Читать книгу Бестиарий. Ногицунэ - Рут Хартц - Страница 5

Вы ищете Бога. Разве вы не подозреваете,

что есть и дьявол? ©

Мегги Стивотер, «Воронята»

Раинер остановился с коробкой молока в руках. Хлопья уже захлебнулись в его тарелке, но смотрел Мигуон только на худую спину и нездорово выпирающие позвонки. Выбившиеся из-под заколки, пряди волос скрывали лицо, но Раинеру итак были знакомы эти высунутый от усердия кончик языка, сосредоточенный взгляд, румянец от усталости на щеках. Сейчас он видел лишь, как карандаш черкал по бумаге.

– Доброе утро, Миджиси, – мягко произнёс Раинер. «Орлицей» он звал Мэйт, чтобы успокоить и привести в чувства, или чтобы подластиться к ней в особо дурном расположении духа. Трюк, конечно, дешёвый, но он всегда вызывал у Мэйт улыбку. – Что рисуешь?

Рэйес словно ударило током, и она отпрянула от листа. Пальцы побелели от того, с какой силой сжимали карандаш. Раинер заглянул ей через плечо, но Мэйт закрыла рисунок ладонью.

– Приступ, – пояснила она хриплым спросонья голосом.

Приступами Рэйес называла особое вдохновение, которое могло накатить когда угодно и не отпускало, пока она не закончит рисунок. В такие моменты Мэйт рисовала разрозненные образы, которые сама не могла объяснить.

– Показывай. – Раинер сел за столом рядом и приступил к завтраку.

Карандашный набросок только испортил ему аппетит. Скелетообразное лицо и белые глаза с очень мелкими точками зрачков. Длинные чёрные волосы и шляпа цилиндр. Человек с рисунка Мэйт криво улыбался, а в зубах держал трубку. Рука, испещрённая морщинами, сжимала палку, напоминающую змею. Образ казался смутно знакомым, но Раинер не мог его вспомнить.

– Я не знаю, кто это, – рассказывала Мэйт, – но рисую его уже в четвёртый раз за две недели.

Раинер отодвинул от себя лист. Посмотрел в тарелку с размякшими хлопьями, поковырялся ложкой и отстранился от стола.

– Отнеси к Джози? – предложил Мигуон. – Наверняка, найдётся желающий набить себе такой портрет на спину.

Мэйт передёрнуло от неприязни, но, может быть, и от лёгкого сквозняка, блуждающего по квартире. Рэйес сидела в джинсах и майке, а мешковатый свитер свисал со спинки стула, и рукав его тянулся до самого пола.

– Нет уж, я смотреть-то на него не могу, а здесь работы на несколько недель сеансов. Терпения не хватит. – Мэйт взяла лист в руки и смяла его. Бумажный комок перелетел через всю кухню и упал в урну. Как ни в чём не бывало, Рэйес подставила ладонь, чтобы ей «дали пять».

Раинер сел за столом вполоборота, наблюдая за тем, как Мэйт прихорашивается у зеркала.

Вьющиеся тёмные волосы рассыпались по смуглым плечам. Покатые бёдра, тоненькая талия – в отличие от него самого, Мэйт была достаточно спортивна, с накаченными ногами спринтера. Небольшая грудь ровно помещалась в его ладони, а идеальный рост позволял подойти и поставить подбородок на макушку Рэйес.

У Раинера было много девушек и самых разных. Он не любил распространяться, но в тот затянувшийся отпуск в Калифорнии Мигуон познакомился с не одной моделью и начинающей актрисой. Рядом со многими его бывшими Мэйт бы показалась простушкой с едва ли симпатичным лицом. Длинные чёрные брови, слегка вздёрнутый нос, высокие скулы. Только глаза, лучащиеся, серо-голубые с жёлтыми искорками у зрачков, можно было назвать красивыми.

При том, что сама она работала в этой сфере, Мэйт могла похвастаться только одной татуировкой. Карта таро «Дурак» сейчас выглядывала из-под лямки майки на левой лопатке. По словам Мэйт, это была точная копия карты из колоды её матери. Человек с котомкой за плечами шагает по дороге и смотрит высоко в небо, а не под ноги. Такой себя видела Рэйес, когда набивала тату. В постоянном движении, и не замечающей пропасть перед собой.

Мэйт забрала велосипед и уехала на работу, а Раинеру осталось только разглядывать пустую квартиру. Смена в больнице сегодня ночная, так что весь день ему пришлось бы коротать за учебниками. Даже в те времена, когда он учился в колледже, Мигуону приходилось поглощать меньший объём литературы, но сейчас его мысли занимали более важные дела.

Раинер опустил тарелку в раковину, дважды обошёл лофт, проверяя электрические приборы. Один раз Мэйт уже чуть не спалила жилище своим выпрямителем для волос, в другой – сигаретой. Так к неврозам Раинера добавились новые пункты.

