Читать книгу Исповедь православного скептика, или Парадоксы религиозного просвещения - Сергей Михайлович Горохов - Страница 7

В данной работе нас в первую очередь будут интересовать отношения, возникающие между верующими, опирающимися в своем религиозном просвещении на скептический анализ и представителями крыла ортодоксального фундаментализма, присутствующими в духовенстве и богословской среде любой мировой религии.

Исходной, базовой точкой отсчета в желании понять суть данного конфликта является понимание веры, как таковой.

Самое краткое и емкое определение веры Вы легко найдем в [6]:

«Вера – признание чего-либо истинным независимо от фактического или логического обоснования, преимущественно в силу самого характера отношения субъекта к предмету веры».

Нет сомнения в том, что это первичное определение веры содержательно не охватывает все сферы нашего бытия.

Именно этим определяется тот факт, что осмыслить и сформулировать суть понятия веры уже многие, многие столетия пытаются лучшие умы человечества.

Уверен, что Вам не хватит всей жизни чтобы изучить, осознать этот колоссальный объем знаний, тем более попытаться занять свое место в практически нескончаемом ряду величайших мыслителей, философов, теологов и просто знаковых исторических личностей, которые не пытались бы сформулировать, представить и раскрыть свое представление веры.

Даже в [6] мы сразу находим следующее дополнение: «вера – это убеждённость, глубокая уверенность в ком- или в чём-нибудь».

Становится очевидным, что понимание веры не только не исчерпывается одним определением, но и истолковывается различными понятиями.

Любопытно, что согласно [7] – высшая (абсолютная) степень убеждённости, у многих олицетворяет веру (уверенность).

Думаю, что вряд ли ошибусь, если выскажу свое предположение о том, что убежденность все же скорее отражает более высокую степень доверия к чему либо, чем просто уверенность.

Хотя тут можно вспомнить и об абсолютной уверенности и найти ее синонимы, такие как – полная уверенность, большая уверенность, стопроцентная уверенность.

Справедливости ради следует вспомнить еще и о «глубоком убеждении» и о «полном доверии»…

Перечень определений «расширяющих» понимание веры растет как снежный ком.

Так, возвращаясь к определению веры, как убежденности (глубокой уверенности) можно привести любопытное, «наиболее адекватное» [8] понимание веры, представленное В. Франклом [9], который отмечал, что «вера – это убеждения, истинность которых не может быть доказана с неопровержимой убежденностью».

Убеждение – это твердый взгляд на что-нибудь, основанный на какой-нибудь идее, на мировоззрении.

Убежденность – твердая вера в истинность чего-либо.

«Убежденный – твердо уверенный в чем-нибудь, уверенный; непоколебимый в своих убеждениях» (С.И.Ожегов).

То есть вера – это убеждение, лишенное сомнений.

В «Психологическом словаре» говорится, что «вера (от лат. Veritas – истина, verus – истинный):

1. Особое состояние психики, заключающееся в полном и безоговорочном принятии человеком, его разумом и душой, фактов внутреннего и внешнего существования, живого, истинного откровения; фиксируясь в идеях и образах, эти факторы могут стимулировать и направлять последующие деяния человека;

2. Признание чего-либо истинным с такой решительностью, которая превышает силу внешних фактических и формально-логических доказательств.

Это не значит, что истины веры не подлежат никаким доказательствам, а значит только, что сила веры зависит от особого самостоятельного психического акта, не определяемого всецело эмпирическими и логическими основаниями».

Суть любой веры заключается в некритическом отношении к событиям, теориям и даже вымыслам, при котором они принимаются за достоверные и истинные без доказательства.

Вера как особое состояние субъекта отражает не только то конкретное, на что она направлена (предмет веры), но главным образом эмоциональное и ценностное отношение к нему, отражающее потребности и интересы этого субъекта.

Абсолютно очевидно, что определение веры не только многогранно, но, что особенно важно это то, что область аспространения этого понятия чрезвычайно обширна.

Ситуация ожидаемо становится все более запутанной.

Фактически существует целое множество близких определению веры по смысловому содержанию таких понятий (образов веры) как убежденность, уверенность, доверие,…

И тем не менее невозможно отказаться от соблазна в этом колоссальном объеме определений, предлагаемых знаковыми личностями человеческой цивилизации и расширяющих понимание понятия веры, найти именно те, которые соответствуют именно Вашему представлению о ее сути.

Существует еще один фактор, способствующий принятию такого решения – время.

Характерно, что практически весь предыдущий период истории человечества понятие веры привлекало в первую очередь внимание мыслителей, теологов и философов, многие из которых (как над ними дружески посмеиваются представители иных областей знаний) способны «свести две стенки в одну».

В последнее время вера и неверие стали предметом исследования специалистов в области психологии – науки, объединяющей в себе гуманитарный и естественно-научный подход в изучении психической деятельности человека.

