Читать книгу Три шершавых языка - Сергей Александрович Алексеев - Страница 3

Его звали Курт, и был он одним из тех, с кем в детском доме даже отъявленным негодяям не хотелось иметь никаких дел. Каждый молокосос здесь понимал, что, столкнувшись с ним, не на словах, а на деле рискуешь познать, насколько он силен, умен, а главное, опасен. Потом уже не будет ни одного шанса вернуть свой статус, ни единой возможности довольствоваться теми же привилегиями, что были доступны прежде. А Курт никогда уже не переставал напоминать негоднику об ошибке на жизненном пути. Так и будет держать в черном теле, пока тот не покинет заведение. И если Курту что-то приглянется, то без лишних церемоний присвоит себе. Ему нужнее, и все тут. Возрази, и совсем твое дело пропащее.

Конечно, врагов он нажил себе немало. Но, что стоит отметить, оградой единомышленников он тоже не спешил себя окружить, как обычно это происходит в жизни. То ли род людской ему наскучил, то ли навыки управленца проявились в нем в столь раннем возрасте… Хотя это скорее воспитание. Потому друзей у него однозначно не было, а подхалимы и вовсе обходили его стороной. Вот он и жил этаким ястребом, вечно голодным и одиноким, но почему-то удовлетворенным этим. В точности осознающим, что и зачем он делает.

Внешне он выглядел не столько взрослей, сколько серьезней парней своего возраста. Замечу, что многие из воспитанников были старше его на период описываемых событий. Иногда на три-четыре года. Да и с виду он не был этаким задирой-бойцом, что часто озадачивало любопытствующих. Наглецом – может быть, лицемером – отчасти, но отнюдь не поклонником кулачных боев с мятыми ушами, сбитым носом и разросшимися надбровными дугами. Нет, напротив. У него было вполне приличное лицо молодого человека совсем не рабоче-крестьянского класса. Этакий подтянутый, сдержанный потомок интеллигентной семьи, может быть, от политики или высокого искусства, со свойственными их сословию манерами и тонким складом ума. Любой, кто бы встретил его впервые, не имел бы какие-либо нелицеприятные предубеждения относительно него. Но став ему врагом, побаивался бы и ненавидел всей душой. Гремучая смесь его железной воли, невероятной силы, решимости и отличных манер ввергала в безумную пляску мыслей разум пытавшихся раскусить его людей.

Генетика одарила его более рельефными пропорциями тела, чем его обычных сверстников. А пышная копна волос отливавшим на солнце нефтяным блеском с ума сводила всех девчонок и старших, и младших групп. Хотя правилами не позволялось носить длинные волосы, вернее, длиннее, чем стрижет машинка, но только его персонально эти правила обходили на трех заключительных классах обучения. Ему позволили потому, что какой-никакой, но порядок в детском доме держался на нем. И только благодаря его влиянию самые беспринципные мальчишки довольствовались тем, чем им позволялось довольствоваться уставом заведения.

Прямой римский нос не скрывал уверенного в себе человека, выраженный подбородок, а между ними сияла постоянная то ли улыбка, то ли усмешка, будто вся жизнь была для него и удовольствием, и приключением, и глупой иронией. С трудом удавалось различить сквозь нее настоящие эмоции и настроения, витающие в его голове, но лишь его взгляд говорил за него.

Словно сатана, взиравший из дыры в ад, были его глаза, когда в нем закипала ярость. Черные, как агат, на неподвижных белках. Будто гигантские хелицеры паука-птицееда, замирали в дюйме от лица противника, осмелившемуся выдержать его взгляд. Невольно у храбреца мысли разлетались по углам, а сердце металось как бешеная канарейка. Что делать, чтобы выдержать, чтобы не показать свою слабость, чтобы достойно выйти, да господи, просто сбежать без оглядки из этой глупой игры? Но голова затуманивалась, слезы текли ручьем, он часто моргал будто первоклассник, он проиграл.

Что совершенно точно не нравилось Курту, так это поднимать свой голос. Никто в его присутствии этого также не делал. Всегда спокойно, вдумчиво, взвешенно. А уж тем более, никто его не видел раздраженным. Хотя не знаю, что было хуже: его гневный взгляд или болтовня? Обычно он был немногословен, но, бывало, если и открывал свой рот, то кому-то обязательно становилось плохо. Жестокие расправы всегда заканчивались поучительным монологом, слишком заумным для любого подростка.

