Читать книгу Космос за дверью. Рассказы и повести - Сергей Анатольевич Глузман - Страница 7

1

Редакция газеты «Петербуржский наблюдатель» напоминала Смольный в семнадцатом году. На столах без умолку, надрывно звонили телефоны. Словно древние телетайпы, трещали принтеры. Всюду сновали какие-то угрюмые люди. Над редакционными столами витали слова – Власть, банки, вокзалы, забастовки, «призвать к ответу».

В разгар рабочего дня из своего кабинета стремительной походкой вышел главный редактор Артур Артурович Соломонов. На ходу он поедал глазами статью во весь газетный разворот. Плечом прижимал к уху телефонную трубку, из которой слышалась торопливая, сбивчивая речь. Одновременно давал распоряжения семенящей рядом секретарше.

– Стреляли? – спросил Артур Артурович в телефон.

– Стреляли, – ответили в трубке.

– Без подтверждения напечатать не буду, – отрывисто сказал главный редактор, не отрывая глаз от газетной статьи.

– Уже подтвердили, – сказали в трубке.

– Кто? – спросил Артур Артурович.

– Они же, – сказали в телефоне.

– Хорошо, – сказал Артур Артурович одновременно в телефон и секретарше. – Срочно материал ко мне на стол.

Секретарша деловито кивнула.

Легенда гласит, что римский император Гай Юлий Цезарь мог делать семь дел сразу. А также писать обеими руками одновременно. В результате он добился огромных успехов на политическом поприще. Правда, впоследствии, был заколот кинжалом неким Брутом.

За долгие годы работы в журналистике Артур Артурович существенно приблизился к римскому императору. Он мог делать сразу пять дел. Одновременно говорить с тремя сотрудниками, рыться в компьютерном архиве и читать подготовленные к печати материалы. Для этого он закончил специальные курсы быстрого чтения и за минуту мог прочесть статью любого размера.

Согласно модному психологическому методу, нужно уметь извлекать из текста только самое главное. Определяющие ключевые слова. Например: рубль – биржа – обвал. Или: Дума – президент – скандал.

Тогда сразу все становится ясно. Кто с кем дружит, кто против кого воюет. Кого скоро посадят, а кого назначат.

Проходя мимо стола репортера Василия Коновалова, Артур Артурович резко остановился.

– Что у тебя? – спросил он выключая телефон.

– Корякские проститутки на Московском вокзале, – ответил Коновалов, поднимая глаза от компьютера.

– Какие? – удивился Артур Артурович.

– Корякские, – повторил Коновалов. – Есть такой народ – коряки. У них есть проститутки. Они работают на Московском вокзале.

Надо сказать, что за последние двадцать лет Артур Артурович почти ничему не удивлялся. Ни обмену денег, ни реформам, ни иным резким поворотам общественной жизни. Потому что если всему удивляться, можно сойти с ума. Однако корякские проститутки его несколько озадачили.

– А почему корякские-то? – спросил он вдруг абсолютно не редакторским, а обычным человеческим голосом.

– В стране бардак, значит на вокзалах проститутки, – резонно ответил Коновалов. – Может, у них там в Корякии вообще есть нечего. Надо же людям как-то на жизнь зарабатывать.

– Да, – задумчиво согласился главный. – А фотографии есть?

– Есть, – ответил Коновалов и протянул редактору несколько фотографий.

– Господи, боже мой, – прошептал главный редактор, разглядывая снимки. – Чего только в жизни не бывает.

На это замечание Коновалов дипломатично промолчал.

– В общем, так, – сказал Артур Артурович, возвращая Коновалову снимки. – Убери их пока подальше, у меня к тебе важное дело.

Коновалов, со вздохом, засунул снимки в ящик письменного стола. Артур Артурович сложил газету и тяжело опустился на стул. Секретарша осталась стоять рядом, готовая записывать новые распоряжения.

– Знаешь, Коновалов – сказал Артур Артурович усталым голосом, – все мы тихо сходим с ума.

Коновалов на это лишь неопределенно пожал плечами.

– Деньги, выборы, стрельба постоянная, – сказал главный редактор. – Не жизнь, а сумасшедший дом. А о душе, между прочим, никто не думает. И это ужасно. Понимаешь, Вася, о душе тоже думать надо.

– Да, – не очень уверенно согласился Коновалов.

– В общем, сейчас в Питер приезжает какой-то индус. То ли йог, то ли буддист, я точно не помню. У него будут общественные молитвы. Или медитации. Или что-то еще. Так вот сходи, возьми интервью.

