Читать книгу Колыбель качается над бездной - Сергей Георгиевич Михайлов - Страница 38

Скалы были повсюду. Они обрамляли этот маленький мирок неприступным частоколом, проникнуть сквозь который казалось совершенно невозможным. Да так оно и было на самом деле, позже я смог убедиться в этом воочию. Каменные глыбы, словно многочисленные пальцы великана, упирались в вечно-голубое застывшее небо, отражались в мраморно-неподвижном озере, и не было, казалось, силы изменить что-либо в этом союзе трёх стихий – камня, воздуха и воды.

Здесь совсем не было мух. Не было комаров. Здесь не было даже крыс и тараканов, этих обязательных спутников человеческой цивилизации. Здесь вообще не водилось никакой живности: ни насекомых, ни птиц, ни домашних зверушек. Подозреваю, что и рыбы в озере тоже не было. Собаки не бродили по улицам в поисках случайной косточки, кошки не грели на подоконниках свои мягкие полосатые шкурки, сизые голуби не урчали утробно под крышами домов, и не исчерчивали пространство мимолётными треками юркие воробьиные стайки.

Здешний мир казался рафинированным, выхолощенным, словно из него исключили всё лишнее, чуждое, оставив только то, что приносит человеку пользу. Максимум эргономики, оптимум бытового комфорта и удобств, минимум посторонних вещей, отвлекающих от научной деятельности.

В памяти всплыла та первая мысль, что пришла мне на ум, едва мы с Леной только-только перешагнули порог этого мира. Если и есть где-нибудь на земле рай, то он был именно здесь. Я и сейчас не отрекаюсь от этих слов. Рай именно таким и должен быть: рационально-функциональным, планово-детерминированным, не допускающим случайных всплесков и флуктуаций. Люди не должны беспокоиться о завтрашнем дне, хотя бы потому, что никакого «завтра» здесь никогда не будет. Одно только сплошное «сегодня», ровное, гладкое, безмятежное «сегодня». Истинный Эдем…

Здешний мир походил на декорации к «Утопии» Томаса Мора или «Новой Атлантиде» Бэкона. Казалось, таинственный режиссёр махнёт сейчас рукой, давая сигнал к окончанию театрального действа, и сценическую площадку заполонят толпы рабочих. Сантехники в синих комбезах, поднатужившись, выдернут со дна озера гигантскую пробку, и вода по спирали устремится в образовавшееся отверстие – пока озеро не обмелеет и не обнажит выложенное голубым кафелем дно. Десятка два небритых смуглых гастарбайтеров в оранжевых куртках, словно тараканы, рассредоточатся по территории и начнут скатывать газоны – пока внушительная горка из рулонов не вырастет на берегу опустевшего озера-бассейна. Ушлые строители, со смешками, матерком и частыми перекурами, во мгновение ока разберут здания научного городка, которые на поверку окажутся всего лишь нагромождением бутафорских картонных коробок. А команда мускулистых лесорубов распилит красные скалы, склеенные из папье-маше, и растащит их на сувениры своим детям…

И чего только в голову не лезет, когда нечем занять ни мозги, ни руки!

Нет, я вовсе не бездельничал, как могло показаться из только что сказанного. Едва мы с Леной очутились в этом райском местечке, как нас тут же взяли в оборот тамошние медики. Стандартная процедура, объяснили нам, обязательная для всех вновь прибывающих. А вдруг мы какую-нибудь заразу с собой принесём? Необходимо, знаете ли, пройти диспансеризацию. И много у вас этих вновь прибывающих? – поинтересовался я. Они лишь улыбнулись в ответ и вежливо промолчали. Вообще, как я заметил, улыбка заменяла местным жителям ответы на очень многие вопросы, особенно каверзные. Не хочешь отвечать – просто улыбнись. И вопрос сразу снимается с повестки дня.