На пороге спальни он остановился, пошарил взглядом по стенам и высоким окнам, вспоминая, зачем пришёл сюда, вдохнул густой запах ежевики, что преследовал Рэйес.

В сравнении с другими комнатами, их спальня была маловата. Раинеру нравилась эта экономность пространства, а Мэйт не возражала, ведь теперь она обзавелась просторной гардеробной. В родительском доме у Раинера была комнатка на чердаке. Маленький стол у окна, платяной шкаф, а с трёх сторон над кроватью нависали книжные полки. Он не любил сказок деда и матери о своём происхождении, но чужие читал взахлёб. С возрастом вкусы менялись, но братьев Гримм, мифы Древней Греции и Толкина никто не вытеснил.

В спальне же лофта помещались только просторная кровать и встроенный в стену полупустой шкаф, окна от пола до потолка завешивали светлые гардины. Прежде здесь так же висели книжные полки, но Мэйт решила, что белые деревянные стены – это скучно. Комнату освободили ото всей мебели, и на пару дней Рэйес заперлась здесь, запретив остальным входить. По итогу белые стены украсили пурпурные, рыжие, ярко-жёлтые, ядовито-зелёные, лазурно-голубые, неоново-фиолетовые брызги и полосы. Будто когтистая лапа вспорола шкуру блёклого мира и выпустила наружу сочные краски. Все цвета органично переплетались в узорах и завихрениях, а когда в комнату вернули мебель, решили не скрывать все эти труды полками.

Да, с тех пор, как лофт вдвоём снимали Раинер и Иошики, очень многое претерпело изменения.

Первое, что бросалось в глаза после ухода Саито – откровенный бардак. Мэйт оправдывалась «ленивым перфекционизмом»: мучается, но ленится. Раинер не искал интересных формулировок и лишь ждал, когда у Рэйес вновь что-то перемкнёт в голове, и она затеет генеральную уборку длиной в неделю. Или когда их навестит Иошики.

На столешнице в кухне Раинер задел что-то ладонью. Это оказались парные бокалы, обиженно звякнувшие друг о друга. Примерно год назад Мэйт подарила Мигуону кружку с надписью «С великой бородой приходит великая ответственность». Пару месяцев спустя Раинер отплатил бокалом «Я люблю тебя больше, чем хоббит любит второй завтрак».

Кухня переходила в гостиную без арок и дверей; это была одна очень большая комната, разделённая только деревянными балками. Раинер остановился, чтобы отключить из сети ноутбук и невольно представил, как лофт выглядел прежде.

Перманентный незыблемый порядок, каждый ящик и коробка имеют свою бирку с пояснениями, что находится внутри. Эта черта Иошики не раздражала, когда он составлял детальные списки покупок или дел на неделю, но пронумерованная посуда и нотации из-за оставшейся с вечера коробки из-под пиццы действовали на нервы.

Немного мебели: старенькие потрёпанные диван и кресло, телевизор, который не принимал сигнал от спутниковой тарелки. На кухне несуразно длинный стол, что оставили прежние хозяева. Раньше за ним стояли только два трёхногих табурета и складное садовое кресло. В углу гостиной притаились стопки медицинских справочников и учебников. Раинер видел, как друга раздирает на части от этого зрелища, но лень и упорство отвоевали свой угол.

Плакаты, постеры и вывески заняли все стены. Особенно Раинер гордился лично оторванной с какой-то ограды афишей концерта группы «Iron Maiden», махина размерами три на пять футов. Единственное объяснения этому поступку, которое находил Мигуон – текила. Над телевизором висели скрещенные испанские шпаги. Привёз их сюда Иошики, но, сколько не рассматривал под разными углами, так и не смог вспомнить, как они попали в его багаж. Любой человек за жизнь обрастает памятными вещицами, будь то тёплое одеяльце, связанное бабушкой, или ржавый кинжал, купленный на рынке в Тунисе. Из таких сувениров прошлого и состоит биография.

Единственное, что оставалось в лофте неизменным при любых жителях – грубые каменные стены, местами белые, черные или серые. Теперь все плакаты сняли, но по инициативе самого Раинера. Сохранилась только афиша, в качестве напоминания, что пить стоит в меру или если возникла острая потребность в приключениях.

Иошики переехал, но оставил шпаги. Даже после того случая с дуэлью.

В один не самый прекрасный день, пока Раинер ещё был на работе, а Мэйт и Саито скучали, кому-то из них пришло на ум разыграть сцену из фильма «Принцесса-Невеста»:

– Привет, меня зовут Иниго Монтойя… Ты убил моего отца. Готовься умереть.

