Читать книгу Вольно, генерал: Стокгольмский синдром - Шарлеманн Готье - Страница 20

Жизнь как никто способна быть ироничной, она смеётся последней. Ещё вчера ты благополучный военнослужащий, который завершает вечер чаем с каплей ликёра и какой-нибудь сигаретой. Люциан точно помнил, что заснул в тёплой постели мордой вниз. Тогда ещё жутко ломило кости, поскольку день выдался насыщенным.

Около недели назад демону в спешке было необходимо с самого утра набрать несколько отрядов и отправиться доставлять некий пакет третьим лицам. Вылазка была весьма рискованной, было много жертв, один из бойцов даже умер у Моргенштерна на руках, прохрипев напоследок, чтобы о его гибели сообщили родственникам, но задание – выполнено. Всю дорогу мужчина недоумевал, что может быть в этом пакете, если необходим такой эскорт. Какая коробочка стоит того, чтобы смотреть солдату в его слезящиеся глаза и слушать просьбы о возврате из Инферно родственниками?

Что представляет такую ценность, что под конец вылазки любимая коса становится отлично заточенной от плоти и костей врагов? Генерал смотрел, как падают его воины, передавал им свою энергию, чтобы они протянули до конца, и превозмогал всё мрачно помалкивая. Назначенным местом был пятый круг, который представлял из себя зловонную и болотистую местность. Самым огромным болотом было Стикс, полное гневливых грешников. Для демонов, разумеется, было полно мостов как обросших торфом, так и избежавших этого – навесных.

Много тогда нитей треснуло – пострадали в основном бескрылые. Демоны не могли утонуть, однако оказаться разорванными на кусочки грешниками – уже более вероятно. Души коллективным разумом поглощали по неосторожности упавших туда слабых демонов. Люциану оборвали крылья, когда он пытался спасти с остальными хотя бы кого-то.

По завершении путешествия демон был весьма зол на заказчика, однако эмоций не показывал: это могло повлиять на оплату – политика для него была ценна только этим. Встретил его одноглазый и горбатый прислужник в окружении амбалов-костоломов. В темнице, чудом держащейся на магии посреди Стикса, было сыро и воняло серой. Периодически каменные блоки выходили из стены под давлением, била болотистая струя, но её тут же заделывали дежурные. Один такой блок влетел Люциану в плечо, отчего то ненадолго отнялось. Он подумал, что жить в таком месте – чистый мазохизм.

– Вы даже не представляете, насколько это ценно, господин генерал, – прошамкал прислужник, шевеля пальцами, которые были нелепо унизаны дорогими и тяжёлыми кольцами.

– Это точно, – мрачно произнёс Моргенштерн и вытащил из наплечной сумки свёрток; через обёрточную ткань прощупывалось дерево – шкатулка. – Что это вообще такое?

Одноглазый в ответ лишь протянул руки, сделав попытку выхватить, но Люциан оказался умнее:

– Деньги вперед, уважаемый заказчик.

Низший демон прищурился и заулыбался:

– Приятно иметь дело с деловыми людьми. Конечно, господин, деньги здесь. Ваши солдаты могут взять этот сундук хоть сейчас, – он нахмурился. – Как только я убежусь в подлинности.

Люциан хмыкнул.

– Ваше право, – он протянул шкатулку, и та почти моментально оказалась в руках у прислужника, который торопливо передал её амбалам. Они тут же встали стеной, преграждая путь к артефакту.

Люциан присвистнул, чтобы вознаграждение забрали.

– И всё же, при всём уважении, что это? Ради чего я потерял четверть своих ребят?

Одноглазый поднял повязку на глазу.

– Знаете, где я лишился глаза, господин генерал? Когда-то я, как и вы, был верным исполнителем своих полномочий, верно служил хозяину. А потом, за недостатком дисциплины и послушания, я начал задавать вопросы. Не советую вам идти тропой любопытства, пока вы зарабатываете сомнительными контрактами, – он опустил ткань. – А теперь будьте добры проследовать наверх – вас доставят домой при помощи колдовского круга.

Моргенштерн сразу упал на постель, когда вернулся домой. Разумеется, такими мелкими поручениями, да ещё и полными каких-то опасных интриг, он был сыт по горло. Не хватало чего-то масштабного, чего-то на уровне революции, государственного переворота, всеобщей милитаризации. Служанки тут же почувствовали, когда хозяин вернулся домой, поэтому охали вокруг него весь вечер, пытаясь хотя бы умыть крепко спящего господина – перевернуть его им было очень сложно.

Четверо фрейлин взяли Люциана за плечи и с кряканьем перевернули. Он спал крепко, поэтому не заметил, как ночью его умыли и переодели в чистое верные девушки. К слову, это не было жестом доброты со стороны прислуги – по крайней мере, не полностью. Ранее Моргенштерн отдал подобный приказ, а после демоницы привыкли, прониклись и это стало даже соревнованием: кто в одиночку перевернёт господина, тот получит коробку вкуснейших конфет или деньги, или ленточку.

