Читать книгу Игра цветов. Миссия - Сергей Игоревич Тюделеков - Страница 5

Хорошо отдохнув за рождественские праздники, Павел с головой окунулся в учёбу. После визита на строительство Монферрана, его, как никогда, просто поедал огонь познания. Почувствовав всё очарование этого закрытого, таинственного мира, он, можно сказать, заразился его атмосферой. Перед глазами нависали величественные своды, совершенные линии колонных ниш и, взлетающие вверх, пилястры. Воображение, отсутствием которого он никогда не страдал, сейчас разыгралось не на шутку. Приходя домой после училища, он уходил к себе и рисовал. Комната его, иной раз, напоминала захламлённый склад бумаги, где царил полный бардак. Горничная Настька, попытавшаяся навести там, хоть какое-то подобие порядка, была безжалостно изгнана. Старшая домработница попыталась, было, повлиять на ситуацию через Наталью Николаевну, но та махнула рукой, дескать, пускай. Из домашних доступ к Павлу имел лишь отец, который только одобрял увлечения сына. Николай Ильич, который поначалу, лишь мельком, просматривал рисунки сына, вдруг, поймал себя на мысли, что видит перед собой интересные, сказать больше, талантливые работы. Не будучи знатоком в этой области, он, тем не менее, сумел разглядеть зарождающуюся искорку дара, данного его сыну и, с отцовской гордостью, делился своими впечатлениями с супругой.

Сейчас, всё более, Павла стала интересовать технологическая сторона строительства. Каждый раз, доходя до ключевых моментов в своих проектах и, рассчитывая плотность, давление и нагрузки, он осознавал, что ему, катастрофически, не хватает знаний. Знаний по физике, химии, минералогии. Чем больше он погружался в изучение любимого дела, тем больше осознавал нехватку необходимой информации. Педагоги, видя его рвение, с готовностью помогали учебным материалом и дополнительными консультациями. Но сам профиль…. Сам профиль училища был, несколько, иным. Многие предметы, изучение которых было ему необходимо, просто отсутствовали. Осознав это, Павел поделился своей досадой с отцом. Уже полностью полагаясь на мнение своего сына, Николай Ильич с готовностью разделил его озабоченность. Как человек более опытный, он стал собирать информацию, используя свои связи в научном мире. В результате сформировались два основных варианта: первый – переводиться в институт военных инженеров, сдав вступительные экзамены на основе базиса, полученного в училище, второй – поступать в Технологический институт. Конечно же, второй вариант был для Павла предпочтительней, но, впереди ещё было время определиться.

А, тем временем, Павлу, наконец-то, пришло долгожданное приглашение от Монферрана. Смотр должен был состояться в понедельник, из-за чего занятия необходимо было пропустить. Павла, это обстоятельство, особенно не расстраивало, так как он шёл по своей успеваемости, значительно быстрее программы. Весь воскресный вечер он не находил себе места – не рисовалось, не спалось. Закрывшись у себя в комнате и достав большую кожаную папку, он стал бережно укладывать в неё самые удачные, на его взгляд, эскизы и наброски.

