Читать книгу Между солнцем и луной. Что всего дороже - Рома Джин Эйр - Страница 3

– Ох, чёрт!

Никогда бы не подумала, что этот милейший кареглазый паренек способен ругаться, случайно пролив малую часть содержимого своего стакана на незнакомку. Пара арабских ругательств всё-таки вырвалась из меня, рассекая густой воздух бара.

Но в моей новой истории никто не услышит от меня слов, которые когда-то летели бомбами в мою сторону и взрывались внутри черепной коробки. Знаете, я до сих пор чувствую осколки этих снарядов. Во время приступов первым делом мне хочется вытащить их из моей головы.

Я поспешила извиниться.

– Прости, это я не заметила, прости-прости, – салфеткой пытаюсь оттереть с кардигана уже безвозвратно впитавшийся коктейль. Но, краем глаза замечаю, что это шатеновое чудо смотрит на меня своими невозможными миндальными глазищами, пытаясь что-то сказать.

– Ты… Ты назвала меня божевольным разиней? – неловко улыбается. Моя рука замирает, попутно сжимая черную влажную ткань. – Если честно, я даже не собирался пить эту дрянь, так что я отчасти должен быть тебе благодарен.

– За что? – вся эта ситуация абсолютно не укладывается в этом времени, месте, баре.

– За то, что не дала минутному помешательству разрушить мою веру.

Шумно делаю вдох.

– Здесь душно. Мне надо покурить на улице. Постоишь со мной?

Чудо улыбается и идет к выходу, и в данный момент для меня он кажется ледоколом, который помогает моему крохотному судну достичь спасительного берега, потому что это море слишком щелочное.

Летняя ночь на удивление свежа и прохладна, от чего дым не царапает моё иссушенное горло, но заполняет легкие ночным Осло и этим чертовски милым чудом с миндальными глазами. Он же первым и нарушает тишину.

– Спасибо.

Вместо вопроса, поворачиваю в его сторону голову, слегка её наклоняю и поднимаю правую бровь.

– За то, что не спрашиваешь, что мусульманин делает в этом Богом забытом месте.

– Это мужской бар. Называй вещи своими именами.

Он переводит взгляд с моего лица на тлеющий огонек сигареты, затем принимается изучать землю под своими ногами.

– Так проще.

– Возможно, да, – он соглашается.

Его дыхание шумное, медленное, глубокое. В голове генерируются сотни мыслей, пока джек-пот не вваливается в мою неясную голову в виде однозначно верного решения.

– Я сегодня тоже не буду пить, – чудо резко поднимает на меня голову, и прежде чем он начинает говорить, я успеваю добавить. – Прости, я бы конечно могла сказать, что и курить не буду тоже, но это, вероятно, ложь, поэтому я считаю целесообразным изначально обговорить все условия сегодняшнего паллиатива.

С очаровательной улыбкой, видимо, подбирая нужные слова, пытаясь разобрать неоднозначно трезвую случайную знакомую, чудо говорит:

– Сегодняшнего паллиатива? И в чём же его суть?

От его улыбки Солнце начинает безудержно расширяться, превращаясь в красного гиганта, а затем в сверхновую. От меня же остается только коричневый карлик.

Тушу сигарету подошвой, буквально вминая его в землю под ногами, пытаясь не пустить в это место корни.

– Мы сделаем эту ночь легендарной.

Да, черт возьми, мы сделаем эту гребаную ночь легендарной!

Томно разворачиваюсь и иду назад в бар. Голова трезвеет, а на смену градусу приходят тысячи разноцветных идей, окрашивая мысли во все цвета радуги – все, кроме синего.

– Эй, миндальное чудо, поторапливайся.

Миндальное чудо ускоряет шаг, не проронив ни слова.

Тем, кто знает меня достаточно хорошо, это ни на йоту не показалось бы странным. Точнее, это не показалось бы странным вообще, ни разу, ни капли, ни в одном месте не странно. Это АБСОЛЮТНО не странно.

