Читать книгу Приход Русской Православной Церкви в России и за рубежом. Материалы к изучению приходской жизни. Выпуск 3. Благочиния Подмосковья и Новой Москвы - Сборник - Страница 6

Протоиерей Георгий Еварестов, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Александрове (Щапово), Никольское благочиние: «Признаком создания общины, наверное, является то, что сама приходская жизнь держится уже в голове. О ней помнят, к ней готовятся, она имеется в виду».

Я из семьи преподавателей и по образованию профессиональный музыкант. Сам я не москвич и до 19 лет жил в городе Уфе, в Башкирии. Именно туда из Санкт-Петербурга была сослана моя бабушка. Тогда, в 1935 году, это было ссыльное место для интеллигенции.

Моих родителей нельзя назвать церковными людьми, но причиной тому был не атеизм, а человеческий страх. Например, моя бабушка с какого-то момента перестала крестить на ночь свою дочь, мою маму. Когда спустя годы мама спросила бабушку, почему она перестала крестить ее на ночь в детстве, та ответила: «Видишь ли, ты должна была идти в школу, а мало ли что…» Это был 1936 год. И чтобы ребенок случайно не проговорился в школе, что его крестят на ночь, это и в самом деле перестали делать.

Как я пришел к вере? Думаю, что произошло это через музыку. В церковном хоре я начал петь, еще учась в музыкальном училище, то есть с 16 лет. Делал я это так, чтобы никто не знал, так как не хотел доставить неприятности, которые могли возникнуть, старшим членам семьи. А когда в 19 лет я попал в Москву, то скрывать уже было незачем. Хотя из института и консерватории выгоняли людей, которые пели в церкви, но меня уже тогда это мало тревожило. Конечно, я не афишировал, что пою в церковном хоре, но и не скрывал. Более того, со временем стал еще более активно включаться в церковно-певческую жизнь в подмосковных храмах. И прежде чем стать священником, я в течение десяти лет был регентом в нескольких приходах.

Одним из первых храмов, где какое-то время я пел, был храм в честь Владимирской иконы Божьей Матери в селе Куркино[16]. Теперь это так называемые Новые Химки, раньше же это была настоящая деревня, и добраться до нее было совсем нелегко. Это был типичный приход того времени, состоявший преимущественно из прихожанок возраста моей бабушки, на тот момент 55–60 лет. Но уже тогда в приходе постепенно стала появляться молодежь, что позволило мне не чувствовать, что я в каком-то «замшелом» обществе, среди старых людей.

Затем я попал еще дальше, в деревню Андреевку, где был не закрывавшийся во время советской власти Спасский храм[17]. Весь Зеленоград и вся его округа приезжали в этот храм крестить своих детей, отпевать умерших родственников. Именно здесь я начал регентское служение. И делал это почти три года, приблизительно с 1979 по 1982–1983 гг. Потом я женился, и у меня родился сын. Стало тяжело ездить, и я стал регентом в Удельной по Казанской железной дороге[18]. Здесь, в Троицком храме, я познакомился с совершенно замечательным человеком, впоследствии ставшим моим духовником, архимандритом Иосифом (Пустоутовым)[19]. На тот момент он был настоятелем в этом храме.

Отец Иосиф старше меня на 15 лет, на момент нашей встречи мне было чуть более двадцати лет, ему – между тридцатью и сорока годами. Уже в то время он был архимандритом, значит монахом, что было тогда, в середине 80-х годов, непривычно. Понятно, что начинал он свой путь в Церкви в советское, совсем неблагоприятное и небезопасное, время. Закончив факультет иностранных языков Алма-Атинского института, он более 25 лет проработал в Отделе внешних церковных связей и, наверное, объездил весь мир.

Поскольку это высокообразованный, знающий пять языков человек, с ним было очень интересно. Батюшка великолепно разбирался в музыке, коллекционировал пластинки недоступных тогда записей Марии Каллос, зарубежных концертов Галины Вишневской. Поскольку он много ездил, то не всегда мог быть на приходе даже в какой-нибудь из больших церковных праздников; но когда приезжал и появлялся на службе, то запросто мог подойти после службы и сказать: «Вечером зайди, я хорошую пластинку привез!»

В то время как я рукополагался, отца Иосифа отправили в долгосрочную командировку в Африку: пять лет он прослужил в Марокко настоятелем Воскресенского храма в Рабате[20]. Поэтому мое рукоположение произошло без него. Но его мнение для меня было очень важным, тем более что в стране происходили большие перемены.

