Читать книгу На Юге, говорят, теплее - Роман Шмыков - Страница 3

Прошло два дня с тех пор, как мы чуть не попались мародёрам. Мы шли по той же дороге, переночевав однажды в кустах, как я и боялась, и одну ночь провели в заброшенном доме на обочине. Деревянный, красивый, но внутри абсолютно пусто. Мебели нет было вообще, лишь сгоревший пол посередине комнаты напоминал ритуальный круг. Меня страшило то, что с каждым днём мы ели всё меньше. Это плохо, но у меня и у Алисы уже начинались рвотные позывы при каждом приёме пищи. Наши желудки уже не могли принимать одну воду и сухую лапшу, и я всё чаще замечала кровь на салфетках, когда вытиралась после туалета, в который превращался каждый подходящий для этого куст.

Шаги Алисы становились более беспорядочными. Мы двигались всё медленнее и медленнее, сильно отдаляя момент, когда доберёмся до Юга. Я давно носила в себе мысль о том, чтобы остановиться на долгое время. Не на день или два, а на неделю и больше. Нам нужен отдых, иначе тела откажут как машина без топлива. Я посмотрела на карту, ближайший город примерно в двадцати пяти километрах от нас, но дорога к нему ведёт ровно вправо от того маршрута, которого мы должны придерживаться. Я спросила Алису, и она согласилась, безвольно кивнув поникшей головой. Ей уже плевать.

Мы свернули с дороги и пошли к городу, где точно должен оказаться хотя бы один торговый центр. Нам необходимо пополнить запасы и отоспаться. Снова риск и возможность погибнуть ни за что, но иного выхода нет, иначе заветный Юг так и останется недостигнутой точкой на старой смятой карте.

– О чём думаешь? – я посмотрела на дочь, глядящую ровно вперёд. Я нагнулась немного, чтобы увидеть её глаза. Они словно два стеклянных шарика, блестящие и пустые. – Алис? О чём задумалась?

– Помнишь мою игрушку? Оранжевый мышонок в зелёных шортах с подтяжками? У него ещё усы отвалились в первый же день?

– Да, я помню. А что такое?

– Я не взяла его с собой намеренно, но меня теперь беспокоит, что я не помню, где его оставила. Вроде бы дома, не у бабушки, но в шкафу или просто на полу, когда решала, что взять с собой.

У Алисы с первого дня не было никаких игрушек, а это значит, что выбор был сделан в пользу чего-то более важного. Интересно, что тринадцатилетняя девочка, посещающая по воскресеньям школу для необычных детей, посчитала более полезным, чем одна из любимых игрушек её детства?

– Скорее всего на верхней полке. На шкафу в твоей комнате. Я туда убирала игрушки, когда ты о них забывала.

Алиса резко остановилась и закрыла лицо руками, полностью закутанными по кончики пальцев рукавами кофты.

Нет смысла спрашивать, что случилось. Я обняла дочь. В спине закололо от рюкзака, превратившегося уже давно в мешок с кирпичами, этот скарб уже надоел.

Неправильно ли думать о том, чтобы покончить со всем этим? Просто бросить, пнуть со скалы рюкзак и сигануть вслед за ним?

– Мам, хочу пить. У нас есть?

Алиса посмотрела на меня, вытирая рукавами сопли и слезы. Я достала бутылку и открыла крышку. Далось это с трудом, и на побледневшей коже пальцев остались бороздки, отдающие жгучей болью. Алиса сделала пару неровных глотков. Я думала, что она подавится. Она набрала в рот воды, щёки раздулись, и отдала мне бутылку. Я тоже немного отхлебнула и убрала бутылку обратно в рюкзак. Мы пошли дальше, и Алиса продолжила путь с полностью заполненным ртом водой.

Не смотря на разгар летних дней, даже зелёные листья опадали с деревьев, заменяясь быстро на более молодые. Дорога была устлана целым зелёным ковром, которые ветер гонял из стороны в сторону. Прохладный, он вгонял в сон. Ноги предательски гудели.

