Читать книгу Вольно, генерал: Стокгольмский синдром - Шарлеманн Готье - Страница 16

Оказия 9: The negative sex

Оглавление

Молох исчез на несколько недель, оставив после себя лишь спокойствие и безмятежность.


Люциану непривычно, когда никто не вламывается и не берёт своё. В жизни воцарилась «звенящая тишина», которая щекотала пытливый ум. Она вынуждала неосознанно озираться по сторонам в ожидании того, что это наваждение и рыжеволосый амбал всё же ворвется откуда-нибудь. Тогда начнётся очередной постельный поединок, где Люциану пресекут все шансы пошевелиться. Привяжут, например, руки к изголовью кровати и оставят с собственным мнением наедине.


Тянулись дни. Каждый был похож на другой. Распорядок дня отпечатался в мозгу и вызывал тошноту. Движения дошли до автоматизма. Слежавшаяся постель отвращала. Моргенштерн со временем всё меньше хотел возвращаться домой. Иногда, чистя перед сном зубы, он застывал перед зеркалом и утопал в собственных тягучих мыслях. Машинка продолжала подскакивать, полоща бельё. Мобильник упал на кафель.


На треснувшем экране не было ни одного звонка. Хотя бы одно смс могло стать спасительным ударом и восстановить привычное сердцебиение.


Мужчина лежал на широкой постели, застеленной мертвецки белым. Матрас на ней был пружинистым и скрипел при каждом движении. Люциан старался не шевелиться и с тоской смотрел в окно. Конечно, мысли роились вокруг всего одной неясной вещи.


«Неужели он забыл?»


Нет. Вряд ли Люциан скучал. Ему просто было непонятно, что могло стать причиной паузы. Всё, вроде бы, шло своим чередом. Он даже сопротивлялся как обычно, не вытворяя ничего нового. Когда они виделись в последний раз, Молох с таким же раздевающим взглядом смотрел на него. Явных причин, способных дать ответ, генерал упорно не видел.


Слишком долго Молох не появлялся, и это даже немного беспокоило. Но слово «беспокойство» было для Люциана слишком громким. По его мнению, он подозревал. Подозревал, что беспокоится о том, кто издевался над ним на протяжении нескольких месяцев. Нет, пора с этим заканчивать. Стокгольмский синдром должен наконец выйти из моды.


Люциан взял с тумбочки вчерашний чай и отхлебнул. Он был приятно прохладным, отдавал сладко-лимонным вкусом и прекрасно утолял жажду. Холодная ручка подстаканника морозила пальцы, и это освежало голову в душной комнате. Пахло плесенью и сыростью, но вставать и открывать окно было лениво, поскольку тогда нарушилась бы эта атмосфера ожидания чего-то. Так приятно приложить железо к разгорячённой голове.


Но всё же. Люциан скидывает с себя простынь и, продолжая пить чай, подходит к окну, за которым уже кипит жизнь. Магазины открылись, машины замелькали чаще, прохожие засновали туда-сюда – кипела жизнь обычного города, нормального и мирного. И это ощущение мира раздражает. Хочется бросить стакан вместе с подстаканником прямо в окно, разбив стекло, и закричать. Закричать так громко, насколько получится, потому что всё неправильно, потому что всё это – фальшь. Почему, если одному паршиво, то весь мир должен утопать в безмятежности?! Чёрт всё подери.


Сердце замирает.


Люциан устремляется к зеркалу и начинает судорожно осматривать своё тело. Сначала – спереди, затем – сзади. Даже по бокам, чтобы увидеть синяки на бёдрах, уже почти исчезнувшие. Грудь исполосована нитями шрамов. Шея – следами зубов и излишне усердных поцелуев. Спина – следами от жёсткого и горького кнута.


«А может, не было ничего? Может, правда, приснилось?» – убито вопрошает демон, но потом судорожно прокручивает воспоминания в голове. «Нет. Всё было. Я помню это отчётливо… Что ж, в любом случае мы встретимся.


Он же мой начальник…»


Всё выглядит реалистичнее, когда идешь по коридору демонического генштаба, приветствуя коллег по службе. Тогда ощущаешь, как шрамы ноют. Вспоминаешь, сколько здесь произошло, но голова бездействует, не желая усваивать логические цепочки и осмыслять реальность. Витражные окна сменяют друг друга по мере приближения Люциана к кабинету начальника.


