Читать книгу Карты веером. повести и рассказы - Саша Виндичанская - Страница 11

Наша общага была местом интереснейшим, и даже москвичи с удовольствием проводили в ней время, а некоторые незаконно подселивались, наслаждаясь свободой отношений и непрерывно-прекрасным творчеcким общением. В одиннадцать ночи запирали репетитории в подвальном этаже, на кухнях наступало оживление, и запахи струились по длиннющему коридору. После полуночи садились ужинать, беседовать и слушать музыку. А дальше – как сложится.

Иностранные студенты играли не последнюю роль в этом стиле «around the clock».

За изучением новых рецептов на кухне происходило знакомство с испанским языком – подавляющее большинство составляли латиноамериканцы. Некоторые способные и упорные выучили язык до беглого разговорного, а самые выдающиеся – до прекрасного профессионального переводческого. И даже устроились на работу в Мексике и Аргентине – конечно, в первую очередь, из-за профессионального уровня исполнительства – но и знание языка сыграло роль…

Ну, и, конечно, было дело: некоторые наши девушки безумно мечтали о том, чтобы создать семью с горячим латинским любовником. ездить с ним в разные страны, носить модные вещи и попробовать наконец манго и пассифлору. Bообще, мексиканцы и аргентинцы выглядели, как теперь бы сказали, прикольно: смуглые, в джинсах и с запахом хорошего одеколона…

В свою очередь, латинские любовники делились, как везде в мужском обществе – на «салаг» и «дедов». Свежеприбывшие мальчики 18—19 лет не скрывали своего восхищения российским девушками, влюблялись, а в случае взаимности просто теряли голову.

Таких часто женили, стремительно, взывая к чувствам джентльмена, и оплакивая утраченную девственность. Те же, кто находился в СССР дольше (а ведь сначала полагались подготовительные курсы, т.н. preparatorio, потом – отборы: как правило, большинство направляли в училище; a потом – снова консерватория), набравшись опыта, oбладая валютой и потихоньку фарцуя товарами из «Березки», они понимали уже свою ценность – как имманентную, так и приобретенную – жениться не собирались, а с девушками заводили якобы серьезные отношения, но прерывали их исключительно когда надоест.

С Армандо я познакомилась через тогдашнего друга, выучила спряжения глагола «ser», и как печь empanadas и несколько песен. На этом интерес мой угас. А он очень славный был, веселый мальчишечка, голубоглазый и белокожий – как оказалоcь, у него бабушка-еврейка. Выходец из Чили, семья убежала в Коста-Рику: то ли из-за Альенде, то ли из-за Пиночета. Рассказывал каким-то образом, не зная русского языка, длинные и забавные истории и очень любил слово «патамушта». Двадцать лет, беззаботность – а потом выяснилось, что в четырнадцать лет он ушел из дому, разругавшись с мачехой, и с тех пор обеспечивал себя сам.

Армандо долгое время вращался в кругу соотечественниц, динамивших его коварно и отчаянно. Как вдруг задружил с милой скрипачкой Светой. Она, по анекдоту, «долго не ломалась». И Армандо влюбился страстно, занимаясь любовью во всех возможных общажных углах, включая репетитории. Света к тому времени заканчивала пятый курс и испанский выучила уже очень хорошо.

…вот бывают такие милые личики, как будто только что умытые. Простенькая, круглолицая, курносая, но такая приятная! Всегда улыбается, на щеках ямочки. Прямые светлые волосы и мой любимый тип фигуры: тоненькая длинноногая. Одежда всегда сидит идеально и в идеальном же виде: словно только что срезали этикетку. Оказалось позже: она все сама шьет и вяжет, перенимает выкройки с готовых вещей. Перешивает чужие обноски. А как по мне – это тоже признак женственности! Очень открытая в разговоре. Из тех людей, которые даже когда врут, то верят искренне в свое вранье. 3лые языки потом говорили, что Света ищет мужа-латино давным-давно. Мне было это слышать неприятно, но теперь я понимаю, что ничего страшного и осуждающего в самом посыле не содержится.

Ну, искала. Ну, и что?

