Читать книгу На восточном порубежье - Сергей Жук - Страница 10

Несмотря на все старания секретаря Сената Ивана Кирилловича, доношение было рассмотрено на Верховном тайном совете лишь в январе 1727 года. Возмутительная волокита! Ведь минуло уже два года с тех пор, как казак Афанасий Шестаков подал прошение в Сенат. Хотя не стоит удивляться. Видит Бог, не озаботься его челобитной сановный чиновник, не случилось бы сего рассмотрения вовсе. К тому же хочется верить в старую русскую поговорку о том, что, если долго запрягать, то ехать будешь быстро. На все случаи жизни во все времена сородичи находили оптимистичные оправдания медлительности.

По приглашению Верховного тайного совета был заслушан нынешний сибирский губернатор Михаил Владимирович Долгоруков, специально прибывший из Тобольска и тем еще отсрочивший решение на два месяца. Именно он и член Верховного совета граф Толстой проявили повышенный интерес к персоне казачьего головы, что в дальнейшем сильно повлияло на ход событий.

Оба представителя древних родов не хотели и не могли смириться с тем, что обычный мужик хоть и дослужившийся в сибирской глубинке до звания казачьего головы, способен возглавить столь серьезную экспедицию.

На последнем заседании Верховного тайного совета дебаты кипели вокруг государственных целей предполагаемой экспедиции, а также вообще в целесообразности ее снаряжения и особенно – по поводу руководителя похода. Вопрос о военной баталии супротив воровских инородцев стоял прежде иных. Тут-то и возникло первое сомнение.

– Князь Михаил Владимирович! – пылко произнес граф Толстой. – Как я понимаю, вы поддерживаете помыслы Афанасия Шестакова. Но казачий голова – должность приказной службы, а баталия – занятие воинское. Да и можно ли простому мужику довериться в столь большом и сложном деле?

– Бывший якутский воевода, капитан Михаил Измайлов, что ныне пребывает на воеводстве в Иркутске, самого лестного мнения о Шестакове, – отвечал Долгоруков. – И в сибирских острогах каждый служилый казак – воин добрый, но в большой баталии, полагаю, мужику довериться все-таки нельзя.

– Без сомнения, Афанасий Шестаков радеет за сии дела, да и обычаи тех земель ему ведомы. Может, ему человека дворянского роду приставить в сотоварищи? Чтобы помощником был и воинскую науку ведал.

– Есть у меня в Тобольске такой офицер, – немного подумав, ответил Долгоруков. – Дюже волею крепок и смел! Родом он из польских шляхтичей. Предки уже сотню лет в сибирских острогах служат. То капитан сибирского драгунского полка Дмитрий Иванович Павлуцкий.

– Видимо, подходящий офицер. Я даже припоминаю его по наградному указу. Думаю, с этим вопросом все ясно, – подвел итог граф Петр Андреевич Толстой. – Готовим на подпись Ее Императорскому Величеству следующий указ: «О посылке якутского казачьего головы Шестакова для переговоров с немирными иноземцами о вступлении им в подданство России».

А к обладанию теми землями и в замирении с народами, их населяющими, у Росси причины веские: «Территории, прилегающие к российским владениям и ныне ей не подвластные, весьма нужны для прибыли государственной, понеже в тех местах соболь, рыбий зуб в достатке и прочий зверь родится. И пока в те земли, что с Сибирью пограничные, оные народы не вступили, следует их занять и подвести под государеву руку. Особливо для познания по восточному морю морского ходу, от которого может впредь пойти торговля с Японией, с Китаем или Кореей.

Надобно увеличить Якутский гарнизон до полутора тысяч человек за счет служилых людей из Томска, Енисейска и Красноярска. Из них четыреста служилых выделить в партию Шестакова. Среди солдат обязательно должны быть четыре гренадера, чтобы обучать делать земляные и верховые ракеты, хоть не для убийства, а для страху иноземцев. Остроги Охотский, Анадырский, Колымские, Тауйский отремонтировать и всячески крепить.

Для морских плаваний круг Камчатки и Чукотского носа из Адмиралтейской коллегии придать геодезиста, штурмана, подштурмана и десять матросов, а для строительства – судового подмастерья. Мастеровых людей, кузнецов, плотников выбирать из числа служилых казаков.

Снабдить экспедицию всем необходимым вооружением, потребным числом пушек и мортир с боеприпасами для установки их на корабли и остроги. На подарки иноземцам выдать сукно, олово, медь, иглы, десять пудов китайского табака и пятьдесят ведер вина.

Снабдить единовременно экспедицию жалованьем сразу на два года. В последующем выдавать жалованье всей команде в положенном размере и без задержек».

– А как же решим по части капитана Павлуцкого? Мне видится, что для пользы дела надо подчинить Шестакова обер-офицеру регулярной армии, – решительно настаивал сибирский губернатор.

– Князь Михаил Владимирович! – недовольно воскликнул, обращаясь к нему, граф Толстой. – То вопрос деликатный! Сейчас предлагаю сформулировать следующим образом: «Де послать с Шестаковым обер-офицера, для начала над военной командой по рассмотрению Сибирского губернатора». А вы, батюшка, по прибытии экспедиции Шестакова в Тобольск определите их отношение своим указом по общему согласию и тамошней обстановке.

Светлейший князь Меншиков хотя и председательствовал на этом заседании Верховного тайного совета, но вел себя крайне безразлично, возложив ответственность за принимаемые решения на графа Толстого. Это был период наивысшего могущества Александра Даниловича. Изрядно поднаторев в искусстве дворцовых интриг, он оставался человеком безграмотным и абсолютно не представлял масштабности и судьбоносности для России решаемых вопросов, да и сама Сибирь виделась ему не более как заштатная губерния, весьма удаленная и пригодная лишь для ссылки туда его недоброжелателей и противников. И неведомо было светлейшему князю, что именно Сибирь с ее бескрайними просторами и лютыми морозами будет во многом определять судьбу страны, а для него самого, как и многих других зарвавшихся лихоимцев, она станет последним убежищем.

По указу Ее Императорского Величества сотни людей добровольно отправятся в Сибирь, повинуясь чувству долга, творить историю России. Другим указом, изданным уже молодым императором Петром II Алексеевичем, в сентябре того же года гвардии майор князь Салтыков заключит главу Верховного тайного совета Александра Даниловича Меншикова под домашний арест. Вскорости со своими чадами и домочадцами он отправится в сибирскую ссылку. Последнее пристанище светлейшего князя – захолустный городок Березов, что стоит и по сей день на левом берегу реки Вогулка при впадении ее в реку Сосьва, а Сосьвы – в Малую Обь. Таковы уж пути Господни. Учит он нас уму-разуму, а мы все не разумеем.