Читать книгу Гексарион: Врата Севера - Сергей Причинин - Страница 2

Cтратег Гай Арминий стоял посреди лагеря и думал о завтрашнем дне. Накануне сражения его мысли всегда переживали одно и то же. Арминий смотрел на пурпурную палатку магистра⁸ Домициана и был погружен в собственные думы. Перед каждым сражением, возвращаясь от магистра, он до самого заката солнца ходил по лагерю, выходя на равнину и осматривая место, которое уже завтра станет местом брани. Местом, где предстоит защитить честь Августа⁹. Как только Арминий вспомнил, зачем они пришли сюда, он прикинул в голове, где в данный момент находится император Константин, ибо он давно не видел Августейшую персону.

Арминий сделал несколько шагов вперед и вдохнул свежий вечерний воздух уходящего октября. Он посмотрел на многочисленные костры, горящие везде и всюду. Прислушался к болтовне солдат, потрогал горячий лоб, который ощущал легкое дуновение ветра и медленно побрел в сторону шатра. Нижестоящие чины, видя приближение прославленного воеводы, привставали со своих мест и кланялись. Арминий шел и кланялся в ответ, испытывая при этом прекрасные добрые чувства отеческой любви к солдатам, которые уже, наверное, в сотый раз шли за ним на смерть. Они не были готовы умереть во славу Рима или во славу Августа, но во славу полководца Арминия, ставшего им родным отцом.

Стан Константина был не просто в поле. Он не стоял на какой-нибудь равнине или пересеченной местности. Если пройти весь лагерь от начала до конца, взгляд обязательно упрется в мощные стены города. Войско стояло прямо напротив Вечного города. Август Константин привел свое небольшое войско сюда, дабы вынудить узурпатора Максенция сдать город и снять с себя порфиру¹⁰. Но, как и следовало ожидать, этого не произошло, ибо Максенций царские регалии добровольно снимать не собирался.

Константин сказал, что Максенций слишком плохо правит страной, к тому же узурпировал власть. Под таким предлогом сын Констанция Хлора выступил из Галльской префектуры¹¹ усмирять западного Августа. Весной под знамена Константина было созвано войско, состоящее преимущественно из галлов, бриттов, германцев и солдат-регуляров. Бойцы и воины, доказавшие свою преданность Августу. Войско маршировало в сторону Рима, барабаны били бой, трубы разгоняли тишину Альп, а Константин медленно, но верно шел к намеченной цели. Как бы величественно это не выглядело, но воинское соединение, резвым шагом двигающееся к Риму, насчитывало в два раза меньше солдат, чем у врага. Максенций располагал практически стотысячным войском, в то время, как у Константина едва насчитывалось пятьдесят тысяч. К тому же прочные стены Рима, полные погреба, набитые продовольствием и бесконечные закрома зерновых, позволяли Максенцию выдержать длительную осаду. Он рассчитывал на свои превосходящие силы, выгодное стратегическое положение и своих воинов. Войско в сто тысяч человек, большинство из которых принадлежало к элитным преторианцам¹² и стремительным катафрактам¹³, было непросто одолеть. Поэтому колебания советников и полководцев по поводу низложения врага, мало волновали Константина, и он сделал решительный, стремительный и невероятный по дерзости поступок. Сначала он перевалил через Альпы, как это когда-то сделал Ганнибал во время Пунической войны, и двинулся прямиком в сторону Рима. Армия спустилась с гор, уничтожила Сюз и вышла на Турин, где произошло ожесточенное сражение с катафрактами. Армия Максенция, не раз испытанная в бою, превосходящая по численности и с ног до головы закованная в броню, не выдержала напора войск Константина. Для западного Августа это было неожиданное поражение, в то время как восточный владыка укрепился духом и правотой собственных действий. Константин с триумфом вошел в Медиолан и провел очередной дерзкий маневр. Он форсировал речушку Адидже и разбил неприятеля у Вероны. Дорога на Рим была открыта. Максенций боялся снова познать горечь поражения и больше не высовывал свой нос из города, дабы не вступать в открытое сражение. Истинный Август Рима подвел свою армию к Мильвийскому мосту, перекинутому через Тибр. Река оказалась у Константина за спиной, отрезая путь к отступлению. Суеверный и глупый Максенций не понимал, в каком выгодном положении он оказался, в то время, как неприятель обрек себя на верную гибель. Все что он сделал для своей мнимой победы – разрушил мост. Константин расположился лагерем на правом берегу Тибра и ждал рассвета, чтобы выступить в бой.

Магистр армии Домициан получил от Константина приказ – воины должны изобразить на своих щитах знак, который явился Августу днем. Константин стоял возле своего шатра и увидел в небе Крест, на котором была надпись "ἐν τούτῳ νίκα"¹⁴. Сын Констанция знал, что увидел христианский символ. Будучи от рождения язычником, он поклонялся единому богу Митре¹⁵, но к христианам не испытывал какой-либо ненависти, ибо мать его Елена была такой. Домициан отдал приказ всем офицерам, а те, в свою очередь, разнесли его по своим частям и соединениям. Арминий передал слова магистра друнгарию Эксакустодиану, поручив выполнить приказ надлежащим образом.

Арминий решил, что сегодня с него довольно похождений и отправился прямиком в свои покои, сурово обустроенные в полевых условиях. Он вошел в жилище, скинул все боевое облачение и посмотрел на серебряное блюдо, служившее ему зеркалом. С темно-бледной плоскости на него смотрел черноволосый, коротко стриженый взрослый мужчина в самом расцвете сил. Взгляд карих глаз под тяжелыми веками был невероятно уставшим. Арминий почесал щетину, а потом маленькую ямку на подбородке. Отложив блюдо в сторону, он улегся на перину. Едва он закрыл глаза, как в шатер вошел высокий мужчина. На вид ему было около тридцати пяти. Под красной туникой и тяжелой кирасой было невозможно уловить его телосложение, но, по всей видимости, мужчина был, довольно-таки, коренастым. Овальное, морщинистое лицо, светлые волосы и густые брови такого же цвета. Серо-зеленые глаза, сурово взирали на окружающих. Весь его вид являл полное владение собой и любой ситуацией. Перед Арминием стоял друнгарий Эксакустодиан.

–Достопочтенный Гай Арминий, – он поклонился. – Все приказы и поручения выполнены.

Арминий тяжело вздохнул и, не открывая глаз, сказал:

–Фрурионы¹⁶ выстроены?

–Караулы, передовые посты выставлены, фрурионы оборудованы, – отчеканил друнгарий. – Оборонительные стены построены, протейхизмы¹⁷ также на своем месте.

–Что с оружием у караульных? – спросил Арминий. – Надеюсь, не как в прошлый раз?

Эксакустодиан сделал нахмуренный вид. В прошлый раз караульные отбивались тупыми мечами, но тогда было не его дежурство. Декарх¹⁸ Алфей, ответственный за те глупости, был казнен уже на следующий день. Друнгарий Эксакустодиан принадлежал к роду ответственных военачальников, ведь он командовал элитным отрядом ланциариев¹⁹ из четырехсот человек.

–Извольте выразить свою позицию по этому поводу, – начал говорить Эксакустодиан. – Я предполагаю, что у моста развернется решительное сражение, ибо как у нашего государя Константина нет терпения более выносить беззакония Максенция, так и у западного Августа уже проел плешь лагерь возле Тибра. Еще с раннего утра я распорядился обезопасить караульные посты частоколами, соорудить ямы-ловушки, заготовить триболы²⁰, заостренные колья и подобные им защитные сооружения. Все часовые, постовые и караульные вооружены лучшими клинками. В этом все мое слово, – он сжал правый кулак и приложил к сердцу.

Гай Арминий, у которого уже давным-давно отбило весь сон, взирал с перины на гордого друнгария и улыбался. Он встал со своего лежбища, подошел к Эксакустодиану и положил ему руки на плечи.

–Что бы я делал без тебя, мой друг?! Наверное, сам копал бы все ямы, – улыбнулся Арминий.

–Не достойно стратегу рыть ямы. Я с отверженностью поведу свой друнгарий под вашим командованием уничтожать армию узурпатора во славу Рима!

–Рима? Ты еще веришь в величие Рима?

Эксакустодиан свел брови.

–Я верю, что гражданские междоусобицы всего лишь временное явление. Надо только…

–Мы должны верить в Августа Константина! Вот чем должна подкрепляться наша вера в победу. Наш государь является истинным Августом, и завтра боги докажут правоту моих слов, – Арминий вернулся на перину. – А теперь, Эксакустодиан, иди. Выспись перед завтрашним боем. Рассвет наступит быстро. Так быстро, что не успеешь уснуть.

Друнгарий поклонился и покинул палатку, а Арминий еще долго лежал без сна, глядя в темный потолок шатра, до которого никак не доходили слабые отблески свечи из козлиного жира.

