Читать книгу Вниз по лестнице - Роман Шмыков - Страница 8

Как и всегда я проснулся за минуту раньше будильника. С одним отрытым глазом, будто оберегая второй от яркого света экрана телефона, я отключил будильник на 4:50 утра и встал, пока она лежала, зажав одеяло между ног. Я видел, как утреннее весеннее солнце пробивается сквозь уже окрепшую листву деревьев и падает на её бёдра. Ей ещё спать почти два часа, и я по-доброму ей завидовал, вставая и на ходу разминая затёкшую правую стопу, которая болит уже который месяц. Сходить бы уже к доктору.

Я включил свет в туалете и с закрытыми глазами, которые свет резал как ножом, дошёл до раковины, ужарившись слегка об неё бедром. Сегодня был понедельник, а вчера – воскресенье, которое я полностью провёл в квартире её родителей, помогая им ремонтировать кухню. Я не жалуюсь, нет, но я не успел отдохнуть, прежде чем начать новую неделю. Я бы уволился, если б мог куда-то уйти. Она предлагала мне место в фирме, где работает и её отец, но я отказался. Если бы сам себе мог объяснить причины, то назвал бы их и ей.

На улице тепло, и сегодня я впервые пошёл без шапки, даже расстегнув куртку. Кроме меня на улице по дороге до метро почти никого нет, только один и тот же старик на автобусной остановке ждёт свой самый первый автобус, готовый отвезти его в сторону дач на окраине города. Последние несколько лет я с ним здороваюсь, хотя и не знаю его имени, и он, кстати, не знает моего. Мы киваем друг другу и снова продолжаем смотреть кто куда – он высматривает свой транспорт, а я, уставившись в землю, топаю к метро.

Сумка на плече сегодня кажется тяжелее, чем обычно. Наверное, мой обед она завернула не в пластиковый контейнер, а в стеклянную полулитровую банку. Наверное, стоило это проверить до того, как выйти из дома и закрыть квартиру на плохо работающий замок. Хотя, только мой ключ плохо справлялся с этим замком, её, слава Богу, никогда не подставлял хозяйку и не заставлял её ждать второго владельца до позднего вечера.

Полупустое метро. Оно только открывается, а внутри собралась маленькая кучка людей, ждущих, пока откроют двери к турникетам. Я вижу эти лица каждое утро пять через два, и иногда мне кажется, что сегодняшний понедельник завтра не превратится во вторник, а если и превратится, то вторник не превратится в среду и так далее.

Я думал, что забыл проездной, но я его просто убрал в другой карман, потому что надел другую куртку, полегче, а в ней внутренние карманы отсутствуют, и приходится кошелёк носить во внешних карманах, которые я постоянно, но незаметно для окружающих, проверяю.

Качка метро меня всегда убаюкивала, и по пути на работу я, так сказать, досыпал свои забранные долгой дорогой до работы часы, которых порой ощутимо не хватало. Я засыпал крепко и даже видел сны, но организм привык к одним и тем же станциям каждый день и автоматически просыпался на моей, на которой я вскакивал с места и, чтобы не упасть в останавливающемся вагоне, обеими руками хватался за поручни и выходил из метро.

До работы идти почти двадцать минут. Мимо железных путей, по которым поезда ездят достаточно часто. Каждое утро я вижу одну и ту же девушку, что проходит мимо меня и смотрит прямо мне в глаза. С ней я, почему-то, не здороваюсь, хотя увидел её ещё раньше, чем того старика с остановки. Просто каждое утро мы пересекаемся в одном и том же месте – на переходе через железнодорожные пути, и встречаемся глазами.

Я уже на подходе к заводу. Я вижу его через ограждения по ту сторону моста через небольшую реку, где раньше были утки, которые улетели после «облагораживания» берегов. Там понаставили деревянных пирсов и железных заборов. Красивее ли это, чем стая уток? Я думаю, что нет.

Я приложил пропуск и прошёл на территорию завода. Знакомых запах машинного масла встречает меня раньше охранника Артёма, старого мужчины, который каким-то образом всегда выглядит бодрым, хоть в пять утра, хоть в пять вечера.

– Здарова, Влад!

– Привет, – ответил я хриплым голосом обогнавшему меня мужчине. – Сегодня есть новые формы? Витальевич говорил, сегодня должны были привести.

– Слушай, не знаю даже, – ответил Игорь, наш бригадир, – спроси лучше у начальника, он сегодня должен ещё с утра получить все распоряжения.

– Ладно, разберёмся.

Мы разошлись. Я зашёл в цех, в котором тружусь уже десятый год. Мне все намекают, что к июню от меня ждут проставу6, так как там стукнет ровно десять лет, как я впервые вступил за черту ворот этого цеха, который я исходил вдоль и поперёк.

Со мной обычно здороваются хором все, кто приезжают раньше меня и уже переодетые сидят на лавке и ждут начала смены. Один я езжу на работу с совершенно другого конца города, затрачивая на это почти полтора часа от подъезда до цеха. Я пожал каждому руку и, пожимая руку нашему мастеру, спросил.

