Читать книгу День, когда пала ночь - Саманта Шеннон - Страница 19
I. Год сумерек 509 о. э
17
ОглавлениеЗапад
Озерный край на восходе был прекраснейшей из шести провинций Иниса. Сохлое озеро мирно замерло, точно клинок в ножнах, только цапли бродили по отмелям, выхватывая ранних рыбок.
Это на севере. На юге Дебри еще укрывали под собой ночь. Дятел застучал по дереву, показав себя храбрее многих людей. В эти двери мало кто дерзал постучаться.
– Вулф.
Мара шла к нему.
– Не надо тебе было вставать, – сказал растроганный Вулф. – Мы ведь уже попрощались.
– Должен же кто-то тебя проводить, – возразила она. – У тебя усталый вид. Плохой сон?
Он, пожав плечами, занялся лошадью, разгладил складки чепрака.
– Вулф, сколько лет я тебе твержу, что это глупая сказка. Никакой ведьмы не было на свете.
– В Хроте говорят, чем старше сказка, тем глубже ее корни.
– А эта коренится в страхе перед темнотой. Нет на этих лесах никакого проклятья, и на тебе тоже.
Когда он взял в руки седло, она поднялась на приступку:
– Что ты хмуришься?
– Я всегда хмурый.
– Да, но сейчас пуще обычного. Если будешь вечно ждать беды, к двадцати годам поседеешь.
В груди у Вулфа словно распахнулась дверь, выпустив что-то, что он пытался удержать под замком. Мара всегда давала ему разумные советы.
– Я оскорбил рыцаря Верности, – сказал он. – С Регни. Летом.
– А король Бардольт прознал, – угадала Мара. Он кивнул. – Такой женщине положен высокородный супруг.
– Я не набивался к ней в мужья. И она не думала меня брать. Мы это просто из любопытства, по глупости. – Чтобы справиться с пряжками, Вулф стянул перчатки. – На этот раз Бардольт меня простил, но порой я боюсь, что мне не хватит сил идти этой дорогой. Что я ее не достоин.
– Вулф, брось уже свою вечную битву за достоинство. Отец и Па гордятся нами, что бы мы ни делали.
– Ты же знаешь, со мной иначе.
– Нет. Ты им такой же родной, как я, – тихо и твердо проговорила Мара. – Ты выбрал трудный путь, а причина тому в Шести Добродетелях. Не будь так трудно следовать всем им сразу, мы бы все были святыми.
Она коснулась брошки покровителя, которой Вулф застегивал плащ, – серебряного колоса. Отец добился для него королевского дозволения носить серебряный знак, как вся их семья.
– Твой покровитель – рыцарь Щедрости, – напомнила она. – Вот и будь щедр к себе. Если самый большой твой порок в том, что ищешь тепла на холоде, Святой тебя простит. И король тоже.
– Надеюсь. Если первой доберешься до небесного чертога, замолвишь за меня словечко?
– У меня своих грехов хватает. – Мара чмокнула его в щеку. – Не пропадай больше так надолго. И когда вернешься, сверкая шпорами и перевязью, не жди, что все станут именовать тебя «рыцарь Вулферт».
Он улыбнулся ей, садясь в седло:
– Рыцарь Вулф – тоже неплохо.
Мара засмеялась и помахала ему – поезжай. Скоро она скрылась в тумане, скрылся и страшный лес за ее спиной.
В окно палаты Уединения проник косой луч. Адела, сидевшая ближе всех к камину, отправила в рот ложку тушеных груш.
– Как здоровье? – спросила ее Глориан.
Ее лицо под каштановыми волосами казалось очень бледным, и щеки ввалились.
– Спасибо Святому, – прошепелявила девушка, – простер божественную длань, чтобы избавить меня от зубной боли.
Хелисента подула на горячую кашицу.
– Скорее бы уж мастеро Бурн простерле свои клещи.
Адела с заметным трудом проглотила грушу и вместе с ней – ответную колкость.
– У меня новость, – вмешалась Джулиан, закладывая за ухо прядь волос. – Кажется, меня скоро сговорят.
Глориан оторвалась от ужина:
– За кого?
– За благородного Осберта Комба.
– Тогда ты станешь герцогиней Вежливости по мужу – во всяком случае, когда умрет его мать, – протянула Хелисента. – Тебе бы хотелось сменить покровителя?
