Читать книгу Родня. Пересохшее русло - Руслан Нариманович Абубакиров - Страница 5

На следующий день его вызвал к себе Либерман и сообщил, что Тимура понижают в должности, и он уже не исполнительный директор, а начальник отдела продаж.

– Да ты шо…Ну надо же…А кто в отделе-то? Валька? То есть я теперь начальник над Валентином лично? – улыбаясь, спросил Тимур. – Он же у нас единственный менеджер по продажам.

– Короче, назначение получил? Свободен. – резанул Глеб.

– Когда я буду писать мемуары я назову это синдромом «Бойко – Либерман».

– Чего? – зло спросил Глеб.

– Это когда из-за бабы мужик готов разрушить все, что имеет.

– Ты это, ты базар фильтруй.

– А что ты мне сделаешь? Кáну вызовешь? Наябедничаешь на меня и он со своими «спортиками» приедет меня в шишки колотить?

– Да у меня и без Каны на тебя здоровья хватит.

– Ты ошибаешься на мой счет. И ты об этом пожалеешь. Я не угрожаю. Я прошу тебя подумать. Я не прошу тебя восстановить со мной хорошие отношения. Просто. Реально, отшагни назад и подумай, что ты делаешь. Ты думаешь, я не знаю, что ты на Райке по расчету женился? Что у тебя была хорошая, умная и красивая девушка, – Тимура несло и он уже был не в состоянии остановиться, – но она была из простой семьи, как и ты. А тебе нужно было большее… Райкин-то папаня, на уровне зам.министра работал, руководил крупным трестом…

– Ты сука, счас добазаришься…

– А чё ты пылишь? Я если не прав, то тебе должно быть насрать на мои слова.

– А мне и так, и сяк поровну на тебя, и на твои слова. Не облокотился ты мне со своими рассказами.

– Ага, ага, то-то я и смотрю, аж цвет лица здоровый стал. Пунцовый. А ты знаешь, я тебя понимаю. Реально – без понтов. Я бы с Райкой и дня не прожил. И я палец дам на отсечение, что она тебя попрекала этим.., браком по расчету. Это очень в ее стиле. А ты до сих пор ни себе, ни ей позора этого простить не можешь. – сам от себя не ожидая, выдал Тимур. Глеба аж передернуло от таких слов и Тимур увидел, что попал в самую 10-ку. Но терять ему уже было нечего и он решил излить всю накопившуюся желчь.

– Ты, я смотрю, совсем тут работать не хочешь? – зло ухмылясь парировал Глеб, закуривая сигарету. – Ну-ну. Что еще скажешь?

– Ой. А то ты меня решил повоспитывать, чтобы потом вернуть на должность…Коню понятно, что эти твари твои меня в дерьме изваляли, а ты кроме них ничего ни видеть, ни слышать не в состоянии. И всё не знаешь как теперь меня техничнее выдавить из компании. Так ты сильно не напрягайся, я сам свалю.

– Думай, что хочешь. А за базар придется ответить. Всё сказал? Свободен.

– Ага, есть сэр. Ты тока не бухай, нельзя тебе, добром это не кончится. – сказал на прощание Тимур, намекая на приступы эпилепсии Либермана.

– Сам не хворай. – бросил Глеб, махнул рукой в сторону двери и начал куда-то звонить. Тимур вышел в непонятном состоянии: с одной стороны, он чувствовал облегчение, что высказался, а с другой, у него было такое ощущение, как будто его родители оставили в детском доме. Словно кусок чего-то родного и близкого оторвали у него с мясом. Но жизнь продолжалась.

Прошел месяц. Рая родила здорового и крепкого мальчика. Случилось это в начале сентября 2004 года. Все были довольны и счастливы. Глеб на радостях помирился с женой. Раиса якобы простила ему все его гулянки, и все делали вид, что ничего страшного не произошло. Эта семейка вообще всегда так жила. Для них никогда не был близок призыв: «…лучше быть, чем казаться…» Они всегда и во всем старались создавать какую-то иллюзию жизни, причем иллюзия эта всегда разительно отличалась от реальности в сторону псевдоулучшения уровня самой этой жизни, усовершенствования их характеров и образа бытия. Их дети – всегда, самые умные дети, их женщины – всегда, самые красивые и преданные, их мужчины – всегда самые честные, смелые и порядочные. И речь идет не об одной семье, а о группе семейств, объединенных вокруг Фаины, которая после смерти мужа, позиционировала себя серой кардинальшей.