Эксакустодиан хотел пойти в сторону своей палатки, но воинский долг требовал очередной проверки. Едва он прошел шатер магистра армии, как его кто-то окликнул.

–Эй, Кустодиан, посиди с нами!

Друнгарий прислушался и понял, что голос принадлежит его соратнику Филиппу, который руководил соседним друнгарием ланциариев.

–Вот только проверю караульные посты и сразу приду, – крикнул в ответ Кустодиан.

Он повернул направо и через несколько минут дошел до конца лагеря. Эксакустодиан решил, что не стоит так дотошно постоянно проверять всех и каждого, ведь достаточно посмотреть на сигнальные огни и успокоиться. Он взглянул на все стороны света, которые не закрывали палатки воинов и убедился в том, что все в порядке. Спустя какое-то время Эксакустодиан уже сидел у костра с другими друнгариями – Филиппом и Василиском. Это были два молодых военачальника, родом из Македонии. Худенький светловолосый Василиск, на фоне широкоплечего Филиппа выглядел мальчишкой.

–Ты слишком совестливый Кустодиан, – с улыбкой сказал Филипп, глядя на товарища. – Это мне в тебе не нравится.

–Вот поэтому мне уже пора на покой, а я еще только друнгарий.

Василиск с выпученными глазами покачал головой. Он откусил слишком большой кусок от яблока, и его речь была невыносимо невнятной:

–Вот уж истинная правда, Кустодиан! Арминий кто? Стратег? А Григорий?

–Тоже стратег, – сказал Филипп. – И что с того?

–Арминию тридцать пять или где-то около того, а Григорию всего двадцать шесть. Слышишь, Кустодиан? Он тебе в сыновья годиться, а уже стратег. В чем дело? Да потому что он самый бесчестный человек во всей армии. Мне кажется, преторианцы Максенция будут людьми благородными, в отличие от нашего Григория. Хотя не последнюю роль сыграла его дружба с Домицианом. К нашему магистру вопросов нет, – Василиск бросил огрызок и вытер руки о тунику. – Но Григорий… – он посмотрел на Филиппа, Кустодиана и огляделся. Его звонкий голос постепенно перерос в шепот. – Я думаю, тут дело в дружбе не с магистром армии, а с курчавыми чернобородыми варварами востока.

Филипп положил левую руку на плечо Василиска и с улыбкой произнес:

–Как ты вообще очутился в армии? Клянусь Аидом, таких болтунов и интриганов вроде тебя, я еще не встречал. Нам бы завтра спасти свои шкуры, а кто там как получает свои звания нас не должно волновать. Пусть политики занимаются властью. Мы же займемся войной.

–Вот именно, Филипп! Как достигается власть? Сеча, которая произойдет завтра, это ли не стремление к господству? Константин хочет упразднить тетрархию²¹ и сделаться полновластным Августом. Как об этом не думать, если вся жизнь военачальника – помощь другому в обретении власти.

–Пойду-ка я в палатку, – хмуро сказал Эксакустодиан, вставая на ноги. – Вы двое забиваете голову ненужными вещами.

Василиск выпучил глаза и поднялся со своего места.

–Посиди еще немного, а потом вместе пойдем.

–Нет, – Кустодиан отмахнулся рукой. – Хватит с меня разговоров о власти, политике и придворных интригах. Уверен, вы и без меня неплохо поладите.

–А ты все такой же, – произнес Филипп и схватил Василиска за руку. – Сядь, пусть идет. Я буду терпеть твое общество в одиночестве. Кустодиан, как поживают твои бойцы? Есть способные ученики?

Эксакустодиан замер на месте, посмотрел на соратника и улыбнулся.

–Да, есть несколько бойцов, способных стать ланциариями, а есть такие… – он почесал подбородок. – Не знаю, какое подобрать слово. Есть три-четыре юноши, имеющих невероятный потенциал. Когда я смотрю на ножи Эфиальта или ксифос²² Кемнеби, понимаю, что через пару лет мне с ними будет не совладать.

–А как насчет моей находки? – спросил Филипп.

–Ты про Валента? – Кустодиан глубоко вздохнул и положил правую ладонь на рукоять меча. – Этот парень имеет задатки настоящего лидера. Возможно, среди всех он самый лучший боец, но, сказать честно, я уже не знаю, как обуздать его дикий нрав.

–Волк! Ничего не скажешь, – воскликнул Филипп и отломил небольшой кусок ячменной лепешки. – Не нравится мне твоя затея с этими парнями. Вы же находитесь на территории Лициния. Ох и проблемы будут у тебя, если император узнает. А еще хуже, если узнает Домициан. Ты же знаешь, как он тебя недолюбливает. Через месяц-другой легион расформируют, и куда ты пойдешь со своей сворой?

–Время покажет, не люблю строить планы! Все, – Кустодиан махнул рукой. – Я пошел. Увидимся на рассвете.

Василиск поднял руку, а Филипп слегка кивнул головой, жуя лепешку и запивая её поской²³.

Эксакустодиан пересек примерно десять ровных, стоящих в ряд солдатских палаток и нашел свое место, которое ничем не отличалось от тысяч других. Он вошел внутрь и, не зажигая свечи, снял с себя всю амуницию и облачение. Завтра битва, но нет никакого испуга или волнения. Есть только усталость, напряжение тела и расслабленность в ногах. Кустодиан упал на жесткую перину, закрыл глаза и в мгновение ока погрузился в сон.

В пять утра весь лагерь разбудил протяжный звук трубы. Всего за несколько минут в лагере поднялась страшная суматоха. Казалось, солдаты не слышали приказов стратегов, друнгариев и других офицеров. Все с заспанными лицами ходили из палатки в палатку, жуя на ходу хлеб с твердым сыром. Повсюду звучали бурные разговоры, крики и поиски заблудившихся товарищей. Спустя еще час подъем превратился в самую настоящую вакханалию.

Эксакустодиан вышел из палатки, облаченный в свою амуницию. Он посмотрел по сторонам и уверенным шагом направился к палатке Филиппа. Через какое-то время Кустодиан увидел его у палатки Василиска. Филипп, судя по его бодрому виду, давно проснулся и пытался что-то втолковать двум своим солдатам.

–Вы должны были сделать это еще вчера, – неизвестно по какой причине отчитывал Филипп своих подчиненных. – Вы, двое. У вас есть полчаса, чтобы нанести рисунок на щиты. Посмотрите вокруг, – он окинул рукой вокруг себя. – Все войско выполнило приказ Августа, кроме вас. Выполнять!

–Что делает наш Македонец? – весело поинтересовался у Филиппа Эксакустодиан. – Неужели юнцы покинули караул?

–Если бы! За дезертирство с караульного поста – казнь на месте, – Филипп улыбнулся. – Молодые, зеленые. Нет толку выполнить простейший приказ Домициана.

–Все-таки, чей это приказ? Константина или магистра?

–Не могу знать, но поговаривают, что на самом первом щите, Константин собственноручно начертил символ Христа. Мне все равно, что будет на моем щите. Да пусть хоть там орудует придворный писец – лишь бы прочности не потерял мой щит.

Эксакустодиан сделал хмурый вид. Всю свою сознательную жизнь он поклонялся Юпитеру и Митре. К тому же, правивший до Константина Август Диоклетиан сам поощрял поклонение пантеону римских богов, но то, что делал Константин, было чем-то из ряда вон выходящим.

–Что же это получается? Наш Август стал покровителем христиан?

–И снова отрицательный ответ! – Филипп положил руку на плечо товарища. – Пойдем, перекусим. Не хочу умирать на голодный желудок.

Они вошли в палатку, где сидел Василиск и ел кашу. Увидев Эксакустодиана, он встал и поприветствовал соратника.

–Как безлунная ночь? – спросил Василиск. – Сон так и не пришел.

–Быстро уснул, но через пару часов проснулся, ожидая боевого сигнала, – ответил Кустодиан.

–У нас есть час, – громко сказал Филипп. – Потом выступаем к мосту.

Кустодиан поспешно сел за грубо сколоченный стол и взял в руки хлеб с салом. Филипп сел рядом с Василиском и сосредоточенно уставился в его тарелку со злаковой кашей.

–Где Максенций? – поинтересовался Кустодиан. – Все так же в городе?

–Нет! Осады, по всей видимости, не будет, – бросил Василиск. – Григорий сказал, что Максенций с войском находятся на понтонной переправе у Тибра. Разрушил мост и доволен собой. Странный он, этот Максенций.

Эксакустодиан налил себе поски, отрезал кусок свинины, положил на хлеб и произнес:

–Многие считают, что наш Август сделал глупость, поверив в Плотника на кресте²⁴, но…– он прожевал жесткое мясо и продолжил. – Поговаривают, что Максенций сошел с ума. Не образно, а, в самом деле. Перебежчик из города поведал сумасбродства западного Августа. Он сказал, что тот гадает на овечьих внутренностях, вспарывает животы беременным, следит за полетом птиц и делает еще много всяких глупостей. Кому великие боги отдадут предпочтение? По-моему, тут все ясно.

