Читать книгу Гексарион: Врата Севера - Сергей Причинин - Страница 4

Прокл со Стираксом бродили по рынку в поисках свежего куска свинины, когда их нашел посыльный магистра армии – Кастул. Он представлял собой пожилого мужчину с большой лысиной на голове и жирной бородавкой под носом. Когда-то Кастул был центурионом, но в одном сражении ему перебили сухожилие, и он охромел. Не смотря, на жаркий день, на старике был одет темный балахон с широким капюшоном. Кастул надвинул его себе до самого носа, изображая арабского наемника. Домициан использовал его в качестве личного посла, раздавая приказы по всей империи в пределах своих полномочий. Стиракс закидывал в рот, наверное, уже сотый финик, когда Кастул затащил его за палатку. Прокл последовал за товарищем, не понимая к чему такая маскировка. Юноша видел его в пятый раз, но до сих пор не привык к штучкам горе-разведчика.

–В чем дело? Почему ты прячешься? – спросил Прокл у седого Кастула.

–И так вы встречаете старого центуриона? Вообще-то мы в префектуре Лициния, – сощурил глазки хромоногий. – Может за вами послать целый легион? Под барабанную дробь сядете и уплывете на берега дикого Рейна.

–Куда? – спросил Стиракс. – Боги, какой Рейн?

–Домициан отправляет вашего друнгария в Галлию усмирять готов. Филипп Македонец уже на полпути к Арелату. Магистр отправляет Кустодиана в северные земли и повышает его до чина турмарха.

Стиракс посмотрел на Прокла, потом снова на Кастула.

–Наставник будет начальником мероса? – спросил у Кастула Стиракс. – Ничего себе! Вот это новость.

В самом деле, это была прекрасная новость, но Прокл почему-то не поддержал радости Гунна. Он скрестил руки на груди, а потом спросил у Кастула:

–Когда мы отплываем?

–Послезавтра из Лутраки отплывает корабль в Сиракузы, а после вы возьмете курс на Массилию. Там вас встретит Филипп. Я разговаривал с вашим наставником, он в курсе всех дел. Это пока все, что вам следует знать.

Стиракс больше не улыбался, а только внимательно смотрел на Прокла, зная, о чем тот думает.

–На границе, по всей видимости, напряженная обстановка, раз туда послали целый фем с восточной границы и еще один – из Рима, – сказал Стиракс.

–Будешь много знать – сон станет тревожным.

–От кого ты прячешься? – поинтересовался Прокл.

–Я не прячусь, а выманиваю. Все, мне пора!

Пожилой боец, видимо, считавший себя первоклассным наемником, вышел из-за палатки, огляделся и быстрым шагом двинулся в сторону порта. Стиракс, глядя на глупые действия бывшего центуриона, положил руку на лицо и покачал головой.

–Наемник из чрева самого Ареса, – с сарказмом сказал Гунн. – И как ему доверяют такие важные поручения?

Прокл пожал плечами и сделал шаг в сторону рыночной площади. Все время, пока они беседовали с Кастулом, шум Агоры куда-то исчез. Как только Стиракс и Прокл вышли из-за палатки, рыночная суета обрушилась на них с удвоенной силой. Крики, дурманящие запахи приправ, разговоры на неизвестных языках и диалектах – все это окружило их с четырех сторон.

Друзья двинулись в сторону казарм, чтобы побыстрее обсудить слова Кастула и поговорить с наставником. Стиракс услышал сразу две прекрасные вести. Первая – он попадет в мерос Кустодиана, вторая – он, наконец-то, сделает лук. Он всегда хотел сделать сложносоставной лук своих предков, но климат Греции не позволял этому. Стиракс знал тайну изготовления страшного оружия, которым могли владеть только гунны. Может, он и в самом деле Гунн? Через месяц у него появится возможность узнать, откуда растут корни.

Прокл из Тиринфа в одном предложении уяснил две новости – хорошую и плохую. Хорошая новость заключалась в том, что друнгарий Кустодиан все-таки стал турмархом, и они отправятся в Галлию, а плохая…

– Великие Боги! В Массилию нужно добираться морем!

Морем, которое Прокл ненавидел и боялся больше всего на свете. Он мог себя пересилить и провести пару суток на корабле, но их путешествие продлится пару недель точно. Ничего, переживу как-нибудь – хмуро подумал грек.

Они покинули площадь и уже подходили к казарме, как им встретился Киприан. Старик, видимо, ходил смотреть стычки на арене, потому что на его лице была типичная улыбка после посещения тренировок. В последнее время, Киприан жутко капал на нервы Протею, восхищаясь его мастерством. Если бы старик был помоложе, то начальник Крылатого отряда, наверное, выбил бы из него всю дурь, но фракиец только смеялся над ним. Киприан любил рассказывать истории, как по молодости служил в легионе и был одним из лучших бойцов. Агесилай сказал, что старик тяжелее своего члена в руках ничего не держал и не удержит. Седой Киприан с длинной бородой и улыбкой до ушей любил подходить к Кеннету с предложением померяться силой. Пикт Кеннет, который знал всего двадцать слов на латыни и чуть больше на греческом, постоянно ругался и рукой отводил старика в сторону, стараясь не связываться с ним. Только Эфиальт ласково относился к седому Киприану, зная, какой тяжелой бывает старость. Одним словом – старик донимал всех, и Прокл со Стираксом, чувствовали, что сейчас тот снова начнет нести всякие старческие нелепости.

–Бросаете бедного Киприана? – старик улыбнулся.

Стиракс, глядя на его улыбку, которая скрывалась под густой бородой, похлопал его по щеке и радостно воскликнул:

–Дружище, не дождусь того момента, когда уплыву от тебя в дальние края.

–В Арелате сейчас холодно! – пробормотал старик.

В Арелате? – подумал про себя Прокл. Кастул "первоклассный" шпион, если даже Киприан все знает. К чему тогда был весь этот фарс на рынке с маскировкой и играми в разведчиков?

–Откуда ты знаешь? – серьезным тоном поинтересовался Прокл.

–Агесилай что-то говорил парням…

–Киприан, перестань улыбаться, – резко сказал Стиракс, изображая старика.

Узкие щелки, которые назывались глазами, густая белоснежная борода и улыбка до ушей, нервировали Гунна, да и не то только его…

Прокл, ничего не сказав, двинулся дальше. Стиракс похлопал старика по плечу и пошел вслед за товарищем. Они вошли внутрь казармы и отправились на арену. Двадцать три бойца стояли и внимательно слушали Эксакустодиана, который держал в руках письмо с императорской печатью. Агесилай с Протеем находились несколько в стороне и о чем-то разговаривали. Прокл вместе со Стираксом протиснулись в толпу и встали возле Кемнеби.

–Что тут происходит? – шепотом спросил Гунн.

Кемнеби перевел на Гунна взгляд тяжелых карих глаз и медленно проговорил.

–Наставник говорит, что мы покидаем Лутраки и отплываем в Сиракузы. Сказал, что нас отправляют на войну.

Египтянин снова отвернулся и стал смотреть на Кустодиана. Стиракс посмотрел на Прокла и тихо сказал:

–Зачем Кастул поймал нас с тобой, если уже побывал здесь?

–Он же сказал, что предупредил наставника.

–Мне кажется, он предупредил весь Коринф, – Стиракс перешел на шепот. – Если уж бородатое чудище обо всем знает…

Прокл приложил палец к носу, призывая к тишине. Видимо, они пришли уже под самый конец монолога наставника, потому что все стали расходиться. Спустя минуту, под навесом остались только Прокл, Стиракс, Протей и Кустодиан.

–Наставник, это правда, что нас отправляют в Галлию? – спросил Гунн.

–Да, – с улыбкой проговорил Кустодиан. – Признаюсь, я крайне рад этому, ибо мне надоела жизнь под палящим солнцем. Мне нужны сражения. А вам стоит узнать, что такое жизнь римского легионера.

–А как быть с…?

–Мне надо поговорить с Кастулом, – перебил его наставник. – Протей все вам расскажет.

–С его навыками маскировки, он должно быть уже в Армении, – тихо произнес Стиракс.

–Что ты там бормочешь?

Гунн расплылся в улыбке от уха до уха.

–Пойду, соберу вещички.

Эксакустодиан бросил на него суровый взгляд и покинул прохладное место под навесом, оставив трех юношей стоять в тишине. Стиракс стоял у стены, скрестив руки на груди, Прокл, сдвинув брови, размышлял над происходящим, а Протей витал где-то в облаках. Все бойцы с одной стороны хотели посмотреть на мир, его величие и необъятность. С другой стороны, никто не хотел покидать маленькие Лутраки, ибо город стал для них родным домом. Протею было абсолютно наплевать на Лутраки, Коринф и на весь мир. Он не хотел покидать город из-за Вирсавии.

Когда он услышал, что послезавтра они отплывают в Сиракузы, в его сердце поднялась буря. Как отпустить любимую? Возможно, эти два дня будут последними в их бренной жизни. Вероятность того, что они вернутся обратно, была крайне мала. Протей прикинул все возможные варианты, но так и не нашел ничего подходящего для них двоих. Когда они беседовали с Агесилаем, в его голову пришла светлая мысль. Протей твердо решил – он не расстанется с Вирсавией. Она уплывет с ним в Массилию.

***

В небольшом парке, в западной части города, постоянно гуляли знатные граждане Рима. Господа неторопливо прохаживались вдоль террасы, наслаждаясь прохладой и свежестью апрельского дня. Наличие бездны времени позволяло вельможам и сановникам все послеобеденное время проводить здесь. Треть от общего числа сенаторов обсуждали политические дела, вдыхая благоухания декоративных растений. Так было вчера, позавчера, неделю назад и вообще все время, но только не сегодня.

В этот прекрасный апрельский день из парка выгнали всех людей, не обращая внимания на их титулы, звания и происхождение. Согласно приказу магистра Домициана по всему периметру, на всех выходах и входах должны были стоять воины императорской гвардии. Тишина, зеленые деревья, благоухающие цветы и пять сотен хмурых легионеров, закованных в броню. Солдаты стояли, а их лица покрывались потом и испариной. Они ощущали безумное напряжение в суставах и переносили немыслимую жару под тяжелыми доспехами. Зато те, кого они охраняли, чувствовали себя вполне комфортно.

В окружении десяти солдат императорской гвардии шел Август Константин. Возле него шел Антигон – один из старейших советников, который служил еще при императоре Диоклетиане. Белоснежные волосы, седая борода и морщинистое лицо мудреца. Из всего двора, Константин полагался на него более всех. Рядом с Антигоном шел молодой сенатор Евтихиан, который был полной противоположностью старца. Сенатор много времени проводил в борделях и был неумерен в плотских утехах. Лицо Евтихиана было изрыто оспой, меняя внешность не в лучшую сторону. Несмотря на его сомнительную репутацию, он имел светлую голову. По определенным вопросам Август прислушивался к нему.

Сзади этой троицы двигался магистр Домициан вместе со стратегом Григорием, а сразу за ними шли советники Валериан и Септимий. Антигон успел десять раз вознести хвалу богам за то, что Септимий шел позади, а не рядом с Августом. Из всех людей, которые прогуливались по парку, только старый Антигон понимал, какая опасность исходит от Септимия, по прозвищу Сапожок.

