Читать книгу По одному слову. Сборник эссе - Сергей Александрович Закройщиков - Страница 7

Корпорация схлопнулась из лидера фармакологических разработок с тысячами работников по всей стране и многомиллионными заказами до жалких трёх лабораторий всего за один месяц. Крупный скандал с сокрытием побочных эффектов сразу нескольких передовых препаратов вызвал череду судебных исков, подключилась прокуратура, была изъята вся внутренняя корреспонденция и спустя всего две недели я оказался за бортом.

Хоть мы и не ракеты строили, рынок труда всё—таки узкий, все друг друга знают, и в итоге на одно хорошее место оказалось столько голодных ртов, что я от страха принял первое же предложение с годовым контрактом, включавшим все современные достижения трудовой эквилибристики. Во—первых, уволиться без выплаты колоссального штрафа я мог только при вынесении независимой комиссией вердикта о профессиональной непригодности, что ставило крест на будущей карьере, во—вторых, привычный мораторий на работу в аналогичной области несколько лет после увольнения, из—за специфики новой деятельности фактически запрещало мне работать по профессии.

Так я и оказался здесь, не на дне, но близко к нему: если бы я выпрыгнул в окно, разбился бы я как раз об самое никчемное подобие жизни человека нашего века. Там, наверху, у меня была светлая квартира, пусть без вида на природу, но всего в получасе езды от магистрали М17.3, под эстакадами которой ещё росли настоящие березы. У меня была хорошая мебель, звукоизоляция и небольшой сад на подоконнике.

В рациональном великолепии моей квартиры было только одно несовершенство. С год назад, после принятия нового закона об испытаниях лекарств на животных, лабы с первичными тестами на крысах, кроликах, собаках и прочей живности залило инвестициями – так директорат пытался в кратчайшие сроки прикрыть все возможные дыры и несостыковки, благо тогда ещё корпорация была на гребне волны. Всем досталось поровну, но поскольку как раз из—за некоторых махинаций мы числились в бухгалтерии дважды, нам приехало две новых печи, два трехметровых телевизора, четыре контейнера стерильных инструментов (со складом, рассчитанным максимум на два, мы заполонили всю лабораторию коробками и пакетами, а некоторые даже начали продавать это на сторону – настолько много и безотчетно нам привалило) и просто зоопарк новых животных. Из—за проблем со складом один из телевизоров оказался поставлен ненадежно и уже пару дней спустя был сломан. Матрица не пострадала благодаря защитной панели в упаковке, но вот саму коробку залило чем—то из лопнувшей токсичной канистры, и радостная было уже утрата нанимателя мгновенно перестала интересовать сталкеров в халатах. Всех, кроме меня. Так напротив моей постели появился немного поцарапанный по углам, с поплывшим радужными разводами треснувшей рамкой вокруг дисплея телевизор.

Сейчас же я жил на семьдесят четвертом этаже от поверхности, куда обычно спускались только те, кто готов был брать закон в собственные руки и работать над своим благополучием, так сказать, чем бог послал, а на сорок три этажа выше проходила магистраль М13.1. Купившись поначалу на объявление с квартирой с настоящим окном, я горько разочаровался на следующий же выходной день: свет не доставал до этих мест от слова совсем, а открывать хотя бы форточку было попросту небезопасно из—за выхлопов местного производства и мерно оседающей пыли с многослойной дороги где—то там, наверху. Квартирка была крошечная, мебель в ней была старая, на кухне не было ни транспондера еды, ни универсальной переработки. Зато телевизор, которого я раньше стыдился, теперь выглядел настоящей роскошью и задавал стиль всей комнате (места были настолько нищие, что однажды я пришел к мысли: если кто—то из местных решит меня ограбить, то он от восторга находки описается прямо на ковёр).

Траур моего переезда, падения доходов и утраты планов на светлое будущее освещало ещё одно положительное событие. Когда отделение, управлявшее старой лабой, закрыли, бесхозными остались несколько десятков животных, до которых ещё не добрались руки естествоиспытателей. Кролики и крысы были разобраны в первую очередь, мне же достался пёс.

Щенок был очень мил. Добрая рыжая морда с темной маской на правом глазу, мягкие треугольники ещё комично больших для его возраста ушей и тонкий хвост, перехватывавший управление псом каждый раз, когда заходил вопрос о еде. Гулять мы не ходили, благо и мой новообретенный сожитель не проявлял никакого желания гулять в респираторной маске ни вдоль шоссе, ни по темным закоулкам инженерных коридоров у поверхности. Одно было с ним не ладно: пёс был абсолютно глух, из—за чего сначала поселился на крохотной кухне, поближе к миске, а потом стал таскать миску с собой, куда бы ни шел. Эти выходки забавляли, и я сам не заметил, когда именно мой сожитель стал откликаться на имя “Балбес”.

Мы живем с Балбесом не богато, но гордо. Оба питаемся отборными консервами, каждый своими, на выходных добираемся до березовых рощ и там бегаем сначала за мячиком, потом за Балбесом, когда он принимает решение исследовать железную дорогу, а в конце, наигравшись вдоволь, бежим на последний поезд обратно, в Улей—6.

За время жизни здесь я не видел ни одной пары. Люди угрюмые, друг от друга шарахаются, в лифте прижимаются к стенам и с опаской искоса исследуют попутчиков. Присутствие дома Балбеса дает мне ощущение комфорта и покоя. Мы вместе не любим ржавую воду, вместе переживаем, когда я задерживаюсь на работе, вместе смотрим наш большой телевизор.

Последнее уже стало традицией. Когда я вхожу, меня первым делом проверяют на соответствие утренней комплектности и ароматизированности, после чего галантно (с миской в зубах) провожают к холодильнику. Обычно я не успеваю доесть первым и меня настойчиво приглашают к просмотру. Тогда наступает самое важное: пёс забирается на кровать, хватает к зубы пульт и ждет, когда же придет время погладить Балбеса за эпизодом новостей или какой—нибудь ушлой (здесь других не посмотреть) мелодрамой или дешевым ужастиком. На прошлой неделе он, кажется, освоил, что кнопки можно нажимать, поэтому иногда кино начинается и без меня, но пока старший не рухнет на кровать, никто на экран не смотрит. Вчера он и вовсе переключал каналы, пока я хихикал на кухне, и закончилось это плачевно: какая—то дама, очевидно, любвеобильная, начала вместе со своим супругом и, как мне показалось, кабельщиком демонстрировать природную страсть на максимальной громкости. Благо, бежать всего три шага. Зачем Балбес осваивает этот навык науке пока неизвестно, ясно лишь одно: пульт теперь стоит убирать подальше.