–Не знаю, кто и как гадает, но я наелся, – Василиск отодвинул тарелку с кашей и уставился на Кустодиана.

–С полным брюхом невозможно как следует двигаться, – сказал Кустодиан, согласно кивая. – Туника вот-вот порвется, а кираса сразу становится тесной.

–В чем-то ты прав…

Внезапно прозвучал сигнал о начале выступления и все трое повернулись в ту сторону, откуда исходил звук.

Василиск вскочил и крикнул:

–Да помогут нам боги!

–Да помогут нам боги, – повторил Кустодиан.

Василиск затянул потуже ремень, взял шлем со стола и первым покинул палатку. Филипп с Кустодианом незамедлительно проследовали за ним. Во всем лагере царила неразбериха, почти перешедшая в хаос. Филипп с Василиском пошли в одну сторону, а Кустодиан в другую. Среди этой троицы Эксакустодиан был самым матерым и его друнгарий находился на правой стороне – фаланге ветеранов и элиты. Два его соратника командовали своими друнгариями в левой фаланге, которая не ценилась, как правая, но также считалась полноценной частью войска.

Кустодиан посмотрел вслед своим товарищам, не зная, увидит ли он их еще, и поспешил к регулярам своего друнгария. Он шел, а на него со всех сторон смотрели щиты с изображенными на них скрещенными буквами "Хи" и "Ро". Хоть Кустодиан и был язычником, но элементарная логика подсказывала ему, что эти две буквы являются начальными буквами имени Христа. Сам он не нанес символ на свой щит, но приказал сделать это одному из солдат. Друнгария немного знобило, но он старался не обращать на это никакого внимания. В конце концов, легкое волнение и страх перед боем – это нормально. Он никогда не считал, в скольких битвах участвовал, но точно знал, что такое непонятное состояние было перед каждым боем. Это длилось до тех пор, пока друнгарий не сталкивался в рукопашной схватке с противником. Он уже давно изучил повадки бойцов со всех частей империи. Галлы и германцы дрались свирепо, до последнего вздоха. Греки осторожничали, птицеголовые²⁵ вообще неважно воевали. Персы были искусными наездниками, но на земле… В объятия меча Кустодиана попадали все. В такие моменты, упоённый боем, друнгарий забывал обо всех страхах.

Он подошел к своей палатке, взял обновленный щит, шлем, проверил обмундирование и двинулся к своим четыремстам солдатам, которые готовы были отдать жизнь за него, за Рим и за Константина. Кустодиан не мог понять, почему это утро является таким странным? Позже он понял, что все дело было в солдатах. Давно он не видел такого воодушевления и веры в победу. Неужели золотая эмблема внушает уверенность в сердцах его легионеров?

Через полчаса пешее войско, которым командовал магистр пехоты Домициан, сошлось с армией врага. Максенций построил войско традиционным образом, расположив в центре малообученных италийских новобранцев и преторианцев. По флангам он расположил катафрактариев. Константин отдал приказ своим магистрам и стратегам построить типичную боевую фалангу и, как говорили воины, лично повел кавалерию в бой. Количество бойцов со стороны Максенция значительно превышало солдат Константина. В конце концов, в количестве ли дело? По пути, Август восстановил силы в Турине и других городах Северной Италии, пополнив свои ряды свежими воинами. Многие италийцы презирали Максенция и сочувствовали Константину, видя в нем настоящего Августа Рима. Так что не только восточный император считал, что Максенций "слишком плохо правит страной". Максенций прочитал в Сивиллах²⁶, что в его собственный день рождения у стен города произойдет чудо, и враг Рима будет убит. Двадцать восьмого октября 312 года он вывел свое войско из города и расположился на понтонной переправе на правом берегу Тибра, недалеко от разрушенного по его приказу Мильвийского моста.

И вот, настало время боя. Конница Константина двинулась в бой и спустя непродолжительное время смяла левый фланг катафрактариев. Именно здесь стала заметна деморализованность воинов и борьба за неверное дело Максенция. Катафракты не выдержали напора и обратились в беспорядочное бегство. Всего за час инициатива перешла к Констанитину. Эксакустодиан повел свой друнгарий на преторианцев. Если италийские новобранцы Максенция бились и атаковали, как попало, то преторианцы оказали достойное сопротивление. Кавалерия, возглавляемая Константином, просто затоптала врага, а Кустодиан в очередной раз познал всю жестокость ближнего боя. Крики, вопли, возгласы, лязг железа, звуки умирающих людей и лошадей. Кровь, льющаяся в разные стороны, сотни тел, плавающих в Тибре и еще больше утонувших от тяжести доспехов. Для Кустодиана это была привычная картина. В момент, когда он рассек напополам голову совсем зеленому юнцу, он успел подумать, что бывал и в худших передрягах. Он даже признал, что пикты или готы являются, куда лучшими бойцами, несмотря на то, что даже не выстраиваются в боевые порядки. Элитные отряды преторианцев Максенция. Да они не проворнее наших легионеров – подумал Кустодиан, сталкивая двух человек с моста и вонзая меч в шею третьему. – Мои парни в Коринфе лучше.

–Держать строй! – громко крикнул Кустодиан своему маленькому войску.

Закаленные в боях легионеры и ауксилии²⁷ Константина теснили центр солдат Максенция. Солдат, по которым было видно, что они не хотят драться. Еще мгновение и целые отряды бросились в паническое бегство, отступая к городу. Легионеры спотыкались, падали и находили смерть от клинков. Многие прыгали в реку и самостоятельно пытались переплыть её, но в намокшей одежде и доспехах это было трудно сделать. Наверное, более половины всех павших воинов с той и другой стороны нашли свою гибель в водах Тибра.

Эксакустодиан оглядел свой друнгарий и примерно шесть других, стоящих рядом. Ситуация была крайне благоприятной, и он отдал команду преследовать врага.

–Вперед! За Константина!

Солдаты подняли свои щиты вверх и стали бить по эмблеме, которую они нанесли вчера. В ярких лучах солнца, золотые буквы имени Христа переливались разными цветами. Даже Кустодиан увидел в этом что-то необычное. Послышался боевой клич, и солдаты ринулись в погоню, сокрушая врага. Эксакустодиан бежал впереди всех и первым заметил необычную картину. По пояс в воде стоял человек, облаченный в блестящие доспехи и роскошную порфиру. Это был Максенций.

–Схватить его! – Кустодиан указал пальцем на врага.

Но не только солдаты Кустодиана заметили ценный трофей. Воины из других друнгариев ринулись в воду за Максеницем. В воде даже промелькнул силуэт Василиска, который непонятно каким образом очутился здесь. Кустодиан посмотрел направо и увидел, что не все вражеские единицы отступают. Плотная шеренга преторианцев яростно сопротивлялась ланциариям. Кустодиан подумал, что его друнгарий по сути тоже является состоящим из ланциариев, но он не мог ломать строй, чтобы прийти на помощь. Строй? Какой строй, если он давно нарушен. Враг почти разгромлен и трусливо бежит за стены города.

Тем временем, два десятков солдат пытались схватить Максенция, но безуспешно. Кустодиан видел, что многие утонули в этом безумном заплыве.

–Стоять! – крикнул Эксакустодиан своим солдатам. – Оставьте его!

Это был разумный приказ, ибо сам Максенций уже не мог плыть и потихоньку уходил под воду. Через минуту или две Тибр завершил дело Константина, убив узурпатора, который незаконно овладел престолом. Бегство стало всеобщим, когда солдаты увидели гибель своего господина. Кустодиан огляделся и увидел, что рядом больше нет врагов. Он вскинул свой меч вверх и крикнул:

–Мы победили!

Солдаты не только его друнгария, но и других, поддержали Кустодиана. Воины били мечами в щит. Постепенно звук слился в один ритм, оглушая всю равнину и внушая страх Вечному Городу. Городу, который был готов встретить своего освободителя – Константина. Действительно, произошло чудо – враг Рима был повержен.

Кустодиан подошел к мертвому телу и вытер окровавленный акинак²⁸ о мокрую тунику. Несмотря на то, что друнгарий был спартанцем, он не пользовался мечами предков. Он даже не разобрался в том, чей это труп – своего или чужого. Какая разница? Тело закопают, одежду сожгут, а доспехи, если они не сильно повреждены, отправят в оружейную. Кустодиан вытер пот со лба и вставил меч в ножны. Внезапно послышался приветственный клич солдат. Друнгарий оглянулся и увидел причину, по которой солдаты оживились. К Мильвийскому мосту, на белом коне, стремительно мчался Константин. За всю свою жизнь Кустодиан видел его дважды, причем этот раз был вторым.