Все советники были разодеты в белые и пурпурные тоги, кроме Домициана и Григория, на которых были одеты серебристые кирасы и красные сагионы. Август Константин был одет в парагадион⁷⁹ с узкими длинными рукавами без драпировок, где боковые вырезы и низ туники были сделаны сплошной каймой. Поверх парагадиона Константин был облачен в лорум⁸⁰, один конец которого был опущен на груди и отвернут под углом, а второй был перекинут через плечо на спину и выведен на левую руку. В этот раз голову Августа ничего не украшало, и темные волосы развевались от слабого ветра.

Константин вместе с Антигоном обсуждали недавние события, которые произошли в империи. Максимин Даза двинул свое войско на Византий, а Лициний выступил ему навстречу. В течение двух-трех недель должно было произойти решающее сражение, которого Константин с нетерпением ждал. Союз с Лицинием стал слишком шаток, и следовало принять решение о том, как быть дальше.

–Если Лициний победит, – сказал Константин. – Тогда Малая Азия и префектура Максимина полностью перейдут под его контроль.

–Я думаю, что Лициний в любом случае одержит верх, – твердым голосом сказал Антигон. – Хоть у Максимина и войско в два раза больше, они измотаны и деморализованы. Страшный неурожай и эпидемия чумы также сыграют не последнюю роль.

–Но как быть с Лицинием после всего этого? Он не так глуп, как Максенций и имеет хорошее представление о том, что творится в Риме и за его пределами.

–Нам сейчас нужно думать не о Лициние, – вмешался Септимий. – Западная граница вдоль Рейна обнажена. Почему бы нам, – он оглянулся и посмотрел на Домициана. – Не перебросить часть войска в Галлию?

–Мы не можем сделать это прямо сейчас, – возразил Антигон. – Назревает конфликт с Лицинием. Нужно разобраться с одним врагом, чтобы потом сосредоточить все силы на другом. Мы не должны провоцировать готов. Нам не потянуть войну на два фронта.

–А если Лициний заплатит нашим врагам? – сказал Евтихиан. – Готы пойдут на нас с запада, а он – с Востока. Ведь, как сказал наш достопочтенный Август – Лициний не так уж и глуп. К тому же нельзя забывать о персах.

Антигон не любил сладких речей Евтихиана. Хитрый советник всегда расписывал ситуацию в черном цвете, но никогда не предлагал путей её решения.

–У готов нет сильного лидера, вокруг которого они могут сплотиться, – сказал Антигон. – Они превращаются в наемников и идут туда, где больше платят.

–У Лициния много золота, – сказал Евтихиан.

–У меня не меньше, – резко возразил Константин. – Нам нельзя ослаблять границу у Рейна, поэтому оставим все, как есть. Вообще армию следует рассеять по всей восточной границе. В случае опасности мы успеем собрать все силы в единый кулак.

–Было бы разумно перебросить один фем на западную границу, – сказал Домициан. – Пятьдесят тысяч легионеров на Марсовом поле⁸¹ через год будет не прокормить.

Константин остановился и повернулся к тем, кто шел позади. Императорские гвардейцы тут же остановились и застыли на месте.

–А ты что скажешь? – он обратился к Валериану.

Тот нахмурил лоб и почесал жидкую бороду.

–В целом, я согласен с Антигоном, но в том и дело, что пока нет никакого конфликта с Лицинием, – Валериан поправил застежку на плече. – В течение двух месяцев, готы сожгли пять застав на границе. Там, – он показал пальцем в сторону. – Назревает угроза! И эта угроза может оказаться куда страшнее, чем Август востока. Верно сказано, что у них нет сильного лидера, но есть наёмники, которые могут взять на себя эту роль. К тому же нельзя забывать о притязаниях конунга Германариха. Он способен объединить племена.

–Четыре фема будет достаточно для обороны города, – сказал Константин. – Бог мне поможет!

–Марс уже однажды помог великому Августу, но второго может и не быть, – сказал Антигон. – По всей видимости, Германарих собирается поставить под меч несколько сотен племен.

–Этого мы не знаем, – пожал плечами Септимий. – Может нужно обратиться к наемникам из Ктесифона?

–Ты еще к христианам сходи, – насупив брови, ответил Антигон.

–Я слышал, что они едят плоть и пьют кровь, – с усмешкой произнес Евтихиан.

–Так они называют хлеб и вино, – спокойно ответил император. – Если бы ты хоть раз увидел их обряды, то понял, что про них много чего выдумывают.

Все, кто стоял рядом с Августом, смутились. Никто не мог взять в толк, почему Константин начал потворствовать христианам. Евтихиан, Валериан и Антигон поклонялись Юпитеру, а Септимий – самому себе. То, что христианство набирало силу, трудно было оспорить. Во всей империи их насчитывалось чуть более одной десятой от общего числа жителей крупных городов и провинций, но Август почему-то был на их стороне. Он был на стороне меньшинства. Как можно сделать ставку на проигравших и быть уверенным в победе? Год назад Домициан не верил в победу над Максенцием и частенько возражал Константину, но после такого поворота событий перестал требовать жертвы от христиан в армии и стал внимательно прислушиваться к каждому указу Августа, каким бы безумным он ни казался.

Константин размышлял над словами своих советников. В данном случае ни одно из решений ему не казалось верным. Нельзя ослаблять армию у обеих границ. Но где набраться такого количества легионеров, чтобы везде успеть? Нужно надеяться на чудо. Лициний, если узнает, что граница ослабла, после победы над Максимином сразу пойдет на Константина, а в этом случае придется перебрасывать несколько легионов из Галлии. Западная префектура останется в беззащитном меньшинстве. Императорская разведка никак не может добраться до Германариха, ибо его перехватчики сильны, как никогда. Два года назад, когда римляне выступили из Галльской префектуры, они шли по лезвию ножа, нападая на Максенция таким малым числом. Но в конечном итоге Константин оказался сильнее.

Август вышел вперед и задержался взглядом на террасе с декоративными растениями. В таком положении он стоял несколько минут, прежде чем заговорил:

–Два фема перебросить в Виндобону, и еще один – в Галлию, – распорядился Август, – на западную границу следует отправить опытного стратега. У тебя есть кто-нибудь на примете? – он обратился к Домициану.

–Филипп Македонец, – вмешался Григорий. – На мой взгляд, самый приемлемый вариант.

–А как же Эксакустодиан? – спросил у него Антигон. – На мой взгляд, он самый достойный кандидат. К тому же, у него есть подготовленные бойцы и опыт ведения войны в Галлии.

–Он только друнгарий, – ответил Домициан, стараясь не думать о том, откуда старику известно про бойцов Кустодиана. – Полгода назад он просил перевода на западную границу. Недавно эта тема снова оговаривалась между нами. Кажется, я смогу выполнить его просьбу.

–Тем более, Филипп и Кустодиан давние друзья, – с усмешкой сказал Григорий.

–Я полагаюсь на тебя Домициан, – император посмотрел на магистра. – Нужно усилить западные гарнизоны и не допустить разжигания войны с Германарихом. Пусть солдаты не провоцируют его.

–Даже, если он отобьет крупный гарнизон?

–Там уже будем смотреть по ситуации.

Магистр армии поклонился Августу, а советники отправились к выходу из парка. Константин махнул рукой, и солдаты гвардии пошли дальше, охраняя своего владыку. Домициан и Григорий остались вдвоем.

–Через несколько дней отплывает корабль в Галлию, – начал говорить магистр. – Я уже отправил Кустодиану распоряжение о переводе. Кастул передаст сообщение бывшему друнгарию из Коринфа. Кустодиан получит повышение и свой мерос.

Григорий удивленно поднял темные брови и саркастически улыбнулся.

–Кое-кто желал попасть в самое пекло, – улыбался стратег. – Желание исполнено. А почему именно Филипп?

–Он сам меня просил об этом. Даже не знаю, где лучше: умирать от жары в Персии или трястись от холода в Галлии?

–Македонец ненавидит Галлию.

–Знаю, но он отправится туда вместе со старым другом Кустодианом. До меня дошли тревожные новости прямиком с римской агоры.

Григорий вопросительно посмотрел на Домициана. Тот нервно теребил фибулу на сагионе.

–На императорском корабле завелись жирные черви, пожирающие дно.

–Кастул что-то разведал?

–И да, и нет, – раздраженно сказал магистр. – Но теперь они знают, как выглядит мой лазутчик.

–Наши прославленные военачальники будут стеречь границу, – с сарказмом произнес Григорий. – Нам ничего не грозит.

В последнее время Домициан устал от колкостей молодого военачальника. Он улыбнулся и тихо сказал:

–Я не сказал, какое количество кораблей уплывают в Галлию? Не обольщайся, стратег Григорий! Ты и твой фем отправляетесь в Виндобону.

***

Возле цветочной клумбы сидел молодой юноша по имени Вениамин. Он усердно работал маленькой лопаткой и орудием, похожим на кирку. На вилле господина Адриана и его супруги Цецилии, Вениамин следил за всеми цветами. В его обязанности входили поливка, прополка и уход за декоративными растениями. До вчерашнего дня ему нравилось находиться здесь, но теперь все изменилось.

Вениамин бросил лопатку и утер пот со лба. Он привык к тяжелому полуденному зною, но сегодня жара переносилась на удивление трудно. Хотя, чему удивляться, если спина мальчика горела адским пламенем. Позавчера, когда он зашел в комнату к Вирсавии, он обнаружил там мужчину, который обнимался с его обожаемой сестрой. Вирсавия и Протей, который приходил к ней каждый день, не заметили юношу. На следующий день в присутствии госпожи, у Вениамина как бы случайно открылся рот и поведал маленькую тайну сестры. Цецилия удивленно вскинула брови и посмотрела на Вирсавию. Её прелестная загорелая кожа в один миг зарделась алым цветом, хотя её брат думал, что она не имеет ни совести, ни стыда. Она что-то пыталась сказать госпоже в свое оправдание, но после бурной ночи голова соображала слабо, а язык не желал ворочаться. Вирсавия стояла и думала о расправе над своим глупым братцем, который так её подставил. Вениамин же сам не понимал, что заставило его открыть тайну сестры. Ревность к тому мужчине? Вряд ли. Просто ему было неприятно видеть, как его сестра каждую ночь тонула в море наслаждения, в то время как Элагабал ходил, словно зараженный чумой. Наверное, ему было обидно за конюха. Ему было больно смотреть на то, как сестра предала его и низко обошлась с Элагабалом. В любом случае было поздно что-либо менять. Госпожа так и не получила правдоподобного ответа от Вирсавии и перестала проводить допросы. Она хотела наказать девушку, но потом подумала, что негоже уродовать самую красивую и преданную рабыню. Но и оставить это просто так тоже было нельзя, поэтому Цецилия приказала высечь маленького Вениамина. Вот тут настала его очередь удивляться – чем же виноват он? Госпожа была неумолима и приказала высечь юнца. А чтобы жизнь не казалась спелой оливкой в сладком меде, двадцать ударов плетью должен был нанести Элагабал. Нареченный Вирсавии в последнее время очень сблизился с маленьким Вениамином, но пойти против воли госпожи он не мог. Каждый удар, что получал брат Вирсавии, заставлял Элагабала испытать собственную боль. После этого маленького инцидента все перессорились, и Вениамин ранним утром ушел в сад, чтобы прополоть фиалки и оросить их своими слезами несправедливости.