Началось все с празднования 1000-летия Крещения Руси, которое проходило в Москве в Большом театре. Это было в 1988 году. Телевидение показало нам оцепленную площадь Революции и подъезжающего к подъезду Большого театра М.С. Горбачева. Тогда действующим патриархом был приснопамятный Пимен[21], вместе с ним на этой площади были и все архиереи Русской Православной Церкви, в том числе приехавшие из-за рубежа. И вот генеральный секретарь ЦК КПСС счел возможным поздравить это высокое духовное собрание. Можно сказать, начиналось духовное возрождение России. Это было время больших возможностей; именно тогда я понял, что очень хочу быть священником, и в 1990 году, когда мне было 30 лет, я им стал.

На тот момент я не имел духовного образования (получил его позже), у меня был лишь неплохой церковно-приходской опыт. К моему счастью, мне было интересно все, что связано с храмом и службами, и я хотел учиться.

Меня рукополагали для храма в Удельной; предполагалось, что я буду назначен именно туда, так как уже тогда тот приход был достаточно большой. Так и произошло, но прослужил я там недолго. Уже через месяц меня отправили служить настоятелем прихода Успения Божией Матери в селе Щапово (Александрово). Вместе с этим в мое управление дали приписной храм села Ознобишино, а затем и храм в селе Поливаново.

Это были 1990-е годы, когда во всех приходах царила совершеннейшая разруха. В селе Ознобишино вообще был проходной двор: в стене храма был огромный пролом, а внутри помойка; туда заходили погреться, а порой и с другой надобностью водители, которые проезжали мимо или привозили на кладбище покойников. Первым делом надо было заложить стену и установить дверь, что мы и сделали.

В Поливаново посреди села стоял огромный храм баженовской архитектуры, с колоннами и некрополем в подвале. В советское время из него сделали поселковый клуб, а после того как он обветшал, решили не ремонтировать и бросили за ненадобностью. В забвении это здание простояло с середины 1960-х годов. Мы начали его восстанавливать, делая самую тяжелую и грязную работу.

В Щапово и вовсе не было ничего. Хотя храм стоял, но его готовили к тому, чтобы он стал концертным органным залом. Эта идея пришла в голову директору известного тогда на весь Союз совхоза «Щапово» М.М. Войновичу, который решил устроить в деревне органный зал. Ни у кого нет, а здесь будет! И, как ни странно, эта идея осуществилась, органный зал в селе появился, и даже было два концерта известнейших музыкантов – Гарри Гродберга и Олега Янченко. А уже после этих концертов, в 1989 году, здание органного зала было передано директором совхоза церковной общине.

Большую помощь нам, как, собственно, и многим другим приходам, оказал в тот период подольский Троицкий собор. Благочинный тех лет отец Александр Ганаба понимал, что в храме ничего нет, купить не на что и негде.

В качестве зарисовки того времени можно вспомнить, что не было ни Софрино, ни сети его магазинов по всей Москве, ни обычных церковных лавок. Приобрести, например, облачение можно было лишь по заказу и на самом швейном производстве. При этом выстраивались очереди, а запись составлялась на несколько месяцев вперед. К тому же нужны были еще и деньги, так как все это очень дорого стоило, поэтому облачение нам давали старенькое в подольском Троицком соборе. Именно в таком, одном-единственном, я прослужил года два. У нас был временный престол, а евхаристические сосуды и чашу тоже выдавали в Троицком соборе. Я заезжал туда, брал сосуды, проводил богослужение, а после отвозил обратно. Еще один любопытный факт: богослужебные книги мы получали в кредит, можно было прийти в издательство, к приснопамятному владыке Питириму[22], и написать прошение о том, что открылся храм и нужны книги (Минеи, Октоих и т. д.). Их давали без оплаты, но под запись, что предоставляется кредит на год, три или даже пять лет, который мы выплачивали спустя годы. Так мы начинали, и, думаю, не мы одни…

Но главной сложностью, безусловно, являлось не то, что не хватало каких-то нужных вещей, а то, что не было самой общины. Она тогда только-только начинала собираться, и, по сути, у нее не было опыта быть таковой. Людей охватывало некое общее возвышенное состояние: «как хорошо, что теперь у нас есть церковь и батюшка и можно пойти на службу», но на этом все и заканчивалось. Именно этих людей предстояло узнавать, как-то собирать, создавать условия для накопления их духовного опыта.

