Читать книгу Смерть на Кикладах. Сборник детективов №5 - Сергей Изуграфов - Страница 10

Играть на любом музыкальном инструменте очень легко: все, что для этого требуется, – нажимать в нужное время на нужную клавишу. А играть он будет сам.

И. С. Бах

Допивая предложенный Смолевым утренний кофе в пустой гостиной хозяйского дома, пока все его обитатели ушли на завтрак на нижнюю террасу, Софья услышала, как открываются двери в кабинет владельца виллы. Вскоре в гостиной показались Смолев и Пабло, о чем-то негромко говорившие по-испански. Разговор, судя по всему, состоялся, и договаривающиеся стороны пришли к полному взаимопониманию. Софья отметила, что с утра испанец выглядел уже гораздо лучше: гладко выбритый и причесанный, он доброжелательно взглянул на управляющую и застенчиво улыбнулся.

– Так, Рыжая, – тотчас перешел на русский язык Алекс, обращаясь к помощнице, вставшей со стула им навстречу. – Мы решили все вопросы. Все в порядке. Детали потом. Сейчас главное: сегодня вечером Пабло предлагает организовать первый концерт. У него есть мысли по репертуару, я посмотрел, меня все устроило. Я лишь попросил включить пару вещей, что слышал в Петербурге, вот я на бумажке написал тебе названия, – он протянул управляющей небольшой листок, – найдите, пожалуйста, в интернете ноты и распечатайте ему. Нужно будет купить – купите. И если что-то еще нужно будет, тоже найдите, – в общем, помогите парню, – он повернулся к испанцу и перевел ему свои слова.

Тот благодарно закивал и мягко произнес: «Gracias!».18

– Сделаем, конечно, – бодро ответила Софья, принимая записку. – Я его тогда забираю, и мы пошли?

– Дорогу в номер он и сам найдет. Никуда на этот раз он с виллы уходить не планирует, сказал, что собирается до самого вечера репетировать. Нам же спокойнее… Так что пусть идет с богом! – ответил Смолев, затем сказал что-то испанцу, – и тот, еще раз улыбнувшись, покинул хозяйскую половину, оставив владельца и управляющую наедине.

– В обед его покормите и больше не беспокойте, пусть до самого концерта репетирует, – задумчиво произнес Смолев. Было видно, что он чем-то озабочен, и вовсе не вчерашней выходкой молодого музыканта. – Поиски нот поручи Катерине. По испанцу – все. А вот у нас с тобой есть еще чем заняться.

Они зашли в кабинет, и Смолев привычно уселся на свое рабочее место, а собеседница осталась стоять у двери, держа в одной руке кружку с недопитым кофе, а в другой – записку, что передал ей Смолев. В ожидании указаний она мельком взглянула на листок, там твердым почерком владельца виллы по-русски и по-английски значилось: «Мерц, «Элегия», Барриос, «Собор». Софья аккуратно сложила записку вдвое и убрала в карман. Алекс перелистнул несколько страниц в своем ежедневнике и озабоченно нахмурил брови.

– У нас с тобой, Рыжая, два срочных дела есть. Первое: завтра фестиваль, а пригласительных билетов у меня до сих пор нет. Катерина не смогла приобрести: в кассах ничего нет. А я уже людей пригласил, как бы краснеть не пришлось… Это раз. Второе: сегодня вечером у нас концерт, а на соседнем участке еще ничего не готово. Найди строителей, пусть со мной срочно свяжутся. Телефон Большого Спироса у Катерины есть, скажи ей, пусть она его вызвонит, пока я завтракаю, а после я к ней сам подойду на ресепшн…

– Дядя Саша, – рассмеялась Софья. – Чего их искать: они уже второй час как стройматериалы разгружают на участке. Одних досок три грузовика пришло. Я утром на пробежку выходила, так они там, как муравьи, шевелятся. Бегу обратно, смотрю: уже фундамент под сцену раствором заливают! Первый раз такое видела, чтобы здесь строители с самого утра были уже на объекте и делом занимались. Чудеса!

– Да ты что? – удивился и одновременно обрадовался Смолев. – Отлично! Ладно, хорошо, я сам к ним схожу после завтрака. Если все получится, пригласим соседей и их жильцов на концерт! – он довольно потер руки. – Сделаем свободный вход. А ты тогда займись пригласительными на фестиваль: завтра открытие, и мы хотим туда поехать. Дозвонись до оргкомитета и, пожалуйста, Рыжая, душу из них вытряси, но чтобы билеты были! Кстати, ты тоже в списке.