Два десятка «Готовься умереть» спустя всё кончилось горящими глазами ногицунэ, располосованным лицу и груди Иошики и двумя разбитыми окнами. После этого шпаги заперли в одной из пустых комнат, но позже вернули в гостиную, только перевесили на такую высоту, чтобы Мэйт до них не добралась даже со стулом.

Место шпаг теперь занимал огромный плоский экран. Алтарь личной ненависти Мигуона – дорогой телевизор и игровая приставка последней модели были подарками Хани. В ответ на её щедрость Раинер нашел, как задеть Аль-Герьети, правда, нельзя сказать, что это решало все проблемы.

Получив свой художественный талант только благодаря магии, Мэйт не наслаждалась им в полной мере и не могла гордиться своими работами. Сам процесс увлекал её и умиротворял, но конечный результат редко приходился по душе. Мэйт называла это жульничеством, замазывала картину белой краской и поверх одной появлялась другая. Один раз Раинеру даже пришлось тушить на половину сожжённый холст. Два полотна всё же удалось спасти от горе-художницы.

На первой картине Мэйт нарисовала девушку в чёрном развевающемся плаще. Воротник его украшали перья, а лицо героини закрывала птичья маска с длинным клювом. Мэйт написала это в первые месяцы переезда. Вся картина была очень тёмной, не разобрать, где кончаются чёрные волосы, и начинается одежда. Редкие огоньки синего, белого и голубого разных оттенков будто освещали полотно.

На второй Рэйес запечатлела вид из окна лофта в дождливую погоду. Огни двоятся, силуэты людей едва различимы и сливаются в яркую какофонию. Казалось, ещё до того, как краски успели высохнуть, на полотно плеснули воду.

За эти полтора года Ханийя четырежды заговаривала о том, чтобы купить одну из картин. Как бы не возрастала сумма, Раинер оставался непреклонен. Мэйт же делала вид, что не понимает, о чём идёт речь и игнорировала присутствие картин в комнате. Свои работы она принимала только как татуировки, рисунки, оживающие на чужих телах, позволяли забыть о происхождении таланта и просто наслаждаться видом.

* * *

Иошики выглядел удивлённым, когда спустился в вестибюль и увидел на пороге Раинера. Тот вяло помахал другу рукой и оглянулся на рык, раздавшийся из комнаты пьяного вендиго¹⁷. В тот вечер, когда Мэйт рассказала друзьям о предложении мороя, Саито так ни разу и не заговорил с Раинером. Прошло три дня, и Мигуон сдался первым.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Иошики, слегка опустил голову и смотрел теперь исподлобья. Пожимать протянутую ладонь он не торопился, так и остановился на нижних ступеньках лестницы, уперевшись в стену плечом. Мэйт не раз говорила, что карий правый глаз у Саито смотрит мягче и терпеливее, чем левый зелёный. Сейчас Иошикэзу выглядел холодным и отстранённым на столько, что у Раинер рука потянулась обратно к ручке двери.

– Хотел проведать, – ответил Мигуон и шагнул по направлению к старому потрёпанному дивану, который сам когда-то нашёл в подворотне и приволок сюда. Эхом на это движение Иошики подался назад, на ступеньку выше. Раинер мог ещё понять, если бы друг так избегал ногицунэ, но не его. Пальцами он потянулся к запястью с браслетами и потёр холодные монетки. – Спросить, не нужна ли помощь. К нам Кумико приходила.

– Да, три дня назад. – Саито осел на лестнице, а взглядом провожал дорожки редких капель по стеклу на двери. – Я знаю.

Раинер молчал и ждал продолжения. Он не видел смысла оправдываться в том, что не хочет быть втянут в это болото. Хватает и того ушата грязи, который каждый день выливается на него на работе.

– До сих пор никто не вернулся, – вновь заговорил Саито. Голова его нервно дёрнулась в сторону комнаты вендиго. Тот рычал и что-то пьяно бормотал во сне. Голос Иошики зазвучал глуше: – Шестеро вампиров, весь выводок капп¹⁸. Мы с их отцом десять часов провели под каждым мостом и в каждом водоёме острова. Я не слышу их, и на зов никто не отвечает. Даже суккубы пропали. – Иошикэзу поднял на друга взгляд, ищущий если не поддержки, то хотя бы понимания. – Суккубы!

Прежде Раинер частенько выбирался помогать в приюте, когда ещё хватало сил и терпения. Так что он знал если не всех, то большинство местных. Единственное, о чём кьюби просил жильцов приюта – возвращайтесь домой в любом виде и состоянии, главное, дайте ему позаботиться о вас. И парочка суккубов с третьего этажа всегда исполняли эту просьбу. Шумно и в компании, да так, что другой на месте Саито давно бы выставил их вон.

Если не слышно этих двоих – дело действительно плохо.