Константин остановил своего коня и спрыгнул на землю, ровно между трех трупов преторианцев. На царе были одеты узкие серые штаны, заправленные в красные сапоги, расшитые жемчугом. Все тело защищала броня в виде чешуйчатого панциря, отделанного красивыми узорами. Из-под лат торчала пурпурная туника с каймой по подолу. На плечах был накинут сагион²⁹, застегнутый драгоценной пряжкой. Руки были защищены паникеллиями³⁰, украшенными чеканкой в восточном стиле. Боевой шлем Константин снял, и теперь его голову украшала красивейшая стемма³¹. Август дошел до берега Тибра, усеянного телами, и осмотрел трупы, плавающие в воде. Он окинул Тибр властным взором и громко сказал:

–Достаньте тело Максенция, обезглавьте, голову насадите на копье и принесите мне.

Он не обращался к кому-то конкретно. Как только последнее слово вышло из его уст, пять или шесть легионеров кинулись в воду, стремительно выполнять приказ Августа.

Константин еще раз осмотрел берег и пошел к своему белому красавцу-коню. Эксакустодиан пересекся с ним взглядом и немного наклонил голову. Август улыбнулся и сел на коня. Темные волосы, падающие на лоб, проницательные зеленые глаза, большой нос и выступающий подбородок. Некоторые люди уже рождаются с внешностью императора и Константин – прямой тому пример. Он пришпорил коня и пустил его в галоп. Солдаты проводили его взглядом и стали снимать доспехи, чтобы извлечь вздутое тело Максенция. Кустодиан вскинул брови и посмотрел на стены Рима.

–Боги благоволят мне, – с улыбкой сказал сам себе друнгарий Эксакустодиан и поспешил в лагерь. – Я снова жив!

***

Это был самый обычный вечер в Галлии. Точно такой же был вчера, позавчера и целый месяц до этого. Легионеры потеряли бдительность и в отсутствие центурионов дремали на своих постах. Ночных нападений на лагерь не было больше месяца, и затишье пугало матерых воинов, которые видели в этом приход страшной бури. Сумрак опустился на Арелат³² и повсюду зажглись смотровые огни.

В этот вечер на окраине лагеря было особенно шумно. Солдаты пили неразбавленное вино, заедая его свининой. Всем было наплевать, что в нескольких милях от них стоял небольшой вражеский гарнизон. Полгода назад легионеров выбили из крепости, которую они не смогли вернуть назад. Мелкие крепости покрывали южную оконечность Галлии, словно грибы после дождя. Почти все они принадлежали галлам, и только два самых крупных гарнизона по-прежнему находились под защитой южных провинций Рима, в частности Массилии³³. На этом направлении не доставало грамотных военачальников, чтобы отбить крепости обратно. По мнению солдат, утерянные посты не представляли стратегической важности, поэтому они просто пили и пили скифское вино³⁴.

Возле костра, что располагался у рва, сидела особенно шумная компания. Пять рядовых легионеров и два центуриона обсуждали дела на политической арене. Августы грызлись между собой, как цепные псы, а Галлия было отдельным государством. Она по-прежнему являлась Римской префектурой, просто здесь изменился уклад жизни. Война ушла на восток, а главная угроза запада – Германарих, не проявлял никакой инициативы, чтобы пнуть римлян под зад. Легионеры живо обсуждали темы, которые они перемололи уже тысячу раз. Пять человек делились своими мыслями, но центурион Ксандр оставался в стороне.

Он накрыл ноги куском ткани и вглядывался в темноту. С самого утра его не отпускало чувство тревоги. Что-то должно было произойти. В последнее время римляне в Галлии боялись только пустого бочонка. Они уже забыли тех, кто появлялся из тьмы. Ночные воины, что забирали за одну ночь до сорока жизней. Галльские демоны ночи залегли на дно так же, как это сделал Германарих. Несомненно, они были заодно, но разделить догадку Ксандра никто не соглашался. Галлия состояла из сотен разрозненных племен, которые мог объединить только человек энергичный. Из какого племени были наемники-демоны, не знал никто. Никто. Потому что никто их не видел.

Римляне грелись у костра, пили вино и смеялись. Двое уже уснули, двое ушли справлять нужду, а Ксандр остался с молодым парнем. Тот не пил вино, а лишь молча участвовал в беседе.

–Я давно не видел такого напряженного взгляда, особенно у центуриона, – сказал юноша.

Ксандр посмотрел на него, а потом по привычке огляделся по сторонам.

–Мне не по нраву, что мы тратим время впустую, хотя могли быть у Мильвиева моста.

–Все мы умрем, а я не хочу приближать этот момент, – легионер улыбнулся. – Август захватит Рим, а после поведет армию сюда.

–Зачем? – Ксандр смотрел на пламя и стучал пальцами по гладиусу. – Он займется Лицинием. На Галлию ему наплевать, пока Германарих не соберет племена в стальную кучу.

–И эта стальная куча, оставит после себя гору пепла.

Ксандр покачал головой.

–В ближайшие полгода будет тишина, потому что…

Центурион вскочил на ноги и приготовился к атаке, но тут же опустился, потому что пришли пьяные солдаты. Они уселись на свои места и продолжили распитие неразбавленного вина. Центурион выругнулся и сел на место.

–На земле Галлии будет тишина, потому что Германарих пока не собрал свои пальцы в кулак. – Ксандр нервно дергал ногой. – Четыре пальца уже вместе, не хватает пятого.

–Что за чушь ты несешь? – небритый легионер подкинул в костер толстых веток. – Этому варвару ни за что не объединить местные племена. Половина за нас, половина нейтральна. И все! – он развел руками. – Больше никого нет, разве что саксы с пиктами далеко на севере.

–Есть племена проклятых, – тихо произнес Ксандр.

Все вопросительно уставились на него.

–Вы ни разу не слышали о них? Впрочем, я не удивлен. Дальше кувшина с вином вы не видите.

–Я слышал о них, – сказал все тот же небритый солдат. – Орды кельтов, сарматов, аланов, роксоланов и еще сотни народов, рассеянных от Иберии до Персии. Если собрать их вместе, то получится чуть больше миллиона. Вся загвоздка в том, что нужно войско не только собрать, но и одеть, – он поднял палец вверх и пригубил порцию вина.

Ксандр утвердительно покачал головой.

–Дело даже не в этом. Презренные ждут своего царя, предводителя, императора, владыку – называй, как хочешь. Они ждут вождя своих кровей. Я сказал племена "проклятых"…

–Да, да, да, – перебили его. – Все мы сотни раз слышали эти сказки о племени, что живет где-то там в лесах. Племя, чьи люди похожи на демонов, а в их жилах течет черная кровь. Люди, что пойдут за царем своих кровей и объединят тысячи тысяч племен, погрузив весь мир в хаос.

–Раз уж мы заговорили про сказки… Их поведет не царь, а царица.

–Не важно, потому что это пустые бредни. Демоны Агареса наводят, куда больший мистический ужас, чем племя на краю мира, проклятое за свои нравы и обычаи. Потому что эти парни реальны, – он ткнул пальцем в темноту. – Они приходят, забирают несколько десятков жизней и уходят. А эти проклятые существуют только чтобы пугать детишек.

–Именно поэтому они и ждут свою королеву проклятых! – Ксандр вложил меч в ножны и поднялся на ноги. – Если они пойдут в бой под знаменами Германариха, нам всем придется туго.

–Проклятые не пойдут за ним, потому что слишком высокого о себе мнения. А если и пойдут: какой толк Владыке севера от горстки лесных бедуинов?

–Вся загвоздка заключается в том, что за ними пойдут все остальные. Все те, кого ты упоминал ранее. Миллион человек! Ты представил себе эту цифру?

–Пока этому миллиону куют мечи и плетут кольчуги, мой сын женится на дочке императора, – бородатый солдат ухмыльнулся.

–У тебя и сына-то никогда не было, а у Августа вообще детей нет, – с хохотом произнес его товарищ.

Легионеры загоготали, а Ксандр поднялся на ноги и с легкой обидой произнес:

–Пойду, проверю караульные посты. От вас же ничего не дождешься.

Никто не сказал ему ни слова, и он в одиночестве отправился в ночь. Пока глаза привыкали к темноте, он заметил, что северный костер почти погас. Это означало одно – солдаты уснули на посту. По мере приближения он стал замечать, что два легионера стояли у стены. Так и к земле примерзнуть недолго.

–Какого Аида они стоят, если нужно постоянно находиться в движении!?

Едва он приблизился к погасающему костру, как его обуял дикий ужас. Солдаты были прибиты к стене. Копьями. На каждого по копью. Ксандр обнажил меч и сорвался к месту, которое только что покинул. Он побежал к своему костру, одновременно предупреждая лагерь о нападении. Костер догорал, а на сухих дровах возле него блестели темные пятна крови. Ксандр медленно обошел костер по кругу и увидел шесть трупов с глазами, вытаращенными от ужаса. Каждый был убит, получив резаную рану по шее. Юноша навзничь валялся на земле, а его голова держалась на маленьком кусочке кожи. По спине центуриона пробежал холодок. Сзади послышался шелест травы, и он обернулся. Перед ним стоял человек в черном балахоне, держа в руках лук. Ксандр никогда не видел боевые луки таких размеров. Даже у гуннов он был меньше. Едва он сделал шаг, как из темноты появился еще человек. Ниже ростом, но с более крепким телосложением. Центурион рванулся, но через секунду в его шее торчал черный дротик. Ксандр упал, задыхаясь и захлебываясь собственной кровью. Тот, что пониже подошел к нему и снял с себя капюшон. На глазах Ксандра появлялась пелена тумана, но смертельно раненый воин разглядел приплюснутый нос и черную татуировку, нанесенную на все лицо.