– Сколько всего пригласительных? – уточнила Софья, достав из кармана свою записную книжку с вложенной шариковой ручкой и приготовившись записывать.

– Виктор, Тереза, Стефания, Крыловы, мы с тобой, – перечислил Алекс. – Джеймс Бэрроу никак не может определиться, а Лили занята с Кристиной. Так что пока семь, как минимум. Если захочешь, предложи Петросу к нам присоединиться, я не против. Тогда восемь. Едем на весь день, вернемся поздно вечером.

– Петрос?! Он точно не поедет, – рассмеялась Софья, качая головой. – Что ты! Он даже не поймет, что я ему предлагаю: оставить кухню на помощницу, а самому поехать на гитарный концерт! Да еще на весь день! У него точно будет инфаркт. Никаких шансов!

– Тогда семь пригласительных, – нисколько не удивившись, подытожил Смолев, вставая и захлопывая лежащий перед ним на столе ежедневник. Он положил айфон в нагрудный карман рубашки и оглядел стол: вроде, ничего не забыл. И еще раз повторил со значением: – Дозвонись обязательно до оргкомитета и доложи мне по результатам. Все, я на завтрак!

Добросовестная и ответственная, Катерина провозилась без малого час, но нашла и распечатала испанцу целую папку нот, куда вложила еще полпачки чистой бумаги, несколько разноцветных шариковых ручек, тридцатисантиметровую линейку, пару очиненных простых карандашей, точилку и мягкий ластик, – таким образом в точности исполнив все просьбы молодого музыканта. Он открыл ей дверь своего номера по первому ее стуку, принял из ее рук весь пакет, благодарно улыбнулся и снова произнес своим мягким голосом: «Грасиас!». Катерина успела заметить в открытую дверь лишь аккуратно прибранную кровать, лежащий на ней гитарный чехол с гитарой внутри и ноты, разложенные на столе, с которыми, очевидно, юноша работал с самого утра.

А вот у Софьи выполнить поручение Смолева вышло сначала только наполовину: она, проявив известную настойчивость, все же дозвонилась до оргкомитета фестиваля и в итоге получила твердый отказ. Все билеты уже были проданы или забронированы. Наибольшее количество мест забронировало Министерство культуры и туризма Греции.

«Не могу ничем вам помочь, увы! – усталый бубнящий голос куратора из оргкомитета, похоже, говорил правду. Судя по тому, что он охрип, эти слова он повторил за сегодня не один десяток раз. – Поверьте, я совершенно бессилен! С самого утра только и занимаюсь тем, что отказываю всем желающим! Это невозможно, попросту не-воз-мож-но!».

Поднимаясь в невеселых раздумьях по лестнице, управляющая натолкнулась на заскучавшего в одиночестве генерала Интерпола, вышедшего после завтрака к ресепшн: Тереза и близнецы должны были вот-вот спуститься вниз, чтобы всем вместе отправиться на пляж, а Смолев ушел на стройплощадку: проверить, как идут дела с устройством временной сцены.

– А вот и начальник штаба! И почему на тебе лица нет? – генеральский бас мгновенно вывел ее из задумчивости. – Прямо Аленушка у пруда. Не с тебя ли Васнецов картину писал? Та тоже рыжая, если я правильно помню. Отставить тоску-печаль! Докладывай старшему по званию: чем помочь?..

– Дядя Витя, – рассмеялась от неожиданности управляющая, – напугали! Да ничего такого, вернее… Кстати, – моментально нашлась она, вспомнив об обширных связях главы Национального Бюро Интерпола, – а у вас случайно нет знакомых в Министерстве культуры и туризма? Нам бы на гитарный фестиваль попасть. Такая ситуация… – и она в двух словах обрисовала Манну картину.

Тот внимательно выслушал, хмыкнул, достал из кармана мобильный телефон и, дозвонившись куда-то, завел разговор на греческом. Потом вдруг, прикрыв трубку ладонью, обратился к управляющей по-русски:

– Софья, так сколько всего пригласительных? Семь? Или больше надо? Сколько?

– Семь, – подтвердила та, как зачарованная, наблюдая за генералом. – А с кем вы?..

– С министром, – просто ответил Манн и снова перешел на греческий. Было слышно, как мужской голос на том конце «провода» что-то увлеченно рассказывает генералу, словно своему близкому и давнему приятелю. Манн добродушно смеялся и изредка вставлял замечания по ходу беседы. Еще через две минуты он закончил телефонный разговор, произнеся: – Евхаристо поли, Йоргос!19 – и подмигнул управляющей.