Мальчик сидел на корточках, и каждое движение было настолько болезненным, что он с трудом сдерживал себя, дабы не закричать. К тому же несколько ран на спине открылись, и в них попал соленый пот, причиняя жуткие неудобства. Вениамин бросил все инструменты на землю, повернулся к солнцу и вытер слезы на глазах. Судьба людская ужасна! Он был младше сестры на семь лет, но постоянно лез в её личную жизнь. Почему не наказали Вирсавию? Ведь это она предается ночным утехам, а не он. Хотя, это было громко сказано, просто юноша зашел в комнату не в то время. Если Вирсавия и желала Протея, он не позволял ей этого. От такой строгости девушка желала его еще больше и в момент плотских наслаждений заставляла Протея открывать рот от удивления. Но как бы хорошо она себя с ним не чувствовала, бессонные ночи сказались и на ней. Вирсавия стала рассеянной, постоянно забывала о просьбах, наказах госпожи и просто-напросто странно себя вела. Брак с Элагабалом так и не состоялся, ибо он понимал, что сердце Вирсавии принадлежит другому. Он попросил госпожу найти ему другую жену. Кого угодно, но только не еврейку-предательницу из Иудейской провинции. Вениамин сидел на теплой земле, когда к нему подошли Элагабал и Кезон – помощник в конюшне.

–Как ты?

–Паршиво, – Вениамин ударил по земле лопаткой.

–У нас созрел план, как проучить их обоих.

–Кого? Сестру и её ночного гостя?

–Да, – произнес Кезон и огляделся. – Я знаю, где взять оружие.

–Вы что собрались его убивать?

–Нет. Мы только проучим его. Ты поможешь нам?

–А я бы убил, – с легким раздражением проговорил Элагабал. – Но твою сестру я бы убил еще раньше.

Вениамин нахмурился. Эти двое мало того, что затеяли опасный план, так еще хотят и его туда втянуть. Он поднялся на ноги и отряхнул руки.

–Моя роль?

–Следить за сестрой, – сказал Кезон. – У нас всегда много работы в конюшне, а ты постоянно ошиваешься здесь и все видишь. Ничто не уйдет от твоего пытливого взора.

–То есть, когда он придет, я должен сообщить об этом вам? И только?

Элагабал утвердительно кивнул головой.

–Мы проучим этого проходимца. Будь уверен, младший брат.

Они медленно пошли в сторону конюшни, постоянно перешептываясь и оглядываясь.

–Со своими интригами выдаете себя с потрохами, – Вениамин лишь прокряхтел.

Только он сел на корточки, чтобы завершить работу, как к нему подошла одна из подруг сестры – Архелая.

–Где Вирсавия? – поинтересовалась она.

–Откуда мне знать, – мальчик не поднимал глаз. – Я не сторож сестре.

Спина болела, глаза щипало от слез, а нос был заложен.

–А где Мавра? – спросила Архелая.

–Все девушки такие рассеянные или только ты? – строго осведомился юноша. – На рынке они! И Вирсавия, и Мавра. Их давно нет, так что должны бы уже подойти.

Архелая подозрительно посмотрела на Вениамина. Весь её вид выражал нетерпение и сомнение. Она качала головой, будто мысленно репетировала заученные наизусть слова. У Вениамина было такое же лицо, когда он не решался что-либо сказать. Мавра тяжело вздохнула и пошла к железным вратам. Она вышла с виллы, сделала несколько шагов по мощеной дорожке и осмотрелась. Вдалеке виднелись две её подруги, которые тащили в руках огромные корзины. Девушка поспешила пойти им навстречу. Смуглая Мавра рассказывала какую-то увлекательную историю, когда к ним подошла Архелая. Весь её вид выражал беспокойство. Вирсавия смотрела на подругу с улыбкой, но постепенно она исчезала с её лица.

–Что случилось?

Архелая глубоко вздохнула и сказала:

–Только что приходил твой знойный Аполлон.

Мавра издала чуть заметный смешок, но, увидев взгляд подруги, тут же осеклась.

–Его зовут Протей! – строго сказала Вирсавия. – Он что-то сказал?

–Он долго бродил возле ворот, поджидая тебя, но ты, как в тартар канула…

–Ну-у, не тяни!

–Он сказал, что они уплывают в Галлию.

Глаза Вирсавии округлились и стали похожи на две золотые драхмы, а корзина с грохотом упала на мостовую.

–Когда?

Архелая пожала плечами, а Мавра восхищенно смотрела на подругу.

–Дорогуша, да ты влюбилась в него по самые уши.

Вирсавия отвернулась от них и запустила руки в волосы. Она быстро шептала молитвы. Господь Всемогущий, не забирай его у меня…

***

В жаркий полдень в Риме шествовала царская процессия. Торговцы покидали лавки, лишь бы поскорее увидеть человека, который собрал воедино несколько городских агор. По центральной улице шли солдаты императорской гвардии. Их обнаженные мечи были готовы вонзиться в плоть тех, кто посмеет поднять руку на царскую особу.

Мальчишки залезали на крыши и махали руками челяди, сопровождающей царский паланкин. Толпа кричала и улюлюкала. Каждый хотел получить благословение от самой красивой женщины империи. Начальник стражи что-то громко крикнул, и солдаты плотнее сомкнули ряды возле паланкина и следующего за ним обоза. Всего в город вошло около пятисот вооруженных солдат и около сотни человек императорской свиты. Паланкин остановился возле дворца, и из него появилась маленькая бледная рука. Быстро подлетевшая служанка мягко ухватилась за руку и помогла госпоже выбраться из её тесного жилища. Толпа рукоплескала, когда увидела Фаусту – супругу императора Константина. Она улыбнулась всем и каждому, стараясь никого не обделить своей любовью. Одетая в легчайшие шелка Фауста подняла взгляд и увидела, что у ворот дворца стоял её муж. На миг, она забыла, что была особой царских кровей. Императрица сорвалась с места и побежала по ступенькам, как деревенская простушка. Спустя миг она уже была в объятиях мужа.

–Тебе не следовало приезжать сюда, – Константин взял её за руку и повел во дворец. – Дорога из Медиолана всегда была опасной.

–Мой горячо любимый муж, – она прижалась к его плечу. – Я не могла сидеть в одиночестве, ожидая известий из Рима. Как только я узнала о поражении Максенция, тут же возблагодарила богов и принесла дары во все храмы, где пролегал мой путь. Ты победил, и ты истинный сын своего отца. О, великий Константин – орудие в руках Митры! Мне все равно, сколько побед ты одержал или одержишь впредь! Лишь бы боги хранили твою жизнь, ибо твои успехи продлевают жизнь мне.

Фауста поцеловала и крепко обняла мужа. В такие минуты Константин забывал обо всем и был готов выполнить любую прихоть жены. Август распорядился, чтобы слуги приготовили ей ванну, а сам вместе с Фаустой двинулся в тронный зал. Зал потерял часть роскоши, ибо Константин, в отличие от Максенция не любил мнимый блеск. Все здесь было по-солдатски просто и по-царски изящно. Западную стену украшал бюст жены, который Константин постоянно возил с собой. Фауста подошла к изваянию, которое было её точной копией, и потрогала глаза.

–Это…?

–Изумруды, – пояснил Август. – Не такие прекрасные, как у тебя, но также хороши.

Фауста и раньше видела это маленькое скульптурное произведение, но драгоценные камни вместо глаз она увидела впервые. От такой похвалы на глаза навернулись слезы. Она любовалась своим отражением в камне, а Константин телесным созерцанием красоты своей ненаглядной жены. Её черные, как уголь, локоны волос завитками струились до самого пояса. Большие, изумрудные глаза с радостью взирали то на Константина, то на бюст у стены, а тонкие черты лица живо менялись от любой эмоции. Во всех концах империи было много знатных красавиц, но они не могли соперничать с Фаустой. Её красота была эталоном царственного величия. Вся империя любила и обожествляла Фаусту. Для Августа она была примером того, как можно сделать идеальный выбор супруги, имея на примете сотни иноземных царевен и принцесс.

Флавия Максима Фауста – дочь безвозвратно ушедшего Августа Максимиана. Она была намного младше своего будущего мужа, когда они впервые познакомились. Константин до сих пор корил себя, что, проявляя твердость в управлении страной, он оказывался слабым под влиянием Фаусты. Это не он взял её себе в жены, а она выбрала его в мужья. Никто не знал, что наедине она вила из него веревки и мяла, словно глину. Могучий правитель и великий полководец сжимался при виде первозданной красоты. Когда же Фауста плакала, Константин был готов испепелить весь мир, лишь бы любимая не печалилась. Она являлась таким человеком, которой муж доверял абсолютно все, но с другой стороны – ничего. После того, как в 310 году она участвовала в заговоре против своего отца, Константин потерял к ней толику доверия. Но, когда она отказалась участвовать в заговоре против собственного мужа, чтобы помочь отцу, все снова встало на свои места. Максимиан, пораженный изменой дочери и просто сраженный внутренними распрями в своей части империи, покончил с собой.

Фауста любила роскошь и преклонение перед своим царским величием. Дочь Максимиана была умна, расчетлива, предусмотрительна и осторожна. Она была опасна. Кроткой Фауста становилась только возле Константина. Именно поэтому он не всегда мог угадать, искренни ли её намерения. Наверное, двуличие – удел всех красивых женщин. Фауста была красива, ибо на её фоне меркла сама Афродита. Константин хотел приставить шпиона, дабы узнать, то, что было скрыто от его глаз. Подобные мысли носились в нем уже несколько лет, но он постоянно отговаривал себя, считая, что императору недостойно о таком думать. Амбиции Фаусты двигали вперед Константина. Антигон в шутку говорил, что идея захвата Вечного города принадлежала императрице, как и все остальные, связанные с кровопролитием. Фауста желала видеть весь мир у своих ног. Он хотела стать богиней, пред которой бы преклонили колени все народы. Только на её пути было множество преград. Она была своевольной, но, несмотря на все недоразумения, по-прежнему безумно любила своего мужа.

В зал вошла Туллия – служанка Фаусты.

–Госпожа, Ваша ванна готова.

–Надеюсь, мой благословенный муж простит мое отсутствие. Я очень устала с дороги и хочу отдохнуть.

–Мои слуги в твоем распоряжении. Отдыхай и располагайся!

Фауста поцеловала Константина и вместе с Туллией покинула тронный зал. Август сжал кулаки и принялся бродить по залу. Несколько часов назад, он и его советники обсуждали политические вопросы в отношении врагов империи, а теперь, стоя с женой, он не может вымолвить ни слова. Она имеет над ним необъяснимую власть. Наверное, в глубине души он не хотел на ней жениться. Если она так легко свергла своего отца, то почему не может скинуть с престола и мужа? Великий Митра, избавь меня от глупых мыслей!