***

Презренные племена проживали на обширной территории. Изначально они насчитывали около пяти тысяч человек. Постепенно они размножились и рассеялись. Они проживали от Аквитании³⁵ на западе до Дакии на востоке. От Эборака³⁶ на севере до Иберии на юге. Некоторые племена даже дошли до Персии и Месопотамии, но постепенно слились с местными. К середине IV века численность презренных приблизилась к миллиону. Они были разрозненны и враждовали между собой. Среди этой пестрой непримиримой толпы выделялось одно племя – иллергеты³⁷. Самое малочисленное, но самое таинственное. Именно из-за них все кочевые народы получили прозвище презренных. Иллергеты проживали на границе Испании и Аквитании и являлись выходцами из Карфагена. В то время вся земля обетованная знала, что самые кровавые и жестокие обряды совершались пунами³⁸. Римляне прокляли иллергетов, когда впервые увидели их жертвоприношения. Жертвоприношения, в котором родители закалывали собственных первенцев и бросали в костер, воздавая дар кровожадным богам. Войсковое соединение, что пришло из Галлии попыталось искоренить это гнусное племя, но те ушли в леса. В конце концов, иллергеты не причиняли Риму никакого беспокойства, и владыки Вечного города их более не трогали. Так из-за одного странного народца всех людей с гортанной речью нарекли презренными и проклятыми. Они имели свои имена, но Рим не хотел их знать.

Германарих знал, что, если объединит эту дикую орду, никакая армия не устоит перед ним. Он не был человеком предрассудков, но сейчас ему хотелось верить во все: в духов воды, оборотней в лесу и демонов на болотах. Конунг³⁹ варваров знал, что иллергеты ждут своего освободителя, который отомстит за прошлое и приведет их в землю обетованную, обещанную богами. Согласно пророчеству, в День Воссоединения Луны и Солнца явится человек, в чьих жилах течет кровь презренных. Друиды называют его Вороном. Ворон соединит все племена, как луна соединится с солнцем. Германарих не любил глупые бредни, но сейчас ему хотелось верить в собственную избранность. Он слышал эту легенду и знал, что много конунгов до него хотели обуздать проклятых. Даже его отец – Матайес приезжал к ним с дарами, но ему отказали. Германарих долго ждал того момента, когда следует отправиться к иллергетам, ибо Дня воссоединения Луны и Солнца не праздновали уже более семидесяти лет. Германарих знал, что воля иллергетов способна объединить немыслимое количество людей.

В его голове проносился вихрь мыслей. Ссора с братом явно не пошла не пользу. Его младший брат – Аталарих, много лет был римским послом в Ктесифоне⁴⁰. Он обзавелся серьезными связями, и его слово имело большой вес от Британии до Сицилии. Конунг варваров не мог простить брата за его связь с Римом. В союзе с Первым послом востока, Верховный варвар хотел начать полномасштабную войну с Римом, но средний брат и слышать не желал о войне против Константина. Конфликт возник на пустом месте, и Германарих убил бы Аталариха, если бы не пришел третий брат. Самый младший из сыновей Матайеса – Кимейес был неординарной личностью. Его никто не любил, ибо он был подкидышем в великой семье, хоть он и обладал невероятными способностями практически во всем. Как только Кимейес окреп, он тут же покинул Галлию, уехав в Британию. Спустя двенадцать лет он вернулся на родину с небольшим войском, женой-северянкой и предложением заключить "Союз Трех Древ". Из-за такой дерзости Германарих чуть не убил и второго брата, ибо ненавидел его всей душой с самого первого появления в Великой семье Матайеса. Средний брат отказал ему в союзе, ибо в его крови текло римское вино, а самый младший не привлекал его, как достойный боевой соратник.

Эти мысли не покидали его всю дорогу. Они исчезли лишь тогда, когда они вышли на "Тропу крови". Тайная дорога, что вела к обители иллергетов. Они долго плутали, пока, наконец, сквозь лесные дебри не показались сигнальные огни. По мере приближения к лагерю сердцебиение Германариха учащалось. Ему казалось, что сейчас он прикоснется к чему-то тайному, неведомому. Это вызывало легкий страх. К тому же, его верный телохранитель Айнур остался в Арелате, и это доставляло массу неудобств в подобной ситуации. Почему его не отпускает легкое беспокойство? Ведь он великий конунг варваров – Германарих, сын Матайеса и все земли покорятся ему.

Час спустя Германарих стоял возле шатра местного князька. Он взял с собой около сотни вооруженных солдат, дабы не напугать местных. Коренные жители внешне походили на кельтов и германцев. В их наружности не было африканской смуглости или восточной надменности. Это было самое обычное племя, каких в тех краях насчитывались сотни. Пока Германарих оглядывался, к нему подошла женщина. Она была старше него, а на её лице застыл отпечаток спокойствия, который через секунду превратился в безумный оскал. Женщина взяла его за руку и закрыла глаза.

–Я знаю кто ты! Мне знаком твой запах.

–Он пришел покорить все земли от запада до востока! Ведь так?

Из шатра вышел высокий человек, который, по всей видимости, был вождем.

–Меня зовут Асимотуа, – он сделал легкий поклон. – Зачем ты пришел сюда, Германарих, сын Матайеса?

–Я пришел с миром, – Конунг варваров поклонился в ответ. – Я владыка германцев, готов, остготов и вестготов, покоритель кельтов и всех, кого Рим именует варварами. Я пришел воссоединиться со своими братьями, как луна в этот день соединится с солнцем.

Асимотуа внимательно слушал его, иногда улыбался и кивал. Пока Германарих держал речь, сюда подтянулись местные. Они были вооружены не так хорошо, как иноземцы. В их взгляде читалось беспокойство и непонимание.

–Сегодня действительно день Воссоединения Луны и Солнца, – вождь возвел руки к небесам, которые были закрыты ветвями деревьев. – Согласно легенде, которую мне рассказал мой отец, а ему его – в этот день явится Великий Ворон, который возьмет в свои когти племя иллергов, а после и все остальные. Он принесет великую беду всем! Когда я был мальчиком, то запомнил миг, когда Матайес пришел к моему отцу. В тот день ему было отказано. Сейчас же я вижу его сына, который стал великим правителем и могучим воином. Асимотуа, – он ткнул себя пальцем в грудь. – Владыка иллергетов, но он прислушивается к мудрой речи Великого Друида.

Он замолчал, призывая окружающих к тишине. Из того же шатра вышел сгорбленный старец. Всем своим видом он давал понять, что его бренное тело могила ждет уже четверть века. Он едва доставал Асимотуа до плеча и носил длинную белоснежную бороду.

–Это Калиматар – друид нашего племени. Только он в силах дать ответы на твои вопросы.

Германарих сосредоточился на странной ситуации. Любой вождь племени сначала усаживал гостя за стол и лишь, потом говорил о делах. Его же, Великого конунга встретили на пороге, не налили медовухи и сразу обратились к делам насущным. Германарих привык к тому, что дипломатия вершилась не на трезвую голову. На трезвую голову можно было только воевать. Калиматар протянул деревянную лоханку и постучал по ней пальцем.

–Он просит дар, – Асимотуа протянул руки и указал на деревянную емкость.

Германарих увидел в глубоком блюдце десяток золотых и серебряных браслетов, женские серьги, обсидиановый наконечник стрелы и много различных побрякушек. Если это было стандартной процедурой, то за половину тысячелетия иллергеты видели много делегаций. Почему именно это племя играет такую роль в объединении орды кочевников? Вождь варваров снял с руки черный браслет, подаренный ему отцом, и положил в плошку. Там же он увидел рубин с клинка своего отца.

Друид исподлобья посмотрел на дар Конунга и его губы кривились в усмешке. Асимотуа качал, головой, намекая, что Германарих сделал неверный шаг.

–Ты вознес нашим богам браслет, имеющий немыслимую цену, но он не нужен нам, как и все что лежит здесь, – друид потряс блюдцем перед лицом Конунга. – Преданность требует дар пламени, что поднимет на вершину. Дар моря, что вновь украсит лик богини. Дар земных глубин, что разрушит мир. У тебя этого нет! Ты не тот, кого мы ждем! – Калиматар выпрямился. – Ты говоришь, что пришел с миром, но твои воины покрыты кольчугой и сталью. Ты говоришь, что пришел воссоединиться, но по пути сюда разрушил братские узы. Кто ты – Германарих, сын Матайеса? Зачем ты пришел? Не повторяй ошибок своего предка…

–Каких ошибок? – прошипел Германарих. – Мой отец…

–Перебивать жреца Солнца нельзя! – сказал человек из окружения Асимотуа.