Вначале никого из постоянных прихожан не было, а вопросы о том, кто будет мыть пол в храме, кто печь просфоры, требовали разрешения. Поэтому начали с того, что стали привлекать к этим работам местных женщин. Так у нас появились две прихожанки, которые стали ездить в Троицкий собор в Подольск и учиться там печь просфоры, потом пробовать делать это у себя дома, в духовке. Ведь на территорию храма даже не был подведен газ! Что касается штата уборщиц, то он сформировался из тех же первых прихожанок, причем не пожилого, а среднего возраста, которые стали оставаться после службы на уборку.

Сначала у нас прихожанин-мужчина был редкостью, подавляющее большинство – женщины. И вот как-то в храме стал появляться мужчина, местный житель средних лет, который приходил на службу по субботам утром и был на ней от начала и до конца. В семье у него не произошло никакой трагедии, он просто стал ходить в церковь. И наши прихожанки, переглядываясь друг с другом, улыбались этому. Потом появился еще один мужчина, уже не из местных жителей; он приезжал к своим родственникам, живущим в соседней деревне. Как-то он зашел к нам в храм и сказал: «Знаете, у меня все хорошо, я всем доволен и благодарю Бога, что у меня так все сложилось». Это было удивительно слышать, потому что такое говорится редко. После чего не последовало никаких просьб, а, напротив, он предложил: «Давайте мы вам чем-нибудь поможем». Так завязались у нас отношения. Он и его семья помогали тогда и помогают теперь. Они шили обувь, и та, которая залеживалась по тем или иным причинам, но была абсолютно новая и качественная, передавалась в храм. И этой обувью мы снабжали прихожан не один год. Позже в храм пришли дети и внуки того мужчины…

Если говорить о том, когда я понял, что в нашем приходе стала создаваться община, то, скорее всего, это произошло не так давно, приблизительно несколько лет назад. Как мне кажется, я заметил это в следующем событии. В какой-то момент у нас возникла традиция – после празднования Пасхи всем вместе садиться за пасхальный стол. Сначала мы это делали в церкви, поскольку других помещений не было, позже – в здании воскресной школы. Если в первый год после службы в пять-шесть утра за стол сели 20 человек, то во второй год людей было в два раза больше. При этом сами прихожане просто распределили обязанности между собой, как организовать этот пасхальный стол. Думаю, что именно тот момент, когда люди высказывают свою всецелую готовность сделать что-то для общего дела, может быть признаком общинной жизни; то есть эта жизнь уже держится в голове, о ней помнят, к ней готовятся, она имеется в виду.

Наш приход немногочисленный, поэтому я знаю всех. Причем знаю и старшее поколение, и поколение среднего возраста, и всех детей и подростков прихода. Я знаю обо всех нуждах этих людей: кто и чем болен, кто нуждается в материальной или какой-либо другой поддержке, что позволяет мне по возможности оказывать помощь каждому. Причем неважно в чем. Это может быть дорогостоящее лекарство, которое нужно достать. Или, к примеру, как-то храму подарили окна, и поскольку их было много, то для той фабрики, где их заказали, мы стали корпоративным клиентом. Я, например, этим пользуюсь теперь и заказываю у той фабрики многое и с существенной скидкой: любые окна кому-то в квартиру, дверь на балкон и прочее. Вот таким образом из подобных возникающих связей я могу для кого-то что-то сделать. И это тоже создает общину и составляет ее жизнь.

Но здесь важна не только роль священника. Важно, чтобы и сами прихожане учились этому, а именно: если ты чем-то перестал пользоваться и узнал, что это кому-то нужно, то это стоит отдать. Так было и в советское время, когда отдавали детские кроватки, коляски, вещи, из которых вырастал ребенок. Чтобы не покупать, их либо брали даром, либо приобретали за небольшие деньги. Я замечаю, что в общине происходит нечто похожее.

Еще один источник общинных связей – наша воскресная школа. Место вообще удивительное! Женщины приводят своих детей в школу и там, в ожидании своих чад, знакомятся друг с другом, становятся подругами. Из таких вот связей возникло, например, новое начинание – мамы захотели создать свой хор и заниматься хоровым пением. Кстати, на прошлой неделе они всенощную пели, уже вторую в своей жизни.

