Читать книгу Колыбель качается над бездной - Сергей Георгиевич Михайлов - Страница 16

Она завизжала от радости и бросилась мне на шею.

– Витенька, дорога! Помнишь, как ты мне обычно говорил?

– Каждая дорога всегда куда-нибудь ведёт. Помню, Ленок. Вот только пока непонятно, куда ведёт эта дорога. По ней как минимум лет пять уже никто не ходил. И не ездил.

Старая бетонка, действительно, являла собой плачевное зрелище. Наполовину занесённая прошлогодней листвой, в выбоинах и трещинах, она помимо всего прочего была совершенно непригодна для транспортного передвижения. Пронёсшаяся в последние годы череда ураганов натворила здесь немало бед: то тут, тот там дорогу преграждали поваленные стволы деревьев, некоторые из которых уже превратились в труху.

– Витенька, да какая разница! Дорога, даже заброшенная, всё равно куда-нибудь выведет. Это же аксиома. Вопрос в другом: в какую сторону идти?

– Хороший вопрос. Осталось только получить на него ответ.

Я почесал в затылке. Жест, испокон века означавший на Руси растерянность и нерешительность. Я не имел ни малейшего понятия, в какой точке Тверской губернии мы находимся. Как не имел понятия и о направлении, в котором нам следовало идти дальше.

Закрой глаза и смотри, – вспомнилась мне строчка из джойсовского «Уллиса». И опять та мысль, мысль идти наугад, вслепую, с закрытыми глазами, всплыла в моём мозгу. Именно ей мы следовали на последнем отрезке пути – и оказались на этой дороге. Шестое чувство, интуиция, древний инстинкт, прозрение… не знаю, как это назвать. Да и не в названии дело, главное – мы вышли в эту точку пространства, из которой выбираться было уже проще. Любая дорога имеет два направления, в отличие от леса, где их великое множество и все они равнозначны.

Я сбросил рюкзак, достал сигарету, закурил, сел на поваленный берёзовый ствол и закрыл глаза. Почувствовал, как Лена примостилась рядом. Молча, ни о чём не спрашивая.

Я ждал, когда придёт ответ, но, увы, никакого ответа, никакого голоса свыше, никакого знамения не услышал. Просто сидел с пустой головой и ждал. Минуту, две, может быть пять. Потом встал и сказал:

– Идём, Ленок. Нам туда. – Я указал пальцем в южном направлении.

– Ты уверен?

Уверен ли я? Этот вопрос для меня не стоял. Я начал действовать ещё до того, как понял, что выбор сделан. Решение пришло само собой, без моего участия. Я лишь послушно выполнял команды, которые посылало мне моё тело. А вот кто посылал команды ему, для меня оставалось загадкой. Поэтому говорить об уверенности в этой ситуации было лишено всякого смысла.

Однако Лену необходимо было подбодрить, и поэтому я кивнул.

– Абсолютно.

И вот мы снова в пути. Дорога шла всё время прямо, никуда не сворачивая. Безмолвный лес плотной однообразной стеной стоял по обе её стороны и лишь изредка вторгался на её территорию – там, где бетонное покрытие от времени разрушилось или ушло в мягкий, податливый грунт. И ни единого признака деятельности человека: ни обрывка бумаги, ни пустой пластиковой бутылки из-под «кока-колы», ни пивной банки, ни пачки из-под сигарет. Ни собачьего лая, ни петушиного кукареканья, ни звона бубенчика на шее у вожака коровьего стада, ни привычной деревенской кутерьмы со всем многообразием её звуков и запахов. Не было даже намёков на близость человеческого жилья. Странная это была дорога – словно какие-то неведомые космические силы по ошибке материализовали её здесь, вырвав из параллельного мира. А потом и нас, и эту дорогу, и весь этот лес взяли и зашвырнули на необитаемую планету.

Не знаю, сколько мы так шли – час или полтора. Но когда я взглянул на часы, то оказалось, что не более получаса. Я всегда остро чувствовал время и редко ошибался в его определении, даже не имея часов. Лена любила повторять, что мои внутренние часы никогда не дают сбоя и продолжают тикать даже во сне. Как в выключенном компьютере.