С утра, надев парадный камзол и прицепив шпагу, Павел, на извозчике, поехал к Исаакиевской площади. Шпага, хоть и мешала, но была обязательным атрибутом потомственного дворянина в парадных мероприятиях. Подъезжая к, уже знакомым воротам, он увидел скопление большого количества нарядных саней и повозок. Кучера и охранники, перекрикиваясь друг с другом, пытались, хоть как-то, навести порядок у главных ворот. У всех, вероятно, был приказ ждать, а ждать барина у самого входа, невзирая на очередь из таких же повозок, было показателем высшего кучерского мастерства. Расплатившись с извозчиком, Павел соскочил из саней и направился к караульной будке, где предъявил своё приглашение. Как и в прошлый раз, его, вежливо препроводили к калитке, где уже другой охранник, провёл Павла до входа в средний периметр. Обстановка здесь, со времени прошлого визита, довольно сильно изменилась. По обе стороны от входа растянулись ряды вместительных палаток, у которых, небольшими кучками, собирались подмастерья и сновали юркие грузчики. Напротив палаток, местами, были расставлены столы, где можно было выпить беленькой и закусить горячим пирогом. Пироги держали в больших толстостенных коробах, и при каждом открывании, оттуда вырывался горячий, ароматный пар. По центру, меж рядами двигалась внушительная процессия, возглавляемая князем Петром Михайловичем Волконским и мэтром Огюстом Рикаром де Монферраном, который, энергично жестикулируя, что-то обстоятельно растолковывал князю. Временами, члены комиссии останавливались у одной из палаток и внимательно изучали представленные элементы декора. Большинство предлагаемых изделий были сделаны из гипса и, в случае утверждения, по ним изготавливались, уже окончательные, оригиналы. Состав комиссии был довольно разнообразен. Здесь присутствовали чиновники градостроительства, представители Священного Синода и Академии художеств, ещё какие-то важные люди из различных ведомств. Мелькали даже генеральские эполеты. Знаменитый Карл Росси, величайший архитектор, старенький и больной – и тот был здесь! Президент Академии художеств Алексей Николаевич Оленин шёл в сопровождении инженера Бетанкура, архитекторов Бове, Роберта Залемана и Василия Беляева. Был даже Брюллов, которому рукоплескали в Италии за создание великого полотна «Последний день Помпеи».

Оторопевший, от присутствия такого количества знаменитых личностей и важных господ, Павел растерялся и стал топтаться на месте, не зная, что предпринять дальше. Он стал ловить глазами Монферрана, пытаясь привлечь к себе внимание, и был замечен. Мэтр, не прерывая разговора с князем, знаком показал ему присоединиться к процессии. Павел не преминул воспользоваться такой возможностью и пристроился в хвост, этой разномастной, толпы. Шли неторопливо, временами останавливались и обсуждали тот или иной проект.

Князь Волконский, по-видимому, пребывая в отличном настроении, много шутил, переговариваясь с Монферраном на его родном языке. Он, то и дело, подзывал кого-нибудь из своего сопровождения и спрашивал его мнение о представленных работах.

– Карл Иванович, дорогой мой, ну скажите мне, – обращался он к Росси, – может ли вот это замечательное изваяние гармонично вписаться в предложенный интерьер?

Высокая, выполненная в античном стиле, гипсовая статуя обнажённого атланта, вызывала восхищение совершенством линий.

– Мне кажется, это лишь одна из деталей общей картины. – Рассматривая статую, медленно произнёс Росси. – Иван Петрович, поделитесь с нами вашей задумкой.

Джованни Витали, русский скульптор итальянского происхождения, с готовностью стал рассказывать о задуманной композиции для оформления одного из портиков. Настойчивый и целеустремлённый, он обладал даром убеждения, доходчиво и последовательно приводя свои аргументы. Монферрану очень нравилось с ним работать. Тот очень чутко понимал задумку мэтра и, в полной мере, реализовывал, возложенные на него, ожидания.

Удовлетворившись объяснением скульптора, князь Волконский, взяв Монферрана под руку, легонько подтолкнул его в сторону столов со снедью, где они устроили короткий перерыв, выпив по стаканчику и закусив отменным курником.

– Ну что, любезный господин Монферран, – проговорил князь. – Все, отмеченные вами, работы, несомненно, заслуживают внимания. Кому, как не главному архитектору, представлять свой проект целиком, в мельчайших деталях. Конечно же, мы ещё пообсуждаем некоторые моменты со Священным Синодом, на предмет этического соответствия, но думаю, в целом, изменений не предвидится.

Внезапно, их отвлёк шум со стороны палаток выставки. Алексей Николаевич Оленин, президент Академии художеств, спорил с одним из скульпторов. Долетавшие обрывки фраз свидетельствовали о нараставшем конфликте, на которые господин Оленин был очень скор. Принципиальный и прямолинейный, он, из-за этой черты характера, имел достаточно недоброжелателей.

– Василий Васильевич, дорогой вы мой. Где же вы видите завершённость? Где? Мы с вами обстоятельно обсуждали этот вопрос, но никаких изменений я не вижу. Это – просто голая стена, и намёк на романский стиль, здесь просто не уместен. Русты, пущенные вами по всему фронтону, просто превратили его в больную черепаху.