Завуч школы – наша прихожанка, в крещении Надежда, по образованию педагог, очень любит детей. Когда она приехала в Щапово вместе со своим мужем (он военный) из Прибалтики, то стала работать в детском клубе «Улыбка». Однажды она пришла ко мне и сообщила, что, скорее всего, этот клуб прекращает свое существование, так что очень жаль деток… На что я сказал: «Давайте перенесем эти занятия сюда, под крышу храма. Мы будем заниматься с детьми, как вы занимались, только станем использовать иные материалы: изучать другие темы, учить другие стихи, рисовать другие картинки…» Она согласилась. У нее все успешно получалось и получается до сих пор.

Первые занятия проходили в храме, ставили лавки после литургии. Вот таким был старт нашей воскресной школы, работающей уже более десяти лет. Сейчас воскресная школа располагается в просторном здании, которое долгие годы стояло в руинах; нашелся человек, который на свои финансовые средства этот дом отреставрировал. Действуют два отделения – дошкольное и школьное, занимаются 140 детей, начиная с трех лет и до пятнадцати. Помимо основных занятий есть кружки детского творчества, ставятся спектакли; огромное внимание уделяется проведению церковных праздников.

Год за годом народная молва о нашей школе распространялась по всей округе. Родителей интересовало то, что, во-первых, там не берут денег, в отличие от клуба, где надо было платить за кружки и дополнительные занятия, во-вторых, там готовят к школе: учат читать, писать, считать – и все бесплатно. Многие, наверное, шли не за православным воспитанием, а просто чтобы пристроить ребенка, чтобы его приготовили к школе. Мы соглашались: «У вас такой побудительный мотив, хорошо, мы берем вашего ребенка». А потом получалось так, что не только дети, но и сами родители по Божьей воле воцерковлялись.

Что касается наших благотворителей, то они, конечно же, появились не сразу. Постепенно связи стали возникать и укрепляться. Например, тот человек, который помог восстановить здание под воскресную школу, с поселком Щапово никак не был связан. Он и его семья никогда здесь не жили, на местном кладбище у них никто не похоронен, дачи здесь у них не было. А появился он случайно: пришел, когда меня не было в храме, чтобы передать кое-какие вещи. В то время была у нас алтарница, Царствие ей Небесное, человек простой, могла многое сказать прямо в глаза; познакомилась она с ним, спросила, когда снова заедет, чтобы батюшку застать. Он ответил, что не знает, когда-нибудь заедет. На что она сказала, нам нужно было бы то и то купить, вполне конкретно. В общем, скоро он то и то привез. Вот так все началось. Потом он купил здесь участок земли, построил себе дом и сейчас здесь живет вместе со своим многочисленным семейством. И все три поколения – прихожане храма, уже четвертое родилось за истекшие 20 лет.

Должен сказать, что все большие дела, которые свершались и свершаются у нас в храме, – за счет благотворительных пожертвований или подарков. Потому что, напомню, приход у нас немногочисленный, и на какие-то средства от постоянных прихожан рассчитывать не приходится. И если бы не благотворители, которые в свое время что-то поднимали, дарили, возрождали и продолжают это делать, не было бы многого… Не было бы звонницы, иконостасов, резьбы, школы…

Что значит для меня приход? Отвечая на этот вопрос, скажу сразу: мне очень хорошо оттого, что есть дети, хотя они уже не совсем дети, а подростки и молодые люди. Будучи приведенными сюда совсем маленькими, они совершенно осознанно остались при храме. Они знают, что делать, и сами вызываются это делать. Например, каждую неделю издается газета с портала «Православие и мир». Ее нужно раздать. Можно положить рядом со свечами и говорить: «Возьмите, пожалуйста, газету», но люди могут постесняться или просто этого не заметить. Лучший способ – под крест встать и всем раздавать. Они это делают сами, без напоминаний. Казалось бы, мелочь, но говорящая о многом.

Недавно у нас случилось несчастье: украли с иконы все украшения – цепочки, кольца, образки, которые жертвовали люди, когда приносили свои сердечные мольбы к Святителю Николаю. И вот приходит 10-летняя девочка, дочь одной нашей прихожанки, и говорит: «Батюшка, у меня есть сережки золотые, мне подарили, я их носить не собираюсь и мама посоветовала отдать их Святителю Николаю». Поэтому для меня приход вот что: когда мама учит добру и христианской жизни, а ребенок, уже не совсем маленький, так и поступает, и в будущем будет учить этому своих детей…

В свое время Церковь меня поразила. И могу сказать: когда начинаешь постигать Православие, это поражает все больше и больше. Мне бы очень хотелось, чтобы и в наши дни Церковь поражала многих людей. Всем чем угодно – чувством, слухом, зрением, обонянием, слезами, раскаянием, ликованием, самоограничением… Словом, всем. Церковь – может, единственная такая юдоль, которая является истинным открытием для каждого человека, чтобы не открывать жизнь по телевизору, по текстам интернета, по звучащей в общественном транспорте брани, на которую перестали обращать внимание. Уверен, что оградить человека от всего этого наносного может именно приход, точнее – создать у него правильное отношение к окружающему миру, привить настоящие православные ценности.

