Читать книгу Падение. Том 1 - Рустам Рустамов - Страница 7

Когда Алик и Зордан зашли в зал, все, как и прежде, спорили о чем-то, перебивали друг друга, и, кажется, уже никто никого не слушал. В стороне от всех этих словесных баталий находился только Геродот, который, сидя на своем месте, спокойно и с аппетитом кушал – видимо, понимал, что вечер подходит к концу и надо наверстать упущенное, а может, и оттого, что просто не хотел заниматься пустой болтовней. Все заняли свои места, и Зордан снова взял инициативу в свои руки. Позвякивая столовым ножом о бутылку, он призвал всех соблюдать тишину и дал слово Алику. Тот поблагодарил тамаду и произнес краткую речь о том, что очень счастлив знакомству и дружбе с такими замечательными парнями и дамами. Произнося слово «дама», мечтательно посмотрел в сторону Сирануш, и та многообещающе посмотрела на него и послала ему воздушный поцелуй. Конечно, такой бессловесный, но очень важный ответ вдохновил его, и потому закончил свою речь клятвенными заверениями в верности дружбе. Неожиданно для всех, конечно же, не спрашивая тамаду, с короткой речью выступил и Геродот:

– Орхан, я желаю, чтобы ты не ошибался в выборе жизненного пути, и чтобы на твоем пути встречались честные и порядочные люди. По окончании этих мероприятий я тебе сделаю подарок.

Все постепенно стали расходиться, и за столом остались втроем – он, Сирануш и Зордан. Сирануш как бы спеша сказала:

– Ладно, мальчики, я пошла к себе, тут недалеко. А вы можете продолжать без меня.

На что Зордан ответил:

– Подожди, Алик тебя проводит, – и подмигнул ему, незаметно протягивая под столом бутылку шампанского.

Алик машинально взял бутылку и направился к выходу за Сирануш. Зордан вслед ему сказал, что в девять утра будет ждать его в вестибюле, на что тот согласно кивнул головой.

На улице Сирануш предложила посмотреть ночной город. Они сели в такси, и она тут же велела шоферу провести небольшую экскурсию по городу. Водитель понял, что клиенты нормальные, то есть не будут разводить торговлю при расчете, согласно кивнул головой, завел мотор, и новенькая 21-я помчалась по проспекту.

Сирануш как хозяйка положения начала рассказывать о памятниках и исторических зданиях, которые редко встречались на пути следования, при этом, близко прижимаясь к нему, грудью слегка касалась его плеча и указательным пальцем направляла его взгляд в нужную сторону. Все строения и памятники, о которых она рассказывала, относились к советскому периоду. Образцов досоветской архитектуры на всем пути следования они не встретили, за исключением пары-тройки строений девятнадцатого века, в том числе коньячного завода. Это, конечно, привлекло его внимание, хотел спросить об этом, но почему-то передумал.

При каждом ее прикосновении к нему его сердце билось все сильнее. В один момент ее левая рука оказалась на его бедре, и он от волнения потерял дар речи; ничего не слыша и не соображая, просто кивал головой, а мысли умчались в дальние дали за мечтой о завоевании ее. Давно уже потерял контроль над временем, и ему показалось, что катаются они по городу если не целую вечность, то по крайней мере второй, а то и третий круг по одним и тем же местам. Она, конечно, тоже понимала, что с ним происходит в эти секунды, но, как и любая женщина, вела себя непринужденно. Он хотел попросить ее закончить это ненужное, утомительное и не к месту длинное путешествие, но сдерживал себя, понимая нетактичность, а еще больше грубость такого поведения. Но все разрешилось само собой: она сама предложила закончить на сегодня экскурсию и продолжить завтра или в другие дни. Это было единственное предложение из всего ее рассказа, которое он понял со всей четкостью и сказал:

– Да, так будет лучше.

Она велела таксисту поехать к гостинице. Через несколько минут остановились напротив гостиницы. Вышел первым из машины, обошел ее сзади и открыл ей дверь. Сирануш вышла, пригладила волосы, незаметно поправила платье, а он, в свою очередь, подошел к водителю, протянул ему пятерку, но так, чтобы она не заметила, и спросил, достаточно ли этой суммы. Водитель, сияя от радости, благодарно кивнул головой и, спросив для приличия разрешения, уехал. Они зашли в гостиницу, поздоровались с дежурной и, взяв ключи от своих номеров, подошли к кабине лифта. Он нажал на кнопку вызова, и дверь кабины тут же открылась.

– О, нам повезло, – сказала Сирануш и, как кокетливая старшеклассница, не дожидаясь приглашения, забежала в кабину лифта; вслед за ней зашел он. Она «случайно» заметила бутылку шампанского у него в руке, похвалила его: – Молодец, когда же ты успел купить его?

