Читать книгу День, когда пала ночь - Саманта Шеннон - Страница 14
I. Год сумерек 509 о. э
12
ОглавлениеВосток
Император еще не добрался до Верхнего храма Квирики, когда его обитатели проветрили лучшие постели, отскребли полы и стены, расчистили дорожку в снегу и подготовили внутренние покои. Никто не знал, надолго ли он останется и почему явился без предуведомления.
– Думаи. Канифа. – Великая императрица вышла к ним на открытый помост. – Готовы ли мы?
– Да, великая императрица, – ответил Канифа. – Его величество, должно быть, уже на лестнице.
Великая императрица с непроницаемым лицом сжимала в руках трость. Она редко видела сына с тех пор, как уступила ему, совсем ребенку, трон.
Горячий ключ успокоился, но протаявший вокруг него снег служил предостережением, как и помутившаяся вода. Один из молодых певцов варил в ней яйца, напевая рабочую песню.
– В последний раз он кипел столетия назад. Остались записи, – заговорила императрица, поймав взгляд Думаи. – Позаботься о матери. Она сильно ошпарилась. Не отходи от нее сегодня.
– Да, великая императрица.
– Канифа, присмотри, чтобы императорскую свиту накормили и устроили. Нам с его величеством многое надо обсудить. – Она выдохнула облачко тумана. – Узнаем, что привело моего сына на гору.
Унора лежала у себя в комнате. Ее покрасневшие ступни и икры блестели, на коже проступали капли. Она выпила от боли флягу вина и забылась. Думаи воспользовалась этим, чтобы втереть в ожоги мазь.
– Думаи.
Тонкие мозолистые пальцы сжали ее запястье. Унора тускло уставилась на дочь.
– Я… сделала глупость, – выдохнула она. – До твоего рождения.
– Не разговаривайте, матушка, – рассеянно отозвалась Унора. – Полежите спокойно.
Унору снова взял сон. Думаи сменила ей повязки на ногах.
Волосы сбились на подушке. Думаи отыскала шкатулку с имуществом матери – решила достать гребень. Она перебирала пузырьки с маслами, пучки трав, зубочистки, бумажные пробки для месячных.
Над гребнем ее рука застыла: чистого золота, украшен настоящими раковинками и редким оранжевым перламутром. Таким не распутывают волосы, а украшают прическу. Верно, подарок богатого восходителя, хотя Унора никогда не хранила таких подарков, а уносила их на вершину. Странно, что этот оставила себе. Думаи убрала гребень в уголок шкатулки.
Император Сейки с малой свитой прибыл на закате. Думаи его почти не разглядела. Не высокий и не малорослый; ни толстый, ни худой. Его приветствовала великая императрица, и они вместе прошли в храм.
Думаи снова уснула рядом с матерью. Когда очнулась, было темно, только подсвечивали гаснущие угольки на подносе и лампада у двери. Половицы прогибались под новым грузом.
– Унора.
Сквозь рассыпавшиеся по лицу волосы Думаи смотрела, как просыпается мать, поворачивает влажное от пота лицо.
– Он здесь, – услышала она. – Йороду тебя нашел.
Над храмом прозвучал странный крик печальника. Как первый всхлип собравшегося плакать младенца – ик-ик-ик…
– Манаи, он знает? – шептала Унора.
Ик-ик-ик…
Унору трясло так сильно, что дрожь передавалась Думаи через постель.
– Тот солеходец, – догадалась Унора; она села. – Еще есть время. Канифа уведет ее с горы. По соляному тракту они доберутся до побережья…
– Унора, там стража, – сказала великая императрица. – На лестнице и вдоль прохода. Йороду знал, что ты подумаешь о побеге.
Думаи упрямо притворялась спящей, но все тело ее напряглось до мурашек в плечах.
– Пойду к нему, – слабо выговорила Унора. – Ноги у меня…
– Я тебе помогу, сколько выдержат мои.
Шорох, скрип половиц. Думаи выждала и двинулась следом за матерью и великой императрицей.
Была, верно, глубокая ночь. Каждый раз, как лампадка скрывалась за поворотом, она дожидалась, пока не погаснет отблеск, и только потом продолжала путь. Когда Унора останавливалась передохнуть, Думаи тоже замирала, и сердце у нее звенело колоколом.
Наконец великая императрица вывела Унору по снегу к главному входу во внутренние покои. Его охраняли два стражника. Думаи, скрываясь от их глаз, прижалась у дверного проема.
«Канифа уведет ее с горы. По соляному тракту до побережья…»
Мать замыслила ее побег. Ни о чем другом Думаи думать не могла, во рту пересохло, голову туманил ужас. Пожалуй, они с Канифой сумели бы спуститься по восточному склону и уйти…
При обычных обстоятельствах мать ни за что не одобрила бы такого риска. И куда они пойдут дальше – двое детей священной горы?
Был способ увидеть и подслушать, что происходит в покоях. Канифа случайно открыл его совсем юнцом. Стукнул по полке, и с потолка спустилась лесенка, явив тесный ход. Должно быть, в прежние времена в храме подглядывали из него за гостями, чтобы узнавать о событиях при дворе.