Я так устала идти.

К вечеру мы оказались в черте города. Он начинался с промзоны, и сначала мы увидели заброшенный завод с огромными толстыми трубами, покрытыми мхами и лианами до самых верхушек. Эта серость наводила жуткую тоску, и нам стало немного легче, когда это бетонное уныние сменилось на красивый, но пустой город. Он оказался маленьким, но ухоженным, как детская комната. Разноцветные дома, этажей в пять, стояли тут и там, образуя прямоугольные дворы, в каждом из которых детские площадки с качелями пустовали без гомона высоких голосов. Больше всего нас удивила чистота. Ни одного окна не было разбито. На стенах домов нет граффити, и кроме листьев на дорогах нет ничего, будто только вчера по городу прошлись с генеральной уборкой.

Я не знала точно, где здесь торговый центр, но мы шли по направлению к источнику красоты. По бокам главной дороги начинались ряды синеватых елей, перемежающиеся с низкорослыми кустарниками. Они немного разрослись без человеческого контроля, и тонкие корни тянулись от клумб почти до серединной разметки асфальта под нашими ногами. Мы вертели по сторонам головой, словно очутившись в другой стране. Я так привыкла хоть к какому-то проявлению урбанизма и человеческой беспечности, что забыла, каким может быть городской уют, где тишина всегда, и днём, и ночью, и люди все знаю друг друга.

Мы чуть не прошли мимо центра. Он был маленьким, не выше окружающих его домов. За его территорией, словно застенчивый ребёнок, выглядывала небольшая аллея со скамейками и заполненным стоялой водой фонтаном. Там нет никаких статуй, лишь тонкие трубы разной длины были похожи на сосульки, растущие вверх. Мы перешли дорогу по пешеходному переходу, и это вызвало странное, но приятное ощущение, словно соблюдение правил уже давно погибшего мира может приносить давно забытое удовольствие.

Двери оказались закрыты. Даже не так, они были заставлены. Железный прут проходил через ручки и заворачивался в узел, не дающий открыть двери до конца. Я подумала, что внутри кто-то может быть, но старый опыт говорил, что люди, даже боящиеся мародёров, вывесят какие-нибудь опознавательные знаки, чтобы обычные прохожие без злых намерений могли остановиться на ночлег. Но ничего такого вокруг мы не нашли. Мы обошли кругом здание и ничего не увидели, ни единого знака, хоть как-то способного нам рассказать, есть ли внутри кто-нибудь.

Алиса указала рукой на маленькое приоткрытое окошко. До него я могла дотянуться и при желании даже залезть. Я скинула рюкзак и поднялась на цыпочки, немного ухватившись руками за край окна. Внутри светло, но я никого не увидела. Я залезла чуть глубже, по пояс, и осмотрелась. Торговый центр казался нетронутым, возможно, нам опять повезло. Здесь мы сможем переночевать и пополнить медленно пропадающие запасы.

Я помогла Алисе забраться внутрь и закинула следом за ней оба рюкзака. Сама тут же последовала за ними, чуть не упав лицом вниз. Я зацепилась пяткой за верхнюю раму и приземлилась на руки, немного ободрав кожу на ладонях. Алиса подскочила ко мне и помогла подняться. Я уверила её, что всё в порядке, но кожу жгло, как от удара с размахом по плоской поверхности.

Мы выучили несколько правил. Одно из них гласило: «Никогда не окликайся, заходя в незнакомое тебе помещение». Лучше разведать обстановку, будучи незамеченным. Если люди опасные, а это даёт шанс уйти и остаться в живых. Если же попалась обычная остановка странствующих людей, то никто не убьёт тебя лишь за то, что ты прокрался без корыстных целей. Все понимали, что безопасность немного сменила лицо, и осторожность приобрела совершенно новые черты. Хотя, если на то пошло, у каждого они ещё и до войны могли отличаться.