– Хуже только то, – вновь заговорил Иошики и потёр костяшки левой руки правой ладонью, – что ещё вчера в моей голове гудел рой голосов. Мифы по всему ЭмКей и в городе звали и просили о помощи. А сегодня, – он развёл руками, и выражение лица у него стало, как у потерянного в торговом центре ребёнка, – всё тихо. – Саито опустил руки, грустно улыбнулся своим мыслям и переспросил: – Ты этого не слышишь, так ведь?

– Я ничего не слышу уже пару месяцев, – с усилием сказал Раинер. Прежде ему не приходилось признавать это вслух. Мэйт не спрашивала, радовалась, что на пороге каждое утро не появляется кто-нибудь с новым вопросом жизни и смерти. Саито не затрагивал эту тему, избегал возможных споров. Раинер надеялся, что так всё и останется. – Меня даже в клинике сторонятся.

Иошики кивнул, как в замедленной съёмке.

– А чего ещё ты ожидал? Ты старательно открещивался от этого мира, и он решил не путаться у тебя под ногами.

С усталым вздохом Раинер откинулся на спинку дивана. Тот издал жалобный скрип, и откуда-то вылетел комочек пуха. В приюте всё скрипело, стонало и держалось из последних сил с тех самых пор, как Саито нашёл это здание. Даже попытка перекрасить унылые бежевые стены в белый, не увенчалась успехом, грязный цвет детского питания не исправили и три слоя краски. Сколько раз Саито чинил лестницу – он уже и сам сбился со счёта, каждая ступенька была залатана и всё ещё грозилась рассыпаться под ногой шагающего.

– Кумико думает, Мэйт к этому причастна, – на одном дыхании выпалил Раинер. Он плотно сжимал веки, будто это могло отстранить его от неприятных слов, которые необходимо было произнести.

Взгляд Иошикэзу, внимательный и напряжённый, Мигуон почувствовал кожей. Только после он услышал недоверчивое фырканье, прервавшееся задумчивым молчанием. Саито обязан признать – в этом есть доля разумного. Но Раинер ждал аргументов против.

– Ты же не всерьёз считаешь, что она…? – Иошики не смог закончить свой вопрос.

Раинер приподнял голову с маленькой истёртой подушки.

– А ты ни разу не думал об этом? – переспросил он с недоверием.

– Нет, – пресёк Иошикэзу. Мигуон на секунду позавидовал его твёрдости. – Мэйт бы не дала ногицунэ столько свободы. Она может проявлять минутную слабость, не спорю, – Саито потёр левый бок, видимо, углубившись в воспоминания, – но Мэйт держит его в узде. Я уверен, что она не имеет отношения к этим пропажам.

Раинер против воли вспомнил, как часто за последние пару месяцев Мэйт выходила из себя, как в глазах у неё вспыхивало жёлтое пламя, как она хваталась за что-то тяжёлое. Саито не может судить, он дистанцировался от них и продолжает слепо верить в лучшее в людях.

Словно прочитав его мысли, Иошики сказал:

– Тебе стоит больше доверять ей.

Раинер молча кивнул, но предпочёл увести беседу в другое русло.

– Ты говорил с сыновьями Ананси? – Лучше вернуться к насущным проблемам, чем обсуждать возможные.

– Всем посрать, – лаконично ответил Иошики, но сейчас его голос уже звучал мягче. По крайней мере, злость на друга хоть и немного, но улеглась. – Они отмахнулись, что этим занимаются волки, а я не должен им мешаться.

– Как обычно, дали понять, что нужно было соглашаться, когда тебя приглашали, – с кивком проговорил Раинер. Подобное поведение городского совета уже не удивляло. В новинку было бы, если бы судьба бездомных оборванцев заинтересовала кого-то кроме кьюби.

Давным-давно Ананси возвёл здесь всё, дал надежду и кров первым переселенцам, слепо хлынувшим в эти земли вслед за смертными людьми. Паук покинул ЭмКей уже почти семьдесят лет назад, и оставил трёх своих сыновей заправлять всем. Так едва заметное прежде разделение местного населения стало явным и обыденным.

– Конечно, я не примкнул к ним, – фыркнул Иошики, словно его решение было единственным верным и очевидным. – От тебя в разы меньше толка, пока ты просиживаешь штаны где-нибудь в офисе рядом с такими же жлобами в дорогих костюмах. Проблемы нужно решать на месте, а не наблюдая свысока.

Сколько с Саито не спорили, что на важном посту он мог бы перекроить этот город и исправить всё то, с чем сейчас вынужден бороться, Иошикэзу оставался непреклонен.

– Пусть так. Какие у тебя варианты? – спросил Раинер. Он не сомневался, у друга наверняка есть план действий. Только переживал за то, во что это может втянуть Саито. – Не думал на счёт Кейси?