Он, чтобы избежать прямого ответа, пожал плечами и улыбнулся. На четвертом этаже лифт остановился, и они вышли из кабины. Он посмотрел на нее нежно и вопросительно, и во взгляде читалось: «К кому пойдем?» Она предложила зайти к ней, так как у нее есть свежие фрукты. Идя за ней следом, разглядывал ее со спины: у нее была очень красивая, точнее сказать, грациозная походка; густые, черные как смоль волосы, подстриженные немного ниже плеч, с каждым ее шагом волной переливались из стороны в сторону и будоражили его воображение; он любовался, глядя на ее прямые плечи, тонкую талию. Конечно же, как любой мужчина, не оставил без внимания и место, где кончается или начинается талия. Там тоже все было очень красиво, будто природа, создавая ее, призвала на помощь лучших математиков, чтобы соблюсти нужные пропорции. Он настолько был охвачен своими мыслями, что не заметил, как та остановилась у двери своего номера, и чуть не сшиб ее.

Сирануш тоже заметила его замешательство, но виду не подала и, по-доброму улыбаясь, начала открывать дверь. Когда она улыбалась, губы ее слегка расходились, и тогда становились видны красивые ровные белые зубы. В это время ее чуть смугловатое лицо становилось еще красивее, и никто не замечал небольшую горбинку немного непривычных размеров ее носа. Не мог не обратить внимания на ее красивый, с едва заметной ямочкой, подбородок. Черная, как жемчуг, маленькая родинка, расположенная на левой половинке ямочки подбородка, давала особую, неповторимую красоту ее смугловатому лицу. Зашли в номер, и она как бы между прочим сказала, что на этаже только они, все остальные участники размещены на этажах повыше, чему, конечно, он очень обрадовался.

Номер у нее был высшего разряда, двухкомнатный, с холодильником и телевизором. В первой комнате стоял шкаф, диван, журнальный столик и небольшой стол у окна, видимо, рабочий, и на нем же стоял телефонный аппарат нового поколения, с наборным диском. Были также три мягких стула. Коридор в прихожей был широкий, слева от входа размещались ванная и туалетная комнаты. Здесь же в прихожей стояло трюмо с большим зеркалом. Вторая являлась спальней, а из предметов обихода была широкая двуспальная кровать, два торшера и две тумбы по обеим сторонам кровати. Воздух в номере был свежий, так как форточки в комнатах были приоткрыты, шторы на окнах задвинуты. Она извинилась и попросила разрешения покинуть его ненадолго и зайти в душ, а ему велела открыть шампанское и достать из холодильника фрукты, которые посчитает нужными. Он снял обувь и зашел в комнату, поставил вино на журнальный столик, попросил у нее разрешения зайти первым в ванную, чтобы помыть руки и, не дожидаясь ответа, зашел; быстро сполоснув руки, вышел оттуда. Когда она зашла в ванную, он подошел к холодильнику, открыл его и глазам не поверил, увидев его содержимое. Там были различные фрукты, виноград, несколько бутылок различных марок вина, бутылка армянского коньяка, шоколадные конфеты, различные холодные закуски. Кроме всего прочего, было много мандаринов, чему был рад, так как являлся большим их любителем. Здесь же на дверной полке лежал штопор. «Что, она специально заранее готовилась, что ли?» – подумал он и, не развивая мысль свою, начал доставать из холодильника всего понемногу.

Он не знал, что не она готовилась, а ее саму тоже готовили к этой встрече: содержимое холодильника было заказано из ресторана за два часа до их прибытия, и руководил всем этим его новоиспеченный друг Зордан.

Так сильно был увлечен сервировкой стола, что не заметил, сколько прошло времени. Когда увидел ее рядом с собой, сказал:

– Вот, все готово.

Сирануш улыбнулась, похвалила его, предложила тоже принять душ и сказала, что чистое полотенце висит там. Он зашел в ванную комнату, сполоснулся и через некоторое время вышел, надев халат, висевший там, и недоуменно посмотрел на нее. Она поняла все и сказала, что в номерах такого класса все это полагается, и ее заслуги в этом нет. Удовлетворенный ее ответом, улыбнулся и сел на диван рядом с ней, взял мандарин, почистил и, поделив на две половинки, одну половинку предложил ей. Та взяла и сказала, что мандарины привез абхаз Валерий Бегелури из собственного сада. Мандарины действительно были очень вкусные. Он наполнил бокалы, и молодые люди продолжили банкет уже в более приятной и желанной для обоих обстановке. Она выпила немного и сказала, что пойдет спать в спальную комнату, а ему предложила, если пожелает, лечь на диване. Конечно, он рассчитывал не на это, и мечта, загоревшаяся в душе, начала постепенно угасать. Поймав его настроение, сказала:

– Мне мама всегда рассказывала сказки перед сном. Теперь, поскольку мамы нет рядом, эта миссия возлагается на тебя.

У него снова загорелись глаза, и, лукаво улыбаясь, сказал, что не только сказку расскажет, но и убаюкает ее. Она улыбнулась, встала и прошла в спальню. Убрав все со столика, он тоже прошел за ней.

Свет был выключен, только у изголовья кровати горел торшер, и его слабый свет освещал ее лицо. Она лежала, прикрывшись одеялом. Особую возбуждающую контрастность создавали ее черные волосы, закрывающие почти всю поверхность белоснежной подушки. Она держала одеяло двумя руками повыше груди, на уровне шеи. Он взял ее двумя руками за плечи и тихо спросил:

– Какую тебе сказку рассказать, принцесса?