Идея перевернуть с ног на голову идеологию этого места, идея перевернуть все возможные и мыслимые представления о таких понятиях как отдых, вечеринка, развлечение, веселье – если эта идея родилась в моей голове прямиком на третьей ступени, когда я возвращалась с миндальным чудом в бар, то так тому и быть.

Потому что это ночь должна быть будет легендарной. Легендарной за пределами понимания человеческого разума.

Именно поэтому она началась с моих выкриков всем присутствующим о том, что сегодня будет нечто дикое и незабываемое, что это будет просто «отвал башки», что всё, что вы знали о вечеринках раньше, будет обнулено, что мы перевернем все возможные и мыслимые представления о таких понятиях, как отдых, вечеринка, развлечение, веселье, танцы.

Танцы. О, да, танцы.

Больше всего, пожалуй, досталось беспечному бармену, когда я, собрав всю мощь своего полутораметрового тела, перелезла к нему за стойку и выхватила пару стаканов прямо у него из рук.

– Я абсолютно не понимаю, что здесь происходит, но… ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ, не разнеси тут всё! Эта бутылка стоит пару тысяч!

– Прости… Эмм, как тебя зовут?

– Асманд, меня зовут Асманд, – он нервно выхватил бренди из моих рук.

– Асманд, это же базовый флейринг, не кричи так, пожалуйста, будь котиком, – мягко забираю свой акробатический инвентарь обратно, пытаясь заливисто не засмеяться, осознавая масштабы творимого мною театра абсурда.

Испуг медленно покидает глаза Асманда, уступая место попыткам хоть как-то взять ситуацию под контроль.

– Ты когда-нибудь работала барменом? – его азуритовые глаза пытаются перестать бегать из угла в угол и сосредоточиться на моей медной, коротко стриженной придурковатой башке, что в данный момент генерирует полную ахинею, с которой, видимо, среднестатистический местечковый бармен, работающий за копейки в неприметном заведении захолустного типа, сталкивается впервые.

– Да, работала, – пытаюсь максимально лучезарно улыбаться наиболее приемлемым образом в сложившейся ситуации. – Когда я училась на сомелье, подрабатывала в одном милом закрытом баре, чтобы оплатить курсы.

Однозначно точно сказать, когда именно он сдался, просто невозможно. Может быть тогда, когда я высыпала на него как из мешка сюрпризов всевозможные идеи, касаемые легендарной норвежской ночи, может быть тогда, когда он сетовал на вьючного охранника, который с нарочитой легкостью пропустил в исключительно мужское заведение девушку, а, следовательно, от черт охранника в нем лишь желтая надпись «security» на спине.

– Асманд, ты знал, исходя из археологических исследований, изначально население Земли имело теплый карий цвет глаз, но после глобальной катастрофы и наступления ледникового периода природной энергии кареглазый людей стало недостаточно для поддержания биосферного баланса? И в результате тысячелетних мутаций стали рождаться люди с холодным оттенком радужной оболочки глаза – голубым, серым, синим, зеленым. Именно эта избыточная энергия голубоглазых людей уравновесила недостаточную энергию кареглазых.

– …

– Я сочту твоё молчание за «нет».

– …

– То есть, условно, голубоглазых можно считать энергетическими донорами.

– Я абсолютно не въезжаю, что тут творится, но…

– Асманд, ты в нашей команде да? – моя уверенность в том, что его дергано закусываемые губы рефлексируют вслед за моей в дикую улыбку, сегодня не подлежит сомнению. Он закрывает лицо руками, а после начинает следовать этому эфемерному сценарию, потому что эта ночь обязана быть легендарной.

Миндальное чудо всё это время стоит рядом по другую сторону барной стойки и звонко смеется, зарываясь руками в каштановые пряди.

– Черт, да у тебя волосы длиннее, чем у меня! – и мне действительно не по себе от этого факта.

– Тогда зачем ты так коротко стриглась? – опирается локтями на столешницу, а ладонями подпирает своё милейшее лицо.

