Читать книгу Мемуары уфимского школьника - Шамиль Валеев - Страница 28

Хочу рассказать людям, которые недосматривают и один клип, про альбомы, которые можно было слушать. Ну, в них вроде как принято писать и рисовать, а тут – слушать. Да ещё почти час.

Удивительным образом я оказался в информационном пузыре времени и тоннеле, где вместо музыки стал шум из обрывков полупесен. Потратить сорок пять минут на «прослушивание музыки» – ну это надо или на концерт Оззи в «Олимпийском» сходить, или в паб, где крутят лайвы с концертов AC/DC.

Сейчас в каждом заведении общепита висят телевизоры и звучит какая-то странная музыка, про которую нечего сказать, кроме «сто тридцать два удара в минуту». У меня от неё болят голова и мотор. Самое удивительное, что везде ставят два сигнала параллельно: по телевизору, например, fasion tv, а по бортовому кабацкому «радио» – 132bpm. Рвёт мозг. Это враждебный акт. Поскольку я преимущественно бываю в общепите днём, мне кажется, что меня просто торопят.

Когда я ещё умел фантазировать, я представлял себя возле стены, в которой ребром ко мне стоят диски (десятки тысяч) в цветных конвертах (похожие, как потом выяснилось, на CD или DVD). Там были все альбомы всех групп. Другая моя детская фантазия была – иметь такие рации с друзьями, по которым можно было бы разговаривать даже на каникулах, находясь в деревне по два-три месяца каждый. Я явственно помню мой воображаемый рассказ по такой слаботочной для экономии батарей, но дальнобойной рации: я еду на жёлтом пазике, с цветными закруглёнными стёклами наверху.

Наверное, это как сейчас мечтать о такси Корбена Далласа: можно летать над дорогой и над сугробом и небрежно припарковать машину вдоль горящей неоном (или ксеноном) вывески.

Удивительным образом, имея доступ ко всему этому ежесекундно, я редко говорю с друзьями (а-а-а, я поймал зелёного линя) и лишь недавно начал слушать современные альбомы групп типа «Роллинг стоунз» или Слэша. То есть сейчас вообще вся индустрия подростковая «сломалась». На самом деле, изменилась. Представьте себе времена, когда музыку записывали не как продукт, чтобы собрать спонтанные быстрые лайки, скачивания и центы, а чтобы не лопнуть от избытка энергии.

Тогда у людей время было медленное, а развлечений было относительно мало. Поэтому они могли дослушать целый академический час музыки и никто их не прерывал звонком, письмом или телеграммой. Представьте, что вы сидите в наушниках, а почтальон приходит к вам тридцать раз в час: «распишитесь», протягивает сообщение, поворачивается и уходит. А вы ещё успеваете за это время сбегать на почту и отправить три открытки двадцати адресатам и ещё разослать штук десять телеграмм, некоторые из которых состоят из одной правой скобки. Понятно теперь, как отличается ваша жизнь от жизни вашего сверстника тридцать лет назад? Если брать не гениальные озарения,

а обыкновенную хорошую музыку, то она, как правило, почти не цепляет с первого раза. Вернее, так: одной единицей продукции музыкальной индустрии во время моей молодости был один альбом. И там обязательно должна была быть песня-хит. Поверхностное, простое, запоминающееся произведение, которое быстро липнет к ушам и быстро отваливается, поработав «паровозом» для всего альбома: «У тебя спид, и значит мы умрём», – сказала одна уфимская певица, когда это ещё работало.

Так, по-рисовальному – альбомом – называли виниловую пластинку, на двух сторонах которой было семь – одиннадцать песен минуты по три-четыре, то есть минут на тридцать восемь – сорок две. Стоил 2 р. 50 коп.

Всё остальное – музыкальное видео с мельканием кадров, концертные туры, маленькие пластинки-анонсы на две-четыре песни (раньше одиночные песни на них называли «синглы», оказывается), выступления на фестивалях, участие музыканта в ТВ-шоу, скандальные заявления об избиении лифчиками консьержек при попытке выбросить телевизор в окно гостиницы – это всё было в поддержку нового альбома.