Монферран с князем подошли ближе. В палатке мастера, Оленин, схватив карандаш, делал какие-то наброски на чертёжной доске.

– Ну, что вы на это скажете? Как, по-вашему мнению, сохранить всю композицию, имея ограниченное место? – он обводил глазами гостей и членов комиссии. – Я знаю, навскидку, два варианта. Вот у вас, молодой человек, есть какие-нибудь соображения по этому поводу? – быстро переключив внимание на Павла, спросил Оленин.

Внезапно, оказавшись в центре внимания, Павел, на мгновение растерялся, но, довольно быстро, взял себя в руки. Он с самого начала был свидетелем спора, и у него в голове уже сложился предпочтительный вариант. Он, конечно же, не сказал бы об этом никому из присутствующих здесь столпов архитектуры, но сейчас, его, можно сказать, вынуждали высказаться. Он подошёл ближе и, взяв у Оленина карандаш, уверенно сказал:

– Мне видится как-то вот так. – Павел, быстрыми и чёткими движениями стал делать набросок. – Здесь, по-моему, просятся полупилястры с арочным завершением вверху. Они оттенят плоскую поверхность и, заодно, создадут пространственную видимость, не занимая места. Пространство между ними можно будет заполнить барельефами, а арочные перекрытия будут отделять один фрагмент от другого.

Закончив рисовать, он протянул карандаш Оленину. Разговоры вокруг, выжидательно, поутихли. Все с интересом наблюдали за реакцией «взрывного» президента. Дальнозорко вглядываясь в набросок Павла, тот медленно произнёс:

– Ну что ж. Очень даже неплохо. Очень.

– Позвольте, господа, полюбопытствовать. – Князь Волконский, румяный от выпитой чарки, по-хозяйски, прошёл в палатку и присоединился к Оленину. – Простите, молодой человек, а вы кто?

– А это, мой гость, ваше сиятельство. Павел Николаевич Строганов, очень талантливый, я бы даже сказал, одарённый юноша, студент инженерного училища, – пришёл на выручку Монферран. – Имеет большое стремление к созидательным наукам.

– Ну-с, Павел Николаевич, как ваши успехи на образовательном поприще? – доброжелательно поинтересовался князь. – Не требуется ли вам какая-нибудь помощь, протекция? Мы считаем своим долгом, поддерживать нашу достойную молодёжь.

– Благодарю покорно, ваше сиятельство, ничего не требуется, – ответил, смущённый таким высоким вниманием, Павел.

– Ну, ладно, ладно, молодец. В высшей степени похвально. – Князь Волконский запахнул плотнее полы шубы и обернулся к своим сопровождающим:

– Пойдёмте, господа, немного согреемся. Хоть сегодня и потеплело, но всё ж – зима.

Пожалуй, более, чем в России, нигде нет столь разнообразных способов выпивать стопку. Военные и полицейские чины пьют стремительно, залихватски опрокидывая стопку в рот. Духовенство, напротив, пьёт размеренно и чинно, словно соблюдая какой-то обряд, а люди творческих профессий – по-своему, как-то одухотворённо. Иной раз много, вдрызг, но, с каким-то эстетическим наслаждением, как будто приобщаются к чему-то откровенному и обязательному в их профессии ритуалу. За столами разделились на кучки по интересам, и Павел оказался в одиночестве. Выпив стопку ледяной водки, он, вдруг, услышал за спиной тактичное покашливание, и, обернувшись, увидел перед собой священника. Высокий, статный, лет сорока пяти, он имел опрятную небольшую бородку и лучистые голубые глаза.

– Позвольте представиться, иерей Николай Путилин. – Он открыто улыбнулся Павлу. – Я вижу, вы оказались в таком же одиночестве, что и я. Не будете возражать, если я разделю с вами компанию?

– Нет, что вы. Буду только рад. Я здесь чувствую себя немного не в своей тарелке.

– Я заметил. Сейчас, интерес к вам поутих, но там, – он кивнул головой в сторону выставки, – вы произвели большое впечатление на это благородное собрание. Мне кажется, они вас запомнят.