Двери зала снова открылись. Константин повернулся и увидел, что это был его сын – Крисп. Этот четырнадцатилетний темноволосый мальчуган был точной копией своей матери Миневрины – первой жены Константина. Если внешность пошла в сторону матери, то твердый, непробиваемый характер целиком и полностью был от отца. Константин благодарил богов, которые подарили ему такого сына. К несчастью, за все божественные дары нужно платить и плата царя оказалась велика. В день, когда родился Крисп, мать его Миневрина покинула, безутешного Константина, оставив его с младенцем на руках. За десять лет Константин виделся с сыном трижды. Он отдал его на воспитание Тигго – своему близкому другу, начальнику галльской кавалерии. Крисп уплыл в Галлию и там стал обучаться военному ремеслу. Спустя три года он вместе с Тигго участвовал в подавлении восстания. С тех пор Константин пересмотрел отношение к сыну и забрал его с собой, дабы тот пробовал силы не только в военном деле, но и политике. Пока у царской четы не было детей, и единственным законным претендентом на престол был Крисп. Август прекрасно понимал, что в скором времени супруга возжелает иметь своих детей. Они состояли в браке больше семи лет, а Фауста так и не понесла от мужа. Все дело заключалось в том, что больше жажды правления, Фауста любила свое исключительное тело, которое бы испортила беременность. Она всегда это скрывала и любые речи на эту тему заставляли её лицо пылать. Константин желал видеть на троне после своей смерти Криспа. Будь у него еще дети, он бы не оставил их обделенными, но главный трон – первенцу. Место нашлось бы для любого, но Крисп знал, что Фаусте мало видеть своих детей на престоле. Она хотела свержения Криспа.

Не по годам взрослый юноша подошел к отцу и поклонился.

–Да здравствует великий Август Константин!

Несмотря на такую жару, он был одет в полную боевую экипировку. Красный сагион волочился по полу, блестящий меч висел на боку, а руки были облачены в кавалерийские перчатки. Константин обнял сына и улыбнулся.

–Мы не на совете, чтобы ты так обращался ко мне. Сейчас я твой отец, а не император. Ты чем-то обеспокоен?

–Отец, – громко начал говорить Крисп, но постепенно его уверенность угасла. – Разреши мне поехать в Галлию, вместе с Тигго.

Лицо Августа вмиг стало серьезным.

–Тигго остается здесь. В Галлии на время будет назначен новый начальник кавалерии. Мы выиграли великую битву, а ты хочешь сбежать, не насладившись этим незабываемым вкусом победы?

–Если Тигго не едет, тогда позволь мне одному отправиться туда. С востока идет Лициний, с запада – Германарих. Враги будут везде и всегда. Позволь мне защитить твою честь и честь нашего дома на западе?

–Будь я в твоем возрасте, я бы отправился в Галлию. Мне по душе простые люди и суровый климат. Ты только-только оттуда вернулся, а теперь снова пытаешься сбежать. В чем дело?

Крисп вздохнул и нерешительно произнес:

–Я не могу радоваться жизненным триумфам, когда рядом Она.

Константин покачал головой и принялся расхаживать по залу. Он ходил от стола к тронному креслу и обратно.

–Так значит ты в курсе, что Фауста прибыла из Медиолана.

–Весь город только об этом и говорит. Конечно же, я в курсе. У Мильвийского моста еще не успела пролиться кровь, а моя мачеха уже покинула Медиолан, – на вопросительный взгляд отца, Крисп решительно произнес. – Меня осведомила разведка Тигго. Командир отряда обязан знать все, что твориться вокруг него. Отец, если ты запретишь мне, я покину Рим по своей воле.

Константин быстро прикинул возможные грядущие проблемы. Сын был ему нужен здесь, Но Фауста была нужна ему еще больше. Он так соскучился по её объятиям и ласке. Сейчас император стоял и сдерживал себя от того, чтобы не навестить жену в ванной. С другой стороны, Константин не любил скрытые заигрывания Криспа с Фаустой. Иногда мачеха смотрела на пасынка таким взглядом, какой Константин желал бы видеть на себе. Фауста была ненамного старше Криспа и при желании могла соблазнить его. Август знал, что перед Венерой с изумрудными глазами не устоит никто и никогда. Фауста была божественной женщиной и принадлежала только Константину. За любой косой взгляд он был готов убить любого, но не мог же царь казнить собственного царевича только за то, что царевна любопытно на него посмотрела.

–Сын, не принимай поспешных решений, – подвел итог Август. – Фауста отдохнет и отправится в какой-нибудь дворец на берегу моря. Она ненавидит суету Рима. Ей хочется пристального внимания к своей персоне, но это ненадолго. Как только её Эго насытиться она тут же уедет.

Константин подошел к окну и посмотрел в городские дали.

–Грядет праздник. Ты обязан будешь на нем присутствовать. А до той поры, можешь не попадаться мачехе на глаза. Я скажу Фаусте, что ты слишком занят конными тренировками на Марсовом поле.

Крисп поджал губы, думая о том, что Фауста найдет его и на Марсовом поле, и в когтях Аида. Он солдат и в первую очередь мужчина. Простой смертный не может долгое время противостоять козням такой женщины, как Фауста. Что ж, ему тоже придётся идти на уступки.

–Большой грех – перечить своему родителю! Прости, что отнял твое время зря. Я пойду, Тигго ждет меня. На днях обязательно увижусь с мачехой.

Крисп поклонился и вихрем покинул тронную. Константин бросил тревожный взгляд на развевающийся сагион сына, и снова уставился в окно.

–Он молодец, если заметил в глазах Фаусты неравнодушие. Мой сын!

Крисп в это время быстро покинул дворец, молясь про себя Митре, дабы не встретиться с Фаустой. Отец так и не понял сына. Фауста не желает его совратить на сношение, она хочет его уничтожить.

***

В казарме стояла тишина. За весь день никто не вышел на песок, потому что наставники отсутствовали целый день, а у воинов напрочь отсутствовало желание биться. Все бойцы, за исключением Крылатого отряда, в последний раз пошли прогуляться по Лутраки. Вдохнуть пестрые запахи рынка, благоухания южных вилл и влажные дуновения Ионического моря. Отряд сидел в казарме почти в полном составе. Не было только Протея, впрочем, как и всегда. Только Прокл знал, где каждую ночь пропадал его друг. Агесилай с Кустодианом ничего не подозревали и продолжали так же недолюбливать фракийца за его крутой нрав.

Сейчас Прокл сидел на скамейке и учил Аниона говорить без акцента. Стиракс гнул свой лук из орешника, мечтая, когда он сможет сделать костяной. Кемнеби точил ксифос, Кеннет качал головой и хлопал в ладоши, отбивая шотландские музыкальные ритмы. Кемаль смотрел своими раскосыми глазами в одну точку на стене и подкидывал небольшой мяч, а Эфиальт расчесывал волосы. Из всего отряда только Эфиальт носил длинные волосы, за что и получил прозвище Длинноволосый Марс. Причем прозвище он получил не от Стиракса, а от Протея. Вообще все в отряде имели прозвища от искусного лучника, за исключением фракийца. Хотя, если бы Кеннет на пару с Анионом узнали свои клички, они двумя пальцами сломали бы маленькую шею Гунна. Галла он называл Головоухим, а пикта – Синекожим. Стиракс постоянно их дразнил, и только плохое знание языка пиктом и галлом спасало его от их гнева.

Так они сидели в тишине, ожидая захода солнца. Рано утром им предстояло покинуть Грецию и отправиться в Сиракузы. Когда они сражались на арене, постоянно жаловались на то, что быстрее хотят попасть на войну. Сейчас в настоящую битву попасть не хотел никто. На арене за ошибку ты получал выговор от наставника, а на войне за одну ошибку – сядешь в лодку с угрюмым Хароном. Из всего отряда только Анион, Кеннет и Протей познали горький вкус войны. Галл с пиктом почувствовали на себе всю силу удара кулака римского легиона, а фракиец сам какое-то время служил в армии.

Несмотря на то, что Протей родился в Вечном городе и жил в знатной семье, жизнь его медом не была. Его история пропитана тайной, мраком и ложью. Только Филипп сумел найти к нему подход и разузнать, как проходили детские годы Протея. Кустодиан никогда полностью не доверял ему, а Агесилай подавно. Но что бы они ни думали про своего лучшего воспитанника, тот всегда говорил правду. Протей был крайне прямолинейным человеком и его обескураживающая правда, сказанная прямо в глаза, частенько удивляла Вирсавию, которая полюбила его всем сердцем.

О детстве Протея известно мало. Он родился в 295 г в семье консула. Его матерью была знатная госпожа Патриция Пробус. А его отец – Луций, был рабом-конюхом и происходил из племени гетулов, что жили в низовьях Дуная. Луций был красив и силен, чем постоянно привлекал внимание госпожи. В тот злополучный день муж Патриции – консул Испании Квинт, отправился в Галлию. С самого обеда она каталась на коне и пила крепкое вино. Одурманенная голова не могла и не хотела думать, а Луций не мог противостоять её красоте. Утром они проснулись в богато убранных покоях Квинта. Как только Патриция поняла, что произошло и какие будут последствия, она попыталась убить дитя, но лекарства не помогали. Тогда она решила задушить ребенка при рождении. Во время родов Патриция потеряла сознание, а утром её встретил счастливый Квинт с ребенком на руках. Мальчика нарекли Валентом, а впоследствии говорили, что он явился на этот свет без единого крика с куском застывшей крови в руке. Через несколько дней после его рождения, служанки рассказали господину, кто приходился истинным отцом мальчику. Луций умер в жутких пытках, а мать Валента покончила жизнь самоубийством, оставив на руках супруга малолетнюю дочь и мальчика, что был Квинту чужим. После смерти жены господин попытался стереть о ней все воспоминания. Родную дочь Квинт продал в рабство, но как быть с малышом он так и не придумал. Так как в младенце текла кровь фракийского конюха, его хотели убить, но служанка тайно продала его господину Аврелиану. Видный, крайне суеверный чиновник вообще не желал слышать о младенце в доме, но любовь к своей жене, которая так и не подарила ему детей, оказалась сильнее. Аврелиан и Домна усыновили маленького Валента и стали растить его, как своего собственного сына. Мальчик рос сильным и проворным. Не по годам смышленым. Юнец ненавидел роскошь, которой окружали его приемные родители, не любил сопливых друзей-мальчиков, которые в три года толком не могли выражать свои мысли. Но больше всего он не любил людей, которые в чем-то его превосходили. Уже тогда Валент понял, что он особенный. Он постоянно лез в драки, вечно задирался, не переносил критики в свой адрес и ясно мыслил в самой непредсказуемой ситуации. Он хотел быть первым во всем. Ему было всего четыре, но мыслил он, как пятнадцатилетний. В пять лет он бил кулаком, как взрослый мужчина. Аврелиан, видя задатки солдата, хотел пристроить его знаменосцем в легион, но судьба распорядилась иначе.

