Читать книгу Карты веером. повести и рассказы - Саша Виндичанская - Страница 10

Героиня данной истории познакомилась на фестивале молодежи и студентов, куда нас отправили «добровольничать», с одним из делегатов – греком-киприотом из Великобритании. Симпатия была взаимной, но так и осталась платонической, поскольку Евлалия панически боялась КГБ, а остальные ее всячески поддерживали в этом, применяя старинную мантру: он уедет, а тебе здесь жить…

Я знаю дословно содержание бесед Евлалии и грека – опять же из-за того, что переводила.

Вспоминая ее облик тех лет, я думаю о тоненьком деревце, нежном, что шевелит листочками неслышно – какой бы это ни был штамп в описании девушки. Несовременный маленький рост, негромкий голос, невероятно скупая мимика, старомодная одежда.

Вернее, любой хит сезона выглядел на ней устаревшим. Очень высокие требования к себе и окружающим. Мне с ней тяжело было дружить: я все время чувствовала, что за мной наблюдают и ожидают только хороших, высокоморальных поступков.

А ведь всё в жизни давалось ей с трудом, словно камень катила в гору, в постоянном напряжении. Например, в консерваторию она поступила с пятого раза, хотя была не хуже других.

…я спросила:

– А если бы не поступила и в этот раз?

– Приехала бы снова.

Помню, как она сломала ногу и ездила на такси на лекции одного говнистого профессора, требовавшего стопроцентного присутствия. Тем не менее, оказалась единственной, кому он поставил тройку, тем самым лишив стипендии на полгода.

Такими были и ее лирические отношения: она тяжело сходилась, тяжело расставалась. Но при этом обладала наивностью и даже легковерием. Этим пользовались разные аферисты от мистики, обещавшие научить Евлалию летать и раскрыть ей третий глаз и заземлявшие ее через присоединение к батарее центрального отопления.

Я видела, как она обдумывает слова и конструкции, наматывая на палец прядь на лбу. Как набрасывает текст крупными буквами и зачеркивает. Как она говорит: медленно, но идеальными, отшлифованными предложениями.

И вот, представьте – круглый и кудрявый Английский Грек видит нежное акварельное существо – он покорен.

– Скажи ей, что я никогда не встречал таких девушек..

Ранее я описывала безумные страхи Евлалии при мысли о том, как подобное знакомство испортит ей жизнь и карьеру, и то, как посылки и письма от Английского Грека приходили на адрес комитета комсомола консерватории. И как в конце концов пришло письмо, в котором Грек сообщил, что встретил другую прекрасную девушку… (и снова пришлось читать чужие письма, но в этот раз – с разрешения адресата)

Евлалия после этого влюблялась, но непродолжительно и с досадными последствиями. Очень резко увлеклась православием, к сожалению, с уклоном в общество «Память», и потому наше общение перестало быть интенсивным. Потом Евлалия взяла очень трудную тему диплома и не осилила.

Уехав на родину в Тавриду, приезжала иногда в Москву для встреч с руководителем, пыталась найти какую-то работу в дальнем Подмосковье, чуть не усыновила детдомовского ребенка, а потом рассказала мне, что ее духовник – довольно известный в то время отец Hаум из Лавры – благословил ее уйти в монастырь Тихвинской иконы Божьей Матери,.

Она туда уже съездила и с неожиданным юмором рассказала, как спросила, где можно помыться. На что какая-то матушка ей сердито ответила: вот уж, простигосподи!…святые отцы не мылись, а тебе-то зачем?

Но – бес попутал! Перед тем, как покинуть мирскую обитель, Евлалия возжелала съездить и посмотреть город Лондон. Тогда уже началась перестройка, и она послала письмо Английскому Греку с просьбой о приглашении. Грек приглашение прислал, и Евлалия поехала.

Вот вы, наверное, думаете: они встретились, и старая любовь возродилась из пепла!? …Нет, нет, и нет!