– Не знаю, возможно. А вы здесь…

– Сегодня, я сопровождаю Его Высокопреосвященство, а служу в Петропавловском соборе. Если возникнет желание, буду очень рад видеть вас у нас на службе. Но я хотел спросить вас о другом – как вы видите очертания будущего сооружения? Представляете ли вы его целиком, в деталях или видите основу и, постепенно, дополняете её нужными деталями?

– Немного странный интерес священника, но, с удовольствием, отвечу – целиком. Мне для этого необходимо видеть местность и освещение.

– Что вы говорите! Ну, местность – понятно, но причём здесь освещение?

– Честно говоря, не знаю, но одно и то же сооружение будет восприниматься по-разному, в зависимости от расположения к солнцу. Я провёл несколько экспериментов, правда с макетами, и могу с уверенностью сказать – это так. Но, признаюсь, мне ещё нужно очень многому научиться. Белых пятен для меня ещё полным полно.

– Вы очень интересный человек, Павел Николаевич. Надеюсь, мы с вами, ещё не раз, поговорим на эту тему. Приходите обязательно, я буду очень рад встрече с вами. А теперь, прошу меня простить, Его Высокопреосвященство собирается уходить. – Священник, лёгким поклоном головы, попрощался с Павлом и присоединился к свите епископа.

Вскоре состоялся и отъезд князя Волконского с членами комиссии. Месье Монферран, провожая каждого посетителя, обязательно приглашал вновь заезжать к нему в любое время, демонстрируя свою услужливость и почтительность. Когда, наконец, были отправлены последние гости, он подошёл к, так и стоявшему у столов, Павлу и, взяв в руку полную стопку водки, как-то лихо, по-русски влил её себе в рот.

– Ну, наконец-то, всё закончилось как надо, – с видимым облегчением выдохнул мэтр и, взяв под локоть Павла, медленно повёл его вдоль палаток. – Кстати, скажите мне, неразумный юноша, почему вы не приняли благосклонность князя? Запомните хорошенько, мой друг, что желание одарить, у сильных мира сего, есть желание мимолётное и быстротечное. Не стоит им пренебрегать. Так что давайте использовать эти подарки фортуны, ибо даются они не просто так.

– Что вы имеете в виду?

– Да всё очень просто, любезный Павел Николаевич. Разве могли вы предположить, что, приехав сюда, случится ситуация, подобная сегодняшней? Вы знаете, что многие высокопоставленные чиновники, месяцами ждут аудиенции у князя и что далеко не каждому удаётся её получить? А вам сегодня выпал счастливый шанс произвести благоприятное впечатление, и вы его произвели. Но совершенно ничего не выиграли, можно сказать отвергли, дарованную вам судьбой, возможность. Я ясно выражаю свои мысли?

– Вполне. – Буркнул, расстроенный словами мэтра, Павел.

– Я никогда не поверю, что человек с вашим потенциалом, не имеет какого-либо стремления. Завтра князь ждёт меня для подписания кое-каких официальных бумаг и, не дай вам Бог, юноша, не рассказать мне сейчас, о вашем стремлении на данном жизненном этапе. Я, сударь, простите, сочту вас за оробевшего зайца!

Слова Монферрана, несомненно, задели Павла, но они обладали такой простой правотой, что не признать их было бы непростительно глупо. И Павел рассказал мэтру о ситуации, сложившейся у него с учёбой, о предстоящих, вынужденно потраченных, годах в училище, вместо изучения полезных для него предметов в университете.

– Вы правы, молодой человек. Раскидываться временем – непозволительная роскошь. – Монферран со щемящей грустью посмотрел в сторону исполинской шапки собора. – Поверьте мне, я вас понимаю, как никто. Что ж, не расстраивайтесь. Будем надеяться, что вы не слишком обидели госпожу фортуну, и она останется к вам благосклонной. А сейчас, позвольте попрощаться – очень много дел.

Мэтр поспешил к, ожидавшим его, мастерам и вскоре, вслед уходящему Павлу, уже слышались его чёткие властные распоряжения.