– Хорошо, – сказал Коновалов.

– О душе поговори, – продолжал Артур Артурович педагогическим тоном. – О человеческом предназначении. О благолепии.

– О чем? – испуганно переспросил Коновалов.

– О благолепии, – повторил главный. – В толковом словаре посмотришь, что это такое. Можешь о конце света. Хотя… лучше нет. О конце света не надо. У нас и так каждый год конец света. То ГКЧП, то в Думу из танков палят, то рубль рушится. О конце света не надо – это уже скучно. В общем, сделай хорошее, умное, доброе интервью. Ясно?

– Ясно, – сказал Коновалов.

– Да, вот еще – сказал Артур Артурович. – Ты только будь, пожалуйста, потактичней и поосторожней. Без разных там выступлений.

– Это как это? – удивился Коновалов.

– Как, как, обыкновенно, как, – сказал Артур Артурович повышая голос – В том году Сидоров из криминального отдела ходил к одному проповеднику из Америки. Целый день на стадионе алилуйю пели. Затем вечером встреча с прессой в доме Журналиста. Ну, конечно, с ужином. Потом ответы на вопросы. А Сидоров, видно, уже принял. Короче, возьми он, да на весь зал через микрофон у этого проповедника и спроси: «А может, – говорит, – Бог создать такой камень, который сам поднять не может?» В общем, стыд и позор. Потом продюсер проповедника позвонил в редакцию и сказал, что они больше никого из нашей газеты на порог не пустят. А если кто еще раз придет – проклянут. Понятно? Так что имей в виду, Вася – будь осторожен.

– Постараюсь, – сказал Коновалов – А что американец про бога-то сказал?

– Про какого бога? – не понял Артур Артурович.

– Ну про камень этот. Может бог его поднять или нет.

– Странный ты, Коновалов, – сказал Артур Артурович – При чем же тут камень? Что тебе бог, подъемный кран, что ли? О душе надо спрашивать, а не о камнях. Ты лучше подумай и вопросы заготовь заранее. В общем, сегодня созвонись и завтра отправляйся. Но только я тебя очень прошу, будь осторожен.

2

Приезжий индус читал проповеди в буддийском храме на Приморском проспекте. По договоренности с его секретарем, Коновалов явился туда за час до начала. Ему была обещана пятнадцатиминутная аудиенция.

Когда он зашел в большой холодный зал, завешанный изображениями всевозможных Будд, вышитых на красных бархатных полотнищах, а так же драконов и каких-то неприятных старцев с козлиными бородками, индус сидел, поджав под себя ноги, на маленьком зеленом коврике. Глаза его были закрыты. На вошедшего Коновалова он не обратил никакого внимания.

– Лама медитирует, – сказал секретарь по-английски и посмотрел на часы. – Через десять минут он вернется.

Коновалов хотел спросить, откуда, но воздержался. Все вопросы он решил задать самому ламе, чтобы потом не было никаких недоразумений. А то мало ли чего секретарь может наплести.

Когда Коновалов уже начал зябнуть в пустом зале, лама наконец открыл глаза. Он улыбнулся Коновалову и кивнул своему секретарю. Секретарь достал из угла зала еще один коврик и положил его перед ламой, приглашая Коновалова сесть. Тот, кряхтя, опустился на пол.

Как выяснилось, лама прекрасно говорил по-английски и даже закончил философский факультет в Кембридже. На вид ему было лет пятьдесят. Он был поджарым, подвижным и веселым.

Когда Коновалов обратился к нему «Ваше преосвященство» (Коновалов специально нашел это выражение в большом английском словаре), лама остановил его и попросил называть просто «лама Чангидрах-Нагархавели-Трибхуван-Дадра».

Коновалов попытался повторить, но не смог.

Тогда лама засмеялся и сказал, что можно говорить просто лама Чанг. Это заметно облегчило беседу.

– Чанг, – уже освоившись, совершенно по-приятельски спросил Коновалов, – когда я пришел, ваш секретарь сказал, что вы медитируете.

– Да, – улыбнулся лама. – Это абсолютная правда.

– А еще он сказал, – продолжил свой вопрос Коновалов, – что вы скоро вернетесь.

– Он был совершенно прав, – сказал лама. – Я уже вернулся.

– Можно поинтересоваться – откуда? – спросил Коновалов.