– «Восемнадцать тридцать шесть» сегодня будут?

– Нет, зато будут аэродромные. Пришёл огромный заказ. Витя уже готовит формы, будешь сегодня с ним. Вам выделили место у вибростолов.

Я кивнул и пошёл к лестницам, по пути пожав ещё несколько рук. Я переодевался словно в трансе, пока наш крановщик, весьма болтливый невысоких мужичок, что-то рассказывал всем находящимся в раздевалке, но его мало кто слушал, и я в особенности. Я до сих пор спал, доверив тело режиму автопилота. Надев каску и сложив перчатки в карманы штанов, уже грязных от машинного масла, я спустился в цех, где уже вынимали из пропарочных камер формы. Мне сегодня должен был достаться «кальмар» с его трубками под электронику и кучей закладных деталей, но я сегодня был в паре с Витей, и это, по правде сказать, даже было хорошо. С кальмаром этим я бы до обеда провозился, а аэродромные формы простые, только их много. Хотя, всё равно за час до конца смены все будут в комнате отдыха наблюдать, как Максим и Олег играют в шашки, соревнуясь за первенство по цеху.

– Отнеси Егору проволоки, они просили.

Я взял обруч ещё не нарезанной проволоки и двинулся вдоль линии с формами, где парами работали мужики нашей бригады. Дядя Гена, самый старший в цеху, и даже старше нашего начальника, Валентина Витальевича, пытался молотком загнать пятнадцатую закладную в каркас кальмара, появившегося в производстве всего пару недель назад, и который сегодня должен был достаться мне. Дядя Гена справится, но судя по его вспотевшему лицу и набухших венах на жилистых руках, как бы его не хватил инфаркт в его шестьдесят девятый год жизни.

Я отнёс Егору, бригадиру соседней бригады, проволоку и вернулся обратно к Вите, уже подготовившему форму. Весь день мы чистили от ржавчины платформы, стоявшие около полугода на улице, клали каркасы и отдавали на заливку. День проходил быстро, и я был этому рад. На обеде мы внимательно следили за тем, чтобы Олег в партии с Максимом не мухлевал, как в прошлом году, когда его поймали на жульничестве на последнем этапе турнира завода по шашкам. Ближе к двум часам дня, когда до конца смены осталось чуть больше полутора часов, у меня под перчатками набухла мозоль от ломика. Эти аэродромные формы были просто невыносимо ржавыми, и их борта было трудно открыть без посторонней помощи, поэтому мы звали парней с вибростола, чтобы они помогли нам с последней, потому что у нас с Витей уже просто не было сил, и руки повисли вниз двумя макаронинами.

– Это последняя? – спросил я Витю с надеждой.

– Да, если вдруг не вписали ещё одну. Давай просто не будем торопиться, а то если Витальевич увидит, что мы уже всё, так точно накинет штуку другую, а я за эти копейки, что вчера пришли авансом, не собираюсь гнуть спину лишний раз, в п*зду оно мне не надо.

– И то правда. Ладно, ты посиди, я довяжу закладные и попрошу Надю забрать форму чуть позже.

Витя махнул рукой и присел на скамейку у склада, прижавшись спиной к железным шкафчикам. Я доделал форму, будучи весь в отчищенной от металла ржавчине, и сел рядом с ним, ощущая пятой точкой тряску от вибростола. Парни, только пришедшие с института и проходящие на нашем заводе практику, ещё не научились правильно регулировать силу, и бетон иной раз переливали, от чего потом убирались дольше остальных. После чего, дыша как собаки, входили в комнату отдыха. Я дал отмашку Наде, чтобы форму она забрала попозже, та кивнула и перевела кран в другую часть цеха, делая вид, что ждёт какую-нибудь другую форму на заливку.

– Говорят, что в другом цеху сокращают сильно.

– Да, я слышал, – еле говорил Витя, шепелявя чаще, чем остальные мои знакомые, – да там и планы сильно упали. Представляешь, монтаж встал, что-то напутали в дирекции, и теперь они, перевыполнив план в предыдущем месяце, теперь будут сидеть без работы. Кого не устраивает – могут увольняться, кого устраивает – идут домой на три недели за свой счёт. Это какой-то п*здец, как по мне.

– За свой счёт? Я думал, что хоть чего-то да накинут.

– Влад, ты серьёзно? Ты ж не первый день работаешь, сам знаешь – директору вообще насрать, чем ты там собрался кредиты свои оплачивать или ещё что. Это просто не его дело, план выполнен в прошлом месяце – молодцы, а если сейчас работы нет, так будет позже. А что делать между этим?

– Мда. Вова говорил, что хочет на пенсию уйти.

– Да какую пенсию? Он там со скуки помрёт быстрее, чем от своей язвы. Того гляди ещё и нас переживёт, до сих пор крутя ломиком, как и двадцать шесть лет назад.

– Ага, джедай заводской.