* * *

Как, иногда бывает, приятно пройтись пешком. Просто, бесцельно и праздно. Не смотря на лужи под ногами, он шёл, вдыхая, ещё холодный, но уже, неуловимо изменившийся, воздух полной грудью.

Последние недели он долго и упорно работал. После обязательных занятий в училище, он садился за изучение специальных предметов дома. Такой сумасшедший распорядок у него начался спустя несколько дней, после случившихся событий на Исаакиевской площади. В училище, к нему подошёл директор Козен и попросил, после занятий, зайти к нему.

– Я очень рад, Павел Николаевич, что достигнутые успехи не вскружили вам голову, и вы так же упорно продолжаете добиваться новых. Весьма, весьма похвально. Но я, признаюсь честно, сейчас нахожусь в некотором затруднении. Видите ли, в моей преподавательской практике ещё не было случая, когда один ВУЗ просит другой о переводе к нему конкретного студента. – Фёдор Андреевич внимательно посмотрел на Павла. – Может, поделитесь со мной, что происходит. Быть может, вы считаете, что заведение, возглавляемое мной, недостаточно компетентно?

– Что вы, Фёдор Андреевич! Я бесконечно ценю и вас лично, и тот вклад, который получил, благодаря обучению именно в вашем училище. Признаться честно, я и сам не понимаю, как такое возможно. Видите ли…. – И Павел рассказал про своё увлечение именно технологией строительства, про общение с Монферраном и про случайное знакомство с князем Волконским.

– Но, никакого официального прошения я не подавал. В любом случае, вы были бы первым, кого бы я известил.

Директор внимательно слушал его, а, когда Павел упомянул о князе, даже привстал в своём кресле. Немного помолчав после откровения своего студента, он, задумчиво, произнёс:

– Ну что ж. Это меняет дело. Не могу сказать, что мне по сердцу всё происходящее, но, хоть какая-то ясность появилась. Я, молодой человек, никогда не буду вставлять палки в колёса, если вижу стремление честное и благородное. Мало того – помогу всем, что в моих силах. И даже, без этого, – он кивнул в сторону распечатанного конверта с вензелями, лежащего у него на столе. – Но, скажу сразу – будет очень трудно. На моей памяти не было случая, когда студент, посреди года, не имея базовых курсов, перешёл бы в другой ВУЗ. На вас, да и на меня, сейчас, ляжет огромная ответственность. Давайте, Павел Николаевич, договоримся сразу, что не подведём друг друга. Как только об этой истории узнают окружающие, мы с вами сразу окажемся в центре внимания. В случае вашего провала, меня, старого дурака, поднимут на смех, а вас негласно заклеймят, как самонадеянного выскочку. Как видите, я с вами абсолютно честен и очень хочу, чтобы вы ясно осознавали, что вас ждёт.

После разговора с Козеном, Павел всерьёз задумался. Что происходит? Неужели, происходящее сейчас, это последствия его откровений с мэтром? Ай да Монферран! Кто бы мог подумать. Он, вдруг, чётко осознал, что именно теперь перед ним стоит первая в его жизни серьёзная задача. Жизненная дорожная развилка, где он должен выбрать свой путь. Даже стало немного страшновато. Последнее время он даже не общался со своими друзьями. Так, « привет», «как дела». Особенно с Талаником. Как-то они, в последнее время, отдалились друг от друга. Может из-за появления в его жизни Саши Заточного, Муратовых, Монферрана? Павел не знал. Он просто чувствовал, что вступает в какую-то новую эпоху своей жизни, которая и пугала и притягивала. Столько всего накопилось в душе, что ему, вдруг, захотелось с кем-то поделиться, выплеснуть свои эмоции. Но отчего-то не хотелось идти, как прежде, к отцу, словно испуганное дитя. Сейчас, хотелось справиться самому, не посвящая близких ему людей в свои сомнения и смятения. Это – его, личное. И он с этим обязан справиться, оставаясь для всех спокойным и уверенным. Стоп! Отец Николай! Петропавловский Собор! Вот, что ему сейчас нужно. Не тратя время на раздумья, Павел взял извозчика и, уже через полчаса, был на месте. Входя в усыпальницу царей, перекрестился, сняв утеплённую треуголку. Внутри было тепло и сумрачно, пахло ладаном и горящим воском. Начиналась служба. Вслед за канонархом, провозгласившем строчки из молитвословия, ожил хор. Немного спустя, послышался низкий раскатистый бас пртоирея. Павел стоял в сторонке от молящихся прихожан, в полумраке ниши и здесь ему было хорошо и уютно. Он не был религиозным фанатиком и, даже, не каждое воскресенье посещал храм, но верил искренне, проявляя большое уважение к церковным традициям и обрядам. Время пролетело незаметно и, вот уже, протоирей повернулся к пастве и проникновенно напутствовал её, осеняя крестом. Павел, взяв несколько свечей, стал потихоньку продвигаться по кругу, пока не оказался перед святым ликом иконы Петру и Павлу. Он с волнением прочитал молитву во славу своего святого и поставил свечи во здравие своих родных и близких людей.