На этот вопрос лама ответил не сразу. Он сначала посмотрел на потолок, затем взглянул на одного из молчаливых Будд и наконец произнес:

– Видите ли, мистер Коновалов, существует много миров, через которые проходит путь человека. Есть светлые небесные, есть темные подземные, а есть даже подводные. И чтобы выбрать верную дорогу, нужно везде хорошо ориентироваться, – после этого он снова улыбнулся.

– У наркоманов это называется «отъехать», – сказал Коновалов, совершенно забыв предупреждения главного редактора.

– Как, извините? – не понял лама Чанг.

– Ну отлететь, значит, – сказал Коновалов, с ужасом вспоминая слова Артура Артуровича («Будь осторожен, Коновалов») – Вобщем, это когда крыша… то есть когда галлюцинации начинаются, – с трудом закончил он.

– Ах, вы про это, – произнес лама. Он вновь на несколько секунд задумался. – Возможно здесь и есть какое-то внешнее сходство, – наконец произнес он спокойно.

Коновалов с облегчением вздохнул. Похоже, жаловаться на него в редакцию лама не будет. И проклинать тоже.

– Однако, есть также и очень большое различие, – закончил свою мысль лама Чанг.

– Какое же? – удивленно спросил Коновалов.

Лама внимательно посмотрел на журналиста.

– Хотите, я расскажу вам одну историю? – спросил, он снова улыбаясь. – Я слышал её на дне океана.

– Где? – тревожно переспросил Коновалов, снова вспоминая слова Артура Артуровича. Будь осторожен, Коновалов.

– На дне Марианской впадины посреди Тихого океана.

Коновалов вежливо кивнул и на всякий случай отодвинулся от ламы подальше.

– Так вот, – сказал лама. – В этой впадине живет старый рыжий змей. У него такая огромная пасть, что он может без труда перекусить пополам большую акулу. Его черные обвислые усы, похожи на хвосты пиявок. Я думаю, он остался там еще со времен палеолита, – с ученым видом заключил лама.

Коновалов снова кивнул и незаметно отодвинулся еще.

– Как-то этот старый змей решил объяснить своим внукам, как устроен мир.

Если плыть всё время вверх, никуда не сворачивая, – сказал змей, – то можно доплыть до края вселенной. Но за этим краем жизнь не кончается. Там начинается другое море, гораздо белее прозрачное, чем это. И в нем плавают белокрылые рыбы, которые почему-то называются птицами.

Рыжий змей слышал об этом давным-давно. Но когда он был молодым и сильным и мог играючи расправиться с китом, его мало интересовали подобные выдумки. Теперь же, под старость, ему почему-то вдруг захотелось стать птицей, которая носится, не зная преград, в прекрасном прозрачном море.

А еще, добавил змей, в том, другом море есть солнце. Я точно не знаю, что это такое, но говорят, что оно горячее и светится. Иногда его лучи освещают и наше море, и тогда оно расцветает и становится ужасно красивым.

Вы ведь знаете, – продолжал лама, обращаясь к Коновалову, – что в Марианской впадине темно, как в склепе. Поэтому органы зрения у ее обитателей почти не развиты.

– Да, – тихо согласился Коновалов.

– Рядом, свернувшись огромным кольцом, дремала старая змея, жена рыжего змея. Старик сврими росказнями разбудил её.

– Что ты несешь, старый дуралей? – сказала змея. – Какие птицы, какое солнце, что еще за другое прозрачное море? Зачем ты морочишь детям головы?

Надо сказать, старый змей никогда не перечил своей жене, – улыбнулся лама. – Но всегда делал то, что хотел сделать. Поэтому он даже не стал спорить. Тем более, что у него сразу нашелся адвокат.

Одна рыба, серая мокрель, проплывавшая мимо, услышала семейный разговор.

Старик прав, – сказала мокрель, повиснув над головой у рыжего змея, – и не прав одновременно.

– Что ты говоришь? – удивился змей.

– Я была наверху, – сказала рыба, – и могу подтвердить, что можно доплыть до того места, где море кончается.

– Видишь, – сказал старик старухе, – край вселенной все-таки есть.

– И там, в другом море действительно кто-то живет, – продолжала рыба.

– Конечно, – сказал старик – Я нисколько в этом не сомневался.

– И те кто там живут, – сказала рыба, – помогают нашим подняться наверх.

– Интересно, как? – поинтересовался змей.

– Они спускают вниз прозрачные нити, на которых висит обычно что-нибудь вкусное. Тех, кто попробует этот подарок, они быстро поднимают наверх. Я видела несколько раз, как наших поднимали. Они взлетали так быстро, словно у них вырастали крылья.