Люциан никогда не думал, что впредь сам пойдёт искать Молоха. Сам снова захочет себе проблем. Генерал мог не появляться там целыми днями, если считал нужным показать характер. Или же, наоборот, вломиться, если вдруг у него было игривое настроение. Моргенштерн никогда не задумывался, на месте главком или нет – это не имело значения. Он по определению должен был там быть. Принять его, выслушать, поставить печать или фингал.


Да и, чёрт возьми, Молох никогда не исчезал. Даже командировки случались очень редко. И он приходил всегда сам… Заключал в капкан объятий.


На двери кабинета не было таблички, потому что она исчерпала свою значимость. Все знали, что со времен падения Люцифера здесь заседает сам Главнокомандующий. Единственный и бессменный. Тот, кто на протяжении тысячелетий контролировал всё происходящее в армии. Он неизменно присутствовал на месте, отдавая указания главному секретарю.


Если же Молоха на месте не было, то тому была объективная причина. Могли произойти проблемы в архивах, казармах или ещё чёрт знает где. Но для такого ситуация должна была быть неотложной.


Люциан постучался и схватил папку с ближайшего стола, даже не зная, что в ней. Всё для того, чтобы придать себе деловой вид. Никогда Моргенштерн не ощущал в себе прежде такого волнения. Никогда и ни за кем генерал не бегал. Теперь, когда настал его черёд, Люциан понял, что уверен в себе не так, как раньше. Самой же страшной мыслью было то, что это, возможно, конец. Неужели всё вот так просто прекратится? Внезапно, как и началось. Неужели генерал терпел унижение и боль только ради того, чтобы оказаться ненужным?


Послышалось ленивое: «Заходи». Перед глазами Люциана предстала интересная картина: Молох сидел за огромным столом из морёного дуба. Посреди комнаты ползали на четвереньках трое молодых парней, на которых были надеты ошейники, соединённые цепями.


– Оцени моего Цербера, а? Хорош? – с усмешкой поинтересовался главнокомандующий, снимая очки для чтения с переносицы и указывая ими на парней, схожих друг с другом по внешности. Во ртах их были кляпы, поэтому они могли реагировать взглядом или звоном цепей.


Главнокомандующий красовался и смотрел на демона оценивающе. Он аккуратно положил очки на стол и сложил руки на груди, будто наконец получив желаемое.


– Превзошёл все ожидания, – мрачно отозвался Люциан и сел в кресло перед Молохом. – Я вот папку принес.


– Мило. Неужели моя принцесса по мне соскучилась? – ухмыльнулся мужчина и взял документы из рук демона, даже не став листать и сразу отложив. Он знал, зачем пришел Моргенштерн. И откуда он спёр папку.


– Представляешь, нет. Я лишь пришёл убедиться в том, что тебя кто-нибудь сожрал. Но, к сожалению, нет, поэтому я могу идти, – пожал плечами генерал и встал с кресла, направившись к двери, но его остановили лишь два слова, которые Молох бросил ему вслед.


– Я знаю.


– Что конкретно? – нахмурился мужчина, напряжённо засунув руки в карманы.


Молох покровительственно улыбнулся, а потом встал и погладил «трёхголового пса» по головам. Юноши тянулись к нему, что-то мыча, но он не обращал на это никакого внимания.


– Знаю, что тебе меня не хватает. И это хороший знак. Знаешь, почему?


Каждое слово пугало больше предыдущего. Каждый последующий удар сердца, кажется, вот-вот заглушит то, что говорит главнокомандующий.


– Потому что я всё же сломал тебя.


«Никогда».


Пытаясь придать голосу уверенности, Моргенштерн произнёс мертвенно спокойным голосом.


– С чего ты так решил? – в его глазах читалась готовность убить.


Радужки Молоха засияли чистым золотом, а зрачки резко и сильно сузились. Весь он был неподдельный интерес: что же дальше?! Неужели ромашечка по имени Люциан Моргенштерн вспомнила, что у неё есть яйца?


Главнокомандующий нетерпеливо щурился.


– Разве не ты пришел сюда, чтобы попросить ударить тебя или трахнуть ещё раз? Признайся, это конец игры, – демон развёл руками, демонстрируя наглядно свой триумф.


– Может быть, – требовалось собрать всё своё мужество в кулак, потому что оно ещё было. – Но неужели ты не подаришь мне последний поединок? На прощание? Ты мне задолжал.