– Просто ты очень плохо меня знаешь. Ты вообще меня не знаешь.

Морщит нос, отворачиваясь к Асманду.

– Асманд, откуда у вас играет музыка? Сегодня я DJ этой легендарной ночи!

Демонстративно перебираю ассортимент крепких напитков, попутно изо всех сил пытаясь сдержать улыбку от того, что моя афера заключила в свои теплые объятья уже двух абсолютно незнакомых мне людей.

Следующий этап паллиатива был более трудоемким. Собрав в один тугой узел всю свою решительность и безумие, я, взобравшись на стойку, начала свою речь. Ситуацию облегчало лишь то, что масса безнадежно лишенных веры людей уже покинула бар во время моего первого пламенного излияния, и продолжала его покидать, пока я пыталась воздвигнуть в глазах Асманда адорант с простертыми к небу руками из узких стеклянных горлышек десятилетнего виски. Но прострационные взгляды оставшихся подпитывали и меня, и моего Иисуса, и очередную больную идею на грани приступа.

– Если мы все скинемся, то сможем купить это божество в коробке с качелями.

– Окей, но почему ты куришь, сидя на земле, и называешь четырехлитровую бутылку с Red Label божеством?

Моими новыми никотиновыми напарниками одновременно стала добрая половина посетителей «Boyz Town», волею судьбы пришедших в это заведение именно сегодня, когда медноволосая безумного вида девушка решила вывернуть наизнанку и заставить задуматься каждого встречного.

– Не божеством, а божеством в коробке с качелями, и в нем четыре с половиной литра!

Миндальное чудо единственный сидел вместе со мной на некоем подобии газона и всё также заливисто смеялся, не прекращая улыбаться ни на минуту. Мой коричневый карлик с каждой минутой сжимался, насколько позволяли законы физики, стремительно приближаясь к моему сердцу, на месте которого уже еликий год зияла черная сверхмассивная дыра, не выпуская наружу ничего, что однажды оказалось внутри, ведь покинуть ее не может даже свет.

– Вы тоже вкидываетесь? – махнул сигаретой в нашу сторону парнишка, стоящий к входу в бар ближе всех.

– Да, – получив положительный кивок от чуда, ответила я. – Мы вкинемся, только мы не будем пить. У нас… у нас с другом непереносимость алкоголя.

– Я даже не буду спрашивать, что вы забыли тогда в баре, тем более ты, – усмехается незнакомец, в очередной раз затягиваясь.

– Девчонка в «Boyz Town», как вам такой эвфемизм, – хихикают все, и это одна из причин, за которые следует ценить такие места и моменты.

Запомните раз и навсегда, что вы ни черта не особенные. Поэтому никогда не смейте ставить себя выше других. Помните, что не все люди представляют собой злобу, обиду, зависть и чувство собственного величия, перестаньте судить о других незнакомых людях по себе.

Прекратите вслух или про себя развешивать ярлыки на первых встречных, хватить обвинять их во всём подряд и приписывать им не существующих в них качества.

Хватит строить из себя то, чем вы не являетесь, и кичиться напускным тщеславием, уникальностью, и во всю глотку орать на каждой сраном углу об отсутствии у вас потребности в других людях.

Запомните, что люди в большинстве своем сломаны, одиноки, но однозначно добрые, и достать эту доброту из них неимоверно легко, если подобрать нужные слова.

Если, в конце концов, вести себя искренне и совершать поступки от всего сердца.

Но пока я сижу и курю прямо на земле, а вокруг меня больше десятка не похожих друг на друга молодых людей, значит, делаю я это не напрасно.

И пока я здесь, а сердце моё наполнено любовью, я буду нести свой крест, освобождая каждого, кого я встречу на пути. Потому что каждый из них ведет свою внутреннюю борьбу, о которой ты ничего не знаешь. Поэтому будь добрым, всегда.

***

Скинуться всем баром и купить огромную тяжелую бутылку с виски – это нормально.

Ходить курить только на улицу, потому что среди нас были некурящие – это нормально.

