Читать книгу Зов Юкона - Роберт Сервис, Роберт Уильям Сервис - Страница 46

Человек из Эльдорадо – гляньте: в город входит он

    В старой, драной куртке из оленьих кож,

Он пропах землёй и потом, грязен, солнцем обожжён,

    На индейца измождённого похож.

Многодневною щетиной, словно боров, он зарос,

    И спина не разгибается пока,

Он бредет, и с ним плетется захудалый рыжий пёс,

    Но в котомке – кучка жёлтого песка.

На ходу, казалось, дремлет (взор терзают фонари);

    В споминает время тяжкого труда

И убогую лачугу, где мечтал он до зари

    (Слава Богу, не вернется он туда!),

Жрал томаты из жестянки, и засушенный бекон,

    И прогнившие, прогорклые бобы,

И теперь его желудок этой пищей изнурён —

    Но в мешочке – золотишко, дар судьбы.

Он тонул в зыбучей глине, он сплавлялся на плоту

    И лебёдки поворачивал рычаг,

Сам себя загнал пинками в немощь, сырость, темноту,

    От труда невыносимого исчах.

Но теперь всё это в прошлом; нынче дышится легко,

    Запах сена долетает с ветерком.

Мнится сад ему цветущий – где-то, где-то далеко —

    Там коттедж, лозой увитый. Это – Дом.

Человек из Эльдорадо и умылся, и поел,

    Повстречался с парой алчущих друзей,

Часть песка решил потратить – чтобы вечер пролетел,

    О стальное спрятал – чай, не ротозей.

У него в глазах сиянье, и рассказ несется вскачь,

    Радость в сердце и бутылка на столе;

Неказист, одет в лохмотья, но сегодня он – богач,

    О сегодня – самый главный на земле!

Говорит он: «Мне, ребята, Север больше ни к чему,

    Хоть я думал, что останусь тут навек.

Но сумел, сумел пробиться я к богатству своему —

    И теперь пошлю к чертям проклятый снег.

Я отправлюсь в край чудесный, в Божью, дивную страну,

    Я куплю себе земли, построю дом,

Заведу себе хозяйство, и найду себе жену,

    И детей десяток мы произведём».

Все его превозносили, возле бара встали в ряд,

    Троекратно пожелали долгих лет;

Он дымил сигарой толстой, весел был и очень рад

    Предсказаньям денег, счастья и побед.

И за дом, и за супругу – громких тостов череда,

    За детей, и вновь – за будущую мать;

Человек из Эльдорадо притомился – и тогда

    Уложили его на пол подремать.

Человек из Эльдорадо только начал путь большой,

    К чумовому опьянению разбег.

На душе у парня похоть, золотишко – за душой;

    Танцевал он с местной девкой Маклак Мэг.

Словно фея, белокура, словно ягодка, нежна,

    Славно парня вокруг пальца обведет;

И речами музыкальна, и фигуркою ладна,

    А в улыбке – только сахар, только мёд.

Лихорадка этих танцев! Этот блеск и этот шик,

    Всё кружится, пол качается слегка!

И мелодии, и вина, и объятий чудный миг,

    И она – так одуряющее близка!

Маклак Мэг с мадонной схожа, он же – грязен, измождён,

    Но она, ему даря любовь свою,

И ласкает, и целует! И уже поверил он,

    Что участок застолбил себе в раю.

Вот пришла пора тустепа: как пленителен напев!

    Ритмы дивные – заманят и глухих!

Блеск, безумие, брильянты, изобилье дивных дев,

    И – бродяга в мокасинах среди них:

Вот кто платит за веселье, за спиртное, за жратву;

    Все слетелись, как стервятники, к нему…

Но когда конец настанет и песку, и удальству —

    Парня выгонят на холод, в грязь и тьму.

Человек из Эльдорадо славно день проводит свой;

    И за ним – заветной пыли жёлтый след;

Он сдержать себя не может, он сегодня как шальной,

    И управы на его безумье нет.

Слово сказано – так, значит, как огонь, оно летит,

    И – глядите – все друзья ему теперь:

Кавалеры – негодяи, дамы, что забыли стыд, —

    Те, что вышвырнут потом его за дверь.

Человек из Эльдорадо пир затеял до утра;

    Пусть танцуют все, пусть будут все пьяны:

Денди местного разлива, банкометы, шулера,

    Перекупщики, лентяи, хвастуны,

Размалёванные дамы с ненасытным блеском глаз —

    Нет, Клондайк еще такого не видал!

Маклак Мэг сказала: «Выпьем за того, кто поит нас,

    За того, кто так удачлив и удал!»

«Удалец» ответить хочет, поднимается с трудом —

    И мелькают, как в тумане, перед ним

Травы сказочного Юга, напоённые дождём,

    Степь зелёная под небом голубым.

Понял он, что не увидит этих трав и этих нив

    (А вокруг и шум, и гам, и круговерть),

И, зловонное дыханье подлой жизни ощутив,

    Он становится суровым, словно смерть.

Он встает (и сразу – тихо), говорит: «Мои друзья,

    В свой карман впустил я ваши руки сам,

Я кормил вас в этот вечер, и поил вас тоже я;

    Что осталось? – лишь послать проклятье вам.

Да, конец моим надеждам – что ж, я сам тому виной;

    Я растратил состояние свое.

Вы доставили мне радость тем, что были здесь со мной, —

    Вам дарю я это, шлюхи и ворье!»

И остатки состоянья, что хранил еще в мешке,

    Он швырнул с размаху – на пол, на столы;

Словно зёрна, разлетелись самородки в кабаке,

    Жёлтой пылью засияли все углы.

Гости замерли… Но тут же вся собравшаяся дрянь

    С криком бросилась за золотом под стол;

Все дрались, как будто звери, и неслась по залу брань…

    А «счастливчик» хлопнул дверью и ушел.

Человек из Эльдорадо отыскался тем же днём —

    Труп лежал от кабака невдалеке;

Весь покрыт замёрзшей грязью, куртка драная на нём,

    «Кольт» в руке и дырка лишняя в башке.

А глаза остекленело ввысь глядели – оттого,

    Что в ледышку превратил его мороз,

И оплакал горемыку друг единственный его —

    О тощавший и паршивый рыжий пёс.