Витрины пустовали пустыми, но были целыми. Покрытые пылью, они тянулись вдоль всего первого этажа, образуя почти ровный круг. Эта пыль почти непроглядной оболочкой закрывала магазины, и мы поднялись на второй этаж, не найдя на первом хотя бы небольшой продуктовой лавки. Она был на третьем, и мы еле поднялись по неработающим эскалаторам. Мы выбрали стоянку на будущие несколько ночёвок. Это книжный магазин. Видимо, после апокалипсиса книги стали совершенно бесполезны, и теперь ими только костры и разжигать. Битти был бы доволен[1].

Мы снова решили прятаться за кассой. Она была в дальнем конце и даже за углом стены. Найти нас теперь можно только в том случае, если искать нарочно. Я передвинула полки с книгами, какие смогла, и закрыла нас как за баррикадой, оставив узкий проём лишь для того, чтобы пройти при желании.

Мы оставили груз к книжном и отправились в продуктовый. Вот он был практически пуст, и на полках остались только протухшие продукты. валялись несколько консервов. Я положила их в тележку рядом с уже опостылевшими макаронами. Если оставить их в воде, то они немного размякнут, превратившись в кашу. Добавить немного соли и остатки специй, и уже не так мерзко. Кто б знал, что диета начнётся лишь после конца света.

Здесь был и отдел игрушек. Остались несколько плюшевых и какие-то некрасивые пластмассовые игрушки, которые в оригинале должны были походить на моделей с модных показов, но выглядят как жопа из кустов.

Алиса взяла плюшевого попугая, он вполне прилично выглядит, хотя из него торчали во все стороны цветные нитки разной длины. Ребёнку нужны игрушки, а вот мне не помешал бы алкоголь. Напиваться не хочется, но вот уснуть быстрее – крайне заманчивое желание. Само собой, я ничего не нашла в винном. Там только пустые бутылки, сваленные в одну стеклянную гору, и ничего больше. Наверное, алкоголь самым первым пустился в расход. Я расстроилась, уже представляя первые глотки, приятно обволакивающие горло немного вяжущей нёбо жидкостью. Может, оно и к лучшему, и Алиса не увидит, как её мама в одиночку, не считая саму Алису, пьёт, чокаясь с самой собой.

Мы не ужинали, а это плохо. Алиса развернула самостоятельно спальный мешок и легла, как обычно почти моментально уснув. Я тоже присоединилась к ней, глядя в потолок с не горящими лампами. Я не думала ни о чём, прислушиваясь в пульсациям мозга. Я ощущала свой же запах изо рта. Так воняет отчаяние – голодом, который не хочется утолять. Я перевернулась на бок, упёршись лбом в тонкую ножку Алисы. Мне так спокойнее, я, наконец, уснула.

Меня разбудил шорох внизу. Он прыгнул эхом от стены к стене и добрался до нашего магазинчика. Судя по полумраку снаружи, утро ещё толком не наступило. Я посмотрела на часы и увидела четыре с половиной утра. Шорох повторился, и я поняла, что должна проверить его источник. Алиса спала и постоянно ворочалась во сне, пока я искала в сумке пистолет, стараясь не шуметь. Спокойный сон дочери был уже не в главном приоритете. Я нашла оружие и вышла из магазина. Внизу шевелилось что-то, там шевелилось всё. Тёмная масса двигалась как желе в тарелке неуверенного человека.

«Да воскреснет Бог, и рассеются Его враги, и пусть бегут от Него все ненавидящие Его…»

Это они – мертвецы. Десятки, если не сотни. Двери магазинов открыты, и видимо из них хлынули эти бесформенные массы. Я чуть не уронила пистолет вниз, утратив рассудок на мгновение. Мы загнали себя в ловушку, и ведь могли догадаться – двери этого здания были забаррикадированы снаружи, а не внутри, а это значит, что и опасность была здесь, а не во внешнем мире.

Какая же я всё-таки дура!