– Нет, – возразила Глориан. – Джулиан ведет род от дамы Лорейн Венц, и ее добродетелью всегда останется Справедливость.
От разговоров о помолвке у нее стало кисло в животе.
– Когда тебя с ним познакомят, Джулс?
– Завтра он приезжает ко двору. – Джулиан крутила в пальцах кончик темной косы. – Я знаю, что не обязана венчаться, но с тех пор, как мама сказала, у меня бабочки в животе так и бьются.
– Ты их прихлопни. Тебя нельзя не полюбить. – Глориан с излишней горячностью ткнула вилкой в ломтик ветчины. – И уж конечно, тебя мать не заставит выйти за человека, который тебе отвратителен.
Она сделала вид, что не замечает их встревоженных взглядов. Но обрадовалась, когда рыцарь Брамель прервал беседу:
– Принцесса, король Бардольт приглашает вас присоединиться к нему в саду. Вы дозволите вас проводить?
– Дозволю. – Она встала.
От небесной синевы заслезились глаза. Стражник провел ее к невысокой стене яблоневого сада, где ждал с горячим искалинским жеребцом отец.
– Дочка, – сказал он на хротском, – поедем гулять. Сегодня прекрасное утро.
Глориан замялась, тронув свой лубок.
– Мастеро Бурн велит мне носить его еще три недели. А матушка говорит…
– Знаю, что говорит матушка, потому и указал конюху заседлать особо.
Он тронул седло, и она увидела, что сзади к нему крепится дополнительное сиденье.
– Вот. Так я возил тебя ребенком.
Глориан просияла. Отец, стараясь не потревожить лубок, подсадил ее на подушку и сел сам.
– Вот так, – сказал он, пришпорив боевого коня.
Принадлежащие к замку земли тянулись вдаль мимо озера Блен до Королевского леса с побитыми ветром дубами и снежными соснами, где так часто охотились ее родители. Обнимая отца за пояс, Глориан воображала, как он, размахивая «бородатым» топором, мчится через Хрот.
Его сопровождали, держась в отдалении, шестеро дружинников. Среди них была и Регни Аскрдальская, гордо восседавшая на гнедом жеребце.
Рыцарский конь галопом проскакал по палой листве, вспугнул стаю гусей. Затем король Бардольт придержал скакуна, а дружинники отстали. Деревья расступились, и перед Глориан открылись головокружительные кручи Сорвейских гор. Отец вывез ее за королевские леса к склонам высочайшей в Инисе вершины.
Водопад взбивал в пену воду глубокого озерца, прозрачно-зеленого, как лесное стекло. Заслонив глаза ладонью, Глориан разглядела и другие водопады, скакавшие по ступеням скал.
– Водоворотные озера, – объявил отец. – Не многим известна тайна этой провинции. Мало кто осмелится нарушить границу королевских лесов.
Спешившись, он снял с седла Глориан:
– Как твоя рука, заживает?
– Да. Это досадная случайность, – заверила Глориан. – Мне хочется снова ездить верхом, отец.
Бардольт привязал жеребца к дереву.
– Я поговорю с ее милостью. – Он положил ладонь ей между лопатками. – Посиди со мной.
Они подыскали удобные валуны. Бардольт снял сапоги и портянки, опустил ноги в воду. Глориан, подобрав юбки, последовала его примеру.
– Твоя мать показала мне эти озера летом перед твоим рождением. Долгое было лето и жаркое. – Бардольт с улыбкой прищурился на вершину. – Мы, неделя за неделей, каждый день остывали в этих прудах.
– Мать плавала в диких озерах? – удивилась и обрадовалась Глориан. – Она… в одной сорочке?
Он почему-то улыбнулся шире прежнего.
– Конечно, королевна моя. Конечно, она была в сорочке. – Отец посерьезнел. – Я говорил с ней после твоего вчерашнего ухода из палаты Уединения.
Глориан сникла:
– Она тебе рассказала про нашу ссору. О моих словах.
– Да, – подтвердил Бардольт, – но я хотел бы услышать об этом из твоих уст, Глориан.
Впервые за этот год Глориан вглядывалась в его лицо при дневном свете и вблизи. Кожа под глазами обвисла, стали глубже морщины на лбу, в золотистой бороде и в волосах протянулись седые ниточки. Она возненавидела эти приметы старости.