Подняв, ещё раз, глаза на икону, задержал свой взгляд, осмысливая знакомый, но, только что замеченный, штрих – Пётр осеняет крёстным знамением, а Павел держит книгу! Так вот что показывает ему его святой. Изучай и познавай, пока жизнь даёт тебе такой шанс. Вот он, твой путь! Иди и ничего не бойся. А, если заробеешь, откажешься – всё пойдёт не так.

– Я знал, что вы придёте, и ждал этого, – раздался негромкий спокойный голос. Священник, отец Николай, в иерейской рясе стоял позади Павла и улыбался ему:

– Пойдемте, пройдёмся на свежем воздухе.

Они вышли на улицу и, не спеша, побрели по двору собора. Павел испытывал какое-то двойственное чувство: с одной стороны, он, вдруг, ощутил себя сильной, самодостаточной личностью, способной принимать самостоятельные решения, с другой – ему так хотелось поделиться всем тем, неизведанно новым происходящим с ним, заручиться поддержкой или получить предостережение. Отец Николай, словно прочитав его мысли, первым нарушил тишину:

– В детстве, мы со старшим братом, очень увлекались рыбалкой. Было у нас одно тайное рыбное место. Высшим мастерством, считалось выдернуть, стоящую в заводи щуку, за жабры. Однажды брат схватил её, но не удержал. Щука забилась у него в руках и, в результате, цапнула его за руку. В итоге, щука уплыла, а брат остался с прокушенной рукой. Рана, скажу я вам, довольно серьёзная. Через пару дней, мы снова пришли туда и, вновь, увидели, стоящих у кромки заводи, полосатых хищниц. Мой брат, помня печальный опыт, стал разворачивать удочки, а я, несмотря на, увиденную два дня назад, прямо скажем, жутковатую картину, всё же полез. Полез и выдернул.

Сказал и замолчал, как будто погрузившись в воспоминания детства. Не смея перебивать молчание священника, Павел просто шёл рядом, лишь изредка, бросая на него вопросительные взгляды. Тряхнув головой, словно отгоняя ненужные мысли, отец Николай продолжил:

– Как вы думаете, Павел Николаевич, что же заставляет нас совершать поступки подобного рода? Жажда наживы? Нет. Стремление кого-то переиграть и показать своё превосходство? Даже в мыслях не было! Просто судьба дала мне шанс, если хотите – выбор, струсить или попытаться. Тогда, я понял одну простую истину – если помыслы твои светлы и не тщеславны, если не ищешь ты корысти, путём обмана, Господь всегда будет давать тебе выбор. Это и является его величайшей милостью.

Шагая рядом со священником, Павел растерянно молчал. Откуда ему, практически незнакомому человеку, стали известны его сокровенные мысли? Заметив смятение на лице Павла, отец Николай остановился и, посмотрев ему в глаза, успокаивающе произнёс:

– Вижу, угадал я сомнение в ваших глазах. Не майтесь, поделитесь со мной своими тревогами и Господь не оставит вас своей благодатью.

– На распутье я, отец Николай. В жизни сложилась ситуация, когда мне нужно сделать выбор – оставить всё, как есть и спокойно плыть по течению или круто всё изменить. Но в случае, если я переоценю свои силы и не справлюсь, то могут пострадать другие люди. И меня терзают сомнения – а не обычное ли это тщеславие, гордыня? Возможно ли, что я, решившись на этот шаг, лишь пытаюсь, где-то в подсознании, потешить своё самолюбие?

