Читать книгу Приход Русской Православной Церкви в России и за рубежом. Материалы к изучению приходской жизни. Выпуск 3. Благочиния Подмосковья и Новой Москвы - Сборник - Страница 8

Протоиерей Георгий Хаджийский, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Воронове (Никольское благочиние): «Атмосфера как жесткая оборона. Чтобы подключиться к общему, надо было пройти время и испытания. Пример такой обороны – это бабушки. Каждый человек проверялся и допускался не сразу».

Моя судьба типична. Я из поколения людей, которые о вере почти ничего не знали. Крещеным я не был, и крестился сознательно в 27 лет. После чего стал прихожанином храма, а затем приход предложил мою кандидатуру на рукоположение во священники.

Надо сказать, что на закате советской власти этот процесс принял массовый характер, и не потому, что приказ был какой-то, а произошло чудо. Люди стали искать, и я тоже искал. Те ответы, которые давала официальная пропаганда и философия, меня не устраивали. И я сознательно принял крещение, сознательно ходил в храм. Когда мне предложили принять сан, то два или три года я прислушивался к себе, советовался с духовно опытными людьми. Через знакомого священника, до принятия священства у меня была возможность беседы с отцом Павлом Груздевым[26], который на мои вопрошания сказал: «Сам не ищи. Будут звать – не отказывайся». После этого разговора, когда мне в очередной раз предложили принять сан, я согласился.

Далее все шло своим чередом: исповедь у владыки, собеседование. Потом пришло телеграммное извещение в Новодевичий монастырь, и меня рукоположили в диакона, а затем в сан священника. Так я начал свое служение. Все священники, рукоположенные вместе со мной, прошли такой же путь. Сейчас появилось поколение священников, которые поступают в семинарию сразу после школы, я же окончил ее заочно в уже взрослом возрасте. Учился и в Свято-Тихоновском, тогда еще институте, правда окончил всего лишь 2,5 курса, так как, став священником, уже не смог учиться из-за большого объема заданий и напряженной программы в этом вузе. В результате я окончил Коломенскую семинарию.

После двух лет служения, в 1998 году, меня назначили в приход города Щербинки. Затем поставили настоятелем храма Всемилостивого Спаса в Воронове[27], в приход, который никогда не закрывался. Было интересно наблюдать старания самого прихода. К моменту, когда большинство храмов нуждалось в восстановлении, здесь было сделано все: проведен газ, электричество. И атмосфера была как «жесткая оборона». Чтобы подключиться к общему, надо было пройти время и испытания. Пример такой обороны – это бабушки. Каждый человек проверялся и допускался не сразу. Мне пришлось, например, чуть ли не целый год уговаривать бабушек открыть воскресную школу, объяснять, что есть необходимость в том, чтобы дети, приходящие в храм, после службы пили здесь чай, а затем занимались. Вначале старожилы храма воспринимали это с трудом, отвечая мне: «Батюшка, ты еще молодой, ничего не знаешь, так не положено. Нечего им тут шастать, нагрязнючат, потом убирайся за ними». Но со временем они примирились и даже плакали, приговаривая: «Как же хорошо! Детки в храм приходят!» К такому отношению их приучила жизнь в советское время, которая диктовала, что чужих не должно быть. Это же проявлялось и в отношении священника, к которому допускали не каждого. Часто приходилось слышать: «Наш батюшка и нам никого больше не надо. Кто хочет, тот пусть подходит, а мы посмотрим». Меня это искренне удивляло, так как на поверку оказывалось, что им так удобно и ничего другого не надо.

В этом смысле приходы, которые создавались с нуля, развивались быстрее. Здесь же возникали сложности и пробуксовки, сама жизнь приучала тех, кто сделал свой выбор и был при храме в советское время, вести себя осторожно. Ведь именно они, а не мы испытывали стеснения от начальства, именно их прорабатывали на партсобраниях, снимали с очереди на квартиру и т. д. В результате люди приучились крепко держаться друг за друга, и каждый новый человек проверялся очень тщательно.