– А смысл? Убедиться, что я сильнее тебя? – Молох с ленцой сел на диван и обнял руками его спинку. – Признайся, ты сейчас гораздо слабее, чем был в начале.


– Я бы не торопил события, – Люциан заулыбался и замотал головой, извлекая из внутреннего кармана пиджака фляжку с текилой. Кощунственно обращаться так с напитком, но иногда так помогает, когда надо мобилизовать свои силы. Он сделал несколько глотков, а потом бросил фляжку на пол. «Псы» с интересом окружили её и стали обнюхивать.


– Поднимай свою жопу, – прорычал Моргенштерн, постепенно теряя человеческий вид. Он обрастал колючей шерстью, ноги превращались в копыта, униформа трещала по швам. На голове медленно появлялись витые рога, на подбородке – мелкая козлиная бородка. Сам он прибавлял в росте и мышечной массе. Крылья хлопали по воздуху, чёрные перья осыпались по комнате. Сейчас демон напоминал своего коллегу на пентаграмме.


Молох заинтересованно посмотрел на Моргенштерна и сам в скором времени громко топнул ногой, быстро меняя облик. В быкоподобном виде он был выше и страшнее. Минотавр, измученный жизнью и бесповоротно одичавший. Кошмар любого тореадора. От Молоха веяло сладким запахом смерти и железа. Величественный и огромный, он с пренебрежением посмотрел на Моргенштерна, который был гораздо ниже его. Словно делая одолжение, Молох стал подходить к нему, покачивая плечами.


Подойти слишком близко демон не смог, поскольку в руках у Люциана серебрилась его любимая коса с гравировкой из молитв. Все, кто видел её, задавались вопросом, почему демон до сих пор не превратился в кусок угля. Моргенштерн хитро отмалчивался и пожимал плечами. Ходили слухи, что в этом ему помог один знакомый инквизитор.


Длинное лезвие косы отделял от бычьей морды Молоха всего сантиметр.


– Интересная вещь, – с цоканьем оценил он.


Однако возможности воспользоваться оружием главком демону не представил. Усилием воли Молох отбросил Моргенштерна от себя, и тот врезался спиной в книжный стеллаж. Книги градом завалили демона, но он быстро поднялся и приготовился к бою. Свободную руку он выставил вперёд.


– То же самое ты, наверное, подумал, когда увидел меня, – выпалил Люциан и растворился чёрным дымом – возник сверху, совершая бросок на главкома.


Коса просвистела у Молоха над головой – он ухватил демона за лодыжку и швырнул его об пол. Моргенштерн оправился после тяжёлого удара. Он вовремя перевернулся на спину, потому что Молох намеревался раздавить его. Люциан выставил вперёд оружие, и оно упёрлось падшему ангелу в грудь, мешая навалиться. Молох запросто мог даже локтем размозжить демону голову.


– Какая разница, что я подумал? Все равно скоро всё кончится, – отмахнулся падший и схватил косу за древко. Послышалось шипение. Демон стиснул зубы и поморщился: древо обожгло ладони. Пришлось отдёрнуть руки.


– Для тебя, – Люциан сделал перекат и встал на ноги. Сражаться на равных было опасно, поэтому демон вспорхнул вверх. Набрав скорость, он с размаху совершил удар. Молох был опытным противником и без труда уклонился.


Моргенштерн решился использовать способность, доступную представителям его рода, потомкам демона Легиона («Ибо нас – много»). Благодаря ей он мог создавать свои копии из темной материи Инферно. Несколько таких, как он, могли удержать Молоха, а тысячи – выбить из сил.


Этого бы хватило, чтобы одержать верх. Стены загудели, будто стали живыми. Камень стал покрываться мерзкой тёмной слизью. Из неё тянулись бесформенные щупальца, постепенно обретающие очертания рук. Начали открываться чёрные вязкие порталы, откуда выходили воины, закутанные в плотную ткань. От них веяло холодом и сыростью.


Главнокомандующий впечатлился и отвлёкся, когда тени резко бросились на него. Облепленный сгустками Инферно, Молох начал метаться, пока не выплеснул волну энергии, отбросившую всех.


Подвернулся случай.


Лезвие косы было так близко, что могло отрубить падшему руку. Но Молох вовремя собрался и оттолкнул Люциана от себя. Осталась кровоточащая рана на плече, разозлившая главнокомандующего. Как смел этот отброс наносить ему раны. Впрочем, стоит отдать ему должное, вести бой этот салага умел.