Я услышала, как Алиса позвала меня своим сонным голосом. Она не знала, что нужно вести себя тише. Моё сердце стучало где-то в районе горла, и я не могла повернуть головы, чтобы посмотреть на дочь, дать ей своим взглядом понять, что лучше бы нам быть чуть тише. Алиса встала из-за прилавка и тёрла глаза рукавами кофты. Она пошла ко мне на шатающихся ногах, её веки были опущены. Она словно бродила во сне, да и я бы хотела думать, что скоро этот кошмар закончится, и мы обе очнёмся в своих постелях, пока Гриша как всегда готовит завтрак на всех.

– Мам? Зачем ты…?

Я молчала, округлив глаза. Я не могла произнести ни слова и лишь двигала губами, думая, что Алиса сможет по ним всё прочитать. Я хочу, чтобы она не спрашивала ни о чём. Стараясь не запинаться о валяющиеся на полу книги, я аккуратно шла по направлению к дочке. Я хочу, чтобы она сейчас заткнулась.

– Мама, что случилось?

Я держала пистолет в правой руке, и этой же рукой я закрыла рот Алисе, ударив её тяжёлым прикладом оружия прямо по зубам. Она закричала мне в ладошку, и я согнула её пополам, уложив на пол. Я держала её так крепко, что её личико покраснело. Алиса царапала мои руки, а слёзы падали прямо на них.

– Тише, тише… прошу тебя, они там.

Я шептала так тихо, что сама еле различала свои же слова. Алиса перестала так сильно брыкаться и посмотрела на меня покрасневшими глазами. В одном из них лопнули капилляры, и глазное яблоко медленно розовело. Алиса похлопала меня своей похолодевшей ладошкой по руке, и я ослабила хватку, убедившись, что в её рту не затаился предательский вопль.

У меня сбилось дыхание, я хотела обнять дочь, но застыла, прислушиваясь к происходящему внизу. Гул их хриплых голосов заставил меня ощутить животный ужас. Алиса, моя маленькая Алиса встала и похлопала меня по плечу. Она всё понимает. Моя умничка, она всё знает и понимает, зачем я сделала то, что сделала. Она схватила меня за одежду и втащила в магазин, где я смогла наконец-то вдохнуть. Из меня потоком хлынули слезы. Я вытирала их тыльной стороной руки, сжимающей до посинения пистолет. Алиса гладит меня по щекам, смахивая солёные капли.

Мысль скользнула от одного виска к другому. Пуль хватит на обеих… я даже поднесла к подбородку дуло, но тут же убрала. Я обрадовалась, какой же глупости я обрадовалась – Алиса не увидела этого, не придала этому значения. А ведь я хотела… я хотела как лучше. Всегда, правда, но я боюсь, что сдамся первой, оставив Алису одну.

Я убрала пистолет в рюкзак и наказала Алисе сидеть за прилавком. Сама, меряя пол маленькими шагами, подошла к ограждению между мной и обрывом в кипящую живую пропасть. Я высунулась так, что торчит только мой вспотевший лоб и два влажных трясущихся глаза.

Они всегда так делают, когда сбиваются в стаю, и лишь одиночки могут бродить при свете дня. Они как минимум одной рукой держатся за другого, стараясь не отбиться от остальных. Эти слепые пожиратели ходят змейкой, даже преследуя жертв. Я помню, как выглядела эта линия из мертвецов, она из того пролома в заборе всё тянулась и тянулась. Им не было конца, и своими еб*чими обгоревшими руками они держались за плечо впереди идущего, обычно самого злобного. Мутировавшего, похожего на самого дьявола.

Они не знали о нашем присутствии, и вышли наружу из своих теней, пока на небе не появилось жгучее солнце, превращающее каждого из них за считанные дни в лужицу расплавленной плоти. Поэтому они так любят тьму – мать, их породившую.

В тени они прячутся и ждут.

Я вернулась обратно за укрытие и припала к нему спиной, покрытой маленькими каплями пота, сбегающими прямо в задницу. Я закрыла рот руками и чуть не закричала, подавившись всхлипом. Мельком заметила взгляд Алисы и повернула голову в сторону, словно это что-то изменило. Всё равно эта бедная девочка видит, как её единственный защитник медленно теряет рассудок.