Играть в нарисованный на недогазоне твистер во время перекура – это нормально, а звать остальных на улицу, только чтобы сыграть со всеми и честным образом выявить единогласного победителя – пожалуй, немного странно, но тоже нормально.

Включать по заказу каждого присутствующего «его» песню, чтобы он мог отбить свои стопы и колени об устарелый паркет, радуясь и веселясь, как подружка невесты на свадьбе, пока остальные невпопад и не в те ноты подпевают малознакомую песню – нормально.

Прослушать шесть раз на репите «Fuck The Police», опрокидывая в себя стопку каждый раз, когда N.W.A. призывает посылать что-либо, также относится к категории «нормально».

Фраза «Так, мальчики, выходим, пожалуйста, даме нужна уборная» в исполнении миндального чуда абсолютно нормально украшает картину легендарной ночи.

Обсуждать литературу XIX-го века под сочные трэки Drake было, безусловно, нормальным.

Опустошать запасы ананасового сока, предоставленного Асмандом, было немного неудобно, но бармен убедил нас, что всё хорошо, и «это нормально, ребят, раз вы не пьете сегодня алкоголь, то выпейте хотя бы этот треклятый сок, иначе мне придется его списать».

Собравшиеся за одним огромным столом посреди бара ребята тепло беседовали, как старые знакомые, не зная имен друг друга, доставая из-под слоев своего внутреннего самокопания искренность, катализированную шотландским скотчем и текилой.

Моё милое миндальное чудо рассказывало мне сбившиеся истории, демонстрируя свое владение языком глухонемых, вызывая у меня как никогда искренние неподдельные эмоции.

Я не помню, когда я последний раз так улыбалась.

Не всегда у меня получалось с первого раза понять, что именно он мне говорил и есть ли смысл в его словах, но это чудо, это милое улыбчивое чудо заставляло мои скулы уставать от смеха, а камни на сердце сбрасывало прямиком в море ананасового сока, которое мы делили с ним сегодня только на двоих.

Меня накрывает цунами, когда я чувствую на своей щеке его тыльную сторону теплой ладони, и пальцы, проделывающие путь от моего виска до мешков под глазами.

– Это парадокс, – пододвигается еще ближе на стуле в мою сторону. – О твои скулы можно невзначай порезаться, но милее твоих щечек я в жизни ничего не видел.

Смахиваю его ладонь со своего лица, попутно накрывая ее своими, как и всегда, ледяными пальцами.

– В мире много парадоксов. Этот лишь один из них, – перебираю пальцами уже двух рук его ладонь, покоящуюся на моих коленях, хватаюсь за нее, как за спасительный круг посреди разлитого прямиком в баре моря.

Держу, и ни в коем случае не позволяю себе её отпускать.

– Мы будем делать батл на деньги, иначе – дверь там. Мое последнее слово тысяча крон.

Иногда, в случайно брошенной фразе вы узнаёте, что у вас с незнакомым человеком всё-таки есть что-то общее. Даже больше, чем просто «что-то», а целый пласт из точек касания.

– Давно ты занимаешься танцами?

– Более чем.

И вот Асманд уже подбирает нам «одуренный качевый трек», пока мы с Солнцем устраиваем разогрев прямо посреди бара, окруженные нашими новыми незнакомыми. Стоит дикий гул, подбадривающие крики, требования дать жару и отделать оппонента в честном танцевальном бою. До нас доносится голос Асманда, который оповещает о начале батла и включает «тот самый трек».

Если когда-нибудь меня спросят, какое знакомство было самым необычным и странным в моей жизни, я опишу именно эту ночь, именно этот хопово-воговский батл, в котором смешались все стили, начиная с уличного, заканчивая мелко-хореографическим джаз-фанком.

Миндальное чудо вытворял нереальной красоты трюки, отталкиваясь от столешниц, стоек, зависая в воздухе, выписывая четкие поставленные линии натренированными руками.

Залезть на барный высоченный стол и начать танцевать – это нормально.