Драка затягивалась, и, пока Моргенштерн был в замешательстве, Молох набросился на него в надежде выдрать приличный кусок мяса.

Повезло. Сознание не поспешило покидать Моргенштерна. В ярости он ударил главнокомандующего снова. Ядовитая кровь Молоха щипала пальцы, но на его груди красовались пять полос. И, пока противник снова разбрасывал страшных двойников, Люциан приближался, чтобы ответить убедительнее.


Всего один удар, и его дурная голова слетит с плеч. Ещё чуть-чуть.


Но звучит неожиданный рев. Цепной «пес» действительно становится огромным трехголовым чудовищем, слившимся в единый организм. Когда чудовище заревело вновь, это уничтожило всех двойников Моргенштерна. Молох освободился и увесистыми кулаками несколько раз врезал по разным частям тела, пока Люциан дезориентировался от громкого звука. Коса отлетела в сторону, а сам демон оказался прижат к стенке. Тогда Моргенштерн зарычал от злости, и в глазах его загорелся алый огонь.


Он начал испускать тёмную энергию, уподобляясь разъярённому Молоху.


Драка стала походить на танец дыма над костром. Соединяясь лентами едкой энергии, они быстро отскакивали друг от друга, и всюду брызгала кровь. Каждый выдавал свою ярость в громком боевом кличе. С ними сливался вой Цербера, которого тени были готовы разорвать на куски голыми руками.


Молох был слишком поглощён Люцианом, чтобы отвлекаться на такую мелочь. Глаза, полные жажды мести, были прекрасны. Жажда крови, желание победить в этой небольшой войне преображали лицо демона в глазах главнокомандующего. Никогда он не был так убийственно хорош. С остервенением наносящий удары, но, тем не менее, такой поддающийся эмоциям.


Разумеется, Люциану следовало со временем многому научиться. Например, не разбрасываться энергией так безалаберно. Если бы Молох дрался с ним всерьёз, то, конечно, от Моргенштерна осталось бы мокрое место. Правда, генерал уже начинает сходить на нет. Это заметно по тому, как слабеет хватка. Как он хрипит, когда в очередной раз оказывается вбитым в трескающийся мрамор. Молох размышляет о снисхождении, но тут Моргенштерн резко впивается в плечо демона и отрывает от него солидный кусок.


Похоже, это был последний отчаянный рывок, на который тот был способен. Главнокомандующий перестал контролировать силу и не помнил, что было после. Он искренне надеялся, что не пришиб его.


– Долго ещё будешь спать?


«Откуда голос?»


– Да-да-да, шевелись, я справа от тебя.


«Он что, вырубил меня?»


– Живо ползи, говорю! Сюда!


Моргенштерн поморщился. Да, действительно, на некоторое время он выбыл из игры, зато в его руке красовался кусок плеча, даже частично с хрящом. Покачав рогатой головой, демон встал и посмотрел – да, действительно, возле двери лежал Молох, а рана его кровоточила.


– Неплохо дерешься. Я знал, что ты не зря получил место генерала.


– Странно, что ты сомневался, – фыркнул Люциан и бросил кусок мяса к ногам падшего. У самого Моргенштерна текла кровь из носа, а внутри все было отбито. И рёбра в самой резкой форме дают о себе знать.


– Иди сюда, – прошептал Молох и чуть откинул голову.


«Неужели я так потрепал его? Да он притворяется».


Люциан знал, чего хочет главнокомандующий. Демон сложил крылья, хотя одно из них было поломано при падении, и сел на бедра к быкоподобному противнику. Молох чуть приоткрыл рот, высунув язык, и это стало призывом к действию. Хм, почему бы не ответить? Мужчина накрыл губы падшего своими, сразу проникая языком между ними, и завязался грубый поцелуй. Поначалу медленный и влажный, но потом Молох начал набирать обороты. Ладонью он начал прижимать Люциана к себе за затылок, чтобы тот не вздумал отстраниться. Он и не собирался.


Целоваться было приятно. Вот так просто, ни с чего. Наслаждаться присутствием друг друга. Чувствовать, как этот дьявол бесстыже притворяется слабым, потому что поцелуи у него такие же терпкие, как и обычно.