Сверить часы было не с чем: Лена принципиально их не носила. Спишем этот сбой на усталость, решил я. Чего уж скрывать: я действительно устал. Не от физических нагрузок – к ним я привык, а от неизвестности. В такую дурацкую ситуацию мы попадали впервые. И где! В двухстах верстах от столицы!

Местность вдоль дороги стала меняться. Лес поредел, в просветах между деревьями всё чаще стали попадаться поляны с молодой луговой порослью. То тут, то там мелькали крохотные пятачки лесных озёр, чистых, гладких, ещё не покрытых тиной. Мягкое майское солнце уже клонилось к горизонту. На душе стало веселей.

Изменился и рельеф. До сих пор ровный и гладкий, словно поверхность гигантского полированного стола, теперь он изобиловал пологими холмами, чередованием низин и возвышенностей. Мы взобрались на одну из таких возвышенностей, однако ничего нового для себя не обнаружили: всё тот же лес, те же холмы, та же бетонка.

– Стой! – Я схватил Лену за руку и остановился. – Ничего не слышишь?

Она прислушалась.

– Вроде гул какой-то. Будто из-под земли кто-то выбраться пытается, большой и тяжёлый.

– Большой и тяжёлый – это ты верно подметила. Только не из-под земли. Сюда кто-то едет, и, скорее всего, по этой самой дороге. – Я кивнул на бетонку. – Похоже на мощную бронетехнику.

Действительно, гул усиливался и теперь уже отчётливо носился в атмосфере. Земля дрожала, словно от тяжёлой поступи великана, вибрация передавалась ногам, сонным деревьям, траве, воздуху. Рябь обезобразила гладкое зеркало поверхности ближайшего к нам озерка.

Мы стояли посреди дороги, крепко взявшись за руки, и ждали. Вместе с гулом росло и наше напряжение. Я сказал Лене, что это бронетехника, дав источнику гула наиболее рациональное объяснение, но это могло быть всё что угодно. В этом странном лесу привычная логика переставала действовать.

И вот, наконец, с той стороны дороги, откуда мы пришли, показалась громада стального чудовища.

– Танк! – воскликнул я и облегчённо улыбнулся. – Это всего лишь танк, Ленок. Смотри, их там много! Да это целая танковая колонна!

Всё объяснилось очень просто. Колонна танков движется к месту своей дислокации. Или к месту учений. Неважно. Главное – логика восторжествовала, разум победил. Кроме того, это первые люди, с кем мы встречаемся с самого утра. У нас появился реальный шанс выбраться из этого заколдованного леса.

Однако Лена не разделяла моего оптимизма. Я видел, как напряжено её лицо, как пристально вглядывается она в надвигающуюся колонну.

– Странные какие-то танки, – сказала она. – Не нравятся они мне. Давай-ка лучше отойдём в сторонку.

Теперь и мне казалось, что с этими танками что-то не так. Они шли прямо на нас, я видел их только в лоб, однако и под этим углом зрения вполне мог разглядеть их контур и конструктивные особенности. Где-то я такое уже видел…

– «Тигры»! – вдруг осенило меня. – Ленок, это же немецкие «Тигры»! Времён Второй мировой войны.

– Вот именно. Это фашистские танки.

– Ну и что? Не думаешь же ты…

– Давай всё-таки отойдём с дороги, – предложила она.

Мы спустились с бетонки в придорожный кювет. Угол зрения несколько изменился, и теперь я мог отчётливо видеть фашистские кресты на корпусах танков. Стальные коробки были уже совсем близко. И вот первый танк поравнялся с нами.

– Смотри! – крикнула Лена, пытаясь перекрыть лязг гусениц о бетонное покрытие дороги, и ткнула пальцем в первый танк.

Над башней головного танка маячила фигура танкиста, мерно покачиваясь в такт движениям могучей машины. На фоне голубого неба ясно обозначился контур… фашистского солдата! Нет, это был не танкист, это был пехотинец: на голове – характерная каска, сотни раз виденная мною в фильмах о той войне, на груди – не менее характерный «шмайсер». Типичный фашист во плоти.

– Что за хрень такая, – пробормотал я, на всякий случай отступая под прикрытие придорожного куста и увлекая за собой Лену.