Витя усмехнулся и достал из нагрудного кармана робы, заляпанной краской и каплями бетона, пачку смятых сигарет, протянул мне, и я взял одну, вытянув самую немятую. Витя вытянул наугад губами погнутую на середине и закурил, протянув мне зажигалку, которую я вернул ему спустя пару секунд. Прокашлявшись и сплюнув странного цвета жижу, он натянул каску повыше, чтобы потный лоб показался открытому воздуху, и уставился на мастеровую.

– У них там ближе к лету поставят кондиционер.

– Откуда знаешь? – я спросил, повернувшись в ту же сторону, что и Витя.

– Мастер сам сказал. Летом обещают аномальную жару, и поэтому, в целях безопасности, опять же со слов мастера, им установят кондиционер, а в самом цеху только окна откроют.

– Пух же налетит. Тут тополей выше крыши.

– Я-то знаю, а как это объяснить остальным, кто по цеху только в белой касочке ходит и боится замарать свой пиджачок?

Вокруг к концу смены пахло бетоном и смазкой для форм, которой некоторые пользуются как кремом для рук. Воняет страшно, зато любая другая грязь отлетает моментально, да ещё и кожа увлажняется. Дым от нагих сигарет поднимался вверх и смешивался с облаком мелкой белой пыли, которая появлялась спереди – там шлифовали лестничные марши, приводя их в надлежащий для отгрузки вид. Мы с Витей встали и натянули маски. Я махнул Наде, и та передвинула кран, забрав последнюю на сегодня аэродромную форму.

У меня сильно разболелась голова, и вместо того, чтобы пойти в игровую смотреть игру со всеми, а решил подняться наверх и немного поспать. Я взял ключи у мастера и еле преодолел два этажа лестничных пролётов. Я как можно быстрее улёгся на деревянную скамейку и сложил руки в замок на груди, чтобы те не свешивались вниз. У меня было ещё около часа до конца смены, и если вдруг никто из дирекции не решит проверить цех, то я спокойно проведу оставшееся время в одиночестве.

Дремал я беспокойно, постоянно поднимая голову, чтобы посмотреть время. Я уверен, что я ещё услышу всех из бригады, пока они будут подниматься, поэтому не завёл будильник, но что-то всё равно гудело во лбу, как дрель. Я провалился в сон, думаю, минут на пятнадцать, не больше, но стало только хуже, когда я проснулся. Я решил, что больше не буду пытаться уснуть, и встал. Я умывался, когда остальные уже заходили в раздевалку, пытаясь обогнать всех вокруг, чтобы успеть первым под душ.

Я в душ не пошёл. Голова болит всё сильнее и сильнее, и если зайду в помещение, где высокая влажность, где каждый моется почти под кипятком, то точно упаду в обморок. Я сбрызнул дезодорантом подмышки и оделся. Думаю, она всё равно не поймёт мою идею, когда на пороге попытается меня обнять и почувствует весь запах моих трудовых будней.

Последним в душ забегал Саша.

– Тебя звал начальник, зайди к нему. Вроде бы какие-то документы подписать. Не забудь.

– Хорошо, прямо сейчас и зайду. – Сказал я человеку, голышом, с полотенцем руках, пробегающему мимо меня.

Я вздохнул и спустился на первый этаж. Начальник действительно ждал меня с кучей документов на мою подпись. Половина из них были поправки в трудовой договор, которые я никогда, к своей глупости, не читал. Остальную половину начальник ещё распечатывал, и я сидел и ждал, глядя на часы. Хотел уйти чуть пораньше, но вышло как и всегда – по лестницам спускались все остальные. Я подписал последний документ и вышел, пожав Валентину Витальевичу руку. Я слился с толпой и все вместе мы стали выходить из цеха, выстроившись в колонну. Я достал телефон и проверил сообщения. Несколько было от неё – отправила список покупок. Видимо, сегодня меня ждёт вкусный ужин судя по ингредиентам, где есть слово мясо и специи. Я принялся листать ленту новостей, машинально идя со всеми и особо не глядя ни под ноги, ни вперёд, как передо мной, буквально в нескольких метрах от того места, где я остановился вместе со всеми, я услышал крик. Я поднял голову и увидел его.

В огромных воротах цеха, выходящих на улицу, заполоняя почти всё пространство, стояло чудовище. Оно было похоже на гориллу, но с собачьей мордой, пускающей через плотно сжатые острые зубы густые вязкие слюни. Его глаза были ярко-зелёного цвета, и оно рычало, глядя на нас всех, приросших к своим местам. И только Витя закричал, повернувшись назад и пробиваясь сквозь толпу.

Он пролетел мимо меня, задев плечом, и я выронил телефон. Чудовище открыло пасть, набрав перед этим воздуха в огромную грудь, и зарычало так, что в глазах у меня потемнело. Мы все, превратившись в одну человеческую массу, рванули назад, к раздевалкам, но тех, кто шёл первыми, кроме Вити, уже забегающего по лестницам вверх, чудовище уже схватило и рвало на части. Я видел, как рядом с нами летали кишки и оторванные конечности. Это звук я вряд ли когда-нибудь смогу забыть.