Я боялась этого. Всего полгода назад, и вот снова – их много, и они не умеют насыщаться. Я видела, как они рвут ороговевшими зубами человеческую плоть, тянут жилы и ломают кости. Это видела и Алиса. Не должна была, но увидела.

Хуже войны только её последствия.

Я на четвереньках, как трусливая псина, заползла в магазин и закрыла стеклянные двери изнутри. Смешно. Я подпёрла их двумя стеллажами с книгами, двигая по миллиметру эти тяжести, лишь бы не скрипнули, и обняла дочь. Алиса поджала колени, сидя в тени. Её худое тельце тряслось, и я думала, что больше она боится за меня, чем тех чудовищ снаружи.

Мы будем ждать, сколько потребуется. Я придумаю план, и мы выберемся. Всё будет хорошо. Ведь так? Ты меня слышишь? Ответь! Просто дай знак, я чувствую себя такой одинокой без тебя…

Я подумала, а может…

Может быть и здесь помимо окон есть стеклянный прозрачный потолок? Если бы мы смогли его разбить, то солнце загнало бы их снова в тень, и мы с Алисой выбрались бы тем же путём. Я буквально отцепила Алису, схватившуюся за меня как маленькая обезьянка, и гуськом добралась до выхода.

Пришлось немного отодвинуть стеллажи, чтобы открыть дверь и выбраться наружу. В потолке было стекло, но это совсем маленький купол, который пустит слишком мало света. И была ещё одна новость – мертвецы поднимались выше по этажам. Я посмотрела на часы. До восхода от силы минут пятнадцать, и солнце поднимется в небе так, чтобы его свет падает ровно на головы чудовищ из детских ночных кошмаров. Я рванула обратно и задвинула стеллажи ближе к дверям так, что стекло затрещало и чуть не потрескалось. К книжном стало темно из-за баррикады, и это могло либо спасти нас, либо окончательно сгубить. Среднего не дано.

Алиса сжалась, а потом и я услышала этот хрип. Он звучит уже так близко! Хруст грубой, покрытой корками кожи похож на раздавленный мешок с сухарями. Мимо выхода прошёл один их них, даже не повернувшись в нашу сторону. За его плечо держался ещё один, у него нет головы, и из шеи торчит что-то наподобие сломленного бурей ствола дерева. Потом и третий – они тянулись друг за другом, создавая очередь, мимо нас, как на показе.

В горле пересохло. Сухие стенки слипались, и я даже не могла сглотнуть застрявшую где-то у гланд скупую слюну. Глаза болели, я будто не моргала, глядя, как они бесконечным потоком идут мимо нас, издавая свои мерзкие звуки. Я ощутила их вонь, просочившуюся сквозь узкую щель между стеклянными дверьми и под ними. Закрыв нос рукой, я посмотрела на Алису – она зажала половину лица рукавами кофты и посмотрела в ответ. Она помотала головой, но я не смогла понять, что это значит. Я села ещё ниже, прижавшись головой почти к самому полу. Безумно хочется, чтобы день быстрее начался.

На часах 5:46. Солнце уже должно давно появиться из-за горизонта и медленно подниматься к своему зениту. Змейка из мертвецов стала ускоряться, и вот последний из них протопал мимо, унося за собой гнилостно-сладкий запах. Стало легче дышать, но сердце всё равно билось об рёбра внутри. Мертвецы прячутся в тени, в прохладе, и выйдут только к ночи. Алиса привстала, и я не успела её остановить, прежде чем она высунулась из-за кассы. Я боялась, что кто-то из них мог отбиться от основной стаи и плестись позади всех, но больше никого за стеклом не появилось, и Алиса хотела перешагнуть через меня, но я ей не дала.

– Куда ты?

– Хочу проверить.

– Они ушли, – шептала я, после каждого слова глотая вязкую слюну. – Посидим ещё.