Как у любого другого лидера, были у него и пороки. Курил он постоянно и с тем же пафосом, с каким это делают голливудские герои времен Дикого Запада. Для него словно и не существовало запретов, несмотря на самую жесточайшую борьбу с этой отравой в детском доме. Каким-то загадочным образом, но на глаза надзирателей с сигаретами в зубах он не попадался. Непонятно было вообще, где он их доставал. Но все же шлейф дыма постоянно витал за ним.

Вместе с тем странный запах сопровождал его повсеместно, и учуяв его, почему-то в голове следовал образ загорающихся спичек. Хотя он и вправду любил пользоваться спичками, именно теми, что легко зажигались щелчком ногтя. Увы, но такие были исчезающей редкостью, потому его все чаще замечали с зажигалкой. Настоящая бензиновая Zippo впоследствии стала его самой любимой игрушкой. Вечером, когда все уже спали, Курт садился у окна, курил в форточку. Щелкая крышкой, он глядел задумчиво на улицу и слушал, как поют сверчки. А когда шел дождь, с окна его вообще было не оторвать.

Да, прозвать его злодеем язык никак не поворачивается. Скажу даже больше, он был по-своему мудр. Но мудрость, вы и сами знаете, не всегда раскрывается сразу. Спроси сейчас любого, с кем он много лет делил кров в детском доме, и тот немедленно расплывется в хвалебных дифирамбах. Вот скажет, был человек, каких больше в жизни не встретишь. И почему я с него пример не взял. Сильный, умный и последовательный! А воля, а характер! Я ни разу не видел, чтобы он перед кем-то склонял свою голову. Ему бы бизнесменом стать, а лучше политиком большим. Вот он уж точно бы прославил нашу страну и нацию.

***

О его матери узнать ничего не удалось, словно ее и не было вовсе. Но она все-таки была, и почему-то это стало табу для всех. Зато про отца кое-что могу рассказать. Некогда известный в широких кругах спортсмен по боевым единоборствам, он перечеркнул свою карьеру женившись и вслед обзаведясь потомством. Не буду лукавить, говоря, что он сильно тосковал по спортивной жизни. К тому времени ему, тридцатидвухлетнему куску мяса, до смерти надоело мутызгать своих давно заученных оппонентов. Тем более, молодежь все сильнее подпирала, отнимая у него и здоровье, и уверенность в будущем. Потому, это решение ему далось достаточно легко.

А далее как всегда, по накатанной. Попробовав себя на нескольких предприятиях и в строительных организациях, он глубоко убедился в том, что нет для него хуже жизни, чем на службе кому-либо еще, кроме себя. А тем более выползать из постели в ранний час и словно рабу механизма, вопреки своему желанию, стоять за конвейером. Кое-как он получил копеечное место в спортивном клубе, где вел секцию по единоборствам. Там же, с пятикратными нагрузками, тренировал своего единственного сына. Всегда грубо, жестоко, безжалостно. Не столько потому, что его подпирал жизненный опыт, сколько в действии таком он отыгрывался за все свои прошлые неудачи.

В определенный период Курт часто ссорился со своим отцом, даже сбегал из дома несколько раз. Последняя его вылазка, кстати, продлилась несколько месяцев. Видимо, в таких походах, ночуя где придется и общаясь со всякой шпаной, он и подхватил долю своей внутренней мудрости и житейскую хваткость.

Вернемся, пожалуй, к сказу об отце. Озаботясь давящим на душу недостатком денег, он начал заниматься распространением не очень законных препаратов для самых успешных спортсменов. Случилось невероятное: кто-то откинул лапки во время соревнований благодаря его фармакологии, после чего он упек себя за решетку, всерьез и надолго. Откуда взялся стрихнин в препарате, он объяснить не смог, но, видимо, о чем-то догадывался. Разумеется, у Курта были еще кое-какие родственники, но нет, он оставался здесь, в детском доме, и навещать его никто отнюдь не спешил.

Кстати, вовсе не он является главным героем данного пересказа, впрочем, и второстепенным тоже. Потом сами для себя решите, кто главный здесь, кто прав, кто виноват. Череда последующих событий, произошедших в детском доме, связала его с еще одним человеком, притом совершеннейшей его противоположностью. Почему? Сразу и не разберешь. Черт его знает, что творится в головках этих непонятных людей.