Читать книгу На восточном порубежье - Сергей Жук - Страница 22

О том, что Шестаков отдал в наем безумному монаху людей из экспедиции, сразу же узнал штурман Генс, о чем немедля и донес Павлуцкому.

– Ну что же, – решил капитан, – пора ставить Шестакова на место. До Якутска добрались, далее и без него обойдусь, а повод вполне подходящий.

Надев мундир, повесив на пояс широкую драгунскую шпагу, капитан Павлуцкий явился к пирсу, где на ладье «Аверс» шла дружная работа.

Капитан невольно залюбовался увиденным. Рьяно светило солнце, играя вспышками зайчиков на речной ряби, видимо, стараясь излить на землю все свое тепло за столь короткое лето. Судно уже спустили на воду, и Спешнев с казаками ладил мачту. Тут же крутился дюжий монах, за всеми поспешая и задавая тон работе. Нашлись и праздные зеваки, что, сидя на берегу, наблюдали за ладной работой. Для полноты представления не хватало лишь казачьего головы.

Капитан надумал даже вернуться и не затевать ссоры, но судьба уже давно во всем определилась. На плотбище появился и Шестаков. Все складывалось аккурат, как предполагалось. В наличии два главных героя, отрицательный персонаж – штурман Генс и даже доброжелательная публика.

Действие развивалось стремительно и необратимо. Павлуцкий, не замечая Шестакова, поднялся на борт «Аверса» и, распаляя себя, накинулся на Спешнева. Тот, не совсем понимая причину ярости капитана, оправдывался:

– Но позвольте, господин капитан! Мне начальник экспедиции Афанасий Федотович распорядился.

– Здесь я начальный командир, капитан драгунского полка Павлуцкий, а не мужичий голова! – взревел тот.

Окончательно распоясавшись, Павлуцкий схватил за шиворот мастера и со всего маху кубарем швырнул его вниз по трапу. Именно в этот момент и скрестились взгляды наших героев.

Подтянутый, представительный Павлуцкий в ладно сидящем на нем офицерском мундире и одетый в добротный легкий зипун немолодой, но крепко сбитый, коренастый казак – каждый хорош по-своему! Глаза их пылали такой яростью, что, казалось, они испепелят друг друга.

Не будем искать виновного, ибо такового здесь не было. У каждого из них имелась своя правда; у того и другого в кармане лежала грамота о собственном назначении, поступиться которым для обоих было зазорно, а посему для слов места уже не оставалось.

Павлуцкий выхватил из эфеса шпагу:

– Пускай клинки решат, кто из нас начальный командир, – срывающимся от ярости голосом выкрикнул капитан, – иначе нам не разойтись!

– Господин капитан, видимо, запамятовал, что шляхтичу с казаком не к лицу биться на саблях, – усмехнулся Шестаков. – Лучше на кулаках разобраться, а то порубаешь шляхту и сам на плаху угодишь.

Это был предел. Швырнув шпагу, Павлуцкий бросился на своего врага. Зрители затаили дыхание. Драки на Руси – дело обычное, но чтобы капитан драгунский да голова казачий сошлись грудками – то в редкость. И надо заметить, бойцы оказались отменные. Кулачным боем оба владели в совершенстве, но в данный момент все условности русской забавы были забыты.

Удары наносили и в грудь, и в голову. Били до крови, не жалея кулаков. Удары Афанасия, что удары молота. Казалось, слышится треск костей, когда железные кулаки казака достигали противника. Только благодаря проворству и молодости устоял Павлуцкий после первого натиска. Удары капитана попадали в цель чаще, но терпимо переносились Шестаковым: старая закалка тоже кое-что значит.

Долго бились противники, пока не обессилили и не пали оба на землю. Поединок едва не закончился массовой дракой. Горячо обсуждали случившееся свидетели боевого представления. Единства в признании победителя не наблюдалось.

Драка окончательно развела противоборствующие стороны. Примирение невозможно, а победитель не определен. Теперь каждому члену экспедиции предстояло решать, на чьей он стороне; для команды в целом это означало, что неминуем раскол.

Более всех происшедшее обескуражило воеводу Полуэктова. К тому же Павлуцкий подал в воеводскую канцелярию официальное донесение на Шестакова, обвинив его в бесчестии и всяческих непотребствах. Воевода затребовал к себе с бумагами обоих воинствующих претендентов на лидерство в экспедиции. Долго он изучал грамоты, но, к великому сожалению, к благостному разрешению конфликта так и не пришел.

Во всех документах однозначно звучало: капитан Павлуцкий как обер-офицер командует всеми людьми воинского звания. Сибирский губернатор в своем указе хотя и называет шляхтича первым командиром, но тут же предписывает ему и казачьему голове едино поступать в оной партии во всем и с общего согласия. Опять же Шестаков во всех грамотах значится главным распорядителем денежных средств, фуража и всего имущества экспедиции. Даже Охотская флотилия и гарнизоны камчатских, чукотских острогов передаются в распоряжение казачьего головы. Выходило, что во многих вопросах Афанасий был значительно выше самого якутского воеводы.

Напутали господа сенаторы, верховники да и губернатор сибирский так, что теперь едва ли удастся распутать. Санкт-Петербург далеко, годами ждать будешь разъяснений, да и то запутают еще более. Вот и решил для себя воевода:

– Не буду, однако, никому перечить, но и исполнять не поспешу. Может, оно как-нибудь и утрясется все само собой.