Когда Валенту стукнуло двенадцать, отчим понял, что из приемыша не сделать гражданина Рима. Он рассуждал подобно господам того времени. Если парень любит попадать в передряги и разбивать кулаки в кровь – пусть идет в легионеры. Хотя это решение пришло в голову купца весьма странным образом. Аврелиан шел торговым караваном в Дакию. Он взял с собой Валента, дабы научить торговому делу. Во время привала Аврелиану приснился сон, который показался ему божественным знамением. Что это был за сон, никто уже не узнает, но именно после этого Аврелиан с Валентом отправились к знаменитой жрице Таис. Слова предсказательницы были выполнены с точностью, ибо отчим мальчика был человеком крайностей и глупых суеверий. Почему Таис направила его в легион, неизвестно. Известно лишь то, что в каждом событии присутствовал высший промысел. Валента направили во Второй Парфянский легион, несмотря на то, что ему было всего двенадцать. Не прошло и трех дней, как он сбежал оттуда. Валент с легкостью переносил тяготы военной службы, проявлял настойчивость и потрясающую выдержку, но почему-то не захотел стать солдатом. Он сам не знал, чего хотел. К тому же, как только он прибыл в легион, там произошла скверная история с его участием. Один молодой легионер-варвар сказал дерзкое слово в адрес Валента и поплатился за это. Юноша бил германского регуляра до тех пор, пока у того не треснул череп. В той драке погибли еще четыре человека. Как только молодой воин стал дезертиром, он стал вести отчет собственным убийствам. Валент спешно покинул легион, так и не успев обзавестись там друзьями. Он бежал, не видя дороги и не различая ничего вокруг себя. В конечном итоге, Валент попал в лес, в котором его нашел Филипп – соратник Эксакустодиана. Военачальник сидел на своем коне и внимательно разглядывал парня, жадно пьющего воду из ручья. Филипп хотел убить его, как дезертира, но в конечном итоге посадил парня на коня и направился в лагерь. Свое решение Филипп так никому и не объяснил. Валента накормили, напоили, переодели и стали спрашивать кто он такой. Одной из черт характера мальчика была обескураживающая прямолинейность. Он никогда не лгал и говорил правду в лицо, какой бы страшной она ни была. Когда Эксакустодиан спросил его:

–Кто ты? Как ты оказался в том лесу?

Двенадцатилетний парень отодвинул тарелку с похлебкой в сторону, посмотрел на него пылающим взором и четко ответил:

–Валент имя мне, я дезертир.

Филипп, услышав речи юнца, захохотал.

–Дезертир? Тридцатилетний солдат, сбежавший к своей жене, и в мыслях не представляет, что существует такое слово, – он все посмеивался, глядя на Валента. – А ты выдал такое! И как долго ты состоял в легионе?

Валент доел похлебку, взглянул на военачальника и ничего не ответил. По закону, дезертира должны были подвергнуть обряду децимации, но его простили, ибо он был молод. Филипп никому не сказал, что Валент покинул легион, оставив после себя пять трупов, один из которых был сыном знатного германца. Эксакустодиан увидел в юноше потенциал воина. Потенциал непревзойденного бойца. Он даже не представлял, что его воспитывали далеко не последние граждане Рима, которые оказались для Валента ничем, пустым местом. Кустодиан смотрел на него и не понимал, откуда в парне столько спеси и смелости. Смелости порой безрассудной. Ведь никто не знал, даже сам Валент, что тому виной была его бурная фракийская кровь, которая досталась ему от отца-конюха. Юношу определили в отряд, состоящий из сирот и детей, которых собственные родители посчитали чем-то ущербным. Он был волк-одиночка – ни с кем не общался, ни перед кем не преклонялся. Между Валентом и Кеннетом были самые натянутые отношения. Фракиец не признавал никого, а пикта напрягали вечные дерзости римо-фракийского сопляка. Несмотря на то, что пикт Кеннет был старше по возрасту и в полтора раза больше Валента по габаритам, он ни разу не сумел его победить. Валент одинаково хорошо махал как руками, так и мечом. Лишь позже, юноша стал общаться с Проклом, Кемнеби, а напряженные отношения с Анионом и Кеннетом сошли на нет. В отряд попал мальчик-Валент, а ушел мужчина-Протей.

День клонился к вечеру, а Крылатая гвардия и не думала расходиться. Прокл уже находился в полулежачем положении на скамье, а Стиракс больше не ломал свой лук. Эфиальт закончил расчесывать свои волосы, резко встал и пошел к выходу.

–Ты куда? – крикнул Прокл. – Искать Протея?

Эфиальт отрицательно покачал головой и покинул прохладное помещение под навесом. Он потерял способность говорить, но прекрасно выражался жестами. Длинноволосый Марс успел освоить искусство письма, прежде чем лишился языка. Его историю, написанную на пергаменте, знал только один человек – Прокл. Стиракс постоянно допытывал его, но тот молчал и ничего не говорил, уподобляясь немому Эфиальту.

–Куда он пошел? – спросил Стиракс у Прокла.

–Не знаю, куда его понесло на ночь глядя!

–А где Протей?

Прокл глубоко вздохнул и посмотрел в сторону, в которой предположительно находилась вилла Адриана.

Солнце еще не спряталось за горизонтом, а Протей уже находился у Вирсавии. Первую пару месяцев он осторожно пробивался в комнату к своей возлюбленной, прокрадываясь в её обитель под блеском луны. Это позже он стал наглеть и приходить чуть ли в самый солнцепек. Один раз Протей даже вошел через центральные двери виллы и спокойно прогулялся в покоях Адриана. Ему повезло, что господина в тот момент не было дома, хотя, на самом деле, Адриану повезло больше, что он не встретился лицом к лицу с будущим наёмником.

О романе Вирсавии и Протея знали только Мавра и Архелая. По крайней мере, только они видели их вместе, но в отличие от Вениамина у них хватало ума держать язык за зубами. Элагабал никогда не встречал Протея на вилле, но после разговоров с малолетним Вениамином он уже знал, кому Вирсавия каждую лунную ночь отдает себя целиком и полностью.

Об отплытии Крылатой гвардии из маленькой гавани Лутраки Вирсавия узнала от Архелаи. Протей хотел сам ей все рассказать, но хотел, чтобы девушка узнала о разлуке немного раньше и приняла какое-либо решение. Сейчас они сидели на жесткой кровати Вирсавии и молчали. Она обнимала его руками, прижавшись к груди, а он гладил её по голове и спине. Узнав страшную новость, Вирсавия сумела сдержать горестный порыв и не заплакать, но, когда юноша очутился в её комнате в непосредственной близости от нее, она не выдержала и разрыдалась. Примерно, час Протей её успокаивал, не решаясь сказать ей свой отчаянный план. Вирсавия уткнулась в его и без того соленую рубаху, иногда поднимая красные глаза и целуя его в щеку. Фракиец понимал, что в таком положении они могут просидеть всю ночь, но от этого ситуация не изменится и приятнее не станет. Протей положил два пальца на подбородок девушки и посмотрел в её серые глаза.

–Я заберу тебя с собой!

Какое-то мгновение Вирсавия не понимала, о чем идет речь. Она засмеялась и стала ладонью вытирать слезы. Протей смотрел на нее и не мог взять в толк, что здесь смешного.

–Заберешь? За пазуху меня спрячешь? – спросила она.

–Судно торговое. Мы едем, как купцы, а не как легионеры. Мы служим Константину, а находимся на территории Лициния…

–Какая разница кому служить? – Вирсавия толкнула его в живот. – Сегодня правит один, завтра – другой. Сидел бы на месте. Без тебя там не справятся?

–Помню, как мне сказал Филипп, что варвары очень сильны. Если с ними ничего не сделать, то империя рухнет под их натиском. Мы находимся в Лутраки, на отшибе империи, но, когда грянет гром, ветер домчится и сюда, – Протей погладил её по щеке. – Ты думаешь, что ты в безопасности здесь? Это неправда! В безопасности ты будешь только со мной.

–И что ты…?

–Сегодня на восходе солнца ты взойдешь на корабль вместе со мной, – Протей заткнул ей рот. – Немного посидишь в трюме, а когда выйдем в открытое море, поднимешься наверх.

–Но…

–Если ты против, – Протей сильнее сжал руку. – Я увезу тебя силой, как бы ты не сопротивлялась, – он сделал такое лицо, которого девушка до ужаса боялась. – Я убью всех, сожгу эту усадьбу, а тебя заберу. Ты думаешь, у тебя есть выбор, Вирсавия? Нет! Ты его лишена.

Протей убрал руку от её лица, прижал девушку к себе и обнял. Вирсавия, которая в моменты вспышек недовольства своего мужчины боялась его, залезла к нему на колени и уткнулась головой ему в шею. Иногда она не понимала, чего он хочет, и не знала с какой стороны подойти к нему. То, что он хотел сделать, было настоящим безумием, но как его переубедить? Никак! Она просто сделает так, как он ей велит. В конце концов, за те полгода, что Вирсавия была с ним, она поняла, что с ним ей ничего не грозит. Всего за минуту, решение было принято.

В коридоре послышались какие-то звуки. Вирсавия приставила палец к носу, призывая к тишине. Протей напряг слух и услышал, что по направлению к ним движутся несколько неизвестных. Фракиец сказал сам себе, что сегодня он отсюда не уйдет. Пусть даже там идет Адриан с Цецилией – они пожалеют, что решили прогуляться по своей богатой вилле. У Протея не было оружия, но кто сказал, что оно ему понадобится? В конце концов, его не просто так назначили начальником Крылатого отряда.

Шаги становились все громче, и спустя миг в дверном проеме комнаты появился Вениамин. С серьезным видом он вошел в комнату и встал напротив кровати. Он смотрел на Протея, совершенно не замечая сестру возле него.

–Можете войти, – громко сказал мальчик.

В комнату вошли двое, которые стояли у двери и ждали сигнала маленького Вениамина. Конюх Элагабал извлек из ножен гладиус, а его спутник – извозчик Кезон, достал из-за пояса кинжал. Вениамин стал отходить назад, прячась за спиной конюха. Протей давно не видел такой нелепой картины. Другой бы на его месте возмутился, но только не он. Юноша молча встал на ноги и закрыл Вирсавию собой. Либо Элагабал с Кезоном не знали на кого они шли, либо они были слишком в себе уверены. Протей осмотрел неправильно заточенный гладиус конюха и искривленный клинок Кезона, который от удара в плоть должен был сломаться.

–Вениамин! – возмущенно крикнула Вирсавия. – Ты что делаешь? Я все расскажу госпоже.

–Нет! – крикнул мальчик из-за спины Элагабала. – Это я все расскажу госпоже. Его убьют, а тебя высекут.

–Вам двоим я сейчас вскрою глотки, а тебе маленький наглец я выпущу кишки, – резко сказал Протей.

Казалось, прошла целая вечность, пока они стояли в комнате – Протей с Вирсавией и Элагабал с Кезоном. Фракиец даже не думал нападать, а терпеливо ждал, когда это сделают они. Кезон плотнее сжал меч и медленно сделал шаг вперед. От испуга Вирсавия схватила своего любимого за руку, дав тем самым сигнал к атаке. То ли Элагабал почувствовал, что у него за спиной стоит сам Марс, то ли ревность била сильнее молота по наковальне, но в его глазах промелькнула злоба, которая внушила ему сил. С криком он бросился на Протея, неумело размахивая мечом направо и налево. Протей толкнул Вирсавию на кровать и увернулся от выпада Элагабала. Фракиец схватил его за руку и своим локтем нанес резкий удар по локтю конюха. Послышался треск ломаемой кости, но Элагабал даже не успел вскрикнуть, потому что Протей ударил его рукоятью меча в шею. Конюх упал, а фракиец ленивым взмахом выбил кинжал из руки Кезона, который стоял с раскрытым ртом. Вениамин, наблюдая за происходящим, упал следом за остальными. Они валялись на полу, а их взгляд выражал испуг и недоумение. Протею же было стыдно за то, что впервые на его пути встретились такие ничтожества, и ему пришлось с ними биться. Лучше бы потыкали своими тупыми клинками и ушли, откуда появились. Но конфликт все же произошел, и от этого никуда не деться.

