Читать книгу Между нами - Сборник - Страница 17

Сквозь ворс полумглы рассыпается морось

И жмется к подснежникам крокусов длань…

Здесь лошадь моя позабыла про скорость,

В камине давно догорела зола.

Иду сквозь века… сквозь дубравы и грезы…

Ольха так тиха, так величествен вяз.

Печаль не горька, но горьки ее слезы,

А розы стиха расцветают лишь раз.

Непроницаемая, колокольная,

Покоем данная мне тишина.

Как ты, любимая, ныне покойная,

С родимой матушкой или одна?

Прости, что вместо прощания

Бездонная, полыннодрогнувшая суета,

Ты, как река под горою, покорная

Была. А впредь разлилась на лета…

Теперь и ты, где над стланью несорванных

Златых левкоев полощется свет…

Найди приют меж подснежников мраморных

И улыбнись нежным ветром в ответ.

В матовом блеске холодного солнца,

В хрупкой руке зажимая ключи,

Сквозь запотевшую дымку оконца

Осень кричит!

В тубы[4] разбуженных труб,

В башен овальные выи

Солнца оранжевый зуб

Впился. Я на мостовые

Душ проходящих смотрю,

Лужа – смуглянка – смеется.

Ветер, влюбленный в зарю,

Румбой танцующей льется.

Здравствуйте, Бобби Макферрин,

Ветер – воздушный веер —

странной меня принес.

В лотос укутан голос,

Где мой Тотошка, пес?!

Там, где нет ураганов,

Где на восходе рано

Прыгает резво лев,

Лей, милый Бобби, лей!

С чайной случайной ложки

Медом в мои ладошки

Импровизаций плес.

Барабан машинки стиральной,

Как по чертовому колесу,

Прокатил горе-флешку, странно…

Лучше б я родилась в лесу!

Я намедни ее искала,

Был записан на ней весь мир,

Но машинка ее сломала.

– Здравствуй, друг мой несчастный, Лир!

Две скрипки, фортепьяно, альт и вновь виолончель,

Танцуй, Лючия дикая, танцуй, мой менестрель!

Рассказчик, шут и фокусник, схоласт-эквилибрист,

Танцуй, Лючия дикая, взлетай мой белый лист!

Спиричуэлы поют воробьи,

А небо снова, как белый мел.

Лишь светотени смычок меж рябин,

Услышав госпел ветров, онемел.

Трава права – этот воздух из нот,

В глиссандо строк окунулся мой блюз.

Лишь леди Франклин достигнув высот,

Я леди Хьюстон в себе полюблю.

Чего боятся господа…

Рабочих бунтов

Иль правды и голода?!

А лучше бы власти

Боялись и блюда

Из сахарного променада!

Увлек Вордсворт

В водоворот…

Декарт увлек

В акрополь Сартра.

Луис Мелендес в натюрморт

Влюбил, как воздух над Монмартром.

Но я его еще, увы,

Увы, еще не ощутила.

А мне в горсти бы флер травы

Хотя бы… и найдутся силы

Увлечь в темницы томный тлен

В ручьи Касталии[5] прекрасной

Граненых строк безбрежный плен,

Где Клод Лоррен и россыпь красок…

Шорох камелии,

Сад Йокогама.

Холод избы,

Фортепьянная мама.

Перечитать бы

Сейчас Мандельштама

И вознестись

Над сливовою мглой!

Перламутр опала

Сквозь свинцовые шпалы

Пропускает устало

Свет рассеянный.

Скоро, милая мама,

Я, как Васко да Гама,

Через Африку прямо —

И до севера!

Ни сребреников, ни карьер

Мне не нужно. Отныне и в вечность,

Стынет море под сенью галер!

А перо к ним плывет навстречу…

Хрупкую-хрупкую мысль, как спичка,

Хлесткая-хлесткая гасит вода,

Чиркнув… чирикает слабая птичка,

Тонут в невидимых волнах года.

Но как свежа она, печать сырой газеты,

Беру рукой ее, озябшей от дождя…

Душа чернил течет, моя дала обеты,

Быть может, станет водяной чуть погодя…

Я ли, ни я? Торжествует Мария!

Лес – отголоски мерцания нот,

Дух – лишь сосуд светотени зари, я

В кроткой тоске покидаю свой грот…

Расстаюсь ли я с тучами

Или с солнца лучом…

Только совестью мучима

И сумой за плечом.

Ланиты лунного света – не сон,

А дрожь души никому не показывай!

Нить Ариадны меня с тобой связывает,

Лаская строчек отсроченных звон.