– Десять билетов из брони Министерства культуры, на мою фамилию. Будут ждать нас у администратора. Первый ряд, партер, центр. Устроит?

– Ну вы даете, дядя Витя! Конечно, устроит! Вы волшебник! – только и произнесла Софья ошарашенно. – Вот так просто? Здорово! Мы им все оплатим! – поспешила заверить она.

– Еще чего, – хмыкнул генерал, нетерпеливо поглядывая на часы. – Как говорит твой начальник: «Перетопчутся!». После последней операции, когда мы вернули в закрома Греции на двести миллионов евро исторических артефактов, – задержали контрабандистов на таможне с поличным, – министр не то что собственные пригласительные на концерт готов отдать, он готов сам спеть любую арию под окнами офиса Интерпола. Причем, заметь: его слова, не мои… Ну, Рыжая Соня, как теперь дела? Настроение улучшилось? Хандры больше нет?

– Не то слово! – расцвела улыбкой Ковалевская. – Спасибо огромное!

– Ну и лады, – ответил генерал, оборачиваясь на шум к лестнице: его семейство, обвешанное надувными матрасами, корзинками с едой, ракетками для бадминтона, фотоаппаратами и сачками для ловли бабочек, спускалось по лестнице. – Ну наконец-то! Тереза! А то я заждался! Все, Софья, мы на пляж! Саше передай: ждем их со Стефанией на пляже Святой Анны, напротив старой часовни на холме. Он знает, где это. Все, пока!

И счастливое семейство Маннов, весело переговариваясь, спустилось вниз по лестнице на Апиранто, где уже ждала машина, готовая отвезти их к морю.

Большой Спирос не подвел: к вечеру на соседний участок было приятно посмотреть. Строители умело использовали складки местности и на небольшом склоне устроили ступенчатый деревянный настил, поверх которого установили скамьи, стоящие, словно в древнем амфитеатре, полукругом, напротив небольшой круглой сцены, отгороженной со спины высокой деревянной стеной, чтобы звук, отражаясь от нее, шел к зрителям, сидящим в амфитеатре. При желании на пяти рядах длинных деревянных скамеек можно было разместить до сотни зрителей. К сцене подвели электричество, чтобы четыре фонаря освещали происходящее на сцене действо, и расставили небольшие светильники по бокам каждого ряда, чтобы зрителям было удобно. Деревянные скамьи по распоряжению управляющей застелили теплыми пледами: вечерами уже становилось свежо. Дорожки засыпали гравием, а по бокам установили цветы в больших глиняных горшках. Временная концертная площадка была готова!

Катерина, выполняя распоряжение Ковалевской, распечатала окончательно сверстанную программку в сорока экземплярах и вручила пачку присмиревшему Костасу, строго-настрого наказав своему жениху обойти все соседские дома и виллы и вручить жильцам приглашения посетить музыкальный вечер, названный «Испанская гитара на Апиранто». Предварительно Катерина и сама сделала несколько телефонных звонков друзьям и подругам, так что, с учетом постояльцев «Афродиты» и ее персонала, на первый концерт Пабло Гарсия-и-Фернандес набралось больше шестидесяти зрителей.

Сразу после ужина в амфитеатре стали собираться люди. Пани Шиманская в сопровождении Риккардо Висконти, не изменившего своей привычке обматываться длинными яркими шарфами, появилась за полчаса до заявленного времени. Журналист критически осмотрел построенный амфитеатр, с довольным видом покивал и стал что-то шептать на ухо своей спутнице, с лица которой не сходило довольное выражение. Вскоре они заняли место посередине верхней скамьи, откуда был прекрасный обзор и на сцену, и на скамьи амфитеатра, расположенные ниже.

Сиреневый вечер уже сгустил краски, ветер стих, и в вечернем полумраке зрители постепенно заполняли импровизированный концертный зал под открытым небом. Подошли Крыловы и сели с краю на нижней скамье, ближайшей к сцене. Лили привела за руку слегка упиравшегося Джеймса – видимо, она заставила мужа покинуть ужин раньше, чем тот планировал. Джеймс тоскливо смотрел на пустую сцену и нехотя согласился сесть с краю на второй скамье, сразу за четой Крыловых, видимо, надеясь, в случае чего, незаметно ретироваться. Музыкальная пара из Канады зашла сразу за англичанами. Улыбаясь, они сердечно поздоровались с Крыловыми и Бэрроу, огляделись и тоже заняли место во втором ряду, ровно напротив сцены, радостно потирая руки в предвкушении удовольствия.

