Читать книгу Колыбель качается над бездной - Сергей Георгиевич Михайлов - Страница 10

За ночь дождь перестал, а к утру шоссе даже успело просохнуть. Благо, ветер продолжал яриться, словно взбесившийся на цепи лев. Нам это было только на руку: я страсть как не любил езду по мокрому асфальту. Возникало такое чувство, что у тебя одновременно отказывали тормоза и клинило руль.

Лена о Твери не знала ничего. По крайней мере, до того момента, накануне вечером, как я изложил ей цель нашего путешествия – в той мере, конечно, насколько сам был осведомлён. По её реакции, по тем едва уловимым признакам, хорошо мне известным, я понял, что до сих пор она была в полном неведении.

Попытка отключить механизм дедуктивного мышления и плюнуть на всё с самой высокой колокольни удалась мне с великим трудом. Проклятые мысли так и лезли в голову, но укладываться в стройную систему никак не хотели. В системе явно не доставало каких-то важных звеньев. Откуда, откуда, чёрт побери, он мог узнать о Твери?

Однако, по мере удаления от Москвы и приближения к Твери, и в первую очередь благодаря моей очаровательной жёнушке, без умолку болтавшей на протяжении всего нашего трёхчасового пути, горизонт в моей голове в конце концов прояснился. Может, он телепат, откуда мне знать! Ведь не заговор же плетётся вокруг моей малозначительной персоны!

Лена была просто в восторге от всяких путешествий. Причём, в новым местах её больше привлекали не объекты культурного назначения (музеи, соборы, памятники архитектуры и так далее) и уж тем более не выбеленные жарким солнцем, истоптанные миллионами ног пляжи южных курортов, где и плюнуть-то в разгар сезона нельзя без риска попасть в чью-нибудь обожжённую, в волдырях, лоснящуюся от пота спину среднерусского обывателя, а уголки дикой, нетронутой природы, с их первозданным очарованием и какой-то удивительной, обнажённой чистотой. Увы, в густонаселённой части европейской России таких уголков оставалось всё меньше и меньше. Поэтому, когда приходило время летних отпусков, мы (каждый год) отправлялись куда-нибудь за Урал, или на Север, или в предгорья Тянь-Шаня, в тайгу и дремучие леса, на озёра и живописные речушки, с рюкзаками и всем необходимым походным скарбом – словом, в направлении, противоположному вектору обычной ежегодной миграции туристов-отпускников из пыльных бетонно-асфальтовых мегаполисов.

Я полностью разделял её страсть. Мы и познакомились-то с ней в походе, на Пахре, семь лет назад, когда наша небольшая группка из трёх особей мужского пола (я и двое моих товарищей по работе) наткнулась в лесу на их палатку. Их было четверо, все – студентки химфака МГУ. Тогда мы принципиально не брали в поход девчонок, считая их общество в таком важном деле не только обременительным, но и нарушающим некую святость всего предприятия. Однако после этой встречи мои взгляды коренным образом изменились.

Через год мы сыграли свадьбу. Лена как раз защитила диплом, и тем же летом мы стали мужем и женой. Стоит ли говорить, что свой медовый месяц мы провели с рюкзаками за плечами? Селигер остался в нашей памяти как самое прекрасное место на земле.

Любовь к лесу пробудилась у меня ещё с детства. Детский дом, в котором я воспитывался до восемнадцати лет, располагался в окрестностях большого города (я так никогда и не узнал – какого), в лесной глуши, вдали от людской толчеи и суеты скоростных автотрасс. Первые детские воспоминания у меня всегда ассоциировались с лесом. Память сохранила фрагменты моего раннего детства, чёткие, контрастные, словно чёрно-белые фотоснимки. Я хорошо помню долгие прогулки по лесу, которые совершал со своими сверстниками, такими же воспитанниками, как и я, во главе с бдительной воспитательницей. Помню поляну, на которой мы часто располагались на пикники, помню тёплые июльские ночи у костра, весёлое потрескивание берёзовых поленьев, ночную тишину, пугающую и завораживающую одновременно, искры, тающие на лету где-то высоко-высоко под сенью невидимых сосен… Детские впечатления, светлые, безмятежные, навсегда остались со мной, и вместе с ними в мою жизнь вошёл лес…