Две недели Евлалия осматривала достопримечательности, убедилась в британской бездуховности и – опять бес попутал! – по какой-то маловажной причине решила остаться еще на дополнительный срок. И вот тогда, уже буквально перед отъездом, она познакомилась с кузеном Грека, тоже греком, тоже кудрявым, тоже кругленьким, как медвежонок Паддингтон. По имени Тео.

И он тоже сказал, что не встречал таких, и Евлалия пала. Тем более, что Тео исповедовал православие, и таким образом не подпадал под осуждение, как бездуховный.

Отец Наум благословения на брак ей долго не хотел давать. И даже, по-моему, не дал.

Евлалия поставила условием жизнь в Тавриде, и Тео согласился. По профессии он, к радости Евлалии, оказался музыкантом: преподаватель гитары. Но в Тавриде стал работать на курсах иностранного языка.

И зажили они в трех комнатах с мамой Евлалии, ее братом с женой и ребенком, и тут же присоединился доселе отсутствующий папа, узнавший об экзотическом зяте. И началось..

Евлалия, желавшая искупить вину перед церковью, очень много времени уделяла посту и молитве, уклоняясь довольно часто от исполнения супружеских обязанностей. К этому она пыталась склонить и Тео – ну, нравилось ей молиться, часами стоять на службах, в иные дни питаться лишь чаем с сухарями и чувствовать при этом, что все правильно и хорошо… Для человека непривычного это кажется безумным и бессмысленным преувеличением

А дома – теснота и непривычные запахи, грязь в подъезде. А на работе – десяток молоденьких блондинок, которые не видели никогда ни греков, ни англичан. А о святости брачных уз слышали, но забыли.

Не помню уж, какого рода там были ссоры и скандалы, по-моему, Тео-таки поддался какой-то искусительнице… И вроде собирался уехать с ней в Лондон. Но – о неожиданность! – искусительнице не дали заграничный паспорт из-за какой-то досадной помехи. И денег на билет у нее тоже не было!

И Тео уехал. В город Лондон, где у него было несколько домов, т.к. помимо гитары занимался и недвижимостью. По телефону он прорычал, как живой, настоящий медведь :

– Приедешь – хорошо, не приедешь – как знаешь. А то я прямиком попаду в ад!

Евлалия хотела было снова уйти в монастырь, но тут уж отец Наум топнул ножкою, потряс бородкою и погрозил пальчиком:

– Ты что, мать моя, себе думаешь? Брак – это тебе на всю жизнь теперь. Поезжай за мужем и делай все, что он скажет.

И Евлалия поехала. И живет в Лондоне уже более двадцати лет. Тихо и спокойно.

Была драма: она очень хотела купить домик возле монастыря в Тихвине и приезжать туда изредка; уж очень тоскует она по родине… Дала деньги настоятелю на покупку земли и строительство, а он их растратил.

Была трагедия: она родила мертвую девочку. И больше детей у них не было.

Но живут они согласно и без ссор.

Оба преподают. Евлалия – в католической школе для мальчиков, Тео – в обычной школе, где все больше мусульмане, и ходят с ножичком в кармане… Евлалия – активный член церковной общины и много лет была рядом с митрополитом Антонием Сурожским – кто в теме, тот знает. Она записывала все его проповеди; это были единственные видеокассеты у нее в доме – записи проповедей митрополита Антония.

Откуда я знаю? Мы были у них – уже четырнадцать лет назад. Они нас принимали очень тепло – особенно, если учесть, что мы приехали с трехмесячным ребенком (поэтому я и помню, сколько лет назад!)

Жарили мясо на огне в маленьком садике с голубыми ёлочками, ездили в Кент, в замок, где Генрих Восьмой убивал своих жён. А Евлалия все жаловалась: как она хочет в Россию, какой Лондон депрессивный, и как шумны и бестактны английские греки и их родственники.