– Вот! – назидательно сказал детям змей. – Что я вам говорил.

– Но горячее солнце, о котором ты говоришь, – сказала рыба, – называется там по-другому.

– Как же? – спросил змей.

– Его зовут сковорода, – ответила рыба.

– Сковорода? – переспросил змей.

– Сковорода, сковорода, – повторила рыба.

Старик не знал, что такое сковорода, – продолжал лама. – Он также не знал и что такое солнце. Ведь он был почти слеп. Однако, сковорода ему совсем не понравилась.

– Плыви отсюда, – сказал он рыбе. – Мне не нужна твоя сковорода. Мне нужно солнце. Если я захочу, я доберусь туда безо всяких помощников.

Рыба обиделась и уплыла, – закончил лама с улыбкой.

Затем он поднялся, взял свой зеленый коврик и ушел через маленькую дверь в стене. А секретарь его ушел туда еще раньше.

Коновалов остался в зале один. Со стен на него смотрели молчаливые Будды и страшные крылатые драконы.

Всю ночь, после разговора с ламой, Вася Коновалов писал статью. Она называлась «Из жизни рыб».

Сначала он вдохновенно описал кубической формы буддийский храм, стоящий на берегу Невы. Затем веселого ламу Чангидрах-Нагархавели-Трибхуван-Дадру. Потом почему-то вспомнил Кембридж с его тенистыми парками и старинными университетскими зданиями, в которых по ночам бродит тень сэра Исаака Ньютона, считавшего, что вселенная бесконечна и напоминает огромный ящик без дна и стен.

Затем, как живые, на бумаге выросли Будды, вытканные на красном бархате. И под конец он поведал о старом рыжем романтике-змее, его внуках, жене, серой рыбе, солнце и сковороде.

Под утро, когда статья была готова и над крышами домов появился краешек оранжевого восходящего солнца, Вася лег спать. И ему приснился страшный сон. Ему снилось, как прошлым летом он ловил рыбу на Вуоксе. На берегу в это время уже горел костер и две симпатичные девушки ждали его с уловом.

3

К концу дня Коновалов положил статью на стол Артура Артуровича. Тот в это время ругался с редактором экономического отдела.

– Готов? – удовлетворенно спросил главный редактор, кося на Васю одним глазом. Другим он смотрел на экономиста Ивана Иваныча Стелькина.

– Готов, – сказал Вася.

– Ну-ну, посмотрим – сказал Артур Артурович, даже не взглянув на название, которое по его мнению никогда ничего не отражает. Поэтому искать там ключевые слова бесполезно.

– А ты меня не пугай, – пробурчал главный редактор Стелькину, пробегая глазами Васин текст. – Пуганные уже. Рубль так низко не упадет.

– Я и не пугаю, – ответил Стелькин. – Только я уже все свои рублевые вклады перевел в доллары.

– Да? – насторожился главный. – Хорошо, я подумаю, – при этом на его лице вдруг проступило выражение глубокого, или даже можно сказать мучительного разочарования. – Коновалов, – застонал Артур Артурович, словно у него разом заболели все зубы. – Коновалов! – повторил он со страдальческой гримасой. – Ну при чем же здесь рыбы?

Господи, я же о душе просил. Ведь специально тебя предупреждал. А у тебя что… – он провел пальцем наискосок текста. – Буддийский храм – Кембридж – змея – рыба – сковорода. Они что, там тебя кормили, что ли?

Коновалов насупившись молчал.

– Мне душа нужна, – продолжал страдать главный редактор. – Я понимаю, ты наверно в детстве пионером был. И вообще атеист.

Но ведь есть же вечные ценности, которые понимает каждый интеллигентный человек. А ты со своими рыбами и сковородами.

Вырожденец ты, Коновалов. Станешь старше, поймешь, да поздно будет. Забирай свою бумагу и отправляйся к своим проституткам. Это как раз для тебя.

Коновалов молча забрал статью и двинулся к двери.

– Да! – услышал он окрик главного. – Можешь отдать её в кулинарный отдел. Раз уж тебя там кормили, так чего добру пропадать.

Жизнерадостный редактор кулинарного отдела Катя Ступкина (своим хорошим настроением Катя напомнила Коновалову ламу Чанга) прочитала статью и сказала. – Классно! Беру! А то все о еде, да о еде. Надо ведь и о душе тоже.

Хоть и о рыбьей.