– По-твоему в бедах ЭмКей всегда должен быть виновен ногицунэ? – с недоверием и неясной обидой в голосе ответил Иошики и скрестил руки на груди. – Нет, Кейси никогда не нападал на своих, только на чужаков, – и проговорил осторожно, будто его кто-то мог подслушать, – Я тут думал о бандах. – Он и впрямь бросил взгляд через плечо в сторону второго этажа. Поднялся на ноги, отряхнул джинсы и пересел за рабочий стол. Теперь собеседники оказались друг напротив друга. Раинер подался вперёд и уперся локтями в колени.

– Это не в их стиле, – запротестовал он. – Банды всегда оставляют послания на виду. В назидание другим, сам вспомни. Ирландцы подписывались кровью. Ненавистники паразитов потрошили своих жертв посреди улицы. Озабоченные чистотой рода – вывешивали трупы на стенах или проводах. Вся суть ведь в запугивании, никто из них не прячется по углам.

– Вампиры прячутся, – напомнил Саито и скрестил руки на груди. Ногой он задел полуоткрытый ящик стола и оттуда посыпались пустые железные банки. Раинер разглядел названия энергетических коктейлей. «Опять», – мысленно протянул Мигуон, но сделал вид, что ничего не заметил.

– В этом смысла не больше, – запротестовал Раинер и откинулся обратно на спинку дивана. – Доктор Раш лично подписывал договор с Вольдемаром: клиника кормит их донорской кровью, а вампиры не высовываются. Я сам несколько раз доставлял посылки в Улей. Если кто-то из них нуждается в срочной кормёжке, они приходят в клинику. Вампирам просто нет резона идти на что-то подобное и рисковое.

– Пока это единственная ниточка, и я хочу её проверить, – не отступал Саито. Кажется, он пропустил все слова друга мимо ушей.

– Как, например?

– Позавчера начал следить за ними, – ответил Иошикэзу, обращаясь к настольному календарю. – Пока без результатов. У них какое-то затишье, даже на улицы редко выходят.

– И, ты считаешь, это подтверждает твои догадки? – Замечание, что следить за вампиром опасно так же, как не подпускать Орфа месяц к алкоголю, Раинер оставил при себе.

– Я хочу обсудить это напрямую с Вольдемаром. – Спинка кресла опасно качнулась под весом тела Иошики. Движение должно было сойти за расслабленное и свободное, но оказалось нервным.

Раинер хохотнул, но затих под недоумевающим взглядом друга.

– Окей, есть идея получше, чем прийти на порог Улья и потребовать аудиенции у их лорда.

* * *

Раинер кивнул дежурной медсестре, надеясь избежать возможных вопросов. До начала его смены оставалось семь часов, но персонал оказался слишком перегружен, чтобы обратить на него внимание.

Мигуон вошёл в мужскую раздевалку и сбросил рюкзак на скамью. На шум из-за шкафчика вынырнуло вытянутое веснушчатое лицо с улыбкой далёкого от реальности человека.

– Фарах, ты опять накурился? – спросил Раинер вместо приветствия и отмахнулся от характерного запаха. Казалось, косяк потушили минуту назад прямо где-то в этой комнате.

– Так заметно? – Улыбка паренька потускнела. Фарах не подвёл ожиданий, всё складывалось точно по плану.

– Заметно? Странно, что я ещё в коридоре не почувствовал. – Мигуон продолжал картинно размахивать руками вокруг себя, отгоняя запах.

Фарах только месяц как выехал из приюта Саито и снял крохотную квартирку в том же доме, где жили Раинер и Мэйт. Но на привычки рыжего паренька это не повлияло.

– Да ладно, – легкомысленно отмахнулся Фарах, – Раша всё равно нет в больнице.

Когда за ним не доглядели в прошлый раз и отправили на доставку, Фараху причудилось, что по дороге мчится стадо оленей. Парень вывернул руль в сторону, на полном ходу вписался в торец двухэтажного нежилого здания, чудом не обрушив его и никого не убив. Порция донорской крови, которую ждали тогда вампиры, пропала. Что-то разлилось, что-то украли. Раинер не стал напоминать о том случае, только пообещал:

– Клэр доложит ему. – «Или я» он припас напоследок.

Фарах остановился у двери, тщательно всё обдумывая, так что было почти слышно, как вертятся колёсики в его взъерошенной голове. Работай Фарах на вампирский клан, он не пережил бы и первого провала.

Фарах был одним из немногих знакомых Раинера, что пользовались артефактом для наведения морока. Из-под воротника рубашки выскользнула золотая цепочка с тяжелым прямоугольным кулоном. Раинер никогда не разглядывал её вблизи, но замечал сложное арабское письмо. Внешность гуля¹⁹ не предрасполагала к выходу каждый день на улицы города. За спиной у Фараха не переставали судачить – и кто только подпустил падальщика к больнице. Как ни старался Мигуон держаться подальше от этих пересудов, ему всё равно пришлось выбирать сторону. Сторону доктора Уилльяма Раша, главврача, который не придавал значения происхождению или другим незначительным факторам. Он был готов давать и второй, и третий шанс. Подчинённые ценили это, опасаясь подвести ожидания Раша. За исключением некоторых индивидов.