– А если нет?

– Тогда тем более сидим.

Я дёрнула Алису за рукав, и та чуть не упала, опёршись рукой за моё плечо. Алиса села чуть поодаль и скрутила руки на груди, выпятив нижнюю губу. Я знала, что она обижается не по-настоящему, но видеть её такой всегда было неприятно. Меня это порой злило, но не сейчас. Всё вокруг слишком поменялось, чтобы я злилась на дочь за такую мелочь.

– Чуть позже проверим. Главное – это безопасность, верно, Алис?

– Угу, – не меняя позы и выражения лица промычала Алиса. – Но я хочу сама проверить.

– Зачем?

– За тем, что могу сама. Я тоже могу проверять.

Права ли? Наш опыт жизни отличался, но вот опыт выживания был одинаковым, и могу ли я корить дочь за то, что она старается сделать всё, что в её небольших силах? Наверное, это с какой-то стороны неправильно, но меня судить некому, у меня всё ещё на плечах ответственность. Так? Гриш…

Становилось жарче. Солнце поднялось, и теперь его лучи пробивались сквозь летучую пыль в торговый центр. Внизу послышались шипение и рыки, видимо, кто-то из них попал под свет. Я покрылась томительной испариной, и голова становилась ватной. Мы сильно не выспались и испытали большой стресс. Я должна думать о нашем скором спасении, но идеи всё не идут. Алиса так и уснула в позе «обиды», склонив голову к ещё не начавшей расти груди. Я медленно уложила её на расстеленный спальный мешок. Пусть поспит. Может, забудет, что случилось этим утром. Мы слишком хорошо знаем, что это за страх. Слишком хорошо.

Снова наступила тишина. Это тошнотворное отсутствие звуков, и порой кажется, что совсем оглох. Только в таком состоянии начинаешь слышать саму себя, свои мысли, даже самые потаённые, самые темные. Ты их стыдишься, но от этого они никуда не исчезают. Мысли копятся, крепнут и превращаются в навязчивую идею. Найти для себя оправдание с каждым разом становится всё труднее. В коленях гудит при каждом движении, и становится страшно перед тем, что ждёт нас всех в конце пути.

Я думаю, что стоит вернуться ровно тем же способом, что и привёл нас сюда – через маленькое окошко. В середине дня, когда солнце не даст нечисти забрать нас.

– Да, Алис?

Девочка, свернувшаяся калачиком, держащаяся за колени, тихо хмыкнула во сне. Она со мной согласилась, но я уверена, что после пробуждения она этого не вспомнит. Оно и к лучшему. Не за чем ей знать о том, что придётся пройти через всё это ещё раз, но уже зная, что на нас будут смотреть со стороны.

– Алиса, вставай. Нам нужно уходить, срочно.

Алиса резко встала, и я даже немного испугалась. Кажется, она проснулась лишь в тот момент, когда выпрямились её ноги, а до этого разум ребёнка ещё спал.

– Что, мам? Ты что-то сказала?

– Да, мы уходим.

– Сейчас?

– Да, – ответила я немного резко и раздражённо. – Сейчас.

Алиса молча собрала спальный мешок и закинула свой портфельчик на костлявые ручки. Я надела рюкзак на горящие огнём плечи в тех местах, где лямки уже продавили бардовые колеи на бледной коже. Стеллажи сдвинули ровно настолько, чтобы протиснуться между стеклянными дверьми. Внизу было совершенно тихо, будто чудовища уснули, готовясь ночью снова выползти и ходить без дела из стороны в сторону, медленно коптясь, как рыба.

Я крепко держала Алису за руку. Мы спустились по эскалаторам вниз, на первый этаж. По затылку бегают мурашки, и мы обе идём ровно посередине холла, стараясь не приближаться ни к одной витрине. Контактный зоопарк вышел из-под контроля.

– Да, Алиса?

– М?

Я сказал эту шутку про себя. Сама же и посмеялась.