Обстановка накалялась. Дойди эта ситуация до кровопролития, все иллергеты пали бы жертвами франциск⁴¹ галлов и мечей кельтов. Перевес был не на стороне Асимотуа. Германарих желал мира, но не войны.

По толпе прошел тихий шепот, и все встали на колени. Солнечный диск медленно закрыла луна, и наступила тьма. Лишь костры и факелы освящали лагерь. Германарих кивнул головой, и все его солдаты встали на колени. На лесной поляне только трое остались на ногах.

–С небес сойдет Ворон, перед которым вождь преклонит свое колено, – Калиматар закрытыми глазами лицезрел солнечное затмение. Одной рукой он водил по воздуху, а второй сжимал посох, который появился непонятно откуда. – Страшный Ворон. В нем будет течь кровь древних иллергов. Сын вождя встретит ворона на брачном пиру и примет смерть от его руки. Эта птица восстанет из боли, страдания и ссоры могучих братьев. Боги будут охранять птенца, пока он не превратится в ворона. Бойтесь его, ибо он скоро родится из гнева сыновей Бога войны.

Луна ушла, и поляна вновь осветила солнечным светом. Германарих подумал, что продлись затмение чуть дольше, друид бы наговорил еще больше мистических глупостей.

–Ты – сын Матайеса, а он не был нашим сыном. Уходи отсюда, – Калиматар выступил вперед. – Ты хочешь уничтожить мир, но тебе выпал шанс спасти его. Слава богам, что я не доживу до Эры Ворона. Я не хочу видеть гибель моего народа и гибель мира, который пожрет огонь войны, – он сделал еще несколько шагов и подошел вплотную к Германариху. Теперь только Конунг слышал слова Калиматара – Пролей родственную кровь. Убей дочь своего брата, ибо она есть зло. Не трогай никого, кроме нее. Ты спасешь тысячи тысяч жизней, отняв лишь одну.

Он махнул рукой, и все местные разошлись. Остались лишь люди Германариха и старая женщина, которая сверлила чужеземцев подозрительным взглядом. Конунг жестом приказал седлать лошадей. Он не привык, когда ему отказывали. Что ж, значит такова воля богов. Он будет держать Врата Севера, имея лишь то, чем располагал его отец.

Делегация покинула Тропу иллергетов и направилась в сторону Арелата. Весь обратный путь Германариха одолевали мысли о брате. Только в этот раз совершенно иные. Великий конунг не был человеком предрассудков. С одной стороны, он искренне поверил в слова жреца. У него и раньше были конфликты с Аталарихом, но сейчас все должно было окончиться кровопролитием. С другой стороны, он не верил ни в кого и ни во что, и поэтому совесть не могла обличить его в братоубийстве. Германарих подозвал начальника конной разведки.

–Скачите к Мардонию и скажите, чтобы навестил моего брата.

–Будут какие-то конкретные указания?

–Сжечь деревню. Аталариха и все его семью уничтожить под корень. Не щадить никого.

По лицу всадника пробежала тень сомнения, но вслух он ничего не сказал. Полсотни кавалеристов пустили коней в галоп, оставив после себя клубы пыли. Германарих смотрел вслед и думал, что уничтожит любого, кто посмеет угрожать его владычеству. Даже Черный Ворон, в чьих когтях будет целый мир, не перейдет ему дорогу.

***

Солдаты не сразу достали тело узурпатора Максенция. Для ускорения процесса, магистр Домициан послал к Мильвиеву мосту Филиппа, который отдал нужные распоряжения. Друнгарий сказал, чтобы из воды извлекли все тела, а потом приказал найти среди них Максенция. Легионеры трудились около трех дней, прежде чем весь Тибр был очищен от тел. Половину своего друнгария Филипп отправил ниже по течению: вытаскивать тех, кого унесла река. К концу третьего дня на берегу Тибра лежали несколько тысяч тел. Италийцы, преторианцы, катафракты, ланциарии, ауксилии, эквиты⁴², доместики⁴³ – великое множество людей для такой кратковременной битвы. Уже на второй день после сражения над рекой начал подниматься смрад разлагающихся тел, и поэтому стратег Григорий отдал приказ об уничтожении горы покойников. Трупы складывали на тележки и увозили в сторону леса, чтобы похоронить. Так на одной тележке лежали молодой юнец и павший стратег Гай Арминий. Глаза Арминия были закрыты, а на груди зияла огромная рана. Если стратег пал жертвой вражеского меча, то друнгарий Василиск умер по собственной глупости. Он первым хотел схватить Максенция, но доспехи утянули его на дно быстрее. В этой битве, помимо Василиска и Арминия, погибли еще три друнгария, пять кентархов⁴⁴ и магистр кавалерии. Глупые, никому не нужные потери.

В тот же день Константин на своем белом коне вошел в Рим, где его встречали, как победителя и освободителя. Он с величественным видом ехал впереди колонны и махал всем подряд. Жители кричали, улюлюкали и хлопали в ладоши. Максенций находился в городе больше года и в свое первое шествие был встречен точно таким же образом. Сейчас его голова была насажена на пику и выставлена на всеобщее обозрение. Он обещал одно, а сделал совершенно иное. В данный момент горожанам представился шанс оценить первоначальные действия Константина – будущего единственного Августа и императора.

Торжественное шествие продолжалось до самого обеда. Горожане праздновали освобождение от недостойного Максенция, а сенаторы лестно приветствовали Константина. Времени было в обрез, и новый владыка Рима поспешно начал воплощать в жизнь задуманное. В первую очередь он пополнил свою армию уцелевшими преторианцами, которые с честью приняли это предложение. Если учитывать легкость, с какой наемники перешли на сторону Константина, и слабое повиновение Максенцию, вывод напрашивался очевидный. Как только преторианцы слились с легионерами, Константин тут же расформировал это боевое соединение, создав различные дворцовые гвардейские отряды. Также он решил значительно обновить офицерский состав в войске и поручил эту ответственную задачу магистру пехоты Домициану. Новым магистром кавалерии был выбран один из самых доверенных людей Августа – Юлиан. Он был галлом и когда-то вместе с Константином сокрушал ряды врагов.

Также император послал гонцов к восточному Августу Лицинию. Теперь, если исходить из географических соображений, то Константин, по отношению к нему, становился западным владыкой. Уже во второй раз Лициний и Константин могли подписать договор об усилении власти. Так как система тетрархии еще жила, Августов оставалось три. Максенций недавно был побежден, Лициний восседал в своей законной префектуре, Максимин Даза, пребывая в Малой Азии, находился в самом отчаянном положении, а Константин взял Рим, увеличив свои владения. Новый владыка Вечного города решил, что дополнительный союз с Лицинием, с политической точки зрения, будет верным решением.

Незначительные реформы в армии, обновление людей при дворе и новая система налогов в городе – скорость, с какой император воплощал свои планы, радовала сенат. Только в последнюю очередь Константин вспомнил, что забыл сделать самое главное. Свою победу он не приписывал неверным действиям никудышного стратега Максенция или его вялому сопротивлению у моста. Константин знал, что причиной всему являлся символ, покрывший небо накануне сражения. Действительно, с сим знаком он наголову разбил своего врага. Хоть Константин и был язычником, он отдал приказ, чтобы ни в Риме, ни в армии, язычники не поднимали своей руки на христиан.

Многие военачальники думали, что начертание золотых букв всего лишь временный порыв Августа, но просчитались. В течение пяти дней после сражения, много легионеров-христиан пали жертвами несправедливостей их соратников-язычников. Домициан поспешно отдал приказ Константина: за любое столкновение на религиозной почве – казнь. И не важно, кто был зачинщиком – смерть любому. Константин еще не потворствовал христианству, но уже поставил его на одну ступень с язычеством.

Император стал терпимо относиться к христианам больше десяти лет назад. Как-то раз, в Дрепануме⁴⁵, со своей женой Миневриной, он ходил на богослужение. Константин ничего не понял, но слова епископа глубоко запали в его душу. Спустя несколько лет, когда он пребывал в Никомедии⁴⁶ у Августа Диоклетиана, он стал свидетелем ужасных, потрясающих воображение, гонений на христиан. В тот день Константин понял, что ненависть язычников не знает границ. Убивали всех непокорных, независимо от рода и происхождения. Римский владыка решил, что прекращение гонений и преследований уже станет значительным событием.

В течение недели, все беззакония в армии быстро прекратились. Солдаты усвоили простой приказ по одной причине – больше себя и своего эгоизма они уважали только Константина. Вот она истинная преданность! В лагере наступила тишина. Солдаты сидели у костров, набивали животы и смеялись. Война ушла в прошлое, и легионеры стали просто радоваться жизни.