Вирсавия подошла к Элагабалу и потрогала его лоб. Протей бросил на него взгляд, прикидывая, что, возможно, не рассчитал силы и сломал ему шею.

–Он жив? – спросил Вениамин.

–Одним конюхом больше, одним меньше. Цецилия найдет себе другого, – хладнокровно сказал Протей. – Что же делать с вами? Я не могу убить двух безоружных людей, тем более что вы не сделали мне никакого зла.

–А что он тебе сделал? – Кезон кивнул головой на лежащего без признаков жизни Элагабала.

–Этот идиот напал на меня! Сейчас вы забираете его с собой и проваливаете отсюда, – Протей бросил гладиус на пол. – Если госпожа узнает хоть словечко о том, что здесь произошло, клянусь самим Зевсом – я вас убью.

–Вы так нашумели, что подняли на уши половину дома! – тяжело дыша, произнесла Вирсавия. – Быстрее, неси его к лекарю.

Кезон встал на ноги и попытался поднять Элагабала себе на плечи. Вениамин, наблюдая за его мучениями, подошел и помог ему. Вирсавия было сорвалась пойти с ними, но Протей не пустил её. Она долго бродила по комнате, метая в него взглядом молнии и ничего не говоря.

–Ты глуп и безумен!

–Они напали на меня. А младший брат, продал тебя, словно козу.

–Это конюхи! – девушка указала рукой на стену. – Они не тренируют свое тело день и ночь. Им нет дела до великих сражений, – она схватила себя за голову и села на кровать.

–И как же ты хотела, чтобы я разрешил эту ситуацию?

–Ты воин! Тебя учат не только войне, но и дипломатии.

Протей ухмыльнулся и закрыл лицо руками.

–Ошибаешься. Меня учат только тому, как быстрее отнять жизнь.

Вирсавия сомнительно посмотрела на него, не веря своим ушам.

–Да ты же ничего не знаешь, – заорал он. Ему было плевать, что сюда могла заявиться стража. – Целыми днями поливаешь цветы и покупаешь вино на рынке. Ты можешь это делать только потому, что в нашей гнилой империи есть такие люди, вроде меня.

–Вроде тебя? – она засмеялась. – Если всю свою жизнь я была простой служкой, покупая для госпожи фрукты, ты размахивал тупым мечом, грезя о великих победах. Считаешь себя непобедимым? Да ты на войне ни разу не был!

Будь на её месте мужчина, он был бы уже мертв, но Протею нравились дерзости Вирсавии. Еще никто не позволял себе отпустить столько колких слов в его адрес и остаться в живых. В этот раз он терпеливо переносил словесную перебранку. Осталось только успокоить Вирсавию и вернуть все на свои места.

–Прости меня.

Протей впервые в жизни произнес это слово. Он никогда не просил прощения и не благодарил. Вирсавия соскочила с кровати и подошла к подоконнику. Спустя минуту, в комнате наступила тишина. Протей стоял на месте, а Вирсавия смотрела в окно. Он сделал пару шагов по направлению к ней и обнял её за талию. Она вырвалась из его объятий, окинув злым взглядом. У нее был хмурый взгляд и напряженное тело. Девушка не могла понять его и саму себя. Чем он пришелся ей по нраву? Она не могла оправдать его жестокости, а он был именно таким.

–Нам нужно идти, – тихо сказал Протей. – Твой брат уже пошел к Цецилии. Тебе более нельзя здесь оставаться.

Она повернулась к нему и тихо прошептала:

–Ты страшный человек. От тебя надо бежать без оглядки.

–Так беги!

–Не могу. Страх сковал мое тело.

–Твоими чувствами движет страх?

–Не знаю. Сейчас я уже ничего не знаю. Твои поступки пугают меня. Даже помощь твоя выглядит свирепо…

Протей обнял её, но она отвернулась. Она всей душой хотела покинуть ненавистное место, но только не с ним.

–Утром тебя высекут, а еще хуже – продадут. Знай, что твой брат в стократ приукрасит ночное побоище. В этот раз госпожа не окажет милости. Тебе нужно уходить.

–А куда я пойду? Уже пятнадцать лет мой дом здесь.

–Твое место рядом со мной! Собирай вещи!

Вирсавия вздохнула и провела пальцами по его волосам. Она молчала целую вечность, обдумывая все варианты. Он просто не оставил мне выбора.

–Жди меня на улице. Я быстро!

***

–Ты был прав! – громко произнес Константин, обращаясь к Валериану. – Максенция они встречали точно так же.

Антигон с кислым лицом посмотрел на Августа и еле заметно кивнул головой. Народный праздник, в котором участвовал император, закончился и теперь высший свет двигался во дворец. Был душный вечер, и Рим не собирался останавливаться, продолжая Праздник освобождения от узурпации. В этот день Константин пешком обошел половину города. Он зашел к ремесленникам, торговцам, поговорил с сенаторами и патрициями. Провел много встреч с иноземцами, ставшими законными гражданами Рима. Во всех путешествиях и беседах за ним неотступно следовали Валериан и личная гвардия. Советник Валериан был единственным среди всей свиты Константина, кто был в услужении у Максенция. Августу было интересно сравнить мнения горожан, и поэтому он всегда смотрел на Валериана. Тот только кивал, давая понять, что народная любовь крайне переменчива.

–Сегодня они любят вас, но, если представить – произошло восстание и…

–И они скажут, что нового правителя любят еще больше, – закончил фразу Септимий. – Простой люд подобен зверям. Ведь им нужно только…

–Хлеба и зрелищ, – подметил Крисп.

–Хватит! – перебил всех Константин.

–Великий Август, – сзади подошел Антигон. – Предлагаю пойти в сады и обсудить несколько вопросов.

–Хотя бы сегодня не донимай нашего благословенного императора своей "политикой", – ехидно сказал Септимий. – В одну ночь война не начнется.

Константин оглянулся, чтобы выискать в толпе императорской гвардии своего сына. Наконец, он попался ему на глаза, а с ним и Ктарс – посол Персии, почетный гость на этом празднике. Август видел, что персу было совершенно неинтересно находиться здесь. Первое время они осторожно беседовали о возможном продлении союза с Вавилоном и Ктесифоном, но потом Константина отвлекли, и он забыл про Ктарса. К счастью, ситуацию спас Крисп, который сумел найти общий язык с послом. Они уже, довольно, долго о чем-то горячо беседовали.

–Крисп, ты пойдешь со мной. Я думаю, господин посол присоединится к нам.

Юноша утвердительно кивнул головой. Процессия подходила к садам, что располагались у северной части дворца. Туда вела широкая аллея, по обеим сторонам которой были высажены кипарисы. В саду было прохладнее, чем в городе. Как заметил, сенатор Тиберий, люди даже повеселели, когда ушли из городской духоты. Домициан оставил гвардию охранять сады, а ненужных людей из свиты отправил во дворец. Константин, его сын, несколько советников и посол Персии отправились в ротонду, дабы обсудить некоторые вопросы. Септимий откланялся, сказав, что сегодня он по горло сыт проблемами насущными. Советник двигался к выходу, как вдруг его кто-то окликнул.

–Все политики в одном месте, а ты сбежал!

Септимий не видел, кто кричал, ибо в саду присутствовало много людей разных мастей. Он решил, что это была очередная светская дама, но ошибся. К нему подошла супруга самого императора – Фауста. Советник повернулся и поклонился Её величеству.

–Да хранят боги нашу благословенную Августу.

–Мой муж еще не пожаловал мне сие царское слово перед моим именем. Он скорее наречет так свою мать, нежели меня. Так ты и есть тот самый Септимий, – она ходила вокруг него, разглядывая с ног до головы. – Молва гласит, что ты самый умный советник при дворе моего мужа. Люди говорят, что твоя карьера мчится быстрее колесницы Аполлона.

Септимий не был знаком с Фаустой и совершенно не знал её. Он любил пофлиртовать с разного рода дамами, но это был не тот случай и не то место. С супругами Августов ему еще не доводилось флиртовать.

–Глубоко уважаю вашу порфироносную персону, но я спешу.

–Ты говоришь с императрицей! – повысила голос Фауста. – Неужели, ты можешь поставить свои дела выше меня?

Она показала рукой на скамью, предлагая присесть. Как только они сели, Фауста тут же изменилась в лице. Септимий так и не понял, к чему нужна была эта театральная постановка с обожествлением своей личности.

–Туллия, принеси еще вина и чашу для господина.

–При всем уважении, моя царица, я не буду.

–Я сказала, чашу! Туллия! Быстрее.

Пока служанка разливала вино, Фауста не сводила глаз с Септимия. В любой придворной драме советник чувствовал себя, как рыба в воде, а в этот раз спасовал. Помимо расчетливости, одной из его черт была осторожность. Они находились в саду, переполненном сенаторами, советниками и придворными дамами. К тому же, в каких-то ста шагах от него находился начальник пехоты и дворцовой стражи, а в ротонде сидел сам Константин. Септимий уже подумал, что поход домой может быстро превратиться в хождение по всем темницам Вечного города.

–Неужели ты не хочешь выпить с самой красивой женщиной Рима? Я редко кого удостаиваю такой чести.

Септимий сделал маленький глоток и понял, что вино было неразбавленное. Еще один такой кувшин и Фауста опьянеет, а он вместе с ней. А там жди беды.

–Расскажи мне, что происходит! Ты приближен к моему мужу и знаешь много интересных вещей. Мне он ничего не говорит. Потому что, – она захохотала. – Считает политику неприемлемой вещью для женщин.

Септимий украдкой посмотрел на неё и сделал вид, что пьет вино. Он поставил чашу и сел поудобнее.

–Рим находится в самом расцвете сил. Мы провели некоторые реформы…

Фауста изобразила лицо Септимия, а потом закатила глаза.

–Расцвет…реформы – не пудри мне голову. Скажи, какой правитель обладает наибольшим могуществом? Скажи, будет ли война? Мне нужна правда. Я не желаю слушать лесть из твоих уст.

–Война закончилась, Максенций проиграл…

–Я что говорю на гортанном наречии? Твоя голова может стать хорошим украшением в моих покоях, – она ущипнула его за руку, резко посуровела и пригубила порцию вина. – Советник Септимий, не надо принимать меня за пустоголовую крестьянку. Я царская дочь и супруга императора! Если политика является для женщины чем-то неприемлемым, не нужно строить из себя умника. Ты думаешь, мои наставники учили меня только искусству обольщения? Если это так, тогда ты глубоко заблуждаешься. Я не политик и не люблю этих пышных речей, – она стала разводить руками и пролила немного вина на свое платье. – Не говори мне про Максенция и конец войны! На востоке есть два тетрарха, на западе Германарих и миллион племен. Мы со всех сторон окружены врагами. Они есть даже в этом душном саду. Не обманывай меня, Септимий. Ты знаешь все. Твое лицо выдает тебя. Оно такое…, – она засмеялась. – Туллия! Еще вина.

–Моя госпожа, Великий Август будет недоволен, если вы снова напьетесь.