Я протолкнулся к лестницам, и буквально за моей спиной кого-то схватили. Он попытался взять меня за куртку, но я дёрнулся и ощутил, что меня больше не держат. Я ввалился лицом вперёд в дверной проём и упал на колени. Я быстро обернулся – чудовище, двигая челюстям то в одну сторону, то в другую, перекусывало пополам Егора, держа его за болтающиеся ноги. Его крик заставил нас всех смотреть, замерев, словно ледяные скульптуры.

Оно раскусило Егора пополам, и из разных сторон его пасти выпали две части человека, словно распиленные в районе пояса тупой пилой. На землю повалились дымящиеся внутренности с таким звуком, словно на бетон упал пакет с молоком.

Оно осмотрит на нас и рычит, и в особенности на меня, находящегося ближе к выходу. Чья-то рука схватила меня сзади и потащила вверх. Я успел вбежать достаточно высоко по лестницам, чтобы мохнатая лапа с длинными когтями, похожими на рыболовные крюки, не смогла меня ухватить. Мы забежали в раздевалки второго этажа и заперли за собой двери, когда я, будучи последним, пересёк порог. Валентин Витальевич закрыл железную дверь на засов и два замка на ключ.

– Посмотрите, что за окнами, – шепнул он, – и ни звука.

Я и ещё несколько человек подошли к окнам и, прикрыв лица руками от яркого солнца, не увидели ничего, что могло бы насторожить, кроме того факта, что людей на улице не было вообще. Машины, что стояли на дороге за территории завода, были пусты. Двери были распахнуты, у некоторых горели аварийные сигналы, но ни одного человека в радиусе обзора со второго этажа.

– Никого, Витальич, – говорил Витя, – слишком низко, поднимемся на крышу?

– Ты дурак? Эта тварь может быть на крыше, или она вообще не одна. Ты видел её руки? Да она наа второй этаж запрыгнет в два счёта!

– Вова, не наводи паники, – унимал самого старшего из находящихся здесь Валентин Витальевич, – про крышу подумаем.

– А что тут думать? Один с крыши отвлекает, другие сбегают вниз и к машинам. Делов-то! – говорил кто-то из толпы человек в пятнадцать-двадцать.

– А остальные?

– Группами.

– А самые последние?

Вопрос повис в воздухе наравне со страхом. Уверен, никто из нас никогда в жизни не видел такого существа.

– У кого телефоны с собой? – я машинально полез рукой в карман, но тут же вспомнил, что выронил его, пока убегал, – посмотрите, может, в новостях что сказали?

Все хором принялись действовать по указке нашего начальника, до сих пор владеющего и собой и ситуацией. Все озадаченно смотрели в экраны и пытались заглянуть к другим в руки. Не прошло и несколько минут, как все почти одновременно сказали, что ни у кого нет связи.

– За*бись. – Ответил всем Валентин Витальевич. Он сел на скамейку между рядами железных шкафчиков у упал лицом в свои ладони, от чего под его пальцами торчала лишь лысая макушка посреди седых коротких волос.

– Я вылезу через окно на крышу, – заявил Илья, высокий молодой парень из бригады слесарей нашего цеха, – помогите мне.

Несколько человек столпились у окна в две кучки, освобождая Илье проход. Он стоял и глубоко дышал, словно сильно жалел о словах, будто бы вне его согласия сорвавшихся с его губ. Его лицо побледнело и покрылось мелкими капельками пота. Губы слегка посинели, и с каждым шагом в нём словно становилось всё меньше крови, и к окну он подошёл мёртвенно бледный. Трясущимися руками он открыл окно и, шатаясь, залез ногами на подоконник. Илья высунул голову наружу и посмотрел наверх, потом высунул почти половину тела, держась одной рукой за раму окна изнутри. Он чуть опустился и повернулся к нам, но не успел он произнести хоть слово, как за голову его схватила огромная когтистая лапа и проткнула её, как виноград. Илья повис в этой лапе как тряпичная кукла, и лапа утянула его наверх. Я увидел, как кому-то зажали рот, прежде чем он успел закричать. Витя быстрыми, но тихими шагами подошёл к окну и закрыл его, а потом сделал два шага назад. Он упал в обморок на третьем шаге, и я успел его подхватить, не дав шмякнуться об твёрдый пол. Мы все отползли как можно тише и спрятались между рядами шкафчиков, где Валентин Витальевич уже не прятал лица, а сидел в самом тёмном уголке раздевалки с округлившимися глазами. Под его пышными усами тряслись губы, и сам он прижал руки так, словно хотел обнять сам же себя.

Мне показалось, что никто из нас даже не дышал, и мы точно задержали дыхание, когда за окнами мелькнуло что-то огромное, на несколько секунд заслонив собой солнце, и ставило нас в полной темноте. Я смотрел в сторону окон, как из-за моей спины вышел начальник цеха и глядел на нас всех, стараясь снова взять себя в руки и обрести хоть чуточку больше самообладания, чем у каждого из нас.