На демонах нет одежды, поэтому каждый из них чувствует, как реагирует другой на этот долгий страстный поцелуй. Тесное соприкосновение телами, эта прижатость, эта нарастающая теснота… О, теснота нарастала быстро, и Люциан чуть-чуть двигал бедрами, чтобы потереться о член партнера своим. Молох тихо фыркал и гладил демона по груди, нащупывая потвердевшие соски и поглаживая их пальцами. Поцелуй постепенно набирал обороты. Каждый из любовников то склонял голову набок, то опускал и приподнимал её. Или же поцелуй начинал совершаться одним лишь языком.


Но потом это надоедает, и Молох требовательно бьет Люциана ладонью по бедру, мол, пора бы уже, а тот в отместку оттягивает кожицу на головке члена главнокомандующего, и слышится выдох. Возможность созерцать возбужденного и даже чуть-чуть изнемогающего партнера заводит Люциана ещё сильнее. Он целует и кусает, за что, конечно, получает по заду, но потом все же насаживается на пульсирующий от возбуждения член Молоха. Демон рвано выдыхает и шумно хлопает крылом в воздухе.

Да, боли в теле уже почти не осталось.


– Как же я тебя ненавижу… – прошептал с ухмылкой Люциан, но потом закусил губу, когда Молох сильнее натянул его на себя, врезавшись в чувствительное место.


– А уж как я тебя ненавижу… – с чувством прорычал главнокомандующий, вдыхая запах мужского тела и когтистыми ладонями скользя по шерстистой спине демона. Было жарко, стоял крепкий запах секса. Страсть закипала в воздухе. Главнокомандующий нащупывал основания крыльев, поглаживал, находя непривычным то, что Люциана не пришлось связывать. Без бандажа очень странно.


И после первого прошедшегося по телу оргазма Моргенштерн взялся за рога своего любовника, уперся коленями в пол и начал двигаться быстрее, быстрее, сжимаясь внутри, чтобы не упустить это мгновение, выжать из него все, что можно.


– А-а-ар-р-ргх… – прорычал он, жмурясь, и задрожал всем телом. Тогда Молох сжал его в своих объятиях, заткнув поцелуем, неожиданным и жестким, заполнив языком рот.


Люциан стучал по полу массивным хвостом, заглушая хлюпающие звуки внутри себя. Главнокомандующий схватил его за основание хвоста и смял. Казалось, ему меньше всего хотелось слышать какие-то посторонние звуки. Сейчас бы не помешало немного пошлой естественности.


– Рыжий ублюдок, – с придыханием прошептал Моргенштерн, сжимая коленями бедра любовника и снова содрогаясь всем телом.


Молох ощутил это в полной мере, когда почувствовал, что от количества спермы внутри Люциан становится теснее.


– Черноволосая шлюха, – после он взял его за волосы на затылке и сжал, чуть оттянув, и языком прошелся по губам. – Самая ненавистная.


– А это видел? – Моргенштерн с ухмылкой высунул язык, чтобы получился поцелуй, и показал своему начальнику средний палец.


– Ну погоди, зайду я к тебе вечером… – прорычал Молох, рванувшись вперёд. Полный энергии, он затащил демона под себя, чем заставил проклинать себя во весь голос, так, что было слышно во всем крыле.


– Вот сука… – пробубнил Люциан, облокотившись о подоконник.


Он открыл витражное окно, чтобы можно было покурить на свежем воздухе. Ведь именно это бы не помешало, чтобы восстановить хотя бы чуть-чуть сил. Психологических. Физические закончились пару оргазмов назад.


Демон стоял в униформе главнокомандующего, потому что свою он случайно разодрал в клочья. Боже мой, как же воняло этой сволочью…


«С другой стороны, он бы с легкостью меня и голышом отпустил».


И правда, это вполне вероятно. Но, похоже, сегодня он настроен только на то, чтобы работать. Да, через некоторое время он просто выпинал Моргенштерна из своего кабинета и сел за работу, потому что «так надо, иди уже». Кто бы мог подумать, что такой на вид неисполнительный джентльмен может так сделать? Впрочем, это в его репертуаре.


– В конце концов, что от него ожидать после этой «собаки»? – рассуждал сам с собой Люциан.


– Не ревнуй, – шепнул с ухмылкой Молох, шлепнув генерала по заднице, и завернул со стопкой папок за угол.


– Ну говорю же, сука. Каких мало… – хмыкнул Моргенштерн, глубоко вдыхая запах его пиджака.

Вольно, генерал: Стокгольмский синдром

Подняться наверх