– Да, так не пойдёт. – Фарах осел на низкую скамью.

Бейджик закачался на кармане его формы. Мороки скрывали от современной техники истинное обличие, но на фотографиях мифы всегда проявлялись особым образом. Силуэт будто бы двоился или расплывался, но оставался человеческим. Ослиное лицо гуля, отдалённо напоминающее мужское и покрытое шерстью, прятала магия. Как и тоскливо опущенные уши.

– Я съезжу вместо тебя, – с тяжёлым вздохом сказал Мигуон, делая вид, что это решение даётся ему с трудом.

У Фараха загорелись глаза, и он уставился на своего спасителя, будто у того за спиной выросли крылья.

– У тебя сейчас смена?

– Нет, я хотел посидеть в тишине, – Раинер поднял рюкзак, демонстрируя книги, – почитать побольше про рак поджелудочной. Но могу тебя заменить.

Фарах ещё минут десять распинался о том, в каком он долгу перед Мигуоном, переоделся и ускользнул в неизвестном направлении. Клэр, старшая медсестра и банши, встретила Раинера, придерживая очки на кончике носа.

– А где укурыш? – спросила она. Раинер подавил смешок: наивный Фарах.

– Я вместо него, – пояснил Мигуон. Клэр скривила ярко накрашенные губы и пожала плечами.

– Можно подумать, кто-то пустил бы его сегодня за руль.

Пока банши искала накладную для доставки донорской крови, Раинер облокотился на стойку и окинул приёмную взглядом.

Середина буднего дня в клинике имени Святой Бриды выдалась на удивление шумной. Защитники чистоты крови столкнулись с противниками паразитов. По неизвестным причинам, вместо того, чтобы сойтись на почве общей ненависти, банды ополчились друг против друга. У чистокровных оказалось зачарованное ведьмами оружие, и много крови пролилось на улицы.

Наполовину обратившийся оборотень сидел на кушетке, зализывая человеческую руку волчьим языком. Всю простынь залила кровь и заляпала грязь с его куртки. С другого конца белоснежного коридора на волка косился аристократичного вида тип с мертвецки-бледным лицом. Раинер не мог сходу сказать, к кому из бестий относится этот. Куда больше внимание привлекало истекающее кровью плечо – в том месте, где должен был начинаться локоть, остались лишь следы от волчьих клыков и ошмётки рукава пальто.

Медперсонал промчался с каталкой мимо, чуть не задев оборотня. На лежаке извивался и выл нечеловеческим голосом некто, чьё тело выглядело, как огромный ожог. Единственное, что не позволяло существу на каталке умереть от болевого шока – бессмертие. Но даже оно не спасло от разъярённого эфрита.

Раинер отвёл взгляд, представляя, чего ожидать от вечерней смены, и увидел женщину в хиджабе. Вокруг неё вились четверо ребятишек, каждый младше предыдущего. Кроха лет трёх дёргала маму за чёрный подол и глядела непонимающе, готова была вот-вот разразиться громогласным плачем, если на неё так и не обратят внимания.

– Самира, вы слушаете меня? – послышался голос врача, говорившего с женщиной в хиджабе.

Раинер и рад бы не прислушиваться, но каждое слово звучало отчётливо. Клыч²⁰, заговорённый пробивать любую защиту, будь то доспех или магия бессмертного мифа, рассёк эфрита от плеча до середины груди. До этой поры женщина глотала слёзы и крепилась перед детьми, но врач протянул её парные золотые браслеты, единственное, что нашлось в горстке пепла, оставшейся от её мужа. Силы покинули вдову. Вырвались отчаянный вой и рыдания. Раинер вновь отвернулся.

ЭмКей нуждался в едином лидере. В том, кто сплотит всех, сотрёт между ними ту невидимую, но нерушимую грань, покончит с кровопролитием и бессмысленным насилием, алкоголизмом и наркоманией, проституцией и безработицей. Им нужен был Ананси, который расставит всё по своим местам. Но они не были нужны ему.

Столкновения с этой потасовкой Раинер избежал только благодаря Иошикэзу. Тот подсказал, какой поехать дорогой, когда кто-то из подопечных передал Саито о драке посреди улицы. Размышления Раинера прервал нетрезвый голос над самым ухом:

– Весело у вас тут.

Мигуон по инерции отдёрнулся в сторону.

– Привет, Кейси, – вяло отозвался Раинер. Носитель ногицунэ Джеймс Кейси показался ему дёрганным даже больше обычного.