– Посчитайтесь, сколько нас осталось?

Мы расползлись в линию и пересчитались. Я сидел посередине и оказался восьмым из семнадцати человек, находящихся здесь, за исключением Валентина Витальевича, который хмыкнул и сел у самого края последнего шкафчика, выглядывая в сторону окон. Он отодвинулся обратно и снова уставился в никуда. Витя, пришедший в себя рывком, сел на скамейку не без помощи ещё двух человек, осматривающих его как раненого.

– Я в порядке, – чуть трясущимся голосом говорил Витя, – что там, Валентин Витальевич?

Но начальник не ответил, он лишь повернулся и помотал головой. В его взгляде читался ужас, но его природу мы даже боялись представить. Он что-то увидел и решил не говорить об этом нам. Внутри у меня что-то засвербело, и я понял, что мне просто жизненно необходимо выяснить, что такого увидел Валентин Витальевич.

В полуприсяде я придвинулся к нему, он жестом остановил меня, но дав понять, что даст мне аккуратно посмотреть, если я к этому готов. Я кивнул, и он убрал руку. Я, двигаясь в пространстве буквально по миллиметру в секунду, высунул немного голову и увидел окна. Те, через которые Илья хотел вылезти на крышу, были густо запачканы кровью, от чего внутрь на шкафчики по другую сторону от нас падал алый свет, превращая солнце в источник чего-то зловещего. У меня к горлу подступило что-то изнутри, и я быстро нырнул обратно, упав на задницу у ног Валентина Витальевича, смотрящего на меня обезумевшими глазами. Я обернулся и увидел, что и другие смотрят на меня так же, хоть и не стали свидетелями того, что предстало перед нашими с начальником глазами.

– Проверьте ещё раз телефоны, – чуть не плача выдавил из себя Валентин Витальевич. Мне даже показалось, что он был более седой, чем час назад. – Хоть у кого-нибудь есть связь?

Все проверили и снова помотали головой. Человек, что пытался быть храбрее и сильнее нас, сейчас сидел рядом со мной, и всё его тело тряслось. Его зрачки бегали из стороны в сторону, но никак не могли на чём-то одном сосредоточиться, поэтому и мысли его, словно видимые для меня, шарахались из стороны в сторону, мешая думать.

Мы часа два просидели в полной тишине, гнетущей и давящей на виски. Кто-то достал остатки обеда, его примеру последовали и остальные, у кого что-то осталось. Всё разделили поровну. Только Валентин Витальевич и куска хлеба не взял. Он молча помотал головой, не отрываясь от той точки, которую пилит уже долгое время своим стеклянным взглядом. Мы съели всё, что было, будто собирались к следующему утру уже быть дома.

Я думал о том, что случилось с женской частью работников цеха? Они обычно уходят домой раньше, потому что не засиживаются в комнате отдыха. Они успели покинуть территорию, или по пути их настигло… это?

Мы вздрагивали от каждого шума снаружи. Иногда даже свист ветра в окнах заставлял съёживаться и думать о худшем. Валентин Витальевич изредка поворачивал голову к окнам. Выглядело это так, словно он старается проверить свою же память – помнит ли он, что пятно крови было и ему не показалось?

Я снова подошёл и выглянул из-за угла ящиков. Снаружи даже птиц не было. Обычно слышно машины, рядом проходя железнодорожные пути, а теперь – ничего, вообще полная пустота и тишина. Мы словно оказались одни на планете, последние восемнадцать человек.

Валентин Витальевич встал и как ни в чём не бывало пошёл к двери, выходящей на лестницы. Он достал связку ключей из своих карманов и стал открывать дверь, от чего мы рванули к нему одной кучей, сшибая друг друга и тут же поднимая.

– Что вы делаете?

– Я просто пойду и проверю, – отвечал начальник, капая слюной на свою рубаху, – оставайтесь здесь. Я позову.

– Что он несёт? – крикнул кто-то сзади, совсем забыв про правило шёпота.

– Остановите его! Он сошёл с ума!

Я схватил Валентина Витальевича за обе руки, так как я был ближе всех, но старый коренастый невысокий мужчина оказался куда сильнее, чем я думал. Он плечом оттолкнул меня, и я повалился всем телом на тех, кто стоял сзади меня, первых сшибив с ног. И пока мы вставали, он открыл двери и вышел, не закрыв за собой. Мы подбежали и, кто смог пролезть, посмотрели, как спина начальника пропадает за лестничным пролётом. Мы забрались внутрь и закрыли двери на один засов – для остального нужны были ключи, которые сейчас были только у Валентина Витальевича. Я ощутил себя ещё более беспомощным, чем раньше.

Мы, нервно оглядываясь в сторону окон, пригнувшись побежали обратно, за шкафчики. Сев на низкие скамейки и уставившись в сторону двери, мы ждали… чего-то. Но ничего не происходило. Мы подумали, что ему удалось сбежать, или чудовище уже ушло, но услышали крик. Даже с первого этажа он был слышен. Некоторые из нас закрыли уши, большая часть достала крестики из-под рубах и начала молиться с закрытыми глазами, быстро шевеля губами.