Правда, в этот раз ему не было суждено проснуться от запаха чая с мятой, который могла бы принести красивенькая служанка. К нему в покои вломились, выбив дверь.

– Какого… – не успел сонный демон выхватить из-под кровати арбалет, как на него уже навалился здоровенный вышибала и стал вязать руки. – Что происходит?!

За одним детиной вбежали ещё девять. Они выстроились в коридор, позволяя пройти своему предводителю, который удерживал демона. Люциан поначалу пытался вырваться, но на него наложили печать, лишающую сил, так что он был подобен обычному человеку, пока на нём она. Члены отряда были одинаковыми – один и тот же доспех, никого приметить бы не получилось, поэтому Моргенштерн был занят в основном тем, что вспоминал, какой бы проступок мог совершить, если его так повязали без суда и следствия.

Мужчину вывели из собственного замка под перемолвки прислуги как политического преступника. Главные двери были выломаны. Люциана вывели в свет, и у входа уже ждали репортёры, которым удалось запечатлеть генерала в исподнем. Позже эта фотография окажется на стене какой-нибудь нимфоманки.

– Скажите, господин Моргенштерн, вы пособник Люцифера?! Наш Повелитель скоро окажется наверху?!

– Или это сговор против здешней власти?! А где остальные повстанцы?!

– Идите на хер… – вздохнул Люциан, заходя в колдовской круг, который доставил его в зал суда.

Как выяснилось, в шкатулке находилась прядь волос Люцифера, в которой содержалась искра силы владельца. Такой артефакт был одним из самых дорогих на чёрном рынке. Непонятно, откуда вышла информация о замешательстве Люциана, однако никто с пятого круга почему-то не пострадал. Судья был ярым представителем правых, за возвращение Владыки, поэтому такое обращение с его волосами посчитал святотатством. Ни о какой объективности речи идти не могло, поэтому вскоре Моргенштерну вынесли приговор под звучный стук молоточка:

– Полгода на кресте.

Весь процесс Моргенштерн искал глазами Молоха, чтобы не оказаться в полнейшей бездне. Демоны, бесы, инкубы, суккубы, падшие, но никого, похожего на главнокомандущего. Может быть, он не в курсе, но, скорее всего, просто очень занят. Из мыслей Люциана вырвало осознание того, что приговор обещал полгода страшнейших мучений. Мало того, что казнь была основана на приключениях Христа в древнем Израиле и причиняла демонам из-за присущей энергетики страшные муки, так ещё и тело лишалось регенерации. И пленник с переломанными конечностями висел на кресте в окружении фонтанов лавы, чтобы было труднее подобраться, изнывая от физических нужд, присущих людям.

– Вздёрните его, он против Владыки!

– Недостойный! Предатель!

– Осознай свою вину!

Следующее утро началось именно с этого. Но в этот раз Люциан вышел в свет в штанах – щедрый подарок государства, которое было негласно-авторитарным и надеялось этим, наверное, сгладить свою жестокость. Честно сказать, сработало слабовато. Штаны лишь раздражали кожу и воспаляли желание сорвать их как можно скорее.

«Тут бы он помог», – подумал Моргенштерн и сплюнул под ноги какого-то репортёра.

Генерала вели в цепях, чтобы он никуда ни в коем случае не делся, вновь через живой коридор. Мужчина смотрел по сторонам: здесь было много холмов, занятых счастливчиками на кресте. Такой джекпот могли сорвать только те, кто не очень успешно обманывал и был слишком неизобретателен для Ада – вот за это и наказывают по большому счёту. За тупость можно и повисеть.

Будучи военным, Моргенштерн не боялся боли. Гораздо хуже то, что нигде не видно рыжего ублюдка, когда он так необходим. Когда ладони немеют и холодеют, когда не можешь двинуть ничем, кроме головы. Всё тело демона дрожало и очень сильно болело. Прошла лишь пара минут, а ему казалось, что уже несколько часов. В горле засел комок, хотя с утра во рту и крошки не было. Но всё же никто при такой процедуре не попадал в Инферно. Ну или об этом предпочитали не распространяться.

Всем телом демон ощущал неприятную и засохшую кровь, стянувшую кожу. Погода чувствовалась знойной, хотя ни на что подобное и намёка не было, и отсюда появилась жажда. Ну, через некоторое время, когда ажиотаж прошёл и ему ещё раз прочитали приговор, правда, с большим количеством ненужных слов, среди которых не пряталось никакой лазейки.

«Я даже отца там не видел, – с горечью подумал Люциан. – Хорошенькая интрижка, я оценил. Никто ни сном ни духом – я бы так не смог».

Постепенно даже голову поворачивать стало очень сложно. Демон истекал кровью, потом и слезами, подняв голову к небу, которое из последних дало бы ему ответ. Тяжелое дыхание отзывалось хрипом: после побоев там как будто то ли появилось что-то лишнее, то ли пропало. Словом, демон перешёл в созерцательный режим и смотрел по сторонам на