– О любви, и пока сказка не закончится, можешь прилечь рядом.

Набравшись смелости или, другими словами, вытолкнув стеснительность, он ответил:

– Что о любви рассказывать? Ее нужно создавать, а точнее – творить.

С этими словами наклонился к ней и прильнул к ее губам. Она отпустила одеяло, обняла его за шею. Трудно определить, сколько длились страстные поцелуи, и сам не помнил, как оказался под ее одеялом и отчего вдруг погас торшер; только уличные фонари, с трудом пробиваясь через плотные шторы, создавали мерцающую, почти затухающую освещенность в теперь уже их спальне. И эта слабая, почти затухающая освещенность давала им силу и страсть. Они не устояли перед напором зова природы. Одеяло давно сползло на пол, однако этого не заметили, согреваясь в объятиях друг друга энергией любви. Он прижался к ней изо всей силы, и она, обхватив его руками, притягивала к себе. Когда была исполнена воля страсти и удовлетворена ее потребность на первом уровне, он, почти обессиленный, упал на ее грудь, затем лег на бок рядом с ней. Она повернулась к нему лицом и обняла его, и они снова поцеловались. Он наслаждался, проводя рукой по ее гладкому телу. Она повернула его на спину, положила голову ему на грудь и, глядя ему в глаза, спросила:

– Что ты испытываешь в эту минуту?

Он ответил коротко и лаконично:

– Бесконечное наслаждение и безграничную любовь.

– Тебе в награду будут мои поцелуи, – сказала она и начала его целовать.

Она осыпала все его тело поцелуями, тот, испытывая удовольствие, закрывал глаза. Небольшой золотой нательный крестик, висевший на ее шее на золотой цепочке, также касался всего его тела и пронизывал холодком. На это не обращал внимания, так как удовлетворение физиологической потребности и природного инстинкта пересиливало и побеждало слабый холодок коварного металла; та тоже забыла о крестике. Его возбуждала ее беспредельная страсть, потому что в жизни не испытывал такого удовольствия от поцелуев девушек, если учесть, что был не из робкого десятка и в отношениях с девушками в годы учебы в университете имел успех. Она повернулась к нему спиной и попросила его погладить ей спину. Ее спина привлекала его давно, и с удовольствием принялся за дело, целовал и гладил ей спину, она стонала от удовольствия, и ее стоны доставляли ему особое удовлетворение. Удовлетворив сполна взаимную страсть, оба легли на спину. Она положила свою маленькую голову ему на руку и спросила:

– Сколько тебе было лет, когда в первый раз захотел женщину по-настоящему, как мужчина?

– Не помню, наверное, в четырнадцать или пятнадцать, – ответил он.

– А я в одиннадцать, – сказала она и продолжила: – Отец у меня работал на ферме, я часто ходила к нему туда, носила обед. Там были лошади, кони, быки и коровы. Часто видела, как они бывают вместе, но как-то было все равно, не обращала внимания. Но однажды мне встретились конь и кобыла. Я почему-то остановилась, смотрела, как тот ухаживает за ней, меня это заинтересовало, стояла как завороженная, смотрела с вожделением и, когда они начали совокупляться, не могла оторвать глаз. Чувствовала всю его мощь на себе. Завидовала этой кобыле. Ты не поверишь, но это так. Вот тогда я почувствовала себя настоящей женщиной, мне тоже хотелось удовлетворение инстинкта, заложенного природой. – Неожиданно она сменила тему разговора вопросом: – Слушай, а ты знаешь, как формируется сознание человека? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Умственные способности, вообще сознание мальчиков формируется от матери, а сознание девочек – от отца. Я об этом читала у одного философа, правда, сейчас забыла, как его звали. Из древних, может, даже Аристотель.

– И что из этого? – недоуменно спросил он.

– А то, что мы, армянки, ненасытные, нам всегда всего мало, даже скажу больше: нам не то что всего мало, нам ничего не хватает никогда, мы ненасытные во всем. Мы формируем сознание мужчин подобно своему, и они формируют сознание новых девочек, будущих женщин. Это замкнутый круг, и нам из этого не выйти. Наша неудовлетворенность в «этом» распространяется на все, понимаешь ты?

– Теперь понимаю, – ответил он.

Слушая внимательно, он хотел было спросить, прошло ли чувство зависти к той кобыле, но после трагично-пламенной ее речи передумал; повернулся к ней, крепко поцеловал в губы и сказал:

– Давай спать, завтра рано вставать в дорогу.

Сам лежал и представлял картину спаривания двух лошадей, с горечью осознавал, что, может, она и дотянула бы до той кобылы в своих страстях, однако он и близко не стоит не то чтобы с тем колхозным жеребцом, взбудоражившим ее воображение еще в невинном девичьем возрасте, но даже с цирковым пони. От этих мыслей стало ему горько и, сказав про себя: «Ненасытная кобылка колхозная», улыбнулся остроумию придуманной фразы, отвернулся к стене и быстро заснул.