Читать книгу Музей шкур - Сергей Носачев - Страница 2

Лифт судорожно дёрнулся, готовясь распахнуть двери, и Михаил привычно натянул на растерянно-отрешённую физиономию обыденное выражение перманентного недовольства. Обыденность была связана с тем, что Михаил Афанасьевич  большую часть времени действительно был раздражён окружающим.

С порога он нахмурился ещё сильнее: в прихожей как и неделю назад валялись пакеты из-под чего-то и с чем-то. «В этом доме все вечно валяется, потому что ни у одной вещи нет своего места!» – в который раз подвёл он черту под очевидным. Он всё ждал, что этот свинарник начнёт хоть немного заботить его подругу, но Кристина была частью этого кавардака – она сама валялась среди барахла на диване перед телевизором.

– Привет, милый! – не вставая поздоровалась жена. – Ты чего суровый?

– Ничего.

Начинать разговор, который они имели уже несколько десятков раз, сегодня не хотелось. Михаил решил удовлетвориться внутренним монологом: «Негласные правила организации быта. Если ты женщина – будь добра держать жилье в  чистоте, приходя с работы, вставать за плиту, чтобы накормить мужа. Тогда всё будет в порядке. Но нет! Она слишком устала, чтобы встать с дивана и налить себе чай, зато на полуторачасовой секс или выяснение отношений до четырех утра сил всегда хватает!»

Пролистав этот небольшой список причин домашнего негодования, Михаил разделся. Он аккуратно повесил куртку на плечики, поставил ботинки в обувную полку и стал экспрессивно рыскать в её, полки, окрестностях, ища свои тапки: куда бы он их не ставил, уходя на работу, к вечеру они исчезали.

– Ой, ты тапки ищешь? Я обула. Роро сбросил кружку со стола – тут везде осколки и липко.

Михаил  обошёл кухонную столешницу. Ступать приходилось осторожно – осколки, припаянные к полу сладким чаем, всё ещё окружали стол. На несколько секунд он оторвал взгляд от пола и с укором глянул на Кристину. Она невозмутимо валялась среди подушек, пледов (во множественном числе!), шмотья и подносов с кружками (тоже во множественном числе). Михаил отметил, что во всём этом бедламе подруга смотрится органично. Одним глазом Кристина таращилась в телевизор, другим – сосредоточилась на переписке в мобильнике. Операция была сложной, поэтому от напряжения она даже закусила язык.

По этой причине его взгляд заметили не сразу. Пришлось подождать.

– Я сейчас всё уберу!.. – встрепенулась она, но с дивана не встала.

Михаил нашарил в кармане ключи. О ногу уже тёрся Роро – жирный котяра, считавший квартиру своим персональным лунапарком. Единственное место, куда он никак не мог попасть – всегда запертый кабинет Михаила.

Михаил отпнул кота, отпер дверь, вошёл в свою комнату и спешно закрылся. Только здесь он чувствовал себя как дома. Чистота и порядок. Все вещи на своих местах: книги на книжных полках, документы в столе, одежда аккуратно развешена в шкафу; даже трусы, носки и футболки лежали в трех разных ящиках. Это был уютный мир с границами и жёстким укладом.

Стоя под душем Михаил привычно перебирал раздражители, накопленные за день. Несколько дураков на дороге, непонятно как получившие права. Больше всего раздражали именно водители. Как будто правила дорожного движения – это нечто вроде Библии: можно назвать себя агностиком, и творить всё, что душе угодно…

О работе вспоминать вообще не хотелось. Ощущение, что всех там набрали по объявлениям. Марина два часа правила статью на три тысячи знаков. Это же нелепо! Она читает со скоростью второклассника и так же шевелит губами! Как может работать редактором женщина, которая делает ошибки в слове «мясной»? И она! редактирует его! тексты… При капитализме успеха добиваются самые способные – ага, как же… Нужна жёсткая система власти, нужно всех приструнить – от лезущих к врачу без очереди до чиновников с их детьми, которым закон не писан.

