Читать книгу Гексарион: Врата Севера - Сергей Причинин - Страница 5

Ранним утром стояла хмурая и немного прохладная погода. В момент, когда Аполлон должен был проехать на своей колеснице по восточной части неба, из гавани Лутраки отошли три торговых судна. Солнечный диск спрятался за тучами, упорно не желая появляться. Майский день начинался, как обычно, предвещая маленький дождь и вечернюю бурю. Утренний северо-восточный бриз постепенно преобразился в свежий поток восточного ветра с варварских земель. Паруса судна надулись и понесли один из кораблей прямиком в порт Сиракуз.

Протей вместе к Кемнеби стояли на корме и смотрели в бесконечную даль Ионического моря. Стиракс, Кеннет и Анион играли в кости, практически не говоря друг другу ни слова. Эфиальт в одиночестве сидел в другой части корабля, расчесывая свои длинные волосы. На палубе не было только Кемаля и Прокла.

Насчет грека все было ясно. Последнее его пребывание на триерах и триремах было ярким и запоминающимся на всю жизнь. Таким запоминающимся, что кроваво-соленые весла снились ему почти каждую ночь. Прокл сказал, что проведет все плавание в трюме, натачивая меч и обучая Кеннета греческому и латыни. Араб, по прозвищу Пустынный Кот, также обитал непонятно где. Если его не было на палубе, значит, он ошивался в трюме. Вообще Кемаль, за исключением Эфиальта, был самым неразговорчивым. Он неплохо владел греческим, но почему-то постоянно держал язык за зубами и говорил лишь по необходимости.

Пикт Кеннет также мало пользовался языком, как органом ведения переговоров. Он быстро говорил с Анионом на беглом шотландском диалекте, а если другие его не понимали, он старался внушить им свои мысли с помощью топора и длинного меча. Галл Анион, благодаря занятиям Прокла, более-менее освоил азы греческого и стал четко выражать свои мысли короткими греко-латинскими фразами. Никто не распускал свой язык просто так, и поэтому молчание на корабле переносилось необычайно легко. Лишь вечно веселый и болтливый Стиракс чувствовал себя не в своей тарелке, потому что ему не с кем было поговорить. Обычно Прокл терпел бесконечные монологи Гунна, но его не было.

Былая уверенность бойцов Крылатого отряда испарилась, как утренняя роса. Стоя на песке, зарываясь пальцами в него и ощущая на себе палящий взгляд Агесилая и Аполлона, все были на вершине блаженства. Сейчас же все они находились в море и чувствовали себя крайне неуверенно, ибо водная стихия не была для них родным домом. В такой тишине все терпеливо ждали окончания плавания, которое, при таком ветре, должно было завершиться через шесть дней.

Новоиспеченный турмарх третьего мероса – Эксакустодиан бродил от одного борта к другому, что-то высматривая в тонущей синеве моря, неба и горизонта. После того, как они расстались с Агесилаем, ученики не услышали от Кустодиана ни единого словечка. Да и само расставание было трудно назвать таковым. Агесилай с Кустодианом пожали друг другу руки, кивнули головой и разошлись. Вот они настоящие мужи, взращенные на горных склонах Древней Лаконии. Агесилай облачился в кроваво-красный хитон и отправился на родину в Спарту. На протяжении полутора лет, за все перенесенные тяготы тренировок бойцы считали ветерана-гоплита чудовищем, сыном Аида и братом Таната – так они его ненавидели. Но, когда настала пора сесть на разных коней, многие почти пустили скупую слезу. Хотя это относилось к остальным бойцам, которые не вошли в Крылатую гвардию и плыли на соседнем судне, которое должно было отправиться в Виндобону.

Ветер стал крепчать и быстрее гнать судно по волнам. Торговая триера прямым курсом двигалась на Сиракузы. Там с корабля разгрузят вино, растительно масло в амфорах и загрузят хлеб с медом. Позже судно отправится в Мессану, где на его борт вновь попадут амфоры с вином и маслом. Члены экипажа бегали, суетились и громко ругались по тому или иному поводу. Помимо них здесь находился Сервий Туллий – купец первой гильдии. Чуть больше двадцати лет назад, он начинал помощником-казначеем у торговца Фламиния. Тот умер, а дело передал Сервию, ибо детей у него не было. Сервий Туллий обладал крепкой хваткой и приумножил свои богатства, став одним из самых влиятельных граждан Рима. Именно ему принадлежало торговое судно и те два корабля, что плыли рядом. На этом корабле главным был он, хотя в таких необычных случаях всегда существовал маленький нюанс. Сервий будет главным, если каким-то чудом не насолит Протею, а повод к этому был отличный.