Прекрасной иллюстрацией, расширяющей наше представление о сложности понимания определения и многообразии проявления веры, является книга патриарха российской психологии, профессора РГПУ им. А. И. Герцена, доктора психологических наук, заслуженного деятеля науки РФ – Е.П.Ильина [10]:

«Ученые полемизируют по вопросу о сущности доверия, пытаясь определить те необходимые и достаточные критерии, которые позволили бы отдифференцировать этот феномен от схожих с ним явлений, таких как вера, доверчивость, доверительность, уверенность, убежденность и т.п.».

Принято связывать понятие веры преимущественно с религиозной верой, а все остальные варианты его использования называть светской верой (например, вера в человеческий разум).

Можно иметь мировоззрение материалистическое и идеалистическое, религиозное и атеистическое, т.е. верить в силу природы или в божественное, в светлое коммунистическое будущее или в загробную жизнь и т. п. – потому мы и говорим о религиозной и светской вере (убеждениях)».

Мне представляется, что именно успехи в развитии психологии позволили более четко очертить те размытые границы многочисленных понятий, которые в совокупности способны приблизить нас к осознанию существа веры в религиозной сфере.

Религиозная вера – имеет в качестве своей особенности веру в реальность и субстанциональность сверхъестественного; предмет веры религиозного индивида объективируется, человек убеждён в том, что объектом его веры является не мысль или понятие о Боге, а сам Бог – сверхъестественное как реально существующее.

Это свидетельствует о том, что если в гипотетическом знании те или иные идеи рассматриваются в качестве идей и не отождествляются с объективными вещами и процессами, то характерной чертой религиозной веры является то, что объект веры, существующий в сознании, объективируется.

И богословы, и верующие настаивают на том, что объектом их религиозной веры является не сама мысль или понятие о Боге, но именно сам Бог, само сверхъестественное в качестве реально существующего [11].

В этой связи с христианской, наиболее важной для нас точки зрения, интересно знать, как представляется высказывание о вере апостола Павла – «вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11:1) в свете современных знаний в области психологии [8]:

«Онтологическая функция веры заключается в том, что она утверждает человека в определенной реальности.

Это яркое переживание будущего, уверенность в том, что оно наступит, реальное ощущение будущего, которое связано с иными основаниями, чем размышление и логический вывод ума».

Поразительно, насколько это утверждение корреспондируется с утверждением о вере в Создателя, сформулированного специалистом из другой области знаний – выдающимся советским ученым, Лауреатом Нобелевской премии (1963) в области физики и Лауреатом Ленинской премии (1966), Виталием Лазаревичем Гинзбургом [12]:

«Нельзя доказать, что Бога нет, и нельзя доказать, что Бог есть. Вообще, вера в Бога и атеизм – это так называемые интуитивные суждения».

Интересно, что свое отношение к вопросу о совместимости веры (в Бога) и науки В.Л.Гинзбург сформулировал следующим образом:

«Видите ли, здесь очень тонкий вопрос.

Что значит, пришел к Богу или не пришел к Богу?

Я лично считаю, что вера в Бога никак с наукой не гармонирует, я атеист, но одновременно сторонник свободы совести.

Хочешь – верь, хочешь – не верь.

Но, понимаете, крупные ученые понимают веру в Бога совсем по-другому».

Это при том, что В.Л.Гинзбург был и ушел из жизни будучи убежденным атеистом.

Существование Создателя и загробной жизни никогда не будут подтверждены объективными научными данными.

Они навсегда останутся уделом веры.

И путь к Богу и к своей вере, религии и церкви у каждого свой, не зависящий ни от уровня образования, ни от научного признания.

Статистика свидетельствует о том, что сегодня в существование той, или иной формы Высшего разума (Бога) за исключением убежденных атеистов продолжает верить подавляющее большинство населения Земли.

Численность агностиков и атеистов является дискуссионной и оценивается различными исследованиями в 11—16% – агностики 9—12%, атеисты 2—4%.

Вряд ли в прошедшие ранее столетия приведенное соотношение могло быть существенно иным.

А если и было, то скорее не в пользу атеистов.

Но нельзя не обратить внимание на широчайшую палитру религий, религиозных учений и верований, отождествляющих себя с верой в Создателя (Бога).

Так в чем суть противоречий, возникающих между верой в Бога (Создателя, Высший разум) и существованием различных форм исповедования этой веры.

Ответ кроется в отождествлении понятий веры и доверия.

Еврейский мыслитель прошлого века Мартин Бубер различал два образа веры: вера как убеждение (пистис) и вера как доверие (эмуна), несмотря на несомненную смысловую близость понятий «доверие» и «вера» [8].