От обилия пара в душевой, злости и умственного напряжения, постоянного спутника носителей спасительной истины, у Михаила потемнело в глазах. Он завернул горячую воду и полил затылок холодной. Отпустило. Покачиваясь от остаточного головокружения он ещё немного постоял под холодным душем. Горячая вода расслабляет. Холодная – закаляет тело, а с ним и дух. Это истина и правило, а правила Михаил очень любил.

В постели он холодно пресёк Кристинины липкие приставания. «Не заслужила». Хотелось поскорее заснуть, но всеобщее несовершенство утыкало сознание занозами, которые разом решили загноиться. Его подрезали на дороге, лезли в лифт, не дав ему выйти, заставляли смотреть на рабочего, который клеил обои от двери к окну, когда все знают…

«Не так! Всё не так! Господи! Как тут уснуть?» Несколько раз Михаил выходил на кухню. Глотнув остывшего чая и набравшись сил на новую попытку, он возвращался в кровать и пытался заснуть.

За много лет в Михаиле скопилось огромное количество «не-так-ов». Но именно в эту ночь к ним добавился решающий десяток. И тело Михаила вдруг сработало не так.

Он очнулся от холода. Сознание вернулось раньше, чем силы открыть глаза, из-за чего открывать их стало страшно. Сперва он почувствовал запах. Очень похожий на больничный, но все же другой. Кунсткамера, хирургия?.. Не то. Он узнавал только оттенки, но пахло совершенно по-новому. И запах этот был страшен.

Михаил слышал, что лежит в просторном месте, настолько звонком, что даже полная тишина здесь звучала.

Наверное, все стены, как в туалете, покрыты глянцевым кафелем.

Он мысленно ощупал тело. Лежит на твёрдом и холодном, накрыт простыней… Это шутка?! Он открыл глаза и тут же зажмурился. Никаких шуток. Сквозь окна без штор свободно и густо лил свет луны, яснее, чем днём вырывая главные детали интерьера – сияющая стена холодильника, стол в центре комнаты и несколько раковин. Он пошевелил пальцами ног. Левую ступню щекотнула бирка.

Нужно бежать. Определённо и точно. О чём тут думать? Но он оцепенел и не мог пошевелиться. Изощрённая пытка сознания – сковать тело и транслировать на экран захлопнутых глаз жуткие картины с мертвецами. Наконец, он собрался и соскочил с каталки. Ему показалось, что этим прыжком и ограничился его путь до двери.

В коридоре стало спокойней. Он обернулся простынёй, как в бане, и пошёл искать, кому можно доложить о вопиющей ошибке помещения его, живого, в морг. Коридор с обеих сторон оканчивался закрытыми дверями. Но за правой горел свет. Из одного коридора Михаил попал в другой, такой же длинный и по-больничному постный.  Правда здесь среди ниш с дверьми была стойка дежурной медсестры. Издалека показалось, что за ней никого нет, но когда он подошёл ближе, оказалось, что дежурная просто спала, уложив голову на руки и укрыв лицо крылом иссиня-черных волос.

– Кхе-кхе… – деликатно прокашлялся Михаил, переминаясь с ноги на ногу – пол был ледяной. Медсестра продолжала спать.

– Ну, это уже… Дамочка, а ну-ка вставайте! – прикрикнул Михаил, а для верности потряс девушку за острое плечо.

Медсестра вскочила и в страхе отпрянула, едва не кувыркнувшись через стул. Из них двоих девушка больше его подходила на роль постояльца морга – бледная кожа обтягивала худощавое лицо, слишком уж подчёркивая все анатомические особенности черепа. Обильный чёрный макияж на глазах и губах усиливал эффект.

– Вы кто?

Михаил замешкался с ответом. Ситуация необычная. С чего начать?

