Читать книгу Улицы Магдебурга - Шанжан Тряпье - Страница 31

Если Отто Шмидт уставал, он наливал рюмку водки. Если Отто Шмидт забывал ее выпить перед ужином, это значило, что он действительно очень устал. И тогда он падал и засыпал.

И вне зависимости от того, насколько усталым был Отто Шмидт, каждый раз, подходя к своему дому со стороны Шаттенштрассе, он поднимал голову и смотрел в окна – горит ли свет, есть ли дома кто-нибудь. Открывая дверь ключом, он улыбался и думал – вот бы сейчас тот, другой, который дома, вышел из кухни, вытирая руки полотенцем, и сказал: «Устал? А я чай завариваю». Или крикнул бы из спальни: «Иди сюда, я еще в постели». Или он стоит на табурете и меняет лампочку, и глядя на запрокинутое лицо Отто, скажет: «Ты вовремя, дай пассатижи, патрон застрял».

Ни единого раза Отто Шмидт не пришел домой, когда там кто-то был. Отто жил один.

И поэтому, поднявшись по лестнице и открывая дверь в квартирный блок, он каждый раз ожидал увидеть кого-то, ждущего его. Незнакомого человека, который скажет «Привет, ну наконец-то». Человека, который знает его, который ему улыбнется, назовет его по имени и скажет, что давно его ждет. Может быть, у него будет с собой дорожная сумка или чемодан. А может быть, когда Отто откроет дверь своим ключом, за дверью будет его квартира, в которой он увидит неопровержимые следы пребывания того, другого человека. Человека, который его ждет.

У Отто Шмидта, конструктора из проектного отдела, было достаточно друзей и девушки его обожали. Ему всегда звонили коллеги, когда оставался билет на футбол или в оперу, его приглашали на вечеринки и с удовольствием звали на праздники. В нем было что-то, что привлекало людей. Но видимо, этого было недостаточно, чтобы кто-то ждал его.

Обаятельный, независимый, всегда знающий, что сказать и когда промолчать, Отто вопреки всей своей самостоятельности был задуман и спроектирован как парный предмет, не имеющий ни малейшего смысла без другой детали. Как болт и гайка становятся бессмысленными друг без друга и не могут быть использованы по отдельности. Большую часть жизни Отто чувствовал себя гайкой, повешенной сумасшедшим экстрасенсом на шерстяную нитку, чтобы раскачивать с умным видом над натальными картами и нести чушь про асцендент Марса в Козероге. То есть использованным не по назначению и униженным этим. Чувство полного единения с реальностью он ощущал, когда разворачивал чертежи. Видимо чертежи прилагались к нему с другой стороны мироздания, как к гайке прилагается гаечный ключ, а к болту отвертка.

Отто поднялся по ступенькам, достал ключи. Света в окнах опять не было. Он открыл блок – никто не стоял в коридоре с дорожной сумкой, и без сумки тоже не было никого. Он повернул ключ в замке и шагнул в пустую квартиру.

– Я дома, дружище, ты как?

Прозвучало совсем не весело. Отто Шмидт закусил воротник пальто и глухо, утробно завыл, сползая по стене. Он чувствовал, что его ресурс не бесконечен. Еще немного, и резьба сорвется, делая его непригодным для заданной функции. Испорченные гайки не используют, и не хранят в коробках. Их отдают экстрасенсам и шарлатанам, чтобы те подвешивали их на тонкие нитки и раскачивали над снимками давно мертвых людей, продавая доверчивым клиентам ложные надежды.

Может быть, надо немного пораньше возвращаться с работы… Может быть, тот человек не может дождаться его, может быть, он уходит раньше, чем Отто Шмидт возвращается…Нет, не может быть. Берлинское время одно для всех. Если бы его кто-то ждал, он знал бы, во сколько Отто заканчивает работу и когда приходит домой. Он знал бы. Это было последнее, во что можно было верить.

Наутро Отто вышел в кухню и долго смотрел на чашку, стоящую на столе. Он не заходил в кухню вечером. Не заходил. Он от дверей пошел в спальню, по пути расстегивая рубашку, сделал остановку у бара, налил себе водки, немедленно выпил и, не задерживаясь, пошел дальше. Он упал на постель и лежал без движения, пока вокруг не закрутилась безумная карусель, а потом он повернулся на бок и заснул. Поэтому утром все тело ломит, по полу разбросана мятая одежда и он чувствует себя несчастным. А на столе стоит чашка. Может быть, он вставал ночью, напился и лег снова? Тогда почему же он заодно не разделся? Рассуждать было некогда. Отто выпил свой кофе с бутербродом и накинул пальто. Кажется, будет тепло. Наверное, он просто не помнит, как в полусне вставал и ходил на кухню попить воды. Наверное.

Отто Шмидт шагал вверх по Нахостенштрассе, и восход пытался поприветствовать его, но ему не хватало сил, времени было еще маловато, чтобы восход набрал свою проектную мощность. Чашка не шла из головы. Как она могла оказаться на столе. Как она могла.