Каждый год группе нужно было выпустить альбом. Потому их часто называют по годам: ооо, это же металлика 86-го, битлы 67-го, а не master of puppets, и не revolver. Песня в месяц-полтора. Охренеешь. Таких плодовитых музыкантов, которые успевали работать в режиме ежегодного альманаха, к счастью, немного: Род Стюарт, Элтон Джон, Брайан Адамс – сорок альбомов за пятьдесят лет карьеры. Ходить в студию, как в офис. Ё***шься. Плодовитых рабов продюсеров, кстати, сразу слышно: ощущение, что они поют одну бесконечную песню на разные лады. С один раз пойманной пробивной хрипотцой и на одном гитарном звуке.

Придумывать и записывать песню в месяц, да ещё успевая гастролировать и скандалить, – ну, это какая-то дарья донцова, конвейер форда. Писать, как шаль вязать. Неудивительно, что они почти все наркоманы и алкаши, хорошо, если в прошлом.

Когда я привыкал к альбомному формату, я понял, что песни в нём должны быть совершенно разные: один-два хитяры, продуктового качества. Потом там бывает

«вторая песня», которая цепляет не сразу, но остаётся в груди в виде бубубу, не в башке, не в виде бормотания и притоптывания. И остаётся на всю жизнь. Ну и бывают песни на добивку, чтобы выдержать хронометраж. И они получаются такими разбитными, ненапряжными, что слушать их прикольнее. Например, Love For Sale у Bon Jovi в New Jersey, которую гоняют наряду с мировыми хитами тридцать лет.

Альбом предполагает некий если не замысел (концептуальный альбом, который записан, как фильм снят, тоже бывает), то один тип звучания группы, характерный для неё в этом году. Год от года слышно, как растёт мастерство, сыгранность, как поменялся характер звука, когда появился новый басист, тем более продюсер (на самом деле это он придумывает звучание), как повзрослела группа, очистилась от барахольного шума. К сожалению, я про это не смогу сейчас точно рассказать в силу слабости теоретических знаний.

Ещё в моё подростковое время альбомы называли «концертами», хотя эти понятия довольно далеки. Концерт – это два часа, на которых публика ждёт по хиту от каждого прошлого года, легко узнаваемому. А группа пытается втюхать новые композиции, которые при первом прослушивании особого удовольствия не приносят: на концерте на самом деле трудно сосредоточиться на приёме нового материала. Или ничего не слышно, или ничего не понятно. Секрет прост: сознание легко достраивает в мозгу известную уже песню по обрывкам тех раскатов, которые долетают до твоего края стадиона/ зала. Хороший звук на большой площадке – большущая редкость. Которой практически не бывает. А новую песню лучше слушать в студийной записи. Хоть слова разберёшь. Клубные концерты – это не в счёт, это посиделки такие. С едой и бухлом. Там может великая группа выступать, а кача не будет, поскольку до солиста рукой подать, а публика сидит вялая/вальяжная. Бывают исключения, конечно. Но я просто ещё тоскую по временам, когда на одного музыканта ходил «весь город».

Концертный звук практически не имеет отношения к студийному, я бы сказал, что это две противоположности. И другие инструменты, и другая обработка, и другое настроение, и другая аудиосреда, но самое главное – противоположные цели.

В студии надо сделать всё точно, пусть не с первого дубля, но чтобы всё улеглось в одну картинку звуковую, которая в голове у продюсера. А на стадионе – раскачать зал, чтобы прыгал и орал. Играл со сценой в пинг-понг, резонировал. В студии приходится воображать аудиторию или думать не о ней, а о сольфеджио и метрономе. А на стадионе – вот перед тобой море, которое простит любой косяк мимо струн и нот, но ты, пожалуйста, дай энергии и будь открыт. Люди ходят на концерты за счастьем, а не за точностью. Я слышал выступления студийной точности перед тридцатью-сорока тысячами фанатов со всего мира, и большей частью мне было скучновато.

Ещё я бывал на паре концертов на тысячу человек: ну прикольно, всё слышно и видно, никто не топчет ноги. Но не хватает ощущения всеобщего праздника. Вот ты вышел из зала – И опять остался один на один с торопящимся городом. Никто речёвок не орёт.