Читать книгу Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка» - Сергей Солоух - Страница 20

Или возьмем, к примеру, того невинного цыгана из Забеглиц, что вломился в мелочную лавочку в ночь под рождество:

Если вопрос о том, у кого из всех тогда существовавших в Праге Йозефов Швейков Гашек позаимствовал довольно редкую фамилию – предмет горячих и, видимо, неразрешимых споров среди гашековедов, то совершенно точно известно имя человека, умучившего в действующей армии будущего автора романа примерами «из жизни». Это Франтишек Страшлипка (František Strašlipka), подлинный денщик всамделишного командира Гашека, поручика Рудольфа Лукаса. (Да, именно так, немецкая фамилия Lukas, а не чешская Lukáš – см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 198).

Страшлипка – неунывающий голубоглазый пролаза, по любому поводу был готов выложить случай из жизни, всегда начинающийся одинаково: «А вот знал я одного…» («To já znal jednoho…»). А неоспоримым доказательством того, у кого в действительности была позаимствована эта неистребимая наклонность, ставшая позднее неотъемлемой от образа Швейка, будут строчки из шуточного гашековского стишка «В резерве» («V reservě»), которых он в свои армейские дни насочинял на радость товарищам и командиру добрую дюжину.

Nejstrašnější však z válečné té psoty,

jsou – Strašlipkovy staré anekdoty.

И самая ужасная из всех армейских горестей –

Страшлипка с очередной какой-нибудь историей.

Кстати, именно друзья Страшлипки, который больше чем на двадцать лет пережил Гашека (1890–1949), убеждали в пятидесятых исследователей вопроса, что именно он, Франтишек, гуляка и сердцеед, рассказал на фронте не падкому до женских прелестей Гашеку и про бордель на улице На Бойишти, и про его лихую мамку – пани Марию Мюллерову, что может и дезертира спрятать (RP 1998, ZA 1953, 1).

В любом случае, только благодаря неутомимому исследователю архивов и метрических записей Ярде Шераку мы ныне знаем со всей возможной точностью день, месяц, год рождения и полное имя Франты Страшлипки, подарившего образу Йозефа Швейка свою любовь к никогда не истощавшимся примерам из жизни.

František Jan Strašlipka 19.02.1891 Hostivice – 21.9.1949 Veselí nad Lužnicí.

То есть реальный денщик реального поручика Рудольфа Лукаса на восемь лет младше Гашека и к началу войны в 1914-м, в 23 года, был еще солдатиком срочной службы.

Забеглице (Záběhlice) – во времена Швейка поселок юго-восточнее Нусле. Ныне часть города, округ Прага-4.

«Ночь под рождество» – в оригинале Boží hod vánoční (рождественский божий пир), первый день святок, то есть в ночь после рождества, а не в сочельник, как получилось в переводе.

Лапшу из вас сделать! Перестрелять! Наделать из вас отбивных котлет!

В оригинале: не котлет, а голубых карпов (kapra na modro) – старинное чешское блюдо: кусочки карпа, даже не отваренного, а вытомленного в овощном бульоне, причем так, чтобы неповрежденная шкурка каждого кусочка стала совершенно голубой.

Стоит тут заметить, чтобы уже не повторять всякий раз, когда упоминается еда, что Гашек был большим мастером стряпни. И, проваландавшись почти всю свою жизнь без угла и крова, обычно благодарил за гостеприимство своих несколько утомленных его присутствием знакомых и друзей чем-нибудь изысканным собственного приготовления.

– Я не виновен, я не виновен! – повторял взъерошенный человек.

Тут, в связи вечной и непременной невиновностью сидельцев в тюремных камерах, уместно отметить занятную перекличку со строками, который Ярослав Гашек срифмовал осенью 1907 года для своей будущей жены, а в ту пору возлюбленной Ярмилы Майеровой, пока отбывал месячное заключение в пражской новоместской тюрьме. Месяц тюрьмы за призывы к насилию – во время митинга анархистов Гашек, оттесняемый жандармом, согласно протоколу, кричал своим товарищам «А ну-ка, дайте ему!» (Natři ho!) – стал для будущего романиста, для которого до этого все отсидки ограничивались лишь краткой ночью в участке, важным познавательным опытом, полным психологических открытий и выводов. В частности, и такого (SB 2016):

– Иисус Христос был тоже невинен, а его все же распяли. Нигде никогда никто не интересовался судьбой невинного человека. «Maul halten und weiter dienen» [Держи язык за зубами и служи (нем.). Читатель должен иметь в виду, что Швейк и некоторые другие герои в романе по-немецки, польски, венгерски говорят неправильно], как говаривали нам на военной службе. Это самое разлюбезное дело.

Сам Гашек в пылу политической борьбы начала 1918 года использовал выражение из арсенала человеческой зоотехники «Maul halten und weiter dienen» куда как с меньшим почтением. «И поэтому в [печатном] органе Отделения [Чехословацкого национального совета], в “Чешском дневнике” писали, что солдат не должен заниматься политикой, лишь только стойко исполнять свой долг. Такая интеллигентная интерпретация грубости австро-немецкой военщины: “Maul halten und weiter dienen!”» (A proto se také v orgánu Odbočky, v Československém deníku, psalo, že voják nemá politizovat, ale pilněcvičit. Takový jemný překlad rakousko-německé militérky: “Maul halten und weiter dienen!” – Proč se jede do Francie? Průkopník – 27.3.1918).

Нельзя не отметить также, что знаменитая графическая работа 1927 года немецкого художника-экспрессиониста, а также бывшего солдата Первой мировой Георга Гросса (George Grosz, 26.06.1893–06.07.1959) с названием «Maul halten und weiter dienen», на которой изображен распятый Христос в противогазе и армейских сапогах, напрямую вдохновлена комментируемым пассажем романа. Она вошла в графическую серию из 17 рисунков с названием «Hintergrund», изначально созданных Гроссом как наброски к оформлению немецкой театральной постановки (Das Politisches Theater von Erwin Piscator) романа Гашека. Позднее эти же рисунки были использованы для иллюстрации первого издания перевода романа с чешского в России (ПГБ 1929). Сам же Гросс в 1928 году за такое буквальное понимание Гашека был обвинен в оскорблении чувств верующих и оштрафован на 2000 немецких марок.

Впрочем, в те же самые послевоенные двадцатые находились и люди, которые с неизменным пафосом продолжали умиляться солдафонской философии и сладко повторяли, ощущая себя в вечном и нерушимом парадном строю:

«den Mund zu halten und so gut als möglich seine Pflicht an dieser Stelle zu tun».

Mein Kampf, 7. Kapitel. Die Revolution

В традиционном русском переводе Григория Зиновьева.

«Ничего не оставалось делать, кроме того, как держать язык за зубами и добросовестно выполнять свои скромные обязанности».

Чем эта несмешная верность идеалам Marschieren Marsch! обернулась для миллионов и миллионов людей, как с чувством, так и без чувства юмора, наверное, не стоит уточнять.