– Эм… Я проснулся в вашем морге. Не понимаю, как попал сюда. Очевидно, меня привезли по ошибке. Я ведь живой. Вот. Я замёрз.

Девушка сурово посмотрела на Михаила.

– У нас серьёзная больница. Никаких «по ошибке» быть не может. Минуту.

Она взялась листать журнал регистрации.

– Да, вот. Видите? – она протянула разлинованную вручную амбарную книгу и ткнула в строчку №137. – Освидетельствование проводил сам Вениамин Борисович. Ошибки быть не может. Если Бублик сказал «мёртв», значит так и есть.

– Бублик?

– Вениамин Борисович Бублик, – кивнула девушка. – Очень серьёзный человек. Профессор. Светило. Так что отправляйтесь обратно в морг и не мешайте работать.

– Но позвольте! Я же живой!

– Не выдумывайте! И не кричите! Пациентов перебудите.

– Что значит, не выдумывать? А какой я, если не живой?

Девушка мечтательно закусила губу.

– Возможно, вы зомби. Снимите простыню. Ну! Снимите, снимите!

Растерянный Михаил подчинился.

– Ну да, смотрите сами.

Михаил опустил глаза и ужаснулся: на груди и животе чернели огромные полосы резов, заштопанных залихватскими широкими стежками.

– Что же это… – Михаил попятился от стойки, а когда уткнулся в стену, съехал по ней и шлёпнулся голым задом на пол.

– Ой, не волнуйтесь вы так, – девушка заметно оживилась и потеплела к нему. – Умерли. Ну, с кем не бывает? Пойдемте, я вас уложу. Не стоит вам вот так вот по коридорам разгуливать. Ещё увидит кто – заполучите себе соседа. Давайте, прикроем вас. Ну же, вставайте!

Михаил медленно переставлял ноги, то и дело повисая на медсестре, оказавшейся на удивление крепкой.

– Поверить не могу! Я работаю здесь всего неделю, а уже такое! Фантастика!

Она продолжала восхищённо вскрикивать и когда они вошли в морг. Михаил отметил, что теперь это место не нагоняло жути. И дело было не в его спутнице. Просто чего ему бояться мертвецов, раз он сам – один из них?

Медсестра увлечённо повествовала о своих тайных пристрастиях к мистике и кладбищам.

– Там так тихо и красиво… – девушка мечтательно закатила глаза. – Особенно в глубине, где в зарослях прячутся неприметные старые могилы. Однажды мы даже пробовали провести ритуал…

– Да неужели… – без интереса вставил Михаил.

– Да-да! Представляете?! Глупость страшная. А ведь верили… – рассмеялась медсестра, но тут же заострила лицо серьёзностью. Не то, чтобы я сейчас не верю. Но разве можно всерьёз рассчитывать воскресить мертвеца текстами из книги, купленной в книжном? То-то и оно…

Михаил тяжело вздохнул. Навязчивость медсестры и её неутишимая болтовня раздражали.  Сам он думал только о том, как быть с работой. Его материалы наверняка передадут другому корреспонденту, а там ведь сюжет про «Вихрь»… И без того ледяное тело покрылось острыми мурашками. Отдадут наверняка Васькиной. Она ведь ничерта не смыслит в технике, и в интервью с конструктором много пробелов… Все особенности они обсуждали за кадром. Учитывая уровень и способности Васькиной, из сюжета в лучшем случае будет понятно, что эта штуковина может ездить и стрелять. Михаил схватился за голову. Его комната… Кристина  моментально устроит там мемориал, и станет пускать туда своего ужасного кота, и всё будет в шерсти… а его вещи? Она же будет рыться в его вещах, а там столько личного… Боже! Она же будет организовывать похороны! Наверняка соберётся кодла её родственников и обязательно припрутся эти трое дегенератов – её двоюродные братья. И родители улетели. Если не успеют вернуться, некому будет отогнать от могилы стенающих и молящихся подружек ударившейся в религию бабуси… И Кристина против кремации, а значит он будет медленно гнить в компании червей… И кладбище. Он приметил местечко под раскидистой берёзкой в Шатуре, рядом с дедовской могилой. Кристина наверняка захочет закопать его поближе, чтоб в любой момент можно было приехать и поголосить над его бренным телом. С другой стороны, лучше так, чем если она поставит урну дома… Роро обязательно её расшибёт и нагадит…