Со временем бабушки, конечно, смягчились, многие из них теперь уже умерли, но преодолевать приходилось многое и долго. Главное, в такой ситуации было сложно иметь постоянных людей, тех, на кого можно положиться, люди, когда им говорили, что ты нам не нужен, не задерживались. А в условиях, когда приходилось брать на себя хозяйственные заботы, ремонтировать три тысячи кубометров колокольни, четыре тысячи кубометров разрушающегося храма – такое сопротивление тормозило многие процессы. Сказать бабушкам точно так же: «Знаете что, собирайте вещи и уходите отсюда» было нельзя и несправедливо. Благодаря именно им сохранились многие традиции, убранство и иконы храма, благодаря им приход жил.

Нужно отдать должное еще одной группе лиц, которые сохранили храм в советское время, – это сотрудники музеев и Министерства архитектуры и градостроительства. Благодаря тому что наш храм был признан памятником архитектуры, в советское время он не был взорван или поврежден. Это еще одна особенность нашего прихода, так как со временем эта же группа лиц стала, точно так же, как и бабушки, на оборону храма. Начав ремонт храма и колокольни, мы столкнулись с тем, что без разрешения соответствующих инстанций мы не могли вбить ни одного гвоздя. Со временем эти органы превратились в сложные бюрократические структуры, а согласовывать и утверждать бумаги оказалось процессом не менее длительным и мучительным, чем преодоление страхов старожилов прихода.

Органичное слияние старшего поколения храма с молодым произошло, наверное, только к 2003 году, и в этом есть заслуга отдельных прихожан, так как один настоятель сделать ничего не может. Ведь нельзя вывесить на воротах приказ, что с завтрашнего дня мы все православные христиане. Прийти, зарегистрироваться, получить бумагу с печатью, что мы теперь православные, а посему извольте исполнять то-то и то-то. То есть бумагу повесить можно, а вот стать православным христианином в одночасье нельзя. Мы шли органичным путем. Сейчас община готова для решения более масштабных задач. Теперь и воскресную школу можно создавать с энтузиазмом, но пока держит отсутствие полноценного здания. Сейчас же необходимо довершать реставрацию: внутреннее убранство храма, обновлять росписи, иконостас. Можно и нужно приступать к строительству приходского дома, в котором по причине многочисленности прихожан теперь есть острая потребность. Два маленьких домика, которые есть, все меньше удовлетворяют те потребности, которые есть сейчас. Но низкий поклон старшему поколению, что они оставили нам то, что мы имеем сейчас!

Постепенно, в связи с тем что к храму подтягиваются пары с детьми, в нашем приходе вызревает семейный клуб. И название для него придумали – «Очаг». Он возникает самостоятельно, люди начинают объединяться, а мы пытаемся им в этом помочь. В этом году они впервые делали пасху, пекли куличи, которые мы освящали, а затем часть из них несли в больницу в геронтологическое отделение, пожилым и одиноким людям. В общем, возникает общинная жизнь. Ведь не все передается в словах, и именно это невысказанное, как правило, начинает жить.

Часть наших прихожан из Москвы, я их называю «летние прихожане», которые с мая по сентябрь живут на своих дачах. Они живут здесь практически постоянно и ходят на богослужения. Я считаю их членами нашей общины, они и зимой часто приезжают.

Стоит отметить, что объективно людей на службах стало больше. Конечно, этот храм никогда не пустовал, особенно на Рождество, Пасху и родительскую субботу, люди съезжались из Подольска, Троицка, Калужской области. Этот храм стягивал округу в радиусе 30 километров, но даже в воскресные дни прихожан было немного, не более десяти человек приходило молиться. Сейчас прихожан стало больше, иногда это 150–200 человек в воскресный день. И уже сегодня можно думать о том, как развивать общинную жизнь, так как появились и люди, и инициативы.