Я просто встретился взглядом с Витей. Я увидел в его глазах смирение и принятие. Он выглядел так, словно готов к смерти, и меня это напугало не меньше, чем чудовище.

Я так хочу поговорить с ней. Нежели утром был последний раз, когда я её видел? Но даже если бы я не выронил телефон, то не смог бы позвонить из-за отсутствующей по непонятным причинам связи.

– Что будем делать? – спросил Витя так, чтобы все услышали, но при этом смотрел на меня одного, и я подумал, почему я?

– Понятия не имею. Думаю, в городе введено военное положение, и…

– Что И? – спросили одновременно несколько человек?

– Да не, еб*нуться!

За окном вечерело. На окнах появлялись капли конденсата, внутри было душно, но хоть окно мы и боялись открыть, мы сидели и общались так, словно событий этого дня и не было. Мы травили анекдоты и вели себя как обычно, словно собрались под вечер провести время вместе. Мы лишь вздрагивали, как единая трусливая масса, когда снаружи был слышен очень громкий лай, который собаками принадлежать не мог.

Я был голоден. Еда давно переварилась внутри меня, и в животе сильно урчало, аж живот ходил ходуном. Я думал о том, чтобы внезапно оказаться дома. Как по волшебству – закрыть глаза и открыть уже в своей квартире, где пахнет едой, где она встречает меня и помогает снять неудобную демисезонную куртку, которую я купил уже почти три года назад. Я уже скучаю по вечерам, когда я просто сидел с ней и смотрел телевизор. Я б хотел снова…

За окном что-то взорвалось. Я подошёл к краю ряда шкафчиков и выглянул. Гриб огня поднялся вверх и тут же растворился в воздухе. Послышался какой-то жуткий вой и возня. И это можно было различить даже за пластиковыми стёклами. Я приблизился к окнам и выглянул наружу. Внизу что-то полыхало так, что казалось, будто вся земля превратилось в адское пекло. Под языками огня из стороны в сторону что-то дёргалось, и я сильно надеялся, что это та тварь, ну или одна из них, если таких несколько.

Я заметил не сразу, как за моей спиной стояли все оставшиеся в раздевалке и пытались разглядеть всё, что происходило за окном. Огонь тонкими языками поднимался вверх, старался пощекотать небо.

– Надо бежать, пока она не очухалась.

Не успел я как-то среагировать или согласиться, как все без исключения рванули к двери и побежали вниз по лестницам, стуча ногами. Я побежал одним из последних, успев бросить взгляд на закоптившиеся окна. Становилось темно, хотя внизу было ещё темнее. Кто-то на бегу включил фонарик на телефоне. Мы спускались змейкой по лестничным пролётам, быстро преодолев два этажа. Первые выбежали в цех и столпились чуть подальше выхода. Я почти в этой темноте ударился в спину того, кто был передо мной, и в этой непонятной темноте с мерцающими слепящими фонариками я даже не знал, в кого уткнулся.

– Что случилось? Почему встали?

– Я первым не пойду.

– Просто идите и смотрите в оба.

– Умный дох*я? Вот и иди первый!

Это был Витя. Он растолкал всех вокруг и пробился через толпу. Он достал свой телефон и включил фонарь. Я машинально посмотрел вверх, но ничего не увидел кроме кранов и «паука»7. Мы все медленно двинулись вперёд, держась очень близко друг к другу. Я даже дыхание задержал. Мы шли пригнувшись, как один, хотя никто никому ничего не говорил. Витя освещал перед собой дорогу к цеху. Ворота были погнуты и открыты. Снаружи почему-то не было света, хотя фонарь там должен был включаться автоматически после девяти часов вечера вплоть до самого июня.

Я прислушивался не только к тому, что происходило вокруг меня, но и старался услышать что-то за стенами цеха, но опять ни единого звука, как в вакууме. Мы дошли до выхода, и Витя поднял руку. Мы остановились, и я наступил на пятку тому, кто шёл спереди.

– Да бл*…

– Прости.

Мы оба шептали, но потом оказалось, что все негодовали, только каждый по своему личному поводу.

– Что такое?

– Я выгляну наружу и посмотрю, – Витя говорил, повернувшись к нам и опустив фонарик к полу, из-за чего я видел только его ноги, в то время как голова пряталась в необычно густой темноте, – стойте здесь и ждите команды.

Я сильно удивился Витиной храбрости. Не то чтобы я его считал трусом, просто далеко не каждый из здесь присутствующих смог бы хоть чуть-чуть приблизиться к его уровню самообладания, да ещё и людей вести за собой. В голове я уже прокручивал ситуацию, как бы мне его после всего этого отблагодарить, потому что нет на Земле того, что я мог бы ему преподнести за спасение моей шкуры.