Пока римские регуляры отдыхали, магистр пехоты Домициан и магистр кавалерии Юлиан склонились над картой с маленькими фигурами, рассматривая западные и восточные провинции. В углу шатра сидели друнгарии Филипп и Эксакустодиан. Во всей восточной армии насчитывалось больше десятка друнгариев, но пригласили только двоих. Вокруг магистров возвышались четыре стратега, которые с нескрываемой надменностью взирали на военачальников в углу. В палатке стояла тишина, за исключением того, что друнгарии тихо шептались, а магистры переставляли маленькие фигуры воинов, что-то бормоча себе под нос. Наконец, Домициан отпрянул от стола и громко сказал:

–Гай Арминий мертв, да упокоит Плутон его душу, – он медленно обошел стол и положил на него руки. – Нам нужен новый стратег. Этот выбор вправе сделать лично я, по исключительно предоставленной мне привилегией самого Августа, да хранят его боги.

Филипп с Кустодианом совсем не разумели, зачем их сюда позвали, но, тем не менее, внимательно слушали. Стратеги в свою очередь уже поняли намек – пятый воевода будет из друнгариев. Домициан что-то нашептал на ухо Юлиану. Тот кивнул головой и переставил на карте маленькую фигуру воина из Далмации на юг Галлии.

–Эксакустодиан, которого воины называют Безрассудным. Почему? – спросил Домициан.

Друнгарий услышал, что обращаются к нему и поспешил встать на ноги.

– Таким меня прозвали после сражения у Вероны, – быстро ответил Кустодиан. – На мой побитый друнгарий напали шесть сотен парфянских катафрактов. Мы устояли, а они бежали.

Юлиан похвально кивнул головой, а стратеги начали о чем-то перешептываться друг с другом.

–Нам нужен такой стратег, который совмещает несовместимое, – Домициан шел мимо четырех стратегов и внимательно разглядывал каждого. – Солдат должен быть выносливым, хладнокровным, преданным и в меру отчаянным. Безрассудство у легионера появляется только тогда, когда владение клинком превращается в искусство. Насколько я слышал, ты прекрасно фехтуешь? Если не во всей армии, то на правом фланге пехоты точно.

Домициан замолчал, а Кустодиан понял, что пришло время ответить магистру.

–Я лишь выполняю приказы вышестоящих офицеров и волю Августа, – он поклонился. – Рад услышать, что моя служба так высоко ценится.

–Эксакустодиан Безрассудный станет новым стратегом, вместо павшего Арминия, что скажете? – он обратился к магистру Юлиану и стратегам возле стола. – Достоин ли он?

Филипп, который вдруг оказался возле Эксакустодиана, положил ему руку на плечо и громко произнес:

–ἄξιος!⁴⁷

Домициан улыбнулся и подошел к Кустодиану.

–Докажи мне, что я сделал правильный выбор!

Кустодиан собрался с мыслями и резко сказал:

–Когда стремительно бежишь, перепрыгивая через ступеньки, можешь сломать себе ногу и других покалечить!

Домициан хмуро посмотрел на него, по всей видимости, не понимая, о чем тот говорит.

–После друнгария идет турмарх⁴⁸, который руководит меросом⁴⁹, – сказал Кустодиан. – Как можно из друнгария перейти в стратеги, перескочив турмарха? На моей памяти такого беззакония еще не было

–Тебя это беспокоит? – спросил Домициан. – Видишь ли, все турмархи слишком молоды, а ты должен был стать начальником мероса еще пять лет назад. Это, так сказать компенсация за опоздание. Нам нужен стратег, чтобы руководить новым фемом⁵⁰, который пойдет на западные рубежи. Насколько я помню, ты просил стратега Тита о переводе в Галлию. Другу-персу хочешь отомстить? Твоя репутация бежит впереди тебя.

–Август Константин хочет упразднить ланциариев? – резко сменил тему Кустодиан.

Все стратеги переглянулись, а Филипп выглядел крайне недоуменным. Домициан прожигал взглядом Кустодиана, но ничего не говорил.

–Да. Почему ты спрашиваешь? – произнес, стоящий позади Домициана Юлиан.

–Магистр, вы знаете, что у меня в Коринфе есть особая гвардия?

–Гвардия? – переспросил Домициан. – Что за гвардия?

–Бойцы, которых я тренирую около семи-восьми лет. Они искусные воины. Есть пара ребят, против которых не выстоит ни персидский наездник, ни спартанский гоплит.

–Вот как! – с сарказмом спросил Домициан. – Что даже мне с ними не совладать?

Кустодиан с улыбкой подумал про себя, что магистр слишком высокого мнения о своих способностях. Эфиальт попадет в него ножом закрытыми глазами, ночью.

–Если достопочтенный магистр желает сразиться с моими учениками, я непременно выполню эту просьбу.

Домициан ухмыльнулся.

–Ну, есть у тебя гвардия в Коринфе, а дальше что?

–Пост стратега подразумевает большую ответственность. Максимин Даза бьется в предсмертной агонии, Лициний свеж, как никогда, готы на западе постоянно громят заставы, сарматы вообще не спят и ждут нашей осечки, а персы хитро улыбаются. Будут еще войны у наших солдат. Позвольте сформировать внутри своего друнгария костяк особо подготовленных воинов, которые возведут Рим к еще большим высотам. У вас четыре стратега, но нет пятого. Вот он, перед вами, – Кустодиан указал перстом на Филиппа. – Ручаюсь за него своей головой.

Домициан отошел к столу и посмотрел на карту. Он прекрасно знал, что Кустодиан управлял друнгарием, который преимущественно состоял из ланциариев. Это не преторианцы, но тоже, так сказать, элита. Особый отряд. Посмотрел бы я на этих юнцов, которые меч не держали, а о поле брани только слышали.

–Они всего лишь твои ученики, – Домициан посмотрел на Кустодиана. – Значит, мастерство любого из них значительно уступает твоим навыкам. Ты сказал, что любой из твоих бойцов, побьет кого угодно, но так ли это? Григорий! – обратился Домициан к одному из стратегов. – Докажи мне, что стратегами в армии просто так не становятся. Кустодиан! – магистр посмотрел на друнгария. – Если победишь Григория, я рассмотрю твою просьбу.

Это был тот самый Григорий, о котором так нелестно выражался Василиск. Не только самый молодой стратег в армии, но и, по словам легионеров, один из самых искусных во владении мечом. Кустодиан всегда был сдержан в оценке собственного мастерства. Раз он выжил в таком количестве сражений, значит, он что-то умел. Тем более, теперь он стал наставником молодого поколения, а наставник учится вдвойне.

Григорий достал из ножен свой гладиус и вышел из строя стратегов. От уха до уха на его лице светилась коварная улыбка. Стратег постоянно строил гримасы, которые говорили о его подлости, низости и коварстве.

Все люди отошли к краю шатра, оставив наедине лишь двух бойцов. Кустодиан глядя на ухмыляющегося соперника решил пока не доставать меч.

–Теперь мне понятно, почему тебя прозвали Безрассудным! – крикнул Домициан.

Григорий сделал выпад с мечом, но Кустодиан отошел в сторону. Чтобы еще больше унизить своего врага, он скрестил руки за спиной и хитро улыбался бойцу с гладиусом. Григория это страшно разозлило. С диким визгом он бросился на Кустодиана, беспорядочно махая мечом. И это самый искусный стратег? – Кустодиану было весело смотреть на это убожество. – Ну, хватит! Не пристало спартанцу так себя вести.

Во время очередной атаки Григория, друнгарий достал руки из спины и сблокировал удар. Григорий выпучил глаза, увидев, что никак не может противостоять колоссальной силе Кустодиана. Друнгарий больше не улыбался. Одной рукой он держал запястье врага, а второй нанес ему удар по левому боку. Григорий вздохнул и отошел в сторону. Он схватился за бок правой рукой и только сейчас понял, что его клинок был в руке Кустодиана.

–Дайте меч! – кричал он и обращался к другим стратегам. – Кто-нибудь, дайте мне меч!

Домициан, видимо, желая показать, свою предрасположенность к молодому бойцу, достал из ножен свой гладиус, расписанный узорами, и бросил его Григорию. Кустодиан, увидев это улыбнулся. Все-таки в армии стратегами становились просто так, имея лишь знатное происхождение. Своим жестом магистр доказал, что звания не стоят ровным счетом ничего.

Григорий снова был вооружен, но это совершенно не изменило ситуацию. В три удара Кустодиан выбил меч и умелым хватом бросил врага на землю. Спустя мгновение самый знаменитый друнгарий в стане Константина сидел на груди Григория, держа у его горла акинак.

–Довольно! – крикнул Домициан. – Ты победил! Будь, по-твоему. Новым стратегом назначается Филипп Македонец, а Кустодиан пусть отправляется в Коринф и делает все, что ему вздумается. Когда твои гвардейцы, – он заострил внимание на последнем слове. – Вольются в ряды армии, я должен увидеть каждого. Лично.