Чаще всего Кейси появлялся здесь, чтобы принять очередную дозу. Любой наркоман мог прийти в больницу имени Святой Бриды, занять палату и обколоться, нанюхаться или выпить припасённое под присмотром врачей. Риск летального исхода от передозировки или того, что он захлебнётся собственной рвотой, заметно снижался. Тем более человеческие средства расширения сознания требовались мифам в очень больших количествах для желаемого эффекта. Наркотики же, которые изготавливали ведьмаки, славились своей непредсказуемостью.

Раинер глянул на трясущегося Кейси. Рукава закатаны так, что проглядываются выпуклые вены в синяках, и даже между пальцами рук и тыльная сторона ладоней – всё исколото.

– Пришёл отдохнуть в своей палате? – переспросил Раинер, а сам мысленно умолял Клэр поторопиться.

– Нет, сегодня я без дури, – не то усмехнулся, не то хрюкнул Кейси, проследив за взглядом медбрата. – Антибиотиками надо проколоться.

Раинер силился не смотреть наркоману в глаза, где давно уже жёлтое пламя спалило всё человеческое и разумное. Никто не знал наверняка, сколько лет Кейси. Он и сам не мог ответить на этот вопрос, лишь говорил что-то о шестидесяти и больше. Внешне ему было чуть больше сорока, даже при влиянии наркотиков на состояние кожи, ногтей, волос и, конечно, зубов, которые Кейси всё время демонстрировал в широкой улыбке. Зрелище не для слабонервных. Жёлтые и кривые, местами сточенные, с застрявшей едой и соответствующим запахом, кажется, вот-вот из дёсен польётся кровь.

– Очередное ЗППП? – скривился Раинер и отодвинулся от ногицунэ и его амбре.

– Так точно, док! – с сомнительной гордостью признал пациент. – Ты ж знаешь, лис не залечивает.

В ЭмКей Джеймс Кейси являлся этакой притчей во языцех. Если его не знали по имени, то наверняка слышали о деятельности. Это началось лет пятнадцать назад, когда Джеймс поставил под угрозу всё существование уголка для бестий.

Кейси поддался своему демону мгновенно, как только ногицунэ занял его оболочку, и от личности вскоре не осталось ничего, кроме имени. Однажды Раинер нашёл бумажник в карманах мужчины, когда тот в очередной раз поступил с передозировкой. С фотографии водительских прав смотрел улыбчивый молодой человек с тёмными кудрями. На подбородке только появилась растительность. Весь угловатый и нескладный, он впился Раинеру в память, чтобы образ всплывал перед глазами, стоит Джеймсу показаться на горизонте.

Выдать мифических существ людям Кейси мог из-за своей страсти к проституткам. Шлюхи ЭмКея отказывались идти с ногицунэ, тем более что о нём уже ходила недобрая слава. Со смертными Кейси захотелось большего развлечения, чем они могли дать. Над некоторыми он жалился, ломал шеи и только после начинал свои извращения. Многим везло куда меньше. Вырванные ногти, сломанные кости, срезанные лица. Ногицунэ потрошил и выпускал всю кровь из тела, подпаливал пальцы, чтобы не осталось отпечатков. Вырывал зубы и уродовал до неузнаваемости лица, выжигал татуировки. Одну девушку нашли четвертованной и обезглавленной. Кейси так и не рассказал, где спрятал голову.

Сыновья Ананси вывели дело Джеймса Кейси на общий суд. Решение казнить его, чтобы избавиться от такой опасности, поддержало большинство, но нашлись и те, кто встал на защиту носителя демона. Ведь он одержим, и не несёт ответственности за действия трикстера, ногицунэ заслуживает наказания, но не тело Джеймса Кейси.

После продолжительного обсуждения дела, Кейси заперли в клетке на неопределённый срок. Не прошло и десяти лет, как Джеймса всё же выпустили на свободу за примерное поведение, но покидать ЭмКей не разрешили. Одну из его серёг в ухе три ведьмы заговорили таким образом, что снять её Кейси не мог, а стоило Джеймсу приблизиться к любому из порталов в мир людей, металл начинал жечь плоть. Ведьмы в свою очередь чувствовали, что осуждённый близок к нарушению запрета и докладывали об этом ищейкам.

Каждый раз, встречая его или слыша о новых проделках Джеймса Кейси, Раинер с содроганием заставлял себя не думать о том, до чего может дойти Мэйт, если даст слабину.

Наконец, за стойку вернулась Клэр. Мигуон почти вырвал у неё из рук планшетку и не попрощавшись умчал к лифту.

* * *

Весь этот план выстраивался в голове Раинера за секунды. Первостепенной задачей его было удержать Саито как можно дальше от Улья, а не выяснить правду.

Сегодня у ворот особняка дежурил Игорь, с которым Раинер был знаком не первый год. Без лишних вопросов охранники пропустили курьера, и Мигуон сказал, что сам найдёт нужный лифт в подвалы с морозильными камерами. Игорь весил под триста фунтов и не отличался особой любовью к движениям. Впрочем, природа украинского упыря делала его куда быстрее и ловче Раинера.