Для многих людей приход – это сегодня то место, тот островок, где можно укрыться. Понятно, что у них нет молитвенного навыка. Именно навыка как такового. Он начинает приобретаться. Долго ли, коротко ли. У всех по-разному: кто как практикует. Но открылась некая «дверь», в которую можно попытаться зайти. И кто-то пытается это делать, и попытка его удачна. И человек для себя доподлинно понимает, что помолился сердечно, от всей души. И Господь дал тебе, о чем ты просил. Ведь люди приходят в храм не загадать желание, а попросить чего-то. Что часто случается: в супружеской жизни не рождаются дети; может быть какая-то застарелая болезнь, пусть и не смертельная, просто хроническая, плохо поддающаяся лечению… Человек просит о чем-то конкретно. И вот когда это осуществляется, поскольку просят от души, вот тут и появляются на иконе все эти колечки и цепочки…

За минувшие годы наш приход увеличился раза в три и насчитывает сейчас, думаю, человек 60. Это люди, которых по праву можно назвать прихожанами: они часто бывают в храме, ведут церковный образ жизни, ориентируя себя и свою жизнь на православную веру и исповедование ее; они регулярно исповедуются и причащаются, то есть участвуют в Таинствах; Великим постом, как правило, соборуются. Есть также род людей, которые приходят в храм два раза в год – за святой водой и святить куличи на Пасху. Некоторые приходят несколько раз за год: кто-то Великим постом, кто-то – исповедоваться и причаститься.

За последние 20 лет постоянные прихожане «помолодели». Если вначале им было примерно 57 лет и старше, то теперь – 23 и старше. Что касается приходской деятельности, то ее основное направление – школьное. Как-то на собрании Московской епархии Святейший Патриарх упомянул о том, что в большом объеме по каждому направлению деятельности на приходе не может быть какой-либо сверхотдачи. Это просто нереально. Поэтому имеет смысл заниматься тем, что получается, что складывается лучше, чем нечто другое, и выбрать это генеральным направлением, и постоянно усовершенствовать его. И меня это воодушевило. Не потому, что я не хочу заниматься больше ничем другим. Например, у нас в округе нет ни одной военной части, а церковная Комиссия по взаимодействию с Вооруженными Силами есть. Как есть Комиссия по взаимодействию с медицинскими учреждениями, но в орбите нашего прихода нет никакого медицинского учреждения. А дети в нашей округе есть, и их можно собирать. Потому мы этим и занимаемся…

У нас есть школа звонарей. Наш звонарь Александр – человек талантливый, замечательный. Вообще-то он великолепный барабанщик с консерваторским образованием. Как звонарь он самоучка, не раз принимал участие в Международном фестивале колокольного звона в Ярославле. В последние годы он опекал одну нашу девочку – Машу (сейчас ей 18 лет). Однажды решил взять ее с собой на звонницу. «Хочешь попробовать?» – «Хочу». Стал ее учить, и у нее получилось. Тут же всколыхнулись мальчишки: «Как же так – девчонка звонит, а нас не берут?!» С этого началась школа звонарей. Сейчас ребята с удовольствием этим занимаются, звонят четверть часа перед началом службы; распределяют каждые пять минут: первые пять минут один, вторые – другой, третьи – следующий… Еще приезжали мальчик и женщина из соседних деревень – тоже хотели научиться. Мы предлагаем всем желающим, естественно совершенно безвозмездно.

Когда мы были в составе Подольского благочиния Московской епархии, у нас каждый год проводился фестиваль звонарей. И приходы, где были звонари, выставляли своих участников. Кстати, были звонари далеко не везде. И наши на фестивале занимали первое место. Причем там не было разделения на маленьких и больших. Тогда появилась идея сделать номинацию «Детский звонарь» или «Ребенок-звонарь». К сожалению, фестиваль, просуществовав три года, был закрыт. Как-то не получил поддержки. Почему – непонятно. Это было совершенно необременительно, раз в год, причем в фестивале принимали участие также светские власти. Это вещь абсолютно не затратная, и готовиться особо не надо. Но дело как-то ушло в песок.