Мы нашли тот же коридор, что и привёл нас сюда. Маленькое окошко оказалось чуть выше, чем я помнила. Снаружи нам помог более высокий уровень земли, а тут я до проёма не дотягивалась вовсе, и поэтому свалилась, впервые пролезая внутрь. Благо, рядом стоял складной стул, и я пододвинула его поближе к стене.

Я высунула голову из окна и осмотрелась. Никого и ничего, и лишь трава на уровне моего рта пахнет сыростью. Я помогла Алисе пролезть и протолкнула свой рюкзак прямо за ней, но только моя ноша пропала из поля зрения, как стул под ногами скрипнул и сложился.

У него отлетела ножка, и я упала прямо на копчик с такой силой, что клацнули зубы друг об друга, чуть не отрезав кончик языка. В голове немного помутилось, и я думала, что сейчас потеряю сознание, но боль внизу спины не дала мне даже закрыть глаз, из которых чуть ли не прыснули две слезы. В главном холле послышался хрип, недовольное рычание. Сломанный железный стульчик эхом оповестил всех внутри, что здесь кое-кто решил по-тихому уйти и не попрощаться.

Шаги сливались в марш, я не хотела знать, как близко они были, и поэтому просто прыгнула на стену, решив, что это как-то поможет мне добраться до сраного окошка. Но я даже кончиками грязных пальцев не могла дотянуться до подоконника, и лицо Алисы в проёме похоже на картину какого-нибудь художника, решившего изобразить на одном полотне и испуг, и непонимание.

– Мам, что?

– Руку мне!

Алиса протянула свою ручку, но это было глупо. Если бы я хоть немного за неё могла зацепиться, то скорее свалила бы свою дочь вниз вместе с собой. Я бы обрекла нас обеих на съедение.

– Нет, убери. Быстро, лямку рюкзака!

– Какого, мам? – в голосе Алисы уже чувствовалось дрожание.

– Любого!!! Быстрее, бл*дь!

Розовая лямка свисла вниз, и я смогла за неё крепко ухватиться.

– Упрись ногами в стену и держи изо всех сил! Не отпускай, пока не скажу!

Пока не скажу своей дочери, чтобы она отпустила маму. Чтобы та пропала в пучине мёртвых тел, вереща как свинья на убое. Пока я этого не скажу?

Я дёрнула лямку, она казалась прочной, и Алисины руки побелели от усилия. Она уже плакала, и сквозь плотно сомкнутые веки катились крупными каплями слёзы. Я сама упёрлась ногами в свою сторону стены и чуть подтянулась вверх, уцепившись рукой за упор с той стороны. Я выползла наполовину наружу, и Алиса упала головой назад, когда я отпустила лямку её рюкзака. Клянусь, лодыжкой я ощутила жар дыхания и вонь мертвечины, но успела вытянуть ноги прежде, чем за них кто-нибудь смог укусить.

Вот теперь самое время для обморока. Я закрыла глаза и куда-то провалилась. Трава под моей спиной превратилась в пух, потом в воду, но я дышала под ней. Как-будто Алиса была на поверхности, и её голос звучал очень расплывчато, неразборчиво. Удар по щеке немного поднял меня к глади этой воды, а второй полностью вытащил меня на поверхность. Я вдохнула воздух и поднялась. Я видела вытянутые ладошки, торчащие в окошке. Они были злы на нас за то, что мы успели. Мы выжили. Я упёрлась в сухую землю руками и встала, привычным движением накинула рюкзак на спину и сделала медленный выдох, стараясь успокоить взбесившееся сердце.

Алиса сидела на траве, сложив ноги. На её щеках ещё были слёзы, и она смотрела не на меня, а куда-то в сторону. Я повернулась туда же, и увидела, как к нам спешат три силуэта, закрытые по пояс маревом раскалённого асфальта.

Я очень хочу ошибиться. Я так никогда не хотела быть обманутой своим же зрением, как сейчас. Пришлось грубо поднять Алису на ноги, при этом случайно ударив девочку в грудь её же портфелем.

– Бежим!