– Я ей сказала, что не хочу замуж, – с трудом выдавила Глориан. – И ребенка не хочу.
– Ты это сказала со зла или честно?
– И так и так.
Она готовилась принять упреки, но отец промолчал. Он уперся локтями в колени, сжал большие ладони. На указательном пальце левой руки блеснуло кольцо с узлом любви.
– Где-то в этих горах берет исток река Литсом, самая длинная река Иниса, – заговорил он. – Она начинается с ручейка, стекает по этой долине и пробивает себе путь к Пепельному морю. Нескончаемая нить, поддерживающая жизнь этой земли. Она ни разу за много столетий не пересыхала.
Вода утешения, исходящая от Святого. От его вечной лозы. Глориан довольно наслушалась священнослужителей, чтобы узнать знакомый мотив.
– Да, отец, – пробормотала она.
– Нет. Я хочу услышать правду, – возразил Бардольт, не смягчая взгляда. – Скажи, чего ты боишься. Каждый воин должен познать страх. Без него отвага – пустое бахвальство. Иными словами, глупость.
Знаком его покровителя был золотой щит. Круглый, как и на ее броши, и так же заострявшийся книзу.
– Я не воин, – сказала Глориан, и у нее перехватило горло. – Мне бы хотелось, отец… хотелось быть как ты.
У него смягчились желваки на скулах.
– Воин – хозяин своему телу. Мое же принадлежит Инису.
Он снова стиснул зубы. На один страшный миг ее смешливый и добрый отец показался бесконечно усталым.
– Это самое трудное. Знать, что ты воплощаешь целую страну, – сказал он. – Что страна бдит твоими глазами, берет силу из твоего чрева, что щит ей – твое сердце и будущее – твоя плоть. Это даже для меня тягостно, а я никогда не растил в себе наследника. Твоя мать и твоя тетя растили, а я, сколько бы побед ни одержал в Хроте, в этой битве им был не помощник.
Только шум воды нарушал тишину. Глориан так хотелось отогнать от отца эту тень.
– Глориан, – сказал он наконец, – как ты думаешь, твоя мать – воин?
– Нет, – в недоумении ответила Глориан, – она не сражается.
– Да, она сражается. Каждый день она ведет бой за силу и безопасность Иниса. Мне на поле боя не раз выпадал трудный выбор, выбор между жизнью и смертью. То же самое делает твоя мать. Только ее поле битвы – палата Совета, ее оружие – письма и соглашения, а ее броня – сама страна Добродетели. – Он поднял глаза к вершине. – Иногда выбор есть, Глориан. У реки не один путь к морю, и не один путь ведет к победе. Но порой – только один.
Вывод был яснее ясного. Но Глориан, пока отец был в настроении поговорить, решилась помериться с ним упорством.
– Есть же и другие, отец, – сказала она. – Не одна я. Кровь Беретнет сковывает Безымянного, а вот ты мог бы основать республику, как в Карментуме.
– Мог бы, – признал он. – Иногда мне даже хочется с ними согласиться. Но у любого монарха есть советники, Глориан. А кто будет направлять народ и умерять его страсти?
– Люди будут направлять друг друга, – предположила Глориан. – Совещаться с книгами и учеными. Как говорила глашатай.
– А если они все же ошибутся в выборе? Если книги полны ошибок, если ученые бесчестны – или народ не захочет слышать правду? Кто в ответе за страну? В республике – никто. Нет человека, которого можно призвать к ответу. А монарх несет ответственность. Монархи стран Добродетели в ответе перед Святым.
Глориан опустила глаза. Пусть даже в его словах была правда, у нее эта правда застревала костью в горле.
– Я сам решил стать королем. А ты не решала родиться с королевской кровью. – Он погладил ее по голове. – Долг жесток, Глориан. Тебе всего пятнадцать, но никакое крупное сражение не дается легко. А больше того, что ведешь ты, на свете не бывает.
– Мать думает, что я его проиграла. Она считает меня слабой, как бабушку.
– Неправда. Знаю, она бывает с тобой сурова, но ты для нее самая большая драгоценность в мире.
– Драгоценность – это ожерелье, – тонким, ломким голосом сказала Глориан. – Ожерелья не любят. Ими только хвастают и хранят понадежней.
– Когда возьмешь на руки свою дочь, ты поймешь, как любит тебя мать.