– С выгрузкой помочь? – Игорь кивнул на тележку, что тянул за собой Мигуон.

– Справлюсь.

– Смотри сам. А, и ты, это, не сбегай, когда закончишь. Мой брат новую партию пива наварил на прошлых выходных. Хочу, чтобы ты попробовал.

Раинер скрыл рвотный позыв и пообещал, что обязательно продегустирует вампирское пиво. Вкусовые рецепторы у этих парней воспринимали только очень резкие и насыщенные, в большинстве своём тухлые продукты. Человеческие желудок и язык Раинера не были к такому готовы.

Раинер никогда не видел других этажей Улья, кроме первого и подвала, но в этом пространстве ориентировался достаточно, чтобы обходиться без провожатого. Тёмные коридоры, ковры с густым ворсом, мрачные картины – вампирский клан тратил немало сил и средств на поддержание амплуа.

Холодные металлические двери лифта не вписывались в общий готический вид. Раинер нажал на кнопку со стрелкой вниз, размял руки, уставшие вести тяжёлую тележку и огляделся по сторонам. Сейчас было ещё слишком рано, чтобы по Улью расхаживал кто-то из его жильцов. Но когда раздался звоночек, оповещающий о приезде лифта, и двери раскрылись, вместо серебристой пустоты Раинер наткнулся взглядом на алое платье, светлые волосы и голубые глаза. Неестественно голубые, распахнутые в испуге, но тут же сощурившиеся с лёгким презрением. Тонкие губы изогнулись, когда Гелла узнала Раинера.

– Привет, Рашевский мальчик на побегушках. – Гелла, дочь лорда Улья, слегка наклонила голову, глядя теперь исподлобья, отвела руки назад и сжала перила в ладонях.

– Привет, – с тяжёлым выдохом ответил Раинер. Он не стал дожидаться пока она выйдет и вкатил тележку, которая громко звякнула на стыке лифта и пола. Гелла прищурилась от резкого звука. Мигуон вошёл следом за тележкой и нажал на кнопку подвала. В блестящем металле закрывшихся дверей лифта стрига²¹ не отражалась, и Раинер был рад не встретиться с ней взглядом.

Гелла обошла его, склонилась над тележкой и стала изучать бирки на пакетах донорской крови.

– Спасибо за завтрак, – промурлыкала она и выудила откуда-то из гущи заветное лакомство. – Вторая отрицательная, редкость в этой дыре. – Гелла расправила упаковку и облизнула уголок губ, но скосилась на гостя и передумала есть при нём.

– На здоровье, – буркнул Раинер. Они никогда близко не общались, лишь пересекались вот так же несколько раз, или сталкивались в барах Орфа. Живя в ЭмКей, волей-неволей ты знакомишься с каждым его обитателем.

– А ещё не слишком светло? – Раинер неопределённо махнул рукой на вечерний наряд Геллы. Алые губы снова с недовольством изогнулись, и родинка на правой щеке дёрнулась вверх.

– Осточертело сидеть в четырёх стенах, – неожиданно поделилась Гелла. – Мы тут вечно, как в бункере. Кстати, – она развернулась и смотрела теперь ему прямо в глаза. На высоченных каблуках стрига оказалась немного выше Раинера, – этот твой друг не открыл новый клуб или ресторан? До смерти хочется чего-нибудь свежего. – Гелла опустила взгляд на пакет с кровью в собственных руках и нервно хихикнула. Раинер её веселья не разделял, да и вообще не понимал, почему стрига стала так болтлива с ним. Встречая Мигуона вне Улья, Гелла, как максимум, выдавливала из себя кивок, но сейчас её было не заткнуть.

– Извини, ничего такого не слышал. – Он пожал плечами, а сам судорожно обдумывал, как бы использовать болтливость стриги.

Гелла вздохнула, плечи её опустились, и вампирша вновь уставилась в не отражающую её металлическую поверхность. Раинер знал, что спуск в глубокий подвал займёт ещё некоторое время. Недостаточное на продумывание хороших вопросов, и Мигуон выпалил первое, что пришло на ум:

– Кстати о новом. Слышала новости о пропаже мифов?

Тонкие губы в уже привычном жесте дёрнулись и изогнулись. Гелла слегка прищурилась и спросила, не поворачиваясь к собеседнику:

– Саито ведь не настолько глуп, чтобы считать, что его никто не заметил?

Раинер замер на полу-вдохе. Ни шевельнуться, ни посмотреть на стригу.

– Поверь, мальчик на побегушках, – она оперлась правой рукой о перила, развернулась, чтобы встретить заледеневший взгляд, – нам нечего скрывать. Но если ты и твой друг не отстанете, папе это не понравится.