–Заткнись! Я сама с ним разберусь. Кто-то же должен его усмирять в постели. Кто, как не я, – она ткнула себя в грудь пальцем и снова засмеялась.

–Госпожа, вы пьяны, – начал говорить Септимий, но от жеста Фаусты тут же умолк.

–Тебе пора домой!

Фауста посмотрела на того, кто посмел ей дерзить, не обратившись, как подобает, к её великолепию. Это был Крисп. Сегодня юноша был одет, как простой римский гражданин. В день праздника он решил снять солдатскую кирасу и насладиться вечером вместе со своим отцом.

–Маленький Крисп, – она засмеялась так громко, что люди, стоящие неподалеку, стали оборачиваться. Фауста тут же приложила руку ко рту. – Мой, любимый сын.

В такие момент Крисп всегда уточнял, что был её "пасынок", но сейчас решил промолчать. Он взял её за руки и повел в сторону выхода. Септимий облегченно вздохнул, воздавая хвалу богам за то, что у императора крайне решительный сын.

–Хорошо, придворный советник. Я более вас не донимаю глупыми вопросами. Моим деткам скоро понадобится хороший наставник!

–Ты пьяна, – Крисп поддерживал мачеху, чтобы она не упала. – Какие детки…? Ты с собой справиться не можешь. Приготовьте госпоже постель.

Туллия и другие служанки уже побежали вперед, дабы не злить свою хозяйку.

–Я знаю, что ты женщина публичная и любишь внимание к своей персоне, но сегодня ты перегнула палку, – Крисп придерживал её за талию. – Вино скоро будет течь в твоих жилах!

Фауста ничего не сказала. Как только они вышли с территории парка, она вырвалась из его рук и уверенно зашагала вперед, будто и не пила. Все гвардейцы, кланялись при виде царских особ. Фауста, проходя мимо солдата, похлопала его по плечу и постучала кулаком по шлему. Крисп специально отводил взгляд, стараясь не смотреть на её обворожительные формы.

–Наивный мой пасынок. Ты и правда думал, что три чаши вина развяжут мне язык? – она повернулась к нему и удостоила его тем взглядом, какого Крисп всегда боялся. Взгляд хищницы! – Мой благословенный муж и твой славный отец, ревнует меня к тебе. Он ни разу не высказал этого вслух, но я вижу это по его глазам. Пока мы здесь, предлагаю заключить перемирие, – она протянула маленькую руку, наблюдая за реакцией юноши.

–Не попадайся мне на глаза, – Крисп ответил ей взаимностью.

С этими словами он поклонился и пошел в сторону дворца. Фауста долго смотрела ему вслед и корчила физиономии стражникам. Все-таки она была пьяна. Летящей походкой она отправилась во дворец, мечтая о великих свершениях и вечном почитании своей красоты и имени.

–Сын Констанция Хлора хорош в постели, но я бы хотела проверить и самого младшего.

Силуэт Криспа скрылся за зданием казначейства и Фауста с улыбкой повторила:

–Хотела бы я проверить. Хотела…

***

Варвары укрепили северный гарнизон. Теперь, в случае войны, они могли выдержать длительную осаду. Так как все солдаты не поместились внутри гарнизона, возле крепости выросла небольшая деревушка. Чтобы вернуть гарнизон обратно, римлянам понадобилось бы несколько фемов. Латиняне располагали лишь двумя фемами, которые уже были потрепаны от мелких стычек. Германарих старательно выжидал смены власти в главном гарнизоне Арелата. Он мог рассчитывать на амбиции молодого военачальника, который невольно втянет Рим в новую войну. Пока что на должности магистра армии в Галлии временно пребывал стратег Кирилл. Германарих не хотел с ним связываться, ибо тот был умен и предусмотрителен.

Мудрый вождь усердно пополнял свое войско новыми солдатами. Во все крепости, что принадлежали ему, текла могучая река из мечей, копий и щитов. Они стекались сюда с Авентикума⁸², Лугдунума⁸³, Аргентората⁸⁴. На зов откликнулись даже триста пращников с Саксонии. Они заметно уступали балеарским, но тоже ценились, как искусные бойцы.

Сегодняшнее утро должно было стать особенным. В Арелат прибывала делегация лугдунцев из Лютеции⁸⁵. Несомненно, Германарих и его советники ожидали прихода четырех тысяч отборных солдат, но более всех их ждал Агарес. В одном из обозов ехал его учитель Мехрдэд. Наставник-перс всегда откликался только на зов своего могучего ученика. Агарес сам не понимал, что заставило старца самовольно покинуть Лютецию. Когда-то они вместе бежали в Лугдунскую Галлию, попав в опалу шахиншаха⁸⁶ Ктесифона. Мехрдэд пустил корни сначала в Гесориакуме⁸⁷, а позже перебрался в Лютецию, где и жил последние десять лет.

Германарих, по личной просьбе Агареса, отправил навстречу старцу Айнура, который так и не преуспел в поисках Аталариха. Конунг оставил его возле себя, а на поимку брата отправил все того же римлянина Мардония и приспешника грозного перса – Вассаго. Германарих закрывал глаза на причитания советников по поводу бесконечной поимки Аталариха. К тому же, Вождь варваров хотел осложнить жизнь Риму, уничтожив семью брата. Фаниса – жена Аталариха являлась парфянской принцессой, дочерью могущественного Бахрама. После такого злодеяния, Парфянская сатрапия⁸⁸ мигом бы выставила орду кавалеристов, дабы высказать свои претензии Риму. Предводитель варваров специально использовал Мардония. В прошлом тот был легионером, а позже, бежав с поля боя, перешел на сторону галлов. Так или иначе, в его жилах текла кровь римлянина, хотя по духу он стал самым настоящим восточным готом. Поэтому любое злодеяние в лице Мардония, обитаемый мир приписывал Риму, а не Конунгу варваров. Брат, его жена и дочь – для Германариха они были самыми главными врагами. Он судорожно хотел удовлетворить себя и между делом исполнить слова друида иллергетов. На поиски бывшего консула Парфии была задействована добрая тысяча кавалеристов и три тысячи пехотинцев. Как говорил Кераст, что с таким количеством людей можно было прочесать всю территорию от Иберии до Британии за две недели и найти синего зайца с зеленым хвостом. Но Аталарих оставался неуловим, как будто чувствовал, что его семье грозит большая беда.

Как в воду канул и самый младший – Кимейес. Если про среднего брата Германарих знал все, то младший был сокрыт покровом ночи. Конунг знал, что тот вернулся из Британии с дикаркой-женой и несколькими сотнями всадников. Где он был, и что делал, это оставалось загадкой. После Аталариха обязательно займусь младшеньким.

–С северо-запада движется конная колонна, – заорал дозорный на стене.

–Мехрдэд!

Агарес взлетел со ступеней, размахивая сагионом. Когда он так быстро двигался, и в самом деле был похож на огромного ястреба. Перс подошел к массивной решетке, которую уже подняли, и принялся высматривать в толпе своего учителя. Первым в крепость влетел, словно стрела, всадник с гербом Лугдунской Галлии. Он дерзко осмотрел окружающих и двинул коня к Керасту. Именно он принимал гостей первыми, а не Германарих. Следом за всадником въехали еще около пяти десятков конных. Остальные же, по приказу Айнура, стали располагаться в деревне. В крепости и так не было места, поэтому здесь разместили лишь знатных воинов. Сам Айнур, наконец, прискакал к Агаресу и хмуро посмотрел на него. Его лысина блестела на солнце, а руки гладили лошадиную гриву.

–Старика там нет! Повара сказали, что он исчез еще вчера вечером.

–Благословенный Ахурамазда, как же я устал от его выходок. Найди его!

–Я не шавка, чтобы бегать за костью.

С этими словами Айнур развернул коня и ускакал в деревню. Они никогда не ладили друг с другом, и Германарих не мог их помирить.

–Что ж, сбежал, так сбежал. На вид почтенный старец, а ведет себя, как мальчишка. Найдешь дорогу домой, – грубо сказал перс, глядя в небо, которое заносили облака.

Агарес с недовольным лицом побрел в кузнечную, чтобы забрать свой меч. Возле кузницы, к своему удивлению, он встретил Бельфора и Марпаса.

–А вы что здесь забыли?

–Тренируемся, – громко произнес Марпас.

Перс ничего не ответил. В этот момент из кузнечной выскочил маленький бродяга и попрошайка Ульрих. Этот юнец, наверное, единственный во всей крепости, кто мог позволить себе дерзость дружбы с дочерью Агареса. Пока он был мал, перс не обращал на него никакого внимания. В этот раз он просто дал мальчугану хорошего пинка и зашел к кузнецу.

–Я считаю, истинный мастер должен сам следить за своим оружием, – тихо произнес Бельфор.

–Он таскает Карлу свой скимитар⁸⁹ чуть ли не каждую неделю. Зачем так часто затачивать клинок, если он только и делает, что болтается на поясе?

–Видел, как он обложил эфес камнями?

–Хорош ножичек, ничего не скажешь, – Марпас сделал выпад и пошел в атаку. – Скоро он свой меч не поднимет от обилия драгоценностей.

–Вспомни, когда он последний раз обнажал его, чтобы пролить кровь?

–Только на тренировках. Да и то, чтобы похвастать собой. Мол, посмотрите на меня. Посмотрите, какой я великолепный.

Бельфор засмеялся и остановился, призывая к передышке.

–Начнется война и Германарих вынудит его взять в руки оружие. Мало того, наставник поведет в бой целую армию, а не только нас.

–Как тогда в Бреттильском лесу, – Марпас сел на ступеньки и воткнул меч в землю. – В тот раз нас было тысяч десять.

–Я думаю меньше, – сомнительно покачал головой Бельфор. – Тогда мы изрядно помяли бока римлянам, а их было раза в два больше, чем нас.

–Надоело бегать ночью. Хочу видеть глаза своего врага, а не темные силуэты, разбегающиеся от каждого шороха.

–Не забывай, в этом наша сила. Записаться в солдаты никогда не поздно. Наёмник получает, куда большее жалование, чем простой регуляр. И вообще – войны не будет.

–Откуда такая уверенность?

–Пара-тройка открытых сражений, осада какого-нибудь укреплённого города и ночные стычки… И они называют это войной?

–Это кровавая дипломатия. Они ведь должны дать название тому, о чем ты только что говорил. Пара-тройка сражений, осада и стычки – это и есть война. Когда германцы не платили дань Риму, их быстро поставили на место. Одно ничтожное сражение, а унесло тридцать тысяч жизней. Любое насилие – война против морали и совести.

–В чем-то ты прав.

–Это слова Кераста, не мои, – Марпас встал и отряхнул штаны. – Пойду, выпью воды. Увидимся вечером.

–А что вечером?

–Пир в честь гостей из Лугдунума. Мы приглашены.

–Я не пойду.

–Конечно, не пойдешь. Ведь весь город разбегается при виде твоего изрисованного лица.

Марпас обреченно вздохнул и повел бровями, изображая на лице узор брата по оружию. Демон с рисунком – так называли Бельфора. Он потрогал часть татуировки на виске и утвердительно кивнул головой, соглашаясь со словами собрата. Единственный способ, чтобы перестать стыдиться своего проклятия – гордиться им. Наёмник вставил меч в ножны и двинулся в южную часть крепости.

