Читать книгу Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 1 - Сборник - Страница 2

Полночь. Снежный хруст постели.

Мерный ход часов.

Стук в окошко лапы ели.

Всхлип двери: засов —

Заржавелый страж ворчливый.

Вздохи половиц.

Кроткий зёв свечи сонливой.

В ризах – тени лиц.

Шелест снежной манки с крыши.

Треск в огне сучка.

Писк и шорох робкой мыши.

Партия сверчка.

Над продрогшей черепицей

Бархатный отрез

Неба, звёзды-озорницы.

Сон – юдоль чудес.

Четверть седьмого. Зима заглянула в кладовку.

Нынче на завтрак в меню, Январём утверждённом,

Блюдо молочное. Дар поварской и сноровку

Ей проявить нужно. Будет едок изумлённым.

Рой колпаков накрахмаленных, фартуков белых

Засуетился у вымытой рьяно посуды,

Спорилось дело в руках кулинаров умелых,

Стряпавших для обывателей зимнее чудо.

Но оплошал подмастерье-растяпа: из чана

Пенка молочная, вздыбившись валом девятым,

Хлынула ярым врагом грандиозного плана

С печки на дремлющий город туманом косматым.

Дело насмарку, но им унывать не пристало.

Новый котёл стережёт беглеца в белой робе,

Ведь для того искушений на воле немало,

Не по душе ему баня в чугунной утробе.

Сердится узник, вскипает под крышкой от гнева,

Но поварёшка смиряет молочные страсти.

Сыплет стряпуха в котла возмущённое чрево

Пригоршни манки и сахара щепоть для сласти.

Сдобрена сливочным маслом готовая каша.

Наверняка такой завтрак весь город оценит:

Это не скисшая к полднику вновь простокваша

И не кисель, что на ужин никак не отменят.

Выбрала нужный половник Зима-повариха,

Щедрой рукой кладёт кашу в тарелки и плошки —

Крыши домов, козырьки над подъездами, лихо

С присказкой кормит беседки серебряной ложкой.

Полные рты у балконов и труб водосточных.

Ложку-лопату на завтрак припас каждый дворник,

Знающий толк в рецептуре блюд снежно-молочных,

Лучших традиций на кухне январской поборник.

Пудинг вчерашний хрустит под ногами крахмалом,

Мечут лопаты в сугробы комки снежной манки,

Пики из сливок взбивая, мечтая о малом —

Чтобы Январь не отдал предпочтенья овсянке.

Беспечный май, где дождевик?

К простуде неба не привык

Юнец зелёный.

Мальчишке не до озорства:

В ознобе ёжится листва

Весной студёной.

Промокли ноги на беду,

На туч кудлатую орду

Бранится ветер,

Охрипший, лает свысока

Из-за любого пустяка,

Как дряхлый сеттер.

Пилюли, капли, с мёдом чай.

Лечись скорее, не чихай,

Малец в веснушках.

Готов отправиться в полёт

Жук майский, твой второй пилот,

А ты в подушках.

И только солнечный сироп,

Весною выпитый взахлёб,

Вмиг хворь излечит.

Май, озорник и чародей,

Вняв ожиданиям людей,

Расправит плечи.

Серое утро спросонья дымит сигаретой.

Серый махровый халат запахнуло на теле

Серое небо, что в ванной с мелодией спетой

Серые кудри чесало в начале недели.

Серые мысли с утра не давали покоя:

Серые будни ему ниспослала природа,

Серой полынью дышать ему вместо левкоя,

Серым дождём гардероб его портит погода.

Серые люди погрязли в житейской рутине.

Серой золой тлеют испепелённые души.

Серая жизнь увязает в коварной трясине

Серых потребностей в зрелищах и жирном куше.

Серое завтра скрывается за перекрёстком

Серой дороги – маршрута к пристанищу «Вечность».

Серая пыль скроет наши следы в вихре хлёстком.

Серым туманом разверзнется нам бесконечность.

Монохромные сумерки шалью ложатся на плечи

Чуть осипших от сырости, мелко дрожащих домов.

Монохромная осень – не лучшее место для встречи

Двух начал – инь и ян – двух судьбою сведённых миров.

Монохромные чувства двоих диссонансны, дуальны:

Чёрной тушью по белой бумаге плывёт светотень.

Монохромные мысли в преддверье разлуки фатальны:

Ночь воронкой проглотит едва зародившийся день.

Монохромное прошлое памятью бьёт в подреберье:

Чёрный цвет одиночества, сердцу не мил белый свет.

Монохромное завтра ждёт каждого. Лживо поверье,

Что от чёрной полоски есть к белой счастливый билет.

Монохромные дни размыкают и руки, и души,

Чёрным словом гваздая безгрешную, в белом любовь.

Монохромная жизнь – свет и мрак, хлябь морская и суша,

Счастье с горем, скорбь с радостью, смерть и грядущая новь.

Кажется, новый, обычный, один из многих таких же день.

Как и вчера, ярко светит южное солнце и дразнит тень.

С томной медлительностью, зевая украдкой, ползут часы.