Он завернулся в плащ от залетевшего в долину зябкого ветерка.
– Магнауст Ваттен будет с тобой почтителен. Он мой подданный, – сказал ей в макушку отец. – Если он еще хоть раз тебя обидит, я доплыву до Иниса и всажу топор в его толстый череп.
Отец все-таки сумел ее рассмешить.
– По-моему, тебе теперь нельзя так делать, папа. – (Он скроил мрачную мину.) – Король должен поддерживать мир.
Он поцеловал ее в лоб:
– До мира ли, когда твоя дочь несчастна?
Глориан смахнула рукавом подступившие вдруг слезы.
– Не только то страшно, что мы друг другу не понравимся, – призналась она, хлюпнув носом. – Я боюсь потерять себя. Это глупо?
– Тогда мы с тобой одинаковые дураки, – серьезно сказал он, – потому что я тоже этого боялся, когда женился на твоей матери. Боялся, что, связав свою плоть с ее, я пожертвую… каким-то потаенным уголком в себе.
– Пожертвовал?
– Отчасти. Но это потому, что я ее полюбил. Я впустил ее в себя и понял, что мне с ней хорошо. – Он вытер ее слезинку подушечкой пальца. – Может быть, так случится и с Магнаустом Ваттеном. Или нет. Если он такой дурак, ты не обязана допускать его в свой заветный уголок – а если нет, не так уж это будет тяжело.
Глориан проглотила шершавый комок в горле.
– Я выйду за Магнауста Ваттена, – решила она, изнемогая от горя. – Лишь бы мне можно было отослать его обратно в Ментендон, когда понесу наследницу.
Ей пришло в голову, что она сама не знает, на что соглашается. Она даже не представляла, как делают детей.
– Я сам пошлю за ним корабль, – согласился король Бардольт. – А пока у меня для тебя есть подарок. Ко дню твоего Вверения и для грядущих битв.
Он вытащил из-за спины полотняный сверток. Развязав шнурки, Глориан увидела чудесный меч. Она подняла его к свету, и клинок блеснул на солнце. Еще прекрасней того была костяная рукоять с тремя большими самоцветами в цвет ее зеленых глаз.
– Ледяные изумруды! – выдохнула она.
Они были подобны северному сиянию. Ледяные изумруды добывали на самой северной окраине изведанного мира.
– Сталь закаляли в Ревущем море. А кость взяли от моего трона. – Отец передал ей ножны. – Теперь кусочек Хрота навсегда с тобой и будет тебя защищать.
– Ты сам резал рукоять?
– Сам. – Он наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. – Ты – принцесса Хрота, Глориан Храустр Беретнет. Твой кузен будет править с твоего благословения. Тебе на Севере не царствовать, но ты всегда останешься Глориан Отлинг, дочерью его первого короля. Не забывай об этом.
Глориан поглощала глазами его сильное лицо – может быть, в последний раз на многие месяцы вперед. Он не заставил замолчать ее страхи – никто не мог их унять, – зато вооружил ее внутренне и наружно. Она отложила меч и обняла его за шею.
– Возвращайся поскорей, – глухо проговорила она.
Он крепко обнял дочь:
– Когда полуденное солнце растопит лед, я снова проплыву дорогой китов. А до тех пор, королевна моя, береги мое сердце. Половину его я оставляю тебе.
Потом она ждала у кордегардии, глядя, как его свита готовится выступить к Верстату. Тяжесть меча на боку внушала уверенность.
– Дама Глориан!
Знакомый дружинник выводил со двора жеребца. Поверх кольчуги на нем был зеленый плащ с вышитым на груди гербом дома Храустр.
– Мастер Гленн, – приветствовала его Глориан. – Вижу, ты вернулся к сроку. Благополучна ли твоя семья?
– Вполне. – Его темные волосы ерошились на голове. – Хорошо, что я их проведал.
– Боюсь, я запамятовала, есть ли у тебя братья или сестры?
– Есть. Мара старше меня, а самый старший – Роланд. Он наследник Лангарта.
Глориан взглянула на поднятое среди конных знамя Хрота.
– Завидую тебе. Всегда жалела, что я одна у матери. – Она дала страже знак следовать за ней. – Позволь тебя проводить.
– Неужто у принцессы найдется время проводить скромного дружинника?
– Мне сейчас не хочется оставаться одной, – призналась Глориан.