Витя повернулся и, всё ещё направив фонарик вниз и чуть прикрыв его рукой, стал выходить наружу. Я с замёрзшим, как мне казалось, сердцем смотрел и ждал. Хоть чего-то, мысленно я был готов услышать крик, который означал бы, что мы все ошиблись, решив выбраться из раздевалок. Я вздрогнул, когда фонарик у ворот снова мелькнул, и внутрь гусиной походкой вошёл Витя.

– Вокруг ничего, только за первым формовочным дым идёт. Просто побежим к выходу. Андрей, у тебя машина у ворот?

– Да, но у меня только максимум шесть человек влезет вместе со мной.

– Ладно, приготовь ключи сразу, – Андрей стал аккуратно копошиться в своей сумке, – у кого ещё машина рядом?

– У меня, я могу взять двоих, у меня на заднем всё заставлено.

– Так выкинь! – Витя чуть поднял голос, но не переходил за рамки шёпота.

– Ага, если ты сможешь быстро выковырять мини холодильник, то я тебе поклон отвешу. Я его полчаса запихивал.

– Хрен с тобой, кто…

– У меня чуть дальше, с другой стороны дороги, – Сказал я, зачем-то подняв руку. Витя ослепил меня фонариком, и я сильно зажмурился, от чего перед закрытыми глазами побежали разноцветные круги, – только она там три дня уже стоит. Всё не заберу. Если не заведётся?

– На улице не минус тридцать, куда она денется. – Голос где-то спереди попытался меня отчитать, но я и ухом не повёл. Я достал из сумки на ощупь связку ключей и положил в карман.

– Хорошо, примерно разделитесь по машинам. Я тоже возьму четверых, держитесь рядом со мной.

Витя развернулся и снова стал выходить наружу, дав знак следовать за собой. Мы одной массой двинулись за ним, пригнувшись сильнее, чем раньше. Я всё так же шёл позади всех, и вышел последним из цеха. Меня обдало прохладным ночным воздухом. Пахло гарью, но не так сильно, чтобы начать задыхаться. Я озирался вокруг, но не сказал бы, что я искал очертаний твари в темноте.

Нигде не было света. Вообще. Ни в одном окне ни одного дома.

Света вокруг не было вообще, и лишь жалкий кусочек луны тускло светился над нами. Мы шли почти на коленях, уставив фонарики к земле, и лишь Витя направил свой фонарик вперёд, одной рукой держа того, кто идёт прямо за ним. Я держал кого-то рукой за куртку. Я до сих пор не знал, кто это, но держался как за последнее, что может меня спасти.

Если мышечная память меня не обманывала, что мы должны были уже доползти до ворот, миновав арматурный цех. Я чуть поднялся и вгляделся в темноту, прорезаемую Витиным фонариком. Впереди мелькнули синие решётки забора вокруг завода с облупившейся краской, а затем показался и КПП, дверь которого с нашей стороны была густо измазана кровью.

Витя встал у самых дверей и повернулся к нам.

– Все поделились?

Мы шёпотом отчитались и взялись крепче друг за друга. Я вообще всеми силами вцепился в чью-то куртку. Слева и справа от меня встали два человека, которые поедут со мной. Я нащупал ключи от машины в кармане, и это придало мне какой-то уверенности, странной надежды, что скоро я буду дома, и то, что происходит вокруг, будет уже не таким страшным и опасным.

Витя быстро оглянул нас, снова осветив своим противным слепящим фонариком, и повернулся к двери, но не успел он взяться за ручку, как сверху его подтянула мохнатая лапа. Телефон упал, и в падении фонарик показал нам уже знакомое чудовище, уже успевшее засунуть половину Витиного тела в зубастую пасть. Мы рванули кто куда. Меня толкнули, и я упал на задницу. Я резко ощутил отсутствие кого-либо вокруг, будто все, кто только что были рядом, просто исчезли без следа. Я слышу, как что-то впереди меня громко чавкает и хрустит Витиными костями. Я судорожно стал крутить головой по сторонам, но видел лишь мерцающие фонарики разбежавшихся в разные стороны.

Я встал и побежал, как мне показалось, обратно. Глаза никак не могли привыкнуть к этой тьме, и я бежал, полностью доверившись ногам. Я бежал по дороге, которую проходил пять дней в неделю уже десятилетие. Я вытянул руку вперёд, но было ощущение, что я стою на месте, лишь асфальт внизу перемещался подо мной как беговая дорожка. Было трудно дышать. Сзади на меня кто-то закричал, но крик был практически сразу оборван. Там звучал тот самый лай, от которого сердце превращается в безжизненный кусок камня. Я бежал и бежал, делая повороты, которые должны меня привести к цеху…

И я не ошибся. Я видел лишь несколько метров вокруг себя, будто двигался со слабым фонарём над головой, но впереди уже погнутые ворота цеха. Я не мог дать себе отчёта, почему я побежал обратно и именно сюда. В этот цех, который снова превратился для меня в ловушку, в капкан, из которого без посторонней помощи не выбраться.