На самом деле это были обычные семейки, где мужики в основе своей были трусливыми подкаблучниками и тяготели к алкоголю, бабы их были тоже не прочь выпить и гульнуть, причем вплоть до скандалов, а местами, и до открытых измен. Детки их, по зависти и хитрости напоминали своих мамаш, и всё старались сделать исподтишка. И когда все члены семей собирались на очередной сабантуй, там и выяснялось какие они все поголовно хорошие, как их ценят в школе, на производстве и в бизнесе, как их уважают во всем городе, как о некоторых пишут в газетах, а об особо одаренных даже в энциклопедии Казахстана. А потом они расходились по своим жилищам и ждали удобного случая, когда кто-то «накосячит» и уже потом с таким же энтузиазмом они поливали друг друга помоями, но естественно за спинами, а не в глаза. Они вообще ничего не делали и не говорили прямо в глаза, а если и делали, то только в отношении тех, кто не мог им ответить в виду слабости нутра, какой-либо зависимости от них или уж очень низкого положения в обществе. Вот так они и жили-были. Все. Кроме одного. Кроме Тимура. Он был другим. То ли потому, что в нем помимо татарской были еще уйгурские и узбекские крови. То ли потому, что родился на стыке двух зодиаков – стрельца и козерога. То ли потому, что он вырос на привокзальной площади – средоточии всего хулиганья района. Сам он не мог себе дать четкого ответа. Но при этом он много читал и довольно прилично учился. Все детство занимался хоккеем и был приучен к командной игре. Хоккей же и дал ему привычку высказывать всё как есть – в глаза. Но он так и не смог понять, почему Фаина его недолюбливает. Очевидно, его высказывания всегда ставили ее на место и показывали всем, кто она есть на самом деле. А для нее это было крайне неприемлемо. Но факт оставался фактом. Все, что связывало его с этой публикой, это его мать, Суфия́ – старшая сестра Фаины. Да и то с большим допуском, так как Суфия родилась от одной женщины, которая позже умерла после неудачного аборта, а Фаина и еще два ее брата – от другой. И вот эта другая – бабка Тимура – не особо испытывала любовь, как к его матери, так и к ее детям. Мать Тимура всегда скрывала этот факт и стыдилась его, но Тимур всё это видел. Даже не столько видел, сколько чувствовал. Вот так чувство, или скорее – состояние, маргинальности, и засело в нем с самого детства. И именно мать, еще весной, до описываемых тут событий, попросила его помириться с Фаей и Раей, ссылаясь на то, что Раисе скоро рожать, и та не хотела подходить к такому ответственному моменту в конфронтации с близкими. Вот и получилось, что желая добра, мать Тимура толкнула его на мир, который в итоге закончился очередным предательством. И, как позже выяснится – холодной войной.

А тогда в семье Фаи-Раи воцарился мир. Шаткий, зыбкий, но – мир. И при случае всегда можно было выпендриться, и всем рассказать, что у них все как раз таки хорошо, а то, что там за спинами лопочут, так то происки врагов, да завистников. Но совесть, как голос души, заткнуть невозможно. Можно заглушить, все время делать вид, что этого голоса никто не слышит, затолкать его в дальние уголки сознания, но уничтожить ты его не можешь. Просто потому, что он тебе не принадлежит. Он – отблеск искры Божьей.

И конечно, родня теперь всячески избегала встреч с ним. Им он уже не нужен был, и они всячески избегали разговоров на эту тему. Ну всё правильно: зачем им статистику успеваемости портить? А в офисе, он не нужен был Глебу. И тоже понятно: тот не смог простить Тимура. Да и свидетель его дальнейших гулянок ему тоже был, крайней нежелателен. И в итоге, пришлось Тимуру поговорить с матерью, испросить у нее разрешения и собираться в Алма-Ату. Он рассчитывал на то, что когда закрепится в южной столице, то и мать к себе перевезет.

И уже буквально в декабре месяце, перед Новым Годом, когда он уже жил в Ате, до него дошли сведения, что его сестра Раиса с Либерманом и его брат Ринат с женой прилетели покататься на лыжах, на Чимбулак. И никто даже не вспомнил о Тимуре. Не постарался встретиться, не поговорил, не позвонил. Нагулявшись, и накатавшись они счастливые улетели обратно. Лицемеры, что возьмешь? Да и сюжет не нов. Иванушка -дурачок эволюционировал до Тимурушки-идиота. И Тимур тогда рассмеялся. Он совсем забыл, что был третьим сыном у отца.