Они в сопровождении ее охраны подошли к конным дружинникам. Мастер Гленн вел жеребца в поводу.
– Вы сказали, что одна в семье. Я слышал, все королевы Беретнет рождают лишь одно дитя.
– Так говорят летописи. Только одну. Всегда принцессу. И все они одинаковы.
– А что, если Беретнет родит принца или более одного ребенка?
– Думаю, ничего. Дитя или дети все равно будут нести в себе кровь Святого.
– Однако такого не бывало.
– До сих пор не бывало. Мой предок не раз повторял, что его род будет родом королев. – Она с любопытством взглянула на юношу. – Ты первый, кто задает мне такие вопросы. Не стать ли тебе священнослужителем, мастер Гленн? Ты глубоко мыслишь.
– Вы очень добры, но моим призванием всегда было защищать вашего отца. – Он заглянул ей в лицо. – Будет битва, принцесса?
– Прости?
– С нашей последней встречи вы, я вижу, обзавелись мечом.
– Отец подарил, – с гордостью сказала она, сжимая рукоять.
– Очень хорош. Я узнаю его работу по кости. – Вулф поднял густую бровь. – А вы умеете с ним обращаться?
Глориан закусила губу:
– Разумеется.
– Я не хотел вас оскорбить, принцесса. Просто мне казалось, правителям редко доводится брать в руки оружие.
– Это говорит слуга моего отца? – Она также вздернула бровь. – Я дочь Бардольта Храустра, завоевавшего трон железом и кровью. Заверяю тебя, мастер Гленн, я не чужда оружию.
– Его милости после коронации едва ли доводилось брать в руки оружие, разве что для забавы. Теперь век мира.
– Я считаю, надо быть готовой к любым неожиданностям. Вдруг мне случится остаться без охраны. И что я тогда буду делать?
– Для начала гнать со двора такую охрану, принцесса. Но я понял вашу мысль.
Глориан улыбнулась и неожиданно для себя предложила:
– Не скрестить ли нам клинки, когда будешь здесь в следующий раз? Посмотришь, как держится принцесса с мечом против присягнувшего оружию дружинника.
– Это будет честь для меня.
Ветер переменился, и Глориан уловила исходящий от Вулфа запах дыма и дубленой кожи.
– Что ты будешь делать, вернувшись в Хрот? – спросила она. – Куда вы с отцом отправитесь?
– Думаю, двинемся в Могильники, потом вернемся в Битандун, чтобы в удобстве провести долгую зиму, – сказал он. – Вы часто бываете в Хроте, принцесса?
– С двенадцати лет не бывала. Я по нему скучаю.
– Вы – его законная наследница. Могли бы занять его трон. Простите мое невежество, но я не понимаю, почему вместо вас будет править ваш кузен. Разве королева не может владеть двумя королевствами?
Глориан смахнула волосы со щеки. Он не мог знать, что попал в больное место.
– Моя мать считает, что нет, – сказала она. – Я могла бы стать правящей королевой одной страны и королевой-супругой в другой, как она, но ее милость полагает, что я, каковы бы ни были мои права, должна предпочесть Хроту Инис.
С первого шага по земле Хрота она влюбилась в его вечные снега. И ее мать о том прекрасно знала.
– Жаль, что вам нельзя там чаще бывать. Сочувствую, – сказал мастер Гленн.
– Спасибо.
Едва они подошли к свите, протрубил берестяной рожок.
– Доброго тебе пути, – пожелала Глориан, взглянув ему в лицо, и Вулф низко склонился перед ней. – Береги моего отца.
– Постараюсь, принцесса. – Он откашлялся. – Простите меня. Никогда не был знатоком этикета. Но если мы дружили детьми, не будет ли вам позволительно звать меня Вулфом?
– Вполне позволительно, – отозвалась она так легко, что он сглотнул. – Но мне кажется, рыцарь Вежливости дозволит это лишь в том случае, если ты станешь звать меня Глориан. Ну, прощай, Вулф.
– Прощайте, ваше… – Он сбился и начал заново: – Глориан.
Глориан смотрела на него, когда он подъехал к ее отцу, и проводила взглядом с грохотом ускакавший кортеж. А вернувшись во двор крепости, вдруг покачнулась от захлестнувших душу тяжести и легкости.
Потом она вдруг ударилась о землю, и рот наполнился вкусом металла.