Однако фашист никак не реагировал на наше присутствие. Прошёл следующий танк, также увенчанный фигурой гитлеровского солдата, за ним третий, потом четвёртый… Всего я насчитал двенадцать «Тигров», и из люка каждого из них торчал фашист. Их взгляды были устремлены только вперёд, никто не обращал на нас никакого внимания. Танки шли новенькие, только что с конвейера, в деле ни разу ещё не участвовали – это было видно даже мне, дилетанту в таких делах. Свежая краска характерными маскировочными разводами покрывала броню, белые кресты яркими бельмами мелькали перед глазами.

Вот и последний, двенадцатый танк. На броне сидел молодой гитлеровец, совсем ещё мальчишка. К каске его, не по размеру большой, была приторочена свежая еловая ветка, на которой болталась зелёная шишка. Поравнявшись с нами, солдат чуть повернул голову в нашу сторону и встретился со мной глазами. Глазами обычного подростка, которого зачем-то упаковали в эту идиотскую форму.

Едва наши взгляды пересеклись, как сознание моё заволокло какой-то полупрозрачной дымкой – словно я смотрел на мир сквозь марево испарений, которые источает влажная земля в жаркий летний полдень. «Картинка» завибрировала, поплыла, затуманилась…

– Что с тобой? – прорвался сквозь марево голос Лены.

Я тряхнул головой. Осмотрелся. Хвост танковой колонны пылил уже метрах в ста от нас.

– Не знаю, – отозвался я. – Наваждение какое-то. Словно накатило что-то. Как странно этот паренёк смотрел на меня!..

– Какой паренёк?

– Да тот, на последнем танке. У него ещё ветка еловая из каски торчит. С шишкой.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Витенька, не было никакой ветки. И паренька не было. Там был офицер, гитлеровский офицер, немолодой, уже в годах.

Я уставился на неё, ещё не до конца уверенный, шутит ли она или у меня действительно крыша поехала. Похоже, не шутила.

– А, ну их всех в баню! – махнул я рукой. – От усталости привиделось, вот и всё объяснение. Не бери в голову, Ленок. От шума, от грохота, от солярки юнца желторотого с матёрым офицером спутал. Бывает.

– Бывает? А то, что фашисты запросто по нашим лесам на танках разъезжают, тоже бывает? – Она покачала головой. – Нет, Витенька, здесь одной твоей галлюцинацией дело не обойдётся. Здесь дело посерьёзней будет.

– А… – попытался я что-то возразить, но осёкся. Действительно, с немецкими танками какая-то неувязочка получается. Да что там неувязочка – откровенный бред. И тут меня осенило. Я рассмеялся.

– Да всё нормально, Ленок. Это кино, понимаешь? Самое обыкновенное кино. Фильм здесь снимают, про войну. Танки эти – обычная бутафория, а солдатики – актёры ряженые.

Она смотрела на меня во все глаза. И вдруг улыбнулась.

– Ну конечно же кино! Какой ты молодец, Витенька! Как всё хорошо объяснил.

А я поймал себя на мысли, что для человека важна, как правило, не сама истина, а лишь её популярная, понятная, доступная интерпретация. И пока он её не получит, он не успокоится. Я попытался найти объяснение тому, что мы сейчас увидели. Соответствовало ли оно факту, мы не знали. Однако иного объяснения у нас не было.

– Мы оказались в зоне киносъёмки, – продолжал я развивать свою мысль. – Потому-то здесь нет людей. Они даже территорию всю вылизали: ни обрывка газеты, ни пачки из-под сигарет, ни пустой банки из-под пива, ни пластиковой бутылки. Представляешь, что будет, если в объектив попадёт пустая бутылка из-под фанты?

Лена совсем развеселилась.

– Ага! Представь, сидит такой фашист на танке и хлещет фанту прямо из горлышка! Или пиво «Балтика», третий номер. Умора!

– Во-во! А в руках у него пачка «LM» с надписью «Минздрав предупреждает»!

Мы оба от души хохотали, совсем позабыв, в какой ситуации оказались. Танки тем временем укатили прочь, скрывшись за поворотом. Гул почти совсем затих.

– Нам надо найти съёмочную площадку, – сообразил я, когда к нам вернулась способность здраво рассуждать. – Там люди, они помогут нам выбраться.

Лена согласно кивнула.

– Идём за танками, – сказала она. – Они нас выведут.

– Верно. Только давай поторопимся, а то мы их упустим.

Мы снова выбрались на бетонку и быстро зашагали вслед ушедшей колонне фашистских «Тигров».