В одном случае это ситуация, когда речь идет о «предмете», в принципе недоступном для познания в обычном смысле слова.

Это слепая иррациональная вера, например, «верю в Бога» или «верю в коммунистические идеалы».

Таким «предметом», недоступным для понимания является Создатель (Бог).

В этом случае вера становится «верованием» – принятием в качестве истинного суждения на основании единственно лишь внутренней субъективной убежденности в его истинности (вспомните слова В.Л.Гинзбурга о вере в Бога как интуитивном суждении).

Эта вера – иррациональное убеждение.

Другая ситуация, когда речь идет о «предмете», который в принципе можно знать, но человек сознает недостаточную убедительность, недостаточную обоснованность своего суждения.

И таким «предметом» является религиозная доктрина (религия).

В этом случае речь идет о другом образе веры – доверии.

Доверию в отличие от иррационального убеждения желательны основания, доказательства, проверка.

Кроме того, доверие связано с реально воспринимаемыми объектами (людьми, информацией), в то время как иррациональная вера может проявляться в отношении абстрактных объектов – того, что реально не наблюдаемо и не воспринимаемо нашими органами чувств.

Как результат, «вера (иррациональная) – это слепота.

Доверие – это совершенно другое.

Оно относится к области фактов, в отличие от области трансцедентального, где нет места рациональному и научному мышлению.

В [8] в табличной форме приводится сравнительная характеристика этих двух образов веры, позволяющая представить и осознать их отличия:

Мы подошли к одному из важнейших вопросов нашего отношения к вере в целом и исповедуемой религии в частности.

Его можно сформулировать следующим образом – должна ли быть вера слепой или осознанной.

В этом вопросе мы не должны себя обманывать, а просто обязаны разделить наше религиозное мировоззрение на веру (как убеждение) в Создателя (Бога) как недоступному для познания (абстрактного) объекта и веру (как доверие) к религиозной доктрине (учению), созданной церковью (учителями), когда верующий (последователь учения) способен осознать ее (его) недостаточную убедительность или недостаточную обоснованность.

Различное двух образов веры (как убеждение и как доверие) лучше всего проиллюстрировать на примере нашего понимания Символа веры.

Интересно, что в области психологии Символ веры рассматривается в качестве одного из аргументов для обоснования механизма формирования доверия как одного из образов веры, позволяющего «описать ее (веру) особым образом – как «бытийное» состояние, в котором пребывает не кто-то внешний, посторонний по отношению ко мне, но я сам.

Поэтому христианский Символ веры начинается со слова «верую», а не, например, «мы верим» или «верят, что».

«Верую», значит, вступаю в область иного бытия, где вместе со мной присутствует адресат моей веры.

Таким образом, рождается отношение веры, которое имеет взаимный или диалогический характер.

Диалог веры будет подлинным и действительным, если его стороны без колебаний и сомнений принимают друг друга как неотъемлемую часть своей собственной жизни» [8].

Но нам нет смысла углубляться в дебри научных дискуссий и споров представителей таких областей знаний как психология, философия или теология, а обратиться непосредственно к содержанию Символа Веры.

Двенадцать членов Символа веры отражают всю суть христианской религии.

Верующий, принимающий Символ веры в качестве основы своего религиозного мировоззрения имеет право считать себя христианином.

Вряд ли стоит напоминать о том, сколько великих умов потратили свой интеллектуальный потенциал на то, чтобы сформулировать редакцию Символа, сколько поколений Святых отцов и Учителей Церкви защищали эту редакцию от ересей и искажений, сколько богословских «копий» были сломаны в стремлении разрушить эту духовную основу христианства, закрепленную всего в двенадцати ее выражениях (членах).

Кажется, что нового мы можем найти и увидеть в нем.

И, все же, давайте зададимся вопросом – убеждены ли мы в его истинности или верим в его истинность.

Для меня, христианина и убежденного православного скептика выбор варианта ответа колебаний не вызывает.

Но нас, христиан чуть более 2.5 млрд. (2.419 в 2015-м, 2.479 к 2017-м) из более чем 7.84 млрд. (по данным на январь 2021г.) населения планеты. т.е., приходится признать, что это сегодня это порядка 32—33% от общей численности жителей Земли.

А что же остальные 67%. жителей Земли.

Ведь первый член Символа веры «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» не вызывает ни возражений, ни сомнений не только у христиан, но и у практически всей оставшейся части жителей планеты, признающих Высший разум (Создателя, Бога), исповедующих иные верования или религиозные учения.

И в этом своем убеждении они не требуют никаких доказательств.

Вера в существование Бога фактически является иррациональным убеждением (слепой верой).

Казалось бы, такими же иррациональными утверждениями являются одиннадцатый и двенадцатый члены Символа веры, свидетельствующие о продолжении жизни после смерти, существование которой признается всеми религиозными доктринами.