Поэтому я, не задумываясь ни на мгновение, буквально взлетаю на него, возвышаясь над всеми посетителями «Boyz Town», и оставляя моего оппонента в полном недоумении рассекать паркет под длиннющими ногами в черных найках.

Разгоняю свой мозг настолько, что каждая мышца чувствует, что ей просто до смерти необходимо сокращаться еще быстрее, выдавая триллионы движений в секунду, выворачивать моё тело в неземных комбинациях, высчитывать и дробить ритм так, чтобы крики, свист и аплодисменты вокруг становились настолько громкими, что Асманду приходилось выкручивать громкость на максимум.

Миндальное чудо забирается вслед за мной, и мне кажется, что сейчас мы пойдем друг за другом куда угодно, стоит лишь протянуть руку или поманить пальцем.

Мы переходим в партер и вытанцовываем нижнюю хореографию так, словно мы не ютимся на паре квадратных метров, молясь не задеть или случайно не ударить.

Я слышу, что дышать ему становится всё тяжелее, и от этого как будто в моих легких собирается весь кислород планеты, заставляя меня подняться и добить оппонента парочкой смачных органичных комбинаций.

Я улыбаюсь, я улыбаюсь так ярко, что мой коричневый карлик начинается светиться ярче любой сверхновой и на последних аккордах песни буквально взрывается прямиком в этом прокаженном баре на окраине Осло. Опускаю взгляд на моё милое чудо, которое, сидя на коленях, аплодирует победителю сегодняшнего батла.

Песня заканчивается, сменяясь самыми громкими словами поздравлений и восторга в моей жизни, после четырёх глубоких стандартных «вдох-выдох», опускаюсь на гладкую столешницу, которая чудом сегодня уберегла нас от сломанной шеи, опираясь ладонями на бедра, пододвигаюсь к моему миндальному мальчику.

– Хах, ты выиграла, – мне кажется, его улыбку ничто никогда не затмит.

– Тебе полагаются утешительные объятия с победителем.

Уже тихо на ушко, отодвигая мои крашеные кудри, обнимая моё костлявое тело в черном кардигане и рваных джинсах, шепотом добавляет (прямиком в моё сердце):

– Ты так хороша в партере.

***

Запомните правило жизни номер один: иногда нужно просто вовремя остановиться.

Обычно этому предшествует какая-нибудь незамысловатая фраза, когда вы в очередной раз сидите на неполноценном газоне, но уже только вдвоем, ты – с сигаретой в зубах, а он – слишком красив, чтобы всё-таки быть реальным.

– У меня с собой только 720 крон, черт… Я могу одолжить у кого-нибудь, или отдать по частям.

– Оставь их себе, милый, я не танцую за деньги, – от его взгляда дым застревает где-то в районе сердца и не может найти оттуда выход.

– Но ты их честно выиграла, это раз, во-вторых, ты сама сказала, что мы делаем батл на деньги, – он едва уловимо смеется, но этого достаточно, чтобы заставить сойти меня с ума, если это вообще возможно.

И я решаю остановиться именно здесь, потому что если продолжить хотя бы на пару секунд, то в них я уже целую его длинную шею и мягкие губы, параллельно сходя с ума окончательно.

– Эта ночь была легендарной, – тушу окурок многострадальной подошвой, – но мне пора. Было приятно познакомиться и не узнать твое имя.

Вскакиваю с земли максимально быстро и пытаюсь скрыться в неосвещенной стороне улицы, пока моё милое чудо, мой миндальный мальчик не успел ничего осознать.

Но он окрикнул меня.

Черт возьми.

– Стой! Твои честно заработанные 720 крон! Я Михоэль! Подожди, ты даже не представилась!

Кричу, что есть сил, уже с другого конца улицы, в беспросветной темноте которой я пытаюсь похоронить события этой ночи, иначе без этого она не станет легендарной.

– Ингеборга.

Кричу ещё сильнее:

– Меня зовут Ингеборга.