Сервий приходился давним другом Адриану. Тому самому Адриану, который был хозяином большой виллы в южной части Лутраки. Сервий частенько бывал в загородном доме пожилого друга и видел его самую красивую рабыню – Вирсавию. Он не раз просил друга отдать ему девушку, но всегда получал вежливый отказ. Сервий находился в море, а Адриан вместе со своей самой красивой рабыней – в Лутраки, а, следовательно, никаких конфликтов быть не должно. Но ни тому, ни другому было невдомек, что Вирсавия находилась в трюме корабля. Только Прокл знал о том, что Протей тайком провел на борт девушку-еврейку. Грек и в мыслях не мог представить, как они сумеют прятать её на протяжении всего плавания. Как только они отошли от гавани, Вирсавию тут же вывернуло наизнанку, несмотря на то, что со вчерашнего дня в её рту не было ни крошки.

Когда Протей спустился в трюм, он увидел, как его любимая дрожащими руками вытирает пол. Он усадил её на койку и кинул тряпку на пол. Протей поводил ногой по полу, вытирая следы желчи, и швырнул грязное полотно в угол.

–Как себя чувствуешь? – он погладил её по щеке.

Вирсавия схватила пропахшее водорослями одеяло и прислонила ко рту, сдерживая очередной рвотный позыв. Всем своим видом, она показывала, как ей тяжело. На протяжении непродолжительного плавания она уже десять раз пожалела, что взошла на борт корабля, покинув твердую почву под ногами, но, когда Протей сел рядом с ней, все страхи и сомнения тут же улетучились. Она отбросила грязное одеяло и прижалась к нему.

–Это второе плавание в моей жизни, – она говорила тихим голоском. – Когда меня и брата забрали, мы плыли до Греции почти две недели. Мне было всего двенадцать, и я никогда не видела море. Оно мне казалось таким спокойным и умиротворенным. На тот момент я еще не лицезрела ничего более величественного, прекрасного и неповторимого. Воистину воображение и ум Создателя не знают границ. Когда меня с Вениамином посадили на корабль, мы едва успели выйти из гавани, как на нас обрушился дикий шторм. Не знаю, как мы выжили в ту ночь, но с тех пор я не считаю море тихим и спокойным. У берегов оно источник жизни, а все что дальше – гибель. Когда мы приплывем?

Протей, глядя в её измученное лицо, хотел облачить себя и любимую в сандалии Гермеса и улететь, куда они захотят, но Гермес просто так не отдаст свою волшебную обувь. Фракиец знал, что до Сицилии плыть около шести-семи дней, а оттуда еще около десяти дней до Массилии. Все зависело от ветра и воли Посейдона.

–Четыре дня, и мы в Сиракузах, – солгал Протей. – Отдохнем пару дней и отправимся в Галлию.

Она посмотрела на него жалобными глазами и положила голову на плечо.

–Я пойду наверх, а не то Кустодиан заподозрит неладное, – тихо произнес фракиец.

Вирсавия сильнее прижала Протея к себе, не желая отпускать, но он аккуратно снял её руки и встал. Юноша поцеловал девушку в лоб и стремительно поднялся по ступеням. Вирсавия осталась лежать в одиночестве, отданная на растерзание морской качке и слабому желудку.

Протей поднялся на борт и, к своему удивлению, встретил там Прокла. Он держался за перила из бука, читал какой-то свиток и иногда поглядывал в необъятную даль морских волн. Фракиец подошел к греку и заговорил:

–Что это у тебя?

–Завалялось среди военных трактатов. Это стихи. Теперь ни брат, ни сват, ни друг. Не воскресит твой хладный труп, – процитировал грек несколько строк. – Так отступила вся орда, ушла из града, мир даря. Я не знаю ни автора, ни то, о чем написаны эти строки. Я просто пытаюсь скоротать время.

Протею тут же пришли в голову слова, которые он помнил с детства. Стихи одной женщины.

–И месть в душе она лелеет, имея сотни злых имен… Может это отсюда?

–Не знаю, – грек улыбнулся. – Не особо разбираюсь в поэзии и твои слова мне незнакомы.

–Необычно видеть тебя здесь, мой дорогой друг. Обычно ты бежишь от моря.

–Устал сидеть в душном трюме, который насквозь пропах специями, – ответил Прокл и свернул свиток. – От этих пестрых запахов у меня голова закружилась сильнее, чем от качки. Ты от Вирсавии?