Еще у нас есть летний детский лагерь. Он бывает в июне месяце. Идея проста: в мае заканчиваются занятия в школе, в июне родители, естественно, продолжают работать, как и в течение всего года, а дети идут болтаться на улице. Чтобы от этого их уберечь, хотя бы на три недели, мы устраиваем лагерь. Ребята приходят сюда утром, их кормят завтраком, они здесь обедают и уходят вечером. Могут делать все, что угодно: лепить, строгать, рисовать, играть, прыгать в скакалки, рисовать мелом на асфальте, гонять мяч; они даже успевают поставить спектакль за эти три недели. Занимаются с теми же преподавателями, с которыми обычно встречаются в воскресной школе. Дети ходят с удовольствием, за шиворот никого не тянут. В лагерь мы берем с семи лет, за сезон бывает от 30 до 50 ребят.

Жизнь прихода будет представлена неполно, если не упомянуть об абонементе в органном зале. Это тот самый орган, который должен был занять место в храме и занимал какое-то время, но потом был благополучно перенесен. Органный зал – это устроительство академических, профессиональных концертов, где звучит всяческая музыка. Не только органная. И фортепианная, и квартетная, и всякая иная. Эти концерты расписаны на год вперед: с сентября по май. Абонемент покупается слушателями. В афише этого абонемента у нас ежегодно два концерта – на Рождество и на Пасху. Эти концерты устраиваются силами наших поющих церковных и силами со стороны. Например, один из наших поющих – руководитель Полифонического хора, и он привозит к нам свой хор.

Мы обязательно посещаем общеобразовательную школу на Рождество и на Пасху. С нашей помощью, с помощью наших декораций, костюмов, сценариев, записей, аккомпанемента здесь ставят своими силами спектакли по этим праздникам. Зачастую это дети, которые учатся и там, и в нашей воскресной школе. Спектакли показываются всей начальной школе – это более чем 150 человек. Я всегда бываю на этих встречах, и всегда мы дарим школьникам подарки. Такая традиция существует уже лет десять.

Сейчас, к сожалению, многое порушилось. Дело в том, что раньше в общеобразовательной школе с первого по четвертый класс две учительницы преподавали Основы православной культуры. Они живут здесь и тоже наши прихожанки. Потом с пятого класса был такой предмет, как «Духовное краеведение Подмосковья». Он был введен по благословению владыки. Учебник был сделан. В виде эксперимента православная культура изучалась еще в восьмом и девятом классах. Это почти получилось, но затем произошла остановка. Надеюсь все же, что наш прежний опыт можно будет реанимировать.

Конечно, проблемы на приходе есть. И не то чтобы материальные. Я имею в виду следующее: деревню в одночасье назвали столицей. Нужно отдавать себе отчет в том, что, как бы ни назвать, назавтра Щапово Москвой не станет. Надо понимать, насколько имеются у нас сегодня возможности, например, взаимодействовать с молодежью. Да, у нас в «деревне Москва» есть хорошие умные молодые люди, но их нельзя привлечь по одной простой причине: здесь, в Щапово, для них нет работы и нет мест учебы. Поэтому, живя здесь, они едут учиться, например, в Подольск или в Москву, и у них физически не остается никакого свободного времени. Например, у нашей прихожанки Валентины Ивановны внучка, умница, хорошая девочка, окончила Российский университет дружбы народов, каждый день туда ездила. Затем попала в хорошую фирму в Москве и стала ездить на работу. Но у нее же уже шесть лет нет никакой жизни!

Что касается глобальных проблем, то, как заметил Пушкин, «если лет через пятьсот…», то есть если через какое-то время здесь, в Щапово, действительно будет Москва и не нужно будет ехать за тридевять земель работать, то, наверное, жизнь оживится. Пока у меня не очень радужные настроения в связи с этим.

И все же источник наших перспектив – это дети. Детей здесь стало рождаться больше, это я точно знаю. У мамы зачастую появляется третий ребенок, а ей самой – в районе 30–34 лет. Не знаю, влияет ли на это приход, но мы стараемся объяснить, рассказать, убедить, что когда рождается ребенок – это дар Божий. Отказываться от него ни в коем случае нельзя. И потому, если есть причины или псевдопричины, чтобы убедить себя, что ребенку, мол, не надо появляться на свет, – такие мысли нужно отринуть.