Кустодиан слез с Григория и поклонился Домициану. Филипп смотрел на всех широко открытыми глазами, не понимая происходящего.

–А теперь все вон отсюда! – крикнул Домициан.

Филипп посмотрел на Кустодиана и кивнул ему головой. Тот кивнул ему в ответ, и они вместе поспешно покинули шатер магистра пехоты.

–Зря ты ему дерзишь, – сказал Филипп. – Он на дурные речи в свой адрес никогда не закрывает глаз.

–Плевать мне на него, – спешно бросил Кустодиан. – Ты теперь стратег! Есть повод порадоваться за товарища.

–Без твоего вмешательства я бы так и остался маленьким друнгарием, – Филипп провел рукой по своим кудрявым волосам. – Та же самая должность, за исключением того, что отряд будет в несколько раз больше. Что собираешься делать дальше? Поплывешь в Грецию?

–Скорее всего, да, – ответил Кустодиан. – Я слышал через неделю в Никомедию уходит корабль. Поговорю с Домицианом и отправлюсь к ребятам. Они, наверное, уже устали от гнета Агесилая.

–Не думаю, что после сегодняшнего он тебя отпустит, – Филипп ускорил шаг. – Подожди еще неделю и отправляйся в Фессалоники⁵¹. Насколько я знаю, туда идет торговое судно.

–Нет, еще неделя – это слишком много. К тому времени я уже должен быть в Коринфе. А что до магистра? – Кустодиан вытер пот со лба. – Он уже сегодня дал добро на создание моего отряда. Завтра лишь в очередной раз удостоверюсь в правоте собственных слов.

Они подошли к палатке Эксакустодиана и остановились.

–Что ты задумал Кустодиан? Сколько их у тебя в Коринфе?

–Около тридцати человек. Если быть точнее – двадцать шесть. На самом деле, задумка принадлежит не мне. Я лишь верное орудие в руках богов. Константин поменяет число легионеров в меросах, друнгариях и центуриях. На самом деле мне наплевать на количество воинов в моем друнгарии. У моста я потерял пятьдесят человек и хочу восполнить их в Греции.

–Они и в самом деле так хороши? Кто самый лучший?

–Увидишь, – Кустодиан улыбнулся. – Ну, стратег Филипп, иди, проверяй свой фем. Научи их биться, как бьются македонцы.

Филипп поднял руки, сделал недоуменный вид и улыбнулся.

–Точно! Ведь теперь я начальник целого фема! Ладно, я пойду, мой дорогой друг.

Он пожал руку боевому товарищу и отправился восвояси. Кустодиан еще долго смотрел ему вслед, не понимая, как друнгарий перескочил чин турмарха и стал руководить целым фемом? А фем – это больше друнгария почти в двадцать пять раз. Начальник пятой части всей армии. С друнгария на стратега – так не бывает! На его месте должен был оказаться Кустодиан, но он предпочел любимое дело высокому жалованию. Ведь лучше заниматься тем, что тебе действительно по душе, а не тем, что тебя бессмысленно озолотит. Достигаемое при этом внутреннее удовлетворение лучше всякого золота.

Затея насчет реорганизации отряда ланциариев пришлась Домициану по вкусу. Через несколько дней после назначения Филиппа в должность стратега, Кустодиан пришел к магистру поговорить о серьезных вещах. Было обеденное время, и Домициан сидел за столом. Несмотря на то, что он был практически первым лицом в армии, его рацион незначительно отличался от солдатского. В этот раз Домициан ел жареную свинину с чесноком и перцем. Вот только вместо поски, он пил знаменитое красное вино из Месанны.

–Я прошу перевода на западные границы, – сказал Кустодиан. – Насколько я знаю, готы никак не утихомирятся. Гонцы доносят известия, в каждом из которых есть имя «Германарих».

Домициан сделал большой глоток из чаши и тихо сказал:

–Западные границы? Коринф осаждают готы или я что-то упустил?

Кустодиан смутился, не понимая, к чему клонит магистр.

–Ведь твоя бравая команда находится в Коринфе, верно? – Домициан воткнул нож в кусок свинины и аккуратно положил его в рот. – Тогда зачем ты просишь перевода в Галлию?

–Да, они в Греции, – спокойно сказал Кустодиан. – Я не видел их больше года и думаю, что они повзрослели…

–Вот именно, в Греции! – перебил его магистр. – Насколько я знаю, Балканский полуостров находится в полном владении Августа Лициния. Почему же элита, которая должна принадлежать нам, находится на территории потенциального врага империи?

–Вы все говорите верно, магистр, – спокойно возразил ему друнгарий. – Но чуть больше года назад Константин и Лициний подписали договор об усилении власти. О том, что находится в северной части Коринфа, не знает никто. Там находится ни фем, ни мерос и даже ни центурия. Там всего лишь мои гвардейцы.

–Что это за гвардейцы? – спросил Домициан. – Что это за слово такое? Есть императорские гвардейцы, куда попадают только лучшие из лучших. А твои чем так хороши?

–Обычные дети, у которых нет родителей. Дети, вскормленные Марсом и воспитанные войной. Грязные, голодные, агрессивные и никому не нужные. Они были, как звери, но их талант направили в русло военного искусства. Самому младшему четырнадцать, но его повадки, как у истинного гиппея⁵².

–Конечно же, назвал по-гречески, – ухмыльнулся Домициан и встал из-за своего места. – Почему гиппагреты⁵³?

–Не отхожу от канонов предков, – Кустодиан смотрел магистру в глаза и не моргал. – Я родом из Спарты. Царская элита во все века именовалась особым словом.

–Ладно, плевать мне на вашу Спарту и твоих сопляков, – резко вставил Домициан. – Отправляйся в Грецию, а в течение пяти-шести месяцев получишь дальнейшие распоряжения. Свой друнгарий на время передай проверенному человеку. Я думаю, у тебя найдется такой центурионишка? Союз двух владык шаток. Возможно, через год-другой будешь осаждать собственный город. Все, ступай!

Кустодиан поклонился магистру и выпорхнул из палатки, словно ястреб. Он уже не сомневался, что его переведут в другую армию и другой легион. Ерунда! Хорошо там, где нет Домициана. Хотя, жизнь такая вещь, что всегда найдется заноза в заднице.

Он быстро направился к палатке Филиппа, чтобы сказать, что через два дня покидает лагерь и отправляется в Грецию. Кустодиан прошагал до нужного места, но так и не нашел новоиспеченного стратега. Он развернулся и пошел к солдатам своего друнгария. Одна из его центурий была в западной части лагеря, куда Кустодиан и отправился. Через несколько минут он нашел человека, которого искал. Им был центурион Архонт. Они поздоровались и обнялись.

–Давно не виделись, воевода, – сказал Архонт.

–Правду молвишь! Есть разговор, Архонт.

–Что-то серьезное?

–И да, и нет! – Кустодиан пошел вперед, а центурион последовал за ним. – Я скоро уплываю в Грецию. Не знаю, как долго буду отсутствовать, но думаю, что в скором времени меня переведут на западную границу. Тебя временно, а может, и нет, назначат друнгарием. Магистр все знает. Я найду, Филиппа. Он передаст мою волю Домициану.

Архонт остановился и хмуро посмотрел на Кустодиана. Всем своим видом он показывал недовольство.

–У тебя появилась какая-то веская причина, чтобы покинуть Рим? – спросил он.

Центурион не знал истинного плана, из-за которого Кустодиан решил покинуть лагерь. Друнгарий решил, что в данный момент не стоит углубляться в подробности.

–Неотложные дела, – быстро сказал Эксакустодиан. – Дела, которые требуют немедленного вмешательства. Ты понял, какую мысль я хотел донести до тебя?

–Да. Я все понял.

–Вот и отлично! Передай парням, что я заходил.

Они пожали друг другу руки и с миром разошлись. Кустодиан отправился в свою палатку и увидел, что шатер Филиппа несколько изменился. Теперь возле него красовался лабарум⁵⁴. Ярко-красное полотно, с золотистой бахромой снизу и тремя дисками такого же цвета по центру. Штандарт мог бы сойти за вексиллум⁵⁵, если бы над полотном не сияла золотая монограмма Христа. Кустодиан подошел к лабаруму, потрогал древко, а потом пощипал ниточки бахромы. Марс ли нам принес победу или Плотник, прибитый ко кресту? Он потоптался на месте, глядя на красный штандарт, пустую палатку Филиппа и отправился к себе.

Знамя развевалось по ветру, внушая великий трепет и блаженный ужас от имени Того, Чье имя было нанесено на лабарум. Несколько дней назад этот знак, который скопировал Константин, явился в небе, закрывая солнце и освящая своей благодатью воинов. Все, кто видел это знамение, в страхе стояли и не могли пошевелиться. Крест исчез и прогремел Голос: "In hoc signo vinces"⁵⁶.