Подошел и начальник криминальной полиции Наксоса – старший инспектор Теодорос Антонидис, лично приглашенный Смолевым на концерт. Полицейский пришел со своей будущей супругой, миловидной и улыбчивой гречанкой средних лет. Софья встретила их у входа, тепло поприветствовала и провела на их места во втором ряду. Через пару минут прибежали подопечные пани Шиманской, по-прежнему одетые в одинаковые футболки и бейсболки. Они со смехом подталкивали друг друга локтями, пытаясь определиться с местом на скамьях, весело шумели и спорили. Но стоило на верхнем ярусе подняться знакомой им фигуре, осуждающе покачать головой и строго указать на пустую скамью перед собой, как студенты моментально притихли, гуськом поднялись наверх и расселись на отведенной им скамье.

За десять минут до начала появились Виктор и Тереза Манн в сопровождении Смолева и Стефании. Алекс сердечно поздоровался с Крыловыми, с Антонидисом и его спутницей, после чего присоединился к друзьям. Оживленно переговариваясь, они уселись в первом ряду напротив сцены. Смолев что-то рассказывал друзьям, кивая на сцену, где в ожидании гитариста под включенными лампами пока одиноко стояли лишь стул и квадратная деревянная подставка для ноги, напоминавшая небольшую табуретку с отпиленными ножками.

Урсула Викстрём привела сестру, бережно поддерживая ее за руку. Они немного замешкались на входе, но их встретила Софья и подсказала, куда сесть: шведки заняли места на первой скамье справа от Смолева и его друзей. Подходили гости с улицы Апиранто и рассаживались на свободные места. Последними Софья рассадила работников виллы. Вскоре амфитеатр был полон. По рядам ходил Костас и, сверкая белозубой улыбкой, раздавал всем желающим программки.

Еще через пять минут показался и сам «гвоздь программы»: одетый в белоснежную рубашку, черные брюки и черные лакированные туфли, стройный и загорелый, Паблито выглядел отлично. Он поднялся на сцену и, держа в левой руке гитару за гриф, низко поклонился зрителям, прижав правую руку к сердцу. Его встретили дружными аплодисментами. Он начал говорить, и хотя он говорил негромко, оказалось, что его прекрасно слышно даже на верхней скамье – настолько удачной в вечерней тишине оказалась акустика небольшого амфитеатра.

– Друзья, добрый вечер! – он говорил по-английски, видимо, произнося заученный текст. – Я сегодня буду играть для вас. Буду играть музыку, которую люблю. Надеюсь, вы тоже ее полюбите.

Он кивнул и улыбнулся залу, уселся на стул, поставил левую ногу на подставку, положил на ногу гитару, на мгновение замер и, резко тряхнув головой, взял первый аккорд. Веселая испанская песня зазвучала со сцены. Гитара рассказывала немудреную любовную историю, в которой были и переживания двух влюбленных, и надежды на счастье, и долгожданный праздник с деревенскими танцами и веселым застольем. Мелодия, на первый взгляд, простая и незамысловатая, сразу поднимала настроение и заставляла слушателей невольно улыбаться, настолько она была легка, зажигательна и воздушна.

Софья, присевшая на третьей скамье с краю и смотревшая на испанца во все глаза, поразилась, насколько музыка преобразила Паблито. Мрачный, замкнутый, погруженный в себя интроверт исчез, – появился улыбающийся и почти счастливый человек. Закончив первое произведение, он взмахнул правой рукой и даже негромко рассмеялся. Зрители дружно хлопали в ладоши и от души кричали: «Браво!». Настроение в амфитеатре у всех сразу стало приподнятым, почти праздничным.

Пабло дождался тишины и снова заиграл. Он исполнил еще несколько произведений, в том числе и те, о которых просил Смолев. Все они были разными по характеру и темпераменту, но каждое было очень тепло встречено зрителями. Тереза Манн улучила момент и громко прошептала Смолеву:

– Спасибо вам огромное, Алекс! Это такое чудо! Тысячу лет не была с мужем на концерте, – а здесь такое удовольствие! И все благодаря вам!

Генерал в подтверждение ее слов кивнул и показал Смолеву большой палец в знак восхищения: если Тереза была счастлива, – то и Виктор был доволен.