Я судорожно глотал воздух, миновал пропарочные камеры и очутился у лестничных пролётов. Я вбежал наверх, хватаясь за измазанные чем-то вязким деревянные перила, и буквально на лету закрыл на засов изнутри двери раздевалки. Упав животом на пол между шкафчиками, я пытался дышать более размеренно, но никак не получалось. Я боялся, что задохнусь, если задержу дыхание дольше, чем на три секунды.

Здесь было светлее из-за пожара снаружи, который не убавился с тех пор, как мы все вместе вышли отсюда. Меня поглощало чувство одиночества. Я снова здесь, но теперь я один, и я вообще не представлял, что будет дальше. Поднять голову не получалось, она стала чугунной, а мышцы ног буквально одеревенели, и я не мог согнуть их в коленях хоть чуть-чуть. Слабость окутывала меня, но о том, чтобы уснуть, и речи даже идти не могло.

Тут тихо и так знакомо. Иной раз я думал, что всё это мне снится, или это происходит не со мной. Это фильм, глупый фильм прошлой эпохи про чудовищ из Ада или с другой планеты. Нет, это не я тут, на холодном бетонном полу, лежу и смотрю в потолок, по которому бегают отсветы огня.

Я не хотел этого, никогда не хотел, чтобы так получилось. Ты же веришь мне? Я надеюсь, что скоро вернусь, но не хочу тебя обманывать. Я люблю тебя.

Голова гудела, горло саднило, а в лёгкие провалился уголёк, и внутри всё горело. Я сложил руки на груди и ощутил своё сердцебиение, похожее больше на стук молотка по рёбрам. Окна звук не пропускали, но вот через дверь я услышал крики внизу. Я даже голову не поднял, когда услышал опять рык и неистовый вопль того, кого скорее всего в эту самую секунду рвали на куски. Из глаз по сухой коже покатилась слеза, которую я не успел поймать. Я даже не ожидал, что она вообще появится. Всё это слишком не по плану, я так не привык.

Внизу кто-то продолжает кричать.

Затылку становилось холодно, но я всё ещё лежу на полу. Спина затекает вместе с задницей, и тело начинает ломить, пока мозг проваливается в какую-то яму сознания.

Оно рычит внизу, и я подумал, что оно знает, что я где-то рядом. Оно ищет меня. Одного конкретного меня.

Я уснул и проснулся уже утром. Я даже позы во сне не поменял, и пальцы на груди всё ещё были сомкнуты в замок и вообще отнялись. Я их потряс, и они полностью налились колючей болью. Если я проснулся здесь, то события прошлой ночи были правдой. Я встал и шатаясь подошёл к окну. Солнце светило за крышами многоэтажек за территорией завода. Розовое марево на небе постепенно голубело, а пожар под окнами давно превратился в тонкую линию чёрного дыма.

Я подошёл к двери и открыл её.

Я бы тебе рассказал, что мне снилось, но телефон не работает. Да он, наверное, и сломан вовсе. Извини, что я давно стал таким. Я не терял надежды, никогда, нет, но теперь, похоже, я должен с этим смириться. Вечно бегать от этого и прятаться я не смогу, верно?

Я стал спускаться по лестницам. Оказалось, что перила были вымазаны кровью, и я даже прикинуть не мог, как она здесь оказалась, если чудовище еле протискивало сюда руку. На первом этаже у выхода в цех лежала оторванная рука в багровой луже, смешавшейся с цементной пылью. Я переступил её и пошёл дальше.

Я увидел его сразу. Оно стояло у выхода и не шевелилось, лишь волосатые чёрные плечи вздымались при каждом вдохе. Оно скалилось, своими маленькими налитыми кровью глазами уставившись на меня. Я сделал шаг, и эта тварь тоже сделала шаг навстречу. Наше движение было почти синхронно, лишь с той разницей, что у твари было четыре ноги, а у меня всего две. Мы встретились в самом центре цеха, и оно возвысилось надо мной, капая слюной мне на плечи.

Что за эту ночь изменилось? Кардинально – ничего. Я остался прежним. Но кто я теперь? И почему я стою здесь? Почему я вообще вышел вместо того, чтобы спрятаться? Или почему я не убегаю сейчас. Я будто знаю то, что просто не могу сейчас вспомнить. Оно держит меня на одном месте, и я стою, ожидая чего-то.

Чудовище оскалило зубы и повалило меня на землю. Я думал, что услышу хруст собственных костей, но оно сделало это словно с заботой. Я положил голову на пол и смотрел ровно вверх, на огромную голову, чьи челюсти густо набиты острыми зубами. Оно наклонилось ко мне поближе, и я среди этих зубов увидел обрывки чьей-то кожаной куртки. Пахло отвратительно, но я не отвернулся. Я даже не моргал, я смотрел и ждал.

Оно наклонилось и прижалось носом к моей груди. Я встретился с тварью взглядами, и увидел в них своё отражение. Я сам себе показался чужим. Чудовище открыло пасть…

И лизнуло меня…