С Леной никаких проблем не возникло, врачи, один за другим, быстро осмотрели её, провели необходимые тесты, взяли анализы, просветили чем надо – и вынесли единодушный вердикт: «Здорова!» А вот со мной заминочка вышла. Что именно в моей персоне привлекло их внимание и вызвало профессиональный интерес, они мне, естественно, не сообщили. Необходимо комплексное обследование, – сказал мне главный медик, – более тщательное, чем для обычных пациентов, с применением самых современных методов. А я, значит, необычный? Дежурная улыбочка в ответ. Я пожал плечами: что ж, обследуйте, коли надо, от меня не убудет. Может, и впрямь что интересное найдёте. Это мы во Вселенной на расстоянии сотни-другой парсеков всё как на ладони видим, благо, в телескопах у нас недостатка нет, а вот собственный организм для нас – настоящие потёмки. Так что ищите, господа Эскулапы.

Надо отдать им должное: врачи меня сильно не донимали. Я был полностью предоставлен самому себе, и лишь изредка, в самые неожиданные моменты – на берегу озера, где я предавался одолевавшим меня думам, или на выходе из столовой, отягощённый принятой пищей, а то и сразу после сна, прямо в гостиничном холле – ко мне с застенчивой улыбкой подходил человек, всё время разный, и вежливо просил проследовать за ним в медицинский центр на очередное обследование. И что только со мной там не делали! Меня и прослушивали, и просвечивали, и простукивали, пропускали ток, облучали ультра– и инфразвуком, обвешивали десятками электродов, замуровывали в какие-то камеры, обрабатывали лазерным лучом, снимали диаграммы, изучали реакцию на различные раздражители, заставляли глотать какие-то пилюли. И я всё это терпеливо сносил, решив никаких вопросов не задавать.

А пока медицинские светила изучали мои внутренности, я всё больше и больше терял связь с моей Леной. Увы, она отдалялась от меня столь стремительно, что я начал подозревать во всём этом какое-то чуждое воздействие. Или влияние. Я слишком хорошо знал свою любимую жёнушку, чтобы допустить её добровольное отчуждение от семьи (от меня, то есть). Она и раньше была трудоголиком, это факт, однако никогда не теряла чувства меры, а семья (в моём лице) всегда оставалась для неё на первом месте. Мои попытки откровенно поговорить с ней, расставить все точки над «i» разбивались о её искреннее недоумение: «Да как же ты не понимаешь! Здесь такая чудесная лаборатория! А у меня такая интересная работа!» Какая такая работа? Откуда она вдруг взялась, здесь, в этом странном месте? Не кажется ли тебе, дорогая, что мы потихоньку сходим с ума? Или уже сошли, а?.. Лена только фыркала в ответ, гордо вскинув свою очаровательную головку, и молча уходила. Ясно, куда – в свою чёртову лабораторию!

А ей на смену в поле моего зрения всё чаще стал попадать Дмитрий, наш сосед по столовой. Я ловил его пристальные, с лёгким прищуром, взгляды в самых неожиданных местах, он словно случайно оказывался на моём пути, смущённо раскланивался и проходил мимо. Но я видел: его что-то гложет, и это «что-то» явно связано с моей персоной. Что-то очень важное для него, о чём очень хочется спросить – и в то же время страшно получить не тот ответ, которого ждёшь.

Но однажды он решился.

Я сидел на скамейке у самой кромки воды и тупо швырял в озеро красные кругляши, которые беззвучно уходили на дно. Он подсел ко мне, внезапно вынырнув из-за спины. Я даже вздрогнул от неожиданности.

– Так и заикой остаться недолго, – проворчал я.

– Извини, брат, – смутился он. – Я… давно хотел тебя спросить… Можно?

– Спрашивай.

Он сделал внушительную паузу. И вдруг выпалил:

– Какой сейчас год?

Я уставился на него, как на идиота.

– Год Жёлтого Земляного Быка. Две тысячи девятый от Рождества Христова.

Я видел, как застыло его лицо.

– Уже?.. – выдохнул он громким шёпотом.

– Ну да, уже. А… – Я осёкся, сражённый внезапной мыслью.

С ним творилось что-то неладное. Словно сомнамбула, Дмитрий поднялся со скамейки и на негнущихся ногах побрёл прочь. В стеклянных глазах бедняги замерла тоска, лицо покрыла матовая бледность.

А я остался сидеть, тщетно пытаясь отогнать надоедливую мысль, от которой веяло могильным холодом.