Читать книгу Русский хлеб в жерновах идеологии - Шамиль Куряев - Страница 5

Введение
4

Оглавление

Так что к концу «лихих девяностых» российское общество, в массе своей, оказалось необыкновенно восприимчиво к любой «просоветской» фразеологии. Маятник общественного мнения неудержимо повлекло влево – и размах этот должен был оказаться, по крайней мере, не меньшим, нежели его предыдущее отклонение вправо. Кстати, маятник! – вот ещё один (не менее точный, зато менее обидный) образ для передачи самой сути «общественного мнения».

Нашим неосоветчикам оставалось только воспользоваться удобной ситуацией – поставить паруса и постараться поймать переменившийся ветер. Они это и сделали… но сделали очень своеобразно. Благоразумно отказавшись от реальной политической борьбы (напряжённой, опасной и с более чем сомнительными перспективами), они сосредоточили все свои усилия на событиях и персоналиях минувшей эпохи.

Не станем их сильно осуждать за отсутствие гражданского мужества. В старой доброй Англии это называлось «честная игра» (джентльмен в обществе джентльменов делает свой маленький бизнес).

В самом деле! – к чему навлекать на себя громы и молнии власти, демонстрируя свою потенциальную опасность для неё и рискуя попасть под неиллюзорные гонения?.. Куда проще и спокойнее показать себя скромным тружеником на ниве публичной политики, честно обрабатывающим свой участок электорального поля и не заявляющим серьёзных претензий на реальную власть. Стоящие у руля приземлённые практики–прагматики никак не могут воспринять такое «искательство» как реальную для себя угрозу!

Конечно, было бы большой ошибкой свести всё к чьему–то циничному благоразумию и деловой предприимчивости. Тем паче, в постсоветской России ряды неосоветчиков пополнялись (и продолжают пополняться) весьма пёстрой публикой. Развал Советского Союза стал для многих патриотов таким ударом, что заставил их кардинально пересмотреть свои взгляды.

Собственно говоря, зиновьевское «метили в коммунизм, а попали в Россию» к концу 1990–х стало общим местом!.. В дополнение к кондовым коммунистам и таким вот «прозревшим» титанам антисоветизма (и на смену им) пришли представители нового поколения. Так что на сегодняшний день «официальная правопреемница» советской идеологии – зюгановская КПРФ, стабильно представленная в парламенте, – являет собой лишь малый остров в неоглядном море неосоветизма…

Да ведь и «фокусировка на прошлом», если подумать, весьма действенна и прагматична! И силы, стоящие непосредственно у руля власти, нередко используют этот инструмент. Коммунисты – те всегда активно прикрывались «тяжёлым наследием» дореволюционной России. И «архитекторы Перестройки» начали демонтаж Системы с очередной кампании «десталинизации». Но особенно показателен пример нынешней власти – которая в конце 1990–х вовремя почуяла «новые веяния», верно оценила их и сумела ими воспользоваться: ведь невозможно вообразить себе, чтобы несколькими годами раньше кремлёвские политтехнологи возвели в выигрышный контекст «кагэбэшное прошлое» нового кандидата в президенты.

Одним из проявлений этого «советского ренессанса» стала восприимчивость общества к чёрной легенде о дореволюционной России.

Всё логично! Если в конце 1980–х – начале 1990–х все знали ужасный Советский Союз и процветавшую Российскую Империю (полумифический «золотой век», воплощение извечной тоски по «утраченному раю»…), то в конце 1990–х – начале 2000–х «потерянным раем» и ностальгически вспоминаемым «золотым веком» оказался уже Советский Союз (ну, а его антитеза – Российская Империя – была просто обречена обернуться адом).

Словом, для того чтобы «второе издание» чёрной легенды о дореволюционной России прошло на ура, к 2000–м годам имелись все необходимые предпосылки. Но нынешние светские и духовные власти постарались (словно нарочно!) дополнительно нагнать «градус неприятия»; всячески подмочить репутацию предреволюционной Империи в глазах современных россиян.