На сцене Паблито встал со стула и, держа гитару за гриф, снова поклонился зрителям.

– А теперь, в заключение, я сыграю вам музыку о моей родине – Андалусии, – сказал он, дождавшись, пока аплодисменты стихнут. – Я хочу, чтобы вы узнали ее так, как знаю ее я. Знаю и люблю.

Гитара начала рассказ негромко и осторожно, словно погружаясь сама и вовлекая слушателей в дорогие ее сердцу воспоминания. В мелодичное повествование то и дело вплетались мотивы народных песен, повторяющиеся рефреном, формируя основу произведения. Музыка становилась все сложнее, несколько самостоятельных мелодий гармонично сплетались в одну, – и вот в ней уже явственно проявились восточные мотивы: казалось, она вела слушателей сквозь века, и перед мысленным взором возникали крепости мавров, дожившие до наших дней: Альгамбра20 с садами Хенералифе в Гранаде и соборная мечеть Мескита в Севилье, с их невероятными украшениями и богатыми декорациями в форме барельефов, мокарабес – натёков в виде сталактитов, разноцветными керамическими плитками и каллиграфическими надписями – сурами, взятыми из Корана, апельсиновыми садами и нежно журчащими фонтанами в обрамлении пышно цветущих розовых кустов…

Смолев потряс головой – у него возникло полное ощущение, что он снова воочию увидел великолепные дворцы и крепости мавров, сотни лет правивших Испанией. Он искоса взглянул на Стефанию – испанка слушала, как зачарованная, не в силах оторвать взгляда от гитариста. Тереза Манн тоже подалась вперед, следя за каждым движением музыканта, словно не веря своим глазам. Даже генерал, не самый большой поклонник музыки вообще, казалось, помягчел чертами сурового лица и кивал тяжелой головой в такт мелодии. Алекс посмотрел направо: Анника Викстрём слушала испанца с упоением, ее длинные изящные пальцы подрагивали в воздухе, словно она проигрывала мелодию вслед за гитаристом. Ее сестра сидела, склонив голову, и выражения ее лица в сгустившемся сумраке Алекс не смог рассмотреть.

А гитара уже рассказывала о битвах и сражениях, длившихся несколько столетий: высекая искры, звенела сталь от ударов мавританских сабель и рыцарских мечей, а топот копыт тяжелой испанской конницы, сметающей все на своем пути, звучал так явственно, что стоило просто закрыть глаза, чтобы представить себе великие сражения Реконкисты…21

Мелодия изменилась, сперва в ней ясно слышался бурный поток Гвадалквивира,22 зарождающегося в горах северной Андалусии, а потом – его уверенное, полноводное и спокойное течение, несущее людям радость и надежду на лучшее будущее.

Когда Паблито закончил играть, в амфитеатре возникла пауза, словно все слушатели еще какое-то время приходили в себя. Потом многие вскочили со своих мест и, бешено аплодируя, снова и снова кричали «Браво!». Студенты громко хлопали в ладоши и скандировали: «Па-бли-то! Па-бли-то!». Самым громким в восторженном хоре был голос Джеймса Бэрроу, он кричал во весь голос: «Великолепно, черт меня подери! Просто великолепно! А я еще не хотел идти, идиот!». Краснеющая Лили попыталась удержать его от такого откровенного изъявления чувств, но на этот раз ее усилия не увенчались успехом: Джеймс был неукротим.

Дождавшись паузы, Смолев встал, и повернувшись лицом к зрителям, громко произнес:

– Друзья мои, поблагодарим Пабло за замечательный концерт! – и подождав, пока стихнут аплодисменты, он добавил: – Я рад сообщить вам, что теперь эти концерты станут регулярными. Следующий состоится через три дня. Мы всех вас заранее об этом оповестим! Спасибо, что пришли! Мы всегда вам рады на вилле «Афродита»! Хорошего вам вечера!

Провожая расходившихся гостей, Смолев вдруг поймал взгляд Урсулы Викстрём. Она смотрела не на владельца виллы, глаза ее был прикованы к молодому гитаристу, который, смущенно улыбаясь, раздавал автографы обступившим его студентам, расписываясь ярким фломастером прямо на футболках, отчего студенты приходили в буйный восторг. Алекс не сразу понял, что именно выражал этот взгляд шведки. Только несколько часов спустя, проснувшись среди ночи, он, лежа на спине и стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить Стефанию, вдруг догадался, и его догадка ему не понравилась: то были разочарование и сожаление.