Потный вздыхает ветер. Над фруктами – шум тельняшки осы.

Всё как обычно. Неделями, пусть и нехотя, так живёт.

О сокровенном наслышан её дневник. Несмышлёный кот

Вряд ли поймёт, почему нынче утром мелко дрожит рука

Той, что щедра неизменно: в блюдце достаточно молока.

Всё ничего вроде, но треплют тревожные пальцы листок

Белый, как саван, и горло девичье больно саднит комок

Чувств, от которых и здесь невозможно спастись: увы, нельзя

Сбежать от себя, когда судьба вместо пешки ставит ферзя.

Долгой витиеватой лозой сплетаются строки письма,

Бледность бумаги, которая не краснеет, – его тесьма.

Соком случайно раздавленной ягоды алеет щека.

Тщетно смиряет жилку, как птицу в силке, рука у виска.

Искушённые пьяным духом впитавшего солнце вина,

Мысли рьяно бунтуют, ропща на жребий. Её ли вина,

Что не греет души одиночество. Даже весь южный край

Без любимого – наказанье. Ссылка? Да. Путь заказан в рай.

Прокралась осень в сквер моей любви,

Ужом пятнистым проползла украдкой.

Разлукой-жалом сердце не трави,

Оставь душе глоток надежды сладкой.

Её подельник ветер рвёт листы

Календаря на ясене унылом,

Уносит прочь заветные мечты,

Пророча жизнь в отчаянье постылом.

Крадёт сухой, завистливой рукой

Зачитанных сердечных писем ворох

Со дна ларца души. Её покой

Для бестии лихой не свят, не дорог.

В кровавый плащ заправским палачом

Обряжена, вершит костёр огромный

На лобном месте осень, где мечом

Казнит без апелляций жребий скромный.

Швыряет в пламя нежные слова

Кленовых и берёзовых посланий —

Поблёкших, жёлтых свитков, чтоб молва

Не выдала любви моей признаний.

И жалко жмётся память в стороне,

В дыму с тоскою ищет призрак милый.

Но пыл любви уже истлел в огне,

И на помосте только пепел стылый.

Всё смешалось: рассудок с чувством,

Долг с желаньем, мечта с ошибкой,

Безысходность с надеждой зыбкой,

Тишина с позвоночным хрустом.

Своротил любви жребий шею.

Нет леченья такой калеке,

Нет лекарств ни в одной аптеке,

А исход в могильной траншее.

Распознать бы все знаки раньше

На пергаменте двух ладоней,

Оказалась бы чуть проворней,

Бросив вызов судьбе в реванше.

Всё насмарку. Осталась малость —

Петли синие на запястьях

Распороть как вину в несчастьях,

Чтоб издохла души усталость.

Я ещё никогда не была на борту самолёта,

Не слыхала приветственных слов пассажирам пилота,

Не взлетала Икаром на крыльях искусственных в небо,

Не видала под облаком пенным волн зрелого хлеба,

Не гадала по линиям кверху поднятых ладоней

Мегаполисов-снобов и сёл – благолепных тихоней,

Не искала глазами на карте лоскутной ту точку,

О которой слагает душа сокровенную строчку.

Как-то в детстве осеннем – сентябрьской погожей порою,

Когда школьные классы галдящей полны детворою,

Когда тучи на солнце ползут серым вражеским фронтом,

Когда птиц-гастролёров гурьба тает за горизонтом,

Мне представился шанс из степи своей юго-восточной

Полететь ближе к северу, к речке холодно-молочной,

Увидать белой ночью сурово-прекрасные дали,

О которых давно и глаза, и душа так мечтали.

Только планам давнишним противилось твёрдое слово

Рассудительной мамы, которая внятно, толково

Объяснила, что рано вставать на крыло, словно птица,

Что полётам не время ещё, что мне нужно учиться.

Я училась, взрослела и стала солидною дамой,

Украшающей собственный сборник стихов монограммой,

Но по-прежнему жадно глаза в поднебесье смотрели,

Взгляд желал лететь вдаль по зефиру лазурной пастели.

Но готовую сбыться мечту разорвали снаряды,

Искорёжили взлётную полосу варвары-«Грады»,

С кровью вырваны перья из крыльев по-ангельски белых

Исполинов воздушных, вчера ещё статных и смелых.

Сколько жить ещё сердцу в обряженной в ветошь надежде,

Что расколотый надвое мир его станет, как прежде?

Воскрешённое фениксом вставшей из праха мечтою,

Оно всё же взлетит над немою сейчас пустотою.

Нежностью белой окутаю душу,

Сердце наполню круженьем снежинок.

Я перед вьюгою больше не струшу,

Чувство укрою от жал острых льдинок.

Белым листом снег на землю ложится,

Белым пером по земле чёрной пишет.

Белой полоской стать в жизни стремится.

Белою свежестью грудь моя дышит.

Свадебно-белое платьице шьётся

Жизнью: оборки, воланы и строчки.

С чёрным в душе никому не живётся.

Белым по чёрному. Вмиг, без рассрочки.