На всём протяжении «лихих девяностых» наша компрадорская власть старалась примазаться к «имперскому наследию»; главным образом – заимствуя помпезную поздне–имперскую атрибутику. Так, имперский триколор стал российским флагом уже в августе 1991 года – сразу после поражения ГКЧП. Имперский герб (в несколько упрощённом варианте) стал гербом Российской Федерации в декабре 1993–го – сразу после расстрела Верховного Совета. Этот герб – ровесник антирусской «ельцинской конституции»! И именно эта конституция вернула нижней палате парламента дореволюционное название: Государственная Дума (хорошо не боярская).

Учитывая то, кто нам возвращал все эти помпезные имперские виньетки и «в придачу к чему» они шли, приходится признать, что в сознании многих наших сограждан сам собой должен был выстроиться весьма негативный ассоциативный ряд! Коммунисты, со своей стороны, прилагали к этому все усилия: «власовская трёхцветная тряпка над расстрелянным парламентом». Что уж говорить о двуглавом орле на постоянно обесценивающихся деньгах? – тут даже никакой враждебной пропаганды не требовалось…

Есть и ещё один немаловажный момент. Известно, что олицетворением той или иной эпохи являются «знаковые фигуры» того времени; в первую очередь – правители. Недаром неосоветчики сделали своим знаменем (и вообще «опорной плитой» своей идеологии) личность Сталина! Посмертная же судьба «знаковых фигур» поздней Империи – а это прежде всего император Николай Второй и премьер–министр Столыпин – складывалась в постсоветской России… довольно оригинально.

Немалую роль в этом сыграла позиция Русской Православной Церкви. Состоявшееся в 2000 году причисление к лику святых императора Николая – крайне неудачливого и откровенно бесталанного правителя (при этом вполне заурядного, «средненького» человека) – вызвало в российском обществе ожидаемый эффект; естественно, отрицательный. Ещё больше его усилила сопровождающая прославление помпа и шумиха. К сожалению, теперь ей уже не суждено стихнуть никогда – такова уж особенность официального церковного почитания: иконы, храмы, торжественные службы, сугубо «благоговейная» трактовка любых слов, поступков и деталей биографии.

Диапазон эмоций, вызванных в обществе канонизацией Николая Второго, оказался достаточно широк: от смущения и досадливого недоумения (у людей умных и образованных) до исступлённой злобищи и беснования (у ярых неосоветчиков).

Однако самой распространённой реакцией было насмешливое ёрничанье – проявлением чего стал настоящий шквал циничных шуток, малопристойных карикатур, ироничных комментариев к царским дневникам и т.п. (главным образом – на тему «святого охотника на кошек и ворон» и интимной переписки с супругой). Остались довольны решением РПЦ разве что православные монархисты–самодержавники – и то далеко не все! – словом, та часть российского общества, которой при любых расчётах можно смело пренебрегать как «статистической погрешностью».

Мероприятие, затеянное из внутрицерковных соображений (одно из которых – примирение с РПЦЗ, давно уже канонизировавшей царскую семью), только повредило исторической памяти императора Николая, нанеся его престижу тяжёлый удар. Своим неоднозначным решением – сопровождающимся, к тому же, наивным приисканием хоть каких–то объективных оснований для такого шага – Церковь его буквально «отдала на растерзание толпе».

И дело ведь не только в личном престиже императора Николая! Канонизация царя, можно сказать, набросила тень сомнения на любую позитивную информацию о николаевской России (особенно – среди молодого поколения). С 2000 года любой «позитив», касающийся Империи Николая Второго, просто обречён наталкиваться на стену усугублённого скептицизма. Всякую же негативную информацию о том периоде общество готово воспринимать как «честную и неприукрашенную», и вообще – вызывающую доверие…

Русский хлеб в жерновах идеологии

Подняться наверх