Но ведь при этом каждая из них представляет свое, отличное от других видение формы и содержания иной, потусторонней жизни.

Уже в этом случае мы сталкиваемся с иным образом веры – доверием той религиозной доктрине (учению), которую каждый из нас выбрал в качестве своего вероисповедания.

И, конечно же, оставшиеся члены Символа веры, не будучи абстрактными объектами, а содержанием документа (текст которого принят Вселенскими соборами), отражающего суть христианского учения о существовании Святой Троицы и воскресении Христа, являются не иррациональным утверждением (из возможных образов веры), а образом веры – доверием, основанным на Священном Предании христианского вероисповедания.

Мне придется привести в качестве подтверждения сказанному два аргумента.

Первый из них очевиден всем – это существование на нашей планете не только мировых религий и учений, но и колоссального количества различных школ, сект, религиозных обществ, каждая из которых считает своим долгом (и правом) во всеуслышание объявить, указать и обосновать единственный (свой) истинный путь к бессмертию, добиваясь доверия (а еще лучше убежденности) к нему своих последователей.

Второй – сама история становления и развития религиозных доктрин (гипотез) представляющая нескончаемый процесс поиска новых убедительных аргументов и «доказательств», направленных на повышение доверия верующих к избранной ими религии и церкви.

Именно в этой связи мне хотелось бы привести конкретный пример научного подхода к укреплению доверия в истинности христианского вероисповедания.

Традиционно каждая их мировых христианских религий обосновывает свою истинность опираясь на Священное Предание, дополняя доказательную базу в пользу ее «единственности» мистическим святоотеческими переживаниями последователей данной (своей) конфессии, представляя их в качестве божественных откровений.

Очевидно, что подобная аргументация не воспринимается представителями духовенства, богословия и верующими иных религиозных конгрегаций и учений.

Более того. Многие годы оппонентами христианства ставилось под сомнение фундаментальное положение христианской веры – сама принципиальная возможность существования в реальности Святой Троицы.

И разрушил этот фронт консолидированных атак на христианство, стержнем которых являлось утверждение о невозможности существования в природе Святой Троицы, рядовой православный верующий (даже не священнослужитель или богослов), советский и российский физик-механик, один из основоположников советской космонавтики, академик АН СССР, академик РАН, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического труда Борис Викторович Раушенбах.

Являясь одним из выдающихся ученых в области ракетостроения, он не ограничивал поле своей деятельности космонавтикой, получив признание за свои труды по искусствоведению и истории религии.

Но подлинную известность и признание в области теологии ему принесла работа «О Логике троичности» [13], в которой он рассматривал и доказал непротиворечивость логической структуры догмата о Святой Троице.

Значимость этой работы для православия и христианства в целом невозможно переоценить.

Ведь «Кажущаяся логическая абсурдность триединости была излюбленной темой атеистической и скептической критики догмата.

Цепь этих критических умозаключений строилась обычно по следующей схеме: понятие триединости – это логический абсурд – никакие абсурдные объекты не могут существовать – следовательно, не существует и Троица.

Сегодня в этой, казалось бы, доказательной цепи умозаключений утеряно главное звено: такие объекты существуют, например, в математике и всеми признаются разумными и полезными…».

Отсюда следует главный методологический вывод этой удивительной по замыслу, потрясающей по глубине понимания постановки и вызывающей восхищение по изяществу решения задачи:

«…Из всего сказанного не следует, что теперь Троица не является более тайной и для принятия этой тайны более не нужен подвиг веры. Просто теперь тайное сместилось туда, где оно и должно быть, – в сущность Бога.

Подвиг веры вовсе не нужен для принятия структурно-логического свойства Троицы – триединости…

…Остается лишь удивляться тому, что отцы Церкви сумели сформулировать эту совокупность свойств, не имея возможности опираться на математику.

Они совершенно справедливо называли любые отклонения от этой совокупности ересями, как бы ощущая внутренним зрением их разрушительную пагубность.

Лишь сегодня становится понятным величие отцов Церкви и в смысле интуитивного создания безупречной логики триединости»

Попытайтесь найти и назвать имя кого либо, кто смог за последние полторы тысячи лет, прошедших с момента принятия Никео-Константиноаольского Символа веры внести больший вклад в укрепление доверия христианской религиозной доктрине, доказав реальность и как следствие справедливость одного из главных ее постулатов (догматов).

Убежден в том, что Вам это не удастся.

А ведь это сделал не представитель священничества, духовенства или догматического христианского богословия.

Это сделал ученый (а значит по определению – скептик), рядовой мирской православный христианин.

Нужны ли еще доказательства, подтверждающие объективную необходимость скептического образа мышления в развитии христианской религиозной доктрины.

Но вернемся к основному предмету данной главы – пониманию религиозной веры.