Думаи опустила лесенку и влезла под потолок. Бесшумно сдвинула стенную панель – окошко во внутренние покои. Света там почти не было, она едва различила две тени.
– …делились всем. Я впервые узнал, как бывает, когда тебя понимают. Замечают.
Голос у императора Сейки был тихий, мерный. Думаи придвинулась к самому окошку.
– Я так долго гадал, откуда ты. Сипво всегда считала тебя духом, – говорил он. – Но, видя тебя теперь, в преклонных годах, я, кажется, понимаю. Ты – его пропавшая дочь, дочь Сагурези, моего первого речного хозяина. Ты пришла ко двору, чтобы найти его?
– Я хотел научиться у него орошать поля. Знай я, кто ты, спросила бы, куда его сослали. – Унора помолчала. – Он еще жив?
– Нет. Умер в изгнании.
Молчание было живым, живым и полным страдания.
– Тогда я попрошу тебя о другой услуге, Йороду, – сказала Унора. – Покинь этот храм. Пусть наша зима останется счастливым воспоминанием. Сном.
Думаи нахмурилась. Ее мать дерзнула назвать императора по имени?
– Да, сном, – едва ли не холодно ответил он. – Мне сказали, ты назвала ее Думаи.
Имя крючком вонзилось ей в горло.
– Думаи, – повторил он. – Поэты зовут так мимолетное видение, слишком скоро оборвавшийся сон. Подобающее имя для дочери императорского дома. Ты решила уделить ей каплю ее наследства – и все же двадцать семь лет скрывала ее от меня.
– Как же не скрывать?
– Ты могла остаться. Вы обе могли остаться.
– Чем была моя жизнь при дворе? – с горечью спросила Унора.
«Ты никогда не бывала при дворе! – в отчаянии мысленно возразила ей Думаи. – Ты пришла на гору с моря, ты сама говорила. И принесла меня в себе!»
– Какое место заняла бы там дочь изгнанника и ее дитя?
– Наивысшее. – В его голосе билась боль. – Я бы сделал тебя первой императрицей.
– Тебе бы ни за что не позволили. И все же я ушла, спасая Думаи. Нам обеим было опасно оставаться.
– Тебе угрожали?
У Думаи кружилась голова. Слова уже нарисовали перед ней картину, но она не могла оказаться правдивой.
«Подобающее имя для дочери императорского дома».
– Того, кто побывал здесь под видом солеходца, зовут Эпабо, – сказал император Йороду. – Он – один из немногих, кому я доверяю. Он не искал здесь тебя, хотя искал тебя много лет по моему повелению. Сюда же он пришел за подсылом от речного хозяина.
– За той молодой женщиной, Никеей?
– Да. Мы полагали, что клан Купоза шпионит за моей матерью. Никея вернулась ко двору вскоре после Эпабо. Она тебя видела, Унора?
– Лицо – нет. Я была под вуалью.
– А Думаи она могла видеть?
Унора молчала.
– Теперь ей слишком опасно здесь оставаться, – сказал император. – Есть только одно место, где она…
– Думаи, – тихо позвали сзади.
Думаи вздрогнула от неожиданности, сердце глухо стукнуло.
– Великая императрица, – шепнула она, глядя сквозь тень в осунувшееся лицо, – как вы…
– Дитя, я жила в этом храме, когда ты еще не родилась, – мягко ответила та, – и не так еще стара, чтобы не подняться по лестнице.
Ладонью она прикрывала лампу, чтобы свет их не выдал.
– Его величество собирался призвать тебя завтра… но, думаю, почему бы тебе не явиться сейчас. Ты согласна?
Думаи сглотнула.
Великая императрица вела ее к двери, как на заклание. Вслед за ней Думаи шагнула в величественный полумрак внутренних покоев, окружавший колоссальное изваяние великого Квирики. На спине у него безмятежно стояла босыми ногами Снежная дева. Позолота и вделанные в кожу зеркала отражали мягкое сияние масляных лампад.
Унора встала. Встретив ее взгляд, Думаи подумала, что впервые видит мать в таком страхе. Так она не боялась даже в ночь снежной бури, когда обе они чуть не лишились жизни.
– Ваше величество, – устало заговорила великая императрица, – я привела кое-кого с вами познакомиться.
Унора закрыла глаза, но слезы протекли из-под век. За ее спиной перед золоченой ширмой стоял мужчина.
– Подойди. – На сей раз в его голосе слышалась робость. – Прошу тебя, выйди на свет.
Думаи долго не могла вспомнить, как переставлять ноги. Она заставила себя сделать шаг, упала на колени и коснулась лбом пола, как склонялась в молитве.
– Встань.
Она, не поднимая глаз, повиновалась. Он пальцем взял ее за подбородок, поднял к себе лицо. Думаи взглянула – и, увидев его перед собой, похолодела до самых костей.
Думаи смотрела в свои глаза. И видела свои черты, словно отраженные в тусклом зеркале.
– Дочь моя, – тяжело произнес император Сейки, – как долго я ждал нашей встречи.