– Отто! – у входа его поджидал архитектор Фогель, – А я вас жду.

– Спасибо, – он пожал крепкую ладонь Фогеля, – Это очень нужно.

– Вы мне нужны, – они вместе вошли в здание, – Я хотел поговорить с вами про закладные.

– Зайдите ко мне в отдел, Ларс, через час-два. Я вам все покажу.

– А давайте вы ко мне? После обеда? У меня пакет из Колумбии.

– Надеюсь, там кофе.

Ларс Фогель замер, а потом расхохотался.

– Да, кофе, –  они остановились у дверей проектного, – Конечно, кофе. Хорошо, не только кофе. Зайдите, Отто, пожалуйста. Я буду ждать.

Ларс Фогель умел подцепить вишенку, произнося именно те слова, которые были нужны.

После обеда Отто Шмидт взял альбом с закладными деталями и оставил на столе записку, что он в кабинете архитектора. Мало ли, кто-то будет его искать. Маловероятно, но все же.

У архитектора Фогеля был свой кабинет, и сейчас на большом столе Ларс потрошил пакет из Колумбии. Кофе в зернах, от которого одуряюще пахло уже в коридоре, темная бутылка без этикетки, коробки с сигарами и возможно не только. Фогель снял пиджак и под рубашкой играли бицепсы прекрасной формы. Турник положительно сказался на его занятиях, отметил Отто, раскрывая альбом на нужной странице. Фогель достал чашки из кофе-машины, ложечкой отмерил густую жидкость из бутылки.

– Какой-то наркотик, не иначе, – подмигнул он, взял чашку и понюхал, – Попробуйте, Отто, как на горячем раскрывается.

Отто взял чашку, поднес к лицу. Пахло хорошим ромом, а еще почему-то сеном и флердоранжем. Фогель открыл две коробочки с сигарами, взял по одной, обрезал.

– Чем пахнет, Ларс?

– Мне – смородиной, – Фогель передал ему зажженную сигару, – Хосе сказал, что каждому свое будет пахнуть. Попробуем эти, но я не уверен, что это только табак. Мне кажется, у него своя сигарная фабрика.

– Дайте же, Ларс, дайте! – он выхватил из пальцев Фогеля тонкую сигару, жадно затянулся, закашлялся, – Это не табак, Ларс. Совсем не табак.

– Курите, герр Шмидт, у меня можно.

С некоторых пор иметь дело с архитектором Фогелем стало одним удовольствием. Они покурили, меняясь сигарами, допили кофе со странным раствором, и погрузились в исследование закладных деталей. Спорили, ругались и доказывали каждый свою правоту, выпили еще кофе, на этот раз без добавок. Доказать Отто Шмидту, что нагрузки будут превышены, Фогель так и не смог. Расстались еще большими друзьями.

Все еще ощущая на языке вкус флердоранжа, Отто Шмидт шагал по улице к дому. В спортзал не хотелось, к счастью, подаренный Фогелем абонемент был вечным, он не кончался и не имел срока давности. Как срок за преступление против человечества.

Окна снова не горели. Господи, что за проклятие. Отто поднялся, механически перекидывая ключи и думая о закладных деталях. Хороший друг этот Ларс Фогель. И пакет из Колумбии очень даже ничего.

– Я дома, – бесцветно произнес он и хлопнул дверью.

Когда Отто вышел из ванной, откидывая рукой мокрые волосы, чашка стояла в кухне на столе. Он замер. Как же так? Утром она стояла, но разве он ее не убрал? Шмидт задумался. Он проснулся уже усталым, вскочил, как осужденный, второпях выпил кофе с бутербродом, вот его кружка и тарелка в раковине. Но как он мог не убрать чашку, на которую обратил столько внимания? Тайна сия велика есть. Очень осторожно Отто взял чашку, вымыл ее и убрал в шкафчик.

Весь следующий день он думал о том, где окажется чашка. Перед концом дня Фогель снова зазвал его в кабинет и снова принялся угощать сигарами и чудесным кофе с ароматным ромом. Отто стоял насмерть – нагрузки не будут превышены. Проект он делал сам. Он в себя верил, его резьба еще не была сорвана.

– Я дома, – он размашисто шагнул вперед и замер в дверях кухни.

Чайная чашка стояла на столе. Отто взялся за косяк, сжал пальцы до боли. Неужели.

Он не помнил, как лег, как встал и собрался, весь день он провел на автопилоте, что-то говорил, отвечал, плоско пошутил, а когда Фогель снова предложил ему зайти, отказался. Отто Шмидт хотел как можно скорее оказаться дома. Прошел всю улицу, не чувствуя ног, птицей взлетел по лестнице.

– Я дома…

Чашка мирно стояла в шкафчике. Стол был пуст. Отто Шмидт, конструктор из проектного отдела и парная деталь, рухнул на колени и молча сухо зарыдал.