– Нет! – Михаил с криком спрыгнул с каталки. Медсестра попыталась удержать его за руку, но он вывернулся. – Нет! Нельзя! Ни в коем случае. Я не могу быть мёртвым. Это слишком… – он быстро шагал по моргу туда и обратно. – Нужно сперва утрясти… Похороны, и работа. Нужно завещание. Да! Завещание. Распишу всё в завещании. Принесите бумагу!

Медсестра осторожно, с ласковой улыбкой двинулась к нему, слишком заблаговременно растопырив руки то ли для объятий, то ли для захвата.

– Ну-ну, успокойтесь. Без вас разберутся. Идите, идите ко мне.

С материнской нежностью она обняла Михаила и погладила по спине. Её руки были успокаивающе тёплыми. Михаил послушно двинулся обратно к своему предпоследнему ложу.

Медсестра придвинула стул к изголовью и стала гладить усопшего по голове, как мать, укладывающая температурящего ребёнка. Тревожность немного отступила.

– Не переживайте… Ни о чем не нужно волноваться. Всё без вас сделают.

– Вы не понимаете, – уже совсем спокойной ответил Михаил. – Они всё сделают не так.

– Ну с чего вы взяли? – медсестра облокотилась на каталку. Её лицо оказалось так близко, что дыхание неприятно жгло щеку.

– Потому что именно так они обычно и делают! Как бог на душу положит!

– Думаю, вы преувеличиваете, – медсестра чмокнула его.

– Нисколько.

– Тогда зачем окружили себя такими людьми?

– О! – усмехнулся Михаил. – Это не я… Дело ведь не в конкретных людях, понимаете? В отсутствии централизованности. Какая-то всеобъемлющая бессистемность – в воспитании, образовании, вообще во всём. Раньше было строго, всегда были правила – гласные или негласные, этикет в конце концов. Сейчас – нет. Всё, что не нарушает закон – можно. А если никто не видит, то можно и нарушать; там чуть-чуть, здесь немного… В результате – всеобщая расхлябанность, заразившая даже старшее поколение… Хаос! А завещание – непреложный алгоритм; ни шагу в сторону!

Медсестра задумчиво жевала губу, ища, что ответить. Михаил наслаждался произнесённой речью и произведенным эффектом. Но радоваться пришлось недолго.

– Знаете, странный вы.

– Это ещё почему?

– Вот, жалуетесь, что всё вокруг не так, не по правилам, а ведь сами такой же.

Михаил от удивления приподнялся на каталке.

– Да, да. Сами посудите. Вот вы умерли. Но вместо того, чтобы как должно лежать себе тихоничко до погребения, вскочили, начали требовать, спорить… И ведь кроме вас никто себя так не ведёт. А я уверена, – глаза медсестры снова заволокло романтической пеленой, – что вы здесь такой не один. Но все лежат себе тихонечко, не пискнут…

Михаил раздосадовано откинулся на каталку и подтянул простыню к подбородку.

– А ведь вы правы… – он нахмурился и закрыл глаза.

Медсестра потрясла его за плечо. Труп не реагировал.

– А всё-таки, ответственный человек! – с восхищением она поцеловала тело в лоб, вернула стул на место и пошла к выходу.

Щёлкнул выключатель, и морг снова наполнило бело-голубое свечение из окна. Девушка немного ещё постояла в дверях, глядя на Михаила, вздохнула и заперла дверь морга на ключ.