Он любил смотреть с крепостной стены в даль горизонта, высматривая в нем соседнюю крепость. Ему казалось, что он видит гарнизон, но он ошибался. Это был обычный лес, который в туманной дымке был похож на крепость. Бельфор всегда считал, что два главных фортификационных сооружения Арелата находились в непосредственной близости друг от друга, но, по всей видимости, он глубоко заблуждался. Он всегда мечтал посетить сам Арелат, который находился в огромной крепости. По словам Агареса, город мог принять до пятидесяти тысяч легионеров с полным обозом. Но Массилия, что находилась южнее, могла разместить двести тысяч солдат. У Бельфора в голове не укладывалось, что человек был способен возвести такие немыслимые сооружения. Половину своей жизни он побирался, словно бродячий пес, а вторую половину – изнурял себя тренировками и побеждал сумеречных врагов. Бельфору хотелось пройти по всему миру, чтобы найти себя, ибо его вечно что-то терзало, повергая в сомнения.

Демон с рисунком решил, что хватит глазеть в одно и то же место по десять раз на дню. Он спустился вниз и принялся изучать все тайные ходы и лазы. Это было для него чуждым местом, и он досконально исследовал все необычные места в крепости. Проходя мимо конюшни, Бельфор остановился. Он знал, что в северной части крепости, за псарней, стояла конюшня, а тут еще одна. Эта была ветхой и заброшенной. Время изрядно поработало над ней, разрушив часть крыши.

Бельфор вошел внутрь и увидел, что конюшню использовали еще чаще, чем ту возле стены, в которой, действительно были лошади. Было видно, что здесь недавно кто-то ходил, неумело заметая следы соломой. Воин уловил запах духов, который тонкой нитью висел в воздухе. Во всей крепости было около двух сотен женщин. Почти все они являлись простой обслугой Германариха и женами германцев-регуляров. Некоторые солдаты таскали сюда деревенских шлюх, чтобы снимать напряжение, но все эти женщины никогда не пользовались духами. Легчайший аромат витал в грязной конюшне, наводя Бельфора на скверные мысли. Только дочь Агареса могла позволить себе духи.

–Ах, ты маленькая паршивка.

Бельфор аккуратно поднимал солому, смотря, куда ведут следы. В углу, на полу, в самом неприметном месте, была сделана дверь. Бельфор недолго думая открыл её и прыгнул во тьму. Он оказался в подземном туннеле, выложенным камнем. По всей видимости, это был тайный ход на случай крупного нападения на крепость. Воин шел, казалось, целую вечность, пока дорога не стала подниматься выше. Она упиралась в деревянную дверь, поросшую мхом. Бельфор отворил её и увидел, что она была замаскирована свисающей растительностью. Мысленно похвалив римлян, он сдвинул зелень и выбрался наружу. Наёмник оказался в лесу, из которого даже не была видна крепость. Неужели я так долго шел?

До него стали доноситься голоса. Он мгновенно спрятался за ближайшим деревом и прислушался. Обладая чутьем лазутчика Бельфор, пошел на голоса и спустя миг обнаружил их обладателей. Возле столетнего дуба стоял Вассаго. Его конь был привязан, а лук с колчаном, на удивление Бельфора, был сложены в сумке, прикрепленной к седлу. Собеседника Вассаго демон с рисунком так и не увидел, но спустя время он определил, что это была Сейлан – дочь Агареса.

–Вот это да! – поразился Бельфор собственному открытию.

Он мог выйти из своего укрытия, поставить высоченного Вассаго на колени, а дочь отвести к отцу. Бельфор решил, что не станет этого делать, ибо теперь в его рукаве был весомый козырь, который можно было использовать в своих целях. Их было четверо, но у них не было братства. Они всегда были готовы порвать друг за друга, но по части интриг каждый был сам за себя. Демоны не доверяли друг другу тайны. После смерти Алокаса все стали косо смотреть на Бельфора. Хотя, из-за его татуировки все на него так косились. Он мог доверять только Марпасу. Вассаго и Белет были одиночки и всегда плавали сами по себе. То, что высоченный воин, самый меткий лучник на всем белом свете встречался с Сейлан, говорило о немыслимом риске. Агарес не спросит – мигом снесет голову. И вообще! Какой дьявол занес Вассаго в лес, если он должен искать Аталариха? Теперь понятно, почему они так долго ищут консула. Этот хитрец оставил Мардония в одиночестве. К удивлению Бельфора, ответ не последовал долго ждать.

–…Мардоний поскакал в сторону Бурдигалы⁹⁰, – Вассаго говорил тихо. – Айнур ужасно разозлился, когда узнал, что Германарих позвал его в крепость. Он хочет опередить всех, чтобы найти Аталариха. Не знаю, какие цели он преследует, но я не хочу ввязываться в это. Айнур-кулак взял с собой двести конных и отправился следом за Мардонием.

–И он ничего не сказал Германариху? – ахнула Сейлан.

–Он надеется найти его к утру, но у него не выйдет. Я знаю примерное место, где прячется консул. Айнур скачет не в том направлении.

–В этом вопросе я тебе не советчик. Зачем Великому вождю понадобилась смерть родного брата?

–Всего одно суеверие и человек способен на большие глупости.

–О чем ты говоришь?

–Рано о чем-либо судить. Хочу еще раз удостовериться в правоте собственных слов. Мне пора. Солдаты могут заметить мое отсутствие.

–Постой, не уходи. Мне до ужаса одиноко в этом месте, а мы так редко видимся. Мать еще нескоро приедет, а я, наверное, сгнию в проклятой Галлии. Великий Ахурамазда, принеси войну на эту землю!

–Что ты такое говоришь?

–При первой же опасности отец отошлет меня в Персию.

–Кто-то был очень одинок, а при первой возможности пытается улизнуть?

–Ты уедешь со мной, – девушка обняла его. – Мы уедем далеко-о-о.

–Моя маленькая наивная птичка, – Вассаго засмеялся. – Наставник найдет меня везде. Я пошел.

Он поцеловал её в щеку, вскочил на коня и двинул прочь.

Через минуту из-за дерева появилась Сейлан. Она закрыла лицо капюшоном и пошла в сторону тайного хода. Бельфор решил, что не пойдет за ней, а вернется в крепость через центральные врата. В конце концов, он был наёмником. Одним из двухсот самых лучших разведчиков Германариха. Ему было позволено все.

Демон с рисунком быстро вышел на лесную тропу. Уже через несколько минут лес расступился, и он увидел гарнизон. До него было чуть больше мили.

–Надо же! Какой длинный ход прокопали римляне, дабы обезопасить себя.

До крепости оставалось не больше четырехсот локтей, когда Бельфора нагнал всадник. Он по привычке схватился за рукоять меча, но тут же успокоился. В конском седле, словно сама невесомость, находился столетний дедушка. Низкорослого бойца с татуировкой стали одолевать поразительные мысли, связанные с происхождением этого старичка.

–Так и будешь на меня глазеть? – звонко произнес старик.

–Вообще-то конь сам остановился возле меня.

–Конечно, остановился! Родственную душу почуял. Ну-ка, помоги старику спуститься.

Бельфор аккуратно взял старика в свои сильные руки и опустил на землю. Он почти ничего не весил. Мышцы давно иссохли, и бренные кости обтягивала только смуглая кожа. Когда Бельфор посмотрел на глаза старика, он понял, кто был перед ним. Воин поклонился почтенному слепцу и произнес:

–Да благословят боги величайшего воина, которого знала земля бренная! Учитель Мехрдэд, рад встрече с вами.

Старый перс не видел поклона, но чувствовал все движения молодого варвара. Легким движением руки он взял бойца за подбородок.

–Тебе только что поручена важная миссия. Нужно довести меня и этого прекрасного коня до крепости.

Мехрдэд схватил его за сагион, а Бельфор взял конские поводья. Таким маленьким караваном они двинулись в северный гарнизон Арелата, стены которого уже возвышались неподалеку. Старик еле передвигал ноги и Бельфор, глубоко вздыхая, терпел его общество. Он никогда раньше не видел его. Наёмник рисовал его образ в голове только со слов Агареса. Бельфор представлял его несколько другим. Могучим старцем с несокрушенным духом и волей. Тренированным телом и закаленным умом. И что в итоге он увидел? Слепого попрошайку.

–Холодно. Может, согреешь кости старику?

Бельфор сделал недовольное лицо и снял с себя грязный сагион. Старик лишь хитро улыбнулся, беспорядочно натягивая на себя плащ.

–Почему осел прикидывается львом?

Демон с рисунком сжал кулаки, стараясь держать себя в руках.

–Это что вопрос такой?

Мехрдэд смотрел на него незрячими, белесыми глазами, ожидая ответа.

–Лев – хищник. У осла не хватит ума, чтобы прикинуться львом.

–А у тебя, видимо, хватает?

–Что?

–Видишь птиц?

Молодой наёмник ничего не сказал. Он слегка ускорил шаг, дабы скорее оказаться в крепости. Там он сбагрит старика наставнику и дело с концом. Вот только к удивлению Бельфора, в небе пронеслась огромная стая птиц. Он остановился и с сомнением посмотрел на Мехрдэда.

–Они вольны лететь, куда хотят, – мягко пояснил старик.

–Как ты узнал про птиц? – с легкой оторопью произнес Бельфор. – Ведь горизонт был чист. Ни облака, ни птицы! К тому же глаза…они во тьме!

–Это не те птицы. Я видел других. Больших, перелетных сов и филинов. Они спустились с руки охотника, чтобы насытить его. Хищные птицы охотились за птенцом.

–Зачем сове охотиться, чтобы насытить своего же охотника? – Бельфор настороженно слушал старика, пытаясь найти в его бреде смысл. Когда Марпас вдыхал перед боем дурманы, то становился таким же непонятным.

–Птицы кружили над древом, призывая его отдать птенца. Но я не дал его в обиду! Всех разогнал палкой…

В этот момент Мехрдэд запнулся и упал ничком. Бельфор закатил глаза и помог старику подняться. Они уже стояли возле крепостного рва. Еще чуть-чуть и воин отделается от него.

–Да, да. Ты разогнал палкой стаю ворон.

–Это были совы. Совы налетели на ворону, но запутались в ветвях дерева.

–Ну, все, с меня довольно. Мы пришли и сейчас я провожу тебя к наставнику Агаресу.

–Как ты его назвал? Наставник? – Мехрдэд по-стариковски засмеялся. – Нет. Когда придет время, я сам найду его. А ты пока отдохни. Все равно не пойдешь на пир в честь послов смерти.

Бельфор уже начинал бояться проницательности старика. Он поклонился и ушел восвояси, оставив перса возле крепостных врат. Демон с рисунком невольно восхитился дедушкой с белоснежной бородой. Хотя его первоначальным чувством было презрение. Он всегда презирал старость, ибо она отнимала разум у людей, а тут была совершенно другая история.

Наёмник ускорил шаг и перешел на бег. Она повернул за угол и извлек свой меч, который уже сложил много буйных голов. Только теперь он понял слова Мехрдэда. Почему осел прикидывается львом? Бельфор посмотрел на эфес клинка и на миг задумался. В отблесках стали на него смотрел выгравированный рисунок – лев с головой осла.