Были и ребята-красавцы «раззудись, плечо», что прилипали к какой-нибудь венесуэлской страшилке, и было очевидно, что после пересечения границы они ее бросят и продолжат свой путь в Западную Европу. А Света просто хотела достойной жизни с хорошим человеком, который не будет пить и бить. Она родом происходила из закрытого военного городка на Урале. Папа умер по пьянке, мама занималась личной жизнью. А еще были брат и сестра, которых надо было пристраивать. Света попала в Москву благодаря таланту, а брата и придурковатую сестру уговорила пойти в лимитчики, на стройку. И, конечно, в свой закрытый Мухосранск никто возвращаться не хотел.

Света тем не менее заканчивала уже пятый курс, и ей нужно было что-либо придумать для того, чтобы остаться в Москве. И тогда она и Армандо решили пожениться. Далее – процедура ЗАГСовским отговариванием невесты «вы совершаете ошибку», и все по сценарию первой части…

Выходила Света замуж в моем платье, оставшемся от выпускного бала. Красивое венгерское платье, белое и скромное, под горло, только в зоне декольте v-образная вставка из золотистого кружева. В этом платье еще одна девушка выходила замуж, за полгода до Светы! Оно на кокетке было, под поясок – годилось на разные фигуры и росты.

Я зато побывала в Грибоедовском ЗАГСе и увидела, за каких иностранцев выходят другие невесты. Удивительные, знаете ли, повстречала смешения возрастов и рас! Армандо выглядел очень счастливым и кричал на прощание уже по-русски:

– Захадити! Знаити дарррогу!

Следующий шаг оказался судьбоносным: Света забеременела. Молодые супруги горячо рассказывали о том, что решили сделать это намеренно, потому что «детей надо делать тогда, когда этого хочется, а не тогда когда подходят обстоятельства».

Не знаю, так ли было на самом деле, но факт совершился. Живот рос, Света сыграла дипломный концерт, и стало понятно, что есть проблема. По правилам общежития, ее должны были выписать. Если бы она оставалась студенткой, то им выделили бы общежитие семейное, но студенткой она уже не была.

Работа у Светы имелась – некий «Ансамбль скрипачей Сибири», который базировался в Москве и прописки не требовал. Но место после декретного отпуска они не возвращали и декретных денег также не платили.

Пока что Света жила нелегально, а при малейшей тревоге, как то визит кастелянши, или комендантши, быстро пряталась под кровать. Ну, а потом живот стал мешать.

Тем временем Армандо закончил preparatorio и после сортировки был послан в училище при консерватории, известное также, как Мерзляковка. В Мерзляковке Светы уж точно никто не ждал, переговоры с директором – знаменитой Артыновой – ничего не дали. И как Света простодушно ни искала какие-то фиктивные браки, договоры и одиноких старушек – ничего у нее не вышло. Денег у Армандо особенно не было. И ближе к родам они сняли халупу на станции Расторгуево.

А когда родилась девочка, названная Эленой, то в голове у Светы произошел переворот. Она вдруг почувствовала, как задувает ледяной ветер в щели старых рам, и как шуршат мыши по углам. И поняла, что не сможет разгребать сугробы, чтобы вывести младенца в коляске на воздух. И через месяц уехала к маме в Мухосранск.

Моего друга забрали в армию, мне было безумно тоскливо, и я рада была видеть Армандо, который приходил навестить земляков, а заодно и меня. Tак же горячо, как прежде, говорил о своей любви:

– Да, сейчас нам плохо и тоскливо, но я знаю, уверен: потом мы будем вспоминать это время и радоваться – всей семьей, с детьми, которых будет много… друзья смеются надо мной: говорят, что я, как монах. Но мне плевать на их насмешки.

А между тем он даже не мог поехать и навестить дочь: городок-то закрытый. Пропуск можно было сделать, но со скрипом. А Светина мамашка не хотела. Она сильно привязалась к внучке, т.к. для личной жизни время уже вышло.

– …ну, и зачем он тебе нужен, он же по-русски еле-еле вякает? – говорила она. – ребенок есть, и славабогу, я тебе помогу, ты тут не одна.

Как-то на дискотеке я увидала Армандо, темпераментно отплясывающего с незнакомой девушкой – училищной, молоденькой, только-только, без забот. Когда после дискотеки мы встретились, он стал горячо уверять, что это просто так, и ничего не значит, и что мужчине надо сбросить напряжение, и что не надо верить слухам, и пр. Я с мужской физиологией была знакома, но следы Жорж Санд и Тургенева мешали воспринимать жизнь такой, как она есть.