– А цель? Цель, которую вы ставите перед собой, является, чем-то идущим вразрез с вашими моральными устоями?

– Нет, что вы! Она бескорыстна и чиста от дурных помыслов.

– Тогда, друг мой, вы перед заводью со щуками. Можно отступиться, но потом всю оставшуюся жизнь сожалеть о своём малодушии, либо, не смотря на опасность ран, попытаться выловить свою щуку. Слушайте своё сердце, оно не обманет. И трудностей опасаться не стоит. Человеку с чистыми помыслами даны такие силы, что не решимых задач для него просто не существует. А трудности… Трудности и даются человеку для того, чтобы решая их, он складывал в свой багаж крупицы житейского опыта.

Священник, вновь, остановил Павла:

– А скажите, что вы увидели, стоя у иконы? Мне, почему-то показалось, что какое-то озарение посетило вас. Теперь, опять же, выбор за вами – прислушаться к нему или пропустить мимо.

– Благодарю вас, святой отец. Кажется, я увидел то, что должен был. И не только увидел, но и услышал. Мне пора, но я обязательно навещу вас.

* * *

Попрощавшись с отцом Николаем и выйдя за церковные ворота, Павел с радостью ощутил перемены в своём настроении. Тревоги и сомнения ушли прочь, свалилась тяжкая ноша неопределённости. У него была благая цель, и он, в полной мере, чувствовал в себе силы для её достижения.

А дома его ждал сюрприз. Едва войдя в гостиную, он увидел отца, держащего в руках какой-то конверт. Матушка была здесь же и с тревогой смотрела на сына.

– Павел, объясни нам, наконец, что происходит? Что означает сие послание, и что ты от нас скрываешь? – Встревоженный Строганов вопрошающе смотрел на сына.

Подойдя к отцу и взяв у него конверт, Павел, с удивлением, увидел на нём университетский штемпель. Тут же вскрыв его, он достал оттуда официальный бланк, в котором говорилось, что его ждут на собеседование к ректору Технологического Университета в следующий понедельник. Ничего не понимающий Павел перевёл глаза на отца и пожал плечами.

– После нашего с вами разговора, я ничего не предпринимал, но у меня есть новости, которые, вероятно, объясняют происходящее.

Павел рассказал родителям о сегодняшнем разговоре с директором Козеном, но, почему-то умолчал о своём визите в церковь. Отныне, его внутренний мир, будет принадлежать только ему.

– Однако, дело принимает интересный оборот. Павел! Отчего ты промолчал о князе? С каких это пор, у тебя появились от нас секреты?

– Отец, поверьте, у меня и в мыслях не было, что, после нашего мимолётного общения, последуют хоть какие-то события. Обнадёживать вас пустыми надеждами – разве так вы меня воспитывали?

– Ну ладно, ладно, – согласился Николай Ильич, понимая правоту доводов Павла. – И что, милостивый государь, вы намерены предпринять? Хотя, решать что-либо до твоего разговора с ректором, я полагаю, преждевременно. Одно могу сказать точно – я полностью согласен со всем, что тебе сказал господин Козен. Тебе, сын, придётся позабыть о праздности на долгое – долгое время. Но на мою поддержку ты можешь рассчитывать всецело. Кстати, что-то давно нас не посещал твой друг Заточный. Не случилось ли чего?

– Нет, отец, всё в порядке. Просто он ответственно относится к учёбе, чего, к сожалению, не могу сказать о Мише. Такое ощущение, что, мысленно, он давно уже надел на себя мундир. Мечтает о переводе в Главное военное инженерное училище. Наверное, гарнизоны, атаки и звуки военных маршей ему милее, чем тихая и скучная мирная работа. Кстати, в Петербург опять приезжает его батюшка. Наверное, будет за него хлопотать.

– Да, дети. Вот вы и стали определять для себя свою дорогу в жизни. Как быстротечно время. – Николай Ильич вздохнул и прошёл к себе в кабинет.