпичей. Пурпурные потоки несутся по улицам в поля и далее в пустыню. Дорога превратилась в бурное течение. За ночь облетели тополя, а на платанах листва продержались ещё день. Вереницы верблюдов покачиваются неподалёку от нас – их колокольчики звенят и отдаляются. Пастухи в белых плащах пробираются сквозь сильный ветер вслед за пасущимися стадами. Появились чёрные шатры и чёрные шапки туркоманов (туркменов), значит, мы приближаемся к границе Центральной Азии. Вот и Золотой путь. И восемь веков назад минарет Хосругирда наблюдал за движением по этому пути, как сейчас наблюдает за нами. Двумя милями далее расположился Себзевар. В караван-сарае путникам предлагают кебаб, гранаты, местный творог и кларет, местное красное вино.

Когда стемнело, вышли из строя фары. У этой незадачливой парочки рекордсменов, Махмуда и Исмаила, не нашлось ни спичек, ни фитиля. У меня было и то, и другое, но устранить поломку оказалось не так просто, поэтому вместо того, чтобы добираться до Мешхеда, мы остановились здесь – в городе Омара Хайяма, я был очень зол на это место.

Мешхед (3100 футов), 16 ноября. – От Нишапура до Мешхеда девяносто миль. Я надеялся быть здесь в середине дня.

Но мой замечательный «Рео Спид Вэггон» сломался, и было уже девять часов, когда я пересел в британский автобус с паломниками. Через шестнадцать миль, в Кадамга, водитель услужливо остановился у очередной достопримечательности. Этот интересный маленький восьмиугольник с куполом был построен в середине XVII века в память о месте упокоения имама Ризы. Он расположен под скалистым утёсом, в окружении высоких раскидистых пиний и шумных ручьёв. Пробивающиеся солнечные лучи падали на облицовку, и здание начинало сверкать голубым, розовым и жёлтым отливом на фоне тёмной листвы и хмурого неба. Бородатый сеид в чёрном тюрбане собирал деньги. Подпрыгивая и постукивая палками, угрожающе быстро приближались хромой и слепой. Я сбежал в автобус.

В автобусе ехало вдвое больше пассажиров, чем положено по инструкции, к тому же у всех был багаж. Пребывая в приподнятом настроении, оттого что поездка подходит к концу, водитель рванул вниз по склону, перелетел русло реки и только достиг противоположного склона, как, к моему великому удивлению, отскочившее переднее колесо понеслось назад в моём направлении, со скрежетом погнуло подножку и умчалось в пустыню. «Ты англичанин? – с раздражением спросил водитель. – Взгляни на это». Дюйм британской стали был пробит насквозь.

Потребовалось полтора часа, чтобы автобус снова был на ходу. Паломники пытались согреться, развернувшись к ветру спиной и кутаясь в тёплую одежду, овчинные тулупы и накидки. Три курицы, связанные друг с другом за лапы, наслаждались временной свободой, но их кудахтанье не сулило надежды. Когда мы наконец-то сдвинулись с места, водитель впал в состояние крайней осторожности. Он ехал со скоростью пять миль в час, останавливаясь у каждого караван-сарая, чтобы подбодриться чашкой чая, пока наконец мы не достигли небольшого перевала с новыми видами.

Освещённые огнями ярусы гор окаймляли горизонт. Ночь и облака, словно прибой, надвигались с востока. Внизу на равнине виднелись деревья, дома и дымок, возвещавшие о приближении Мешхеда, священного города шиитов. Сверкнул золотой купол, а вот замаячил и голубой купол в холодной осенней дымке. Век за веком, с тех пор как имам Риза56 был погребён рядом с халифом Харун ар-Рашидом, это видение придавало сил уставшим от однообразия пустыни паломникам, купцам, армиям, королям и путешественникам и теперь дарит новую надежду измотанным пассажирам неисправного автобуса.

Пирамидами из камней были обозначены подходящие места для молитв. Паломники-мужчины направились туда. Водитель спустился вслед за ними собрать плату за проезд, но поскольку те были заняты молитвой, повернувшись спиной к Мешхеду, лицом – к Мекке, ему волей-неволей пришлось обратиться к их жёнам. Крики протестов, переросшие в оглушительный истеричный визг, разрушили момент вознесения молитв. В молитве набожные мужья ударялись лбами о камни пирамид, тяжело вздыхали и поднимали взоры к небу, решительно не желая расплачиваться. Вокруг автобуса пританцовывали водитель и его помощник, уклоняясь от этих укутанных в тряпьё гарпий. Один за другим мужья пытались увернуться и незаметно проскользнуть на свои места. Водители ловили одного за другим. Каждый протестовал по четверти часа. Но только трое в итоге отказались платить, их, огрызающихся и извергающих проклятия, кулаками и пинками выставили из автобуса. Ведомые хныкающим фарисеем, самым активным из них (он ехал рядом со мной на переднем сиденье автобуса), они неспешно спускались по склону.

Едва автобус тронулся, женщины на задних сиденьях подняли невообразимый шум. Своими кулаками и колотушками они бы вскоре снесли тонкую деревянную перегородку, отделявшую их от меня с водителем. Автобус остановился. Откинув вуали, эти фурии требовали вернуть тех троих. К тому моменту у меня было только одно желание – добраться до отеля, пока совсем не стемнело. «Или усаживайте их обратно, или поезжайте немедленно, – сказал я водителю. – Если мы не поедем сию же минуту, я тоже откажусь платить». Угроза подействовала. Он догнал мужчин, бежавших по дороге, и предложил им вернуться. Отступив в кювет, они категорически отказались сделать одолжение извергу, осквернившему самый святой момент их жизни. Женщины снова подняли крик. Автобус сотрясался. «Да едь уже!» – прикрикнул я, топая ногами. Выскочив, водитель схватил дезертиров, отколошматил их, пока те не начали просить о пощаде, и затолкал обратно в автобус. Фарисей хотел занять своё прежнее место возле меня. Но теперь настала моя очередь изобразить безумие. Я сказал, что не хочу терпеть его рядом с собой. В ответ он, схватив мою руку, начал её лобызать. Я выскочил из автобуса, заявив несчастному измученному водителю, что дойду до Мешхеда пешком, и мои деньги останутся при мне. Теперь женщины накинулись на фарисея и усадили эту скотину на заднее сиденье. И мы помчались в священный город со скоростью, способной разгромить орудийный лафет.

Переглянувшись, мы с водителем рассмеялись.

Мешхед, 17 ноября. – Храм доминирует на городском фоне. Туркоманы, казахи, афганцы, таджики и хазарейцы толпятся у его входа, смешиваясь с сомнительной толпой персов-псевдоевропейцев. Полиция боится этих фанатиков, поэтому доступ в храм по-прежнему закрыт для иноверцев, несмотря на официальную антиклерикальную политику, в соответствии с которой мечети в других местах открыты для всех. «Если вы очень хотите туда попасть, – сказал мне сотрудник в отеле, – можете одолжить мою шляпу. Этого будет достаточно». Я брезгливо взглянул на этот потрёпанный символ правления Марджорибанкса, пародию на французские кепи, и пришёл к выводу, что человеку с голубыми глазами и светлыми усами пройти через досмотр это не поможет.

Не так давно Марджорибанкс впервые посетил Систан. Чтобы угодить его пристрастию к современной планировке улиц, перепуганные местные власти, следуя хитрости Потёмкина, построили целый новый город, стены которого, хотя и были подсвечены электричеством, не окружали ничего, кроме полей. За день до его визита привезли грузовик детской одежды. На следующее утро собрали целую школу, одетую как французский детский сад. Подъехал монарх, пробыл достаточно долго, чтобы уволить директора школы за отставшую от моды форму, и покатил дальше. Но не успел он выйти из школы, как детей вытряхнули из одежды, запихнули вещи обратно в грузовик, который, обгоняя монарха, помчался к месту его следующего визита. Персия по-прежнему остаётся страной Хаджи-Бабы57.

Экспедиция Ноэля прибыла вчера. Я забронировал место в афганском грузовике, разрисованном розами. Отъезд намечен на послезавтра.

Мешхед, 18 ноября. – Тус, родной город Фирдоуси, старше Мешхеда, выросшего вокруг храма имама Ризы. Он расположен в восемнадцати милях к северо-западу, недалеко от дороги на Ашхабад на границе с Россией.

Насыпи и кровля домов выдают очертания старого города. Через реку перекинут древний арочный мост. А на фоне голубых гор возвышается купол массивного мавзолея, сложенного из кирпича цвета пепла розы. История не сохранила, в память о ком он построен, но судя по сходству с мавзолеем султана Санджара в Мерве, постройку можно отнести к XII веку. Это всё, что сохранилось от великолепия Туса.

Тем не менее в следующем году будет отмечаться тысячелетний юбилей со дня рождения Фирдоуси. Иностранцы слышали о нём и ценят его так, как можно ценить поэта, которого никто из них никогда не читал. И поэтому, ожидаемо, что их дань уважения относится скорее не к его поэзии, а к национальности. На это, по крайней мере, надеются сами персы. Праздничная программа уже объявлена. Государства, чьи границы или интересы совпадают с персидскими, посылают делегации, чтобы выразить почтение не столько Фирдоуси, сколько Марджорибанксу и его заслугам, превзошедшим заслуги поэта. Они обязательно заметят, что новая железная дорога Его Величества, его справедливость и открытое правосудие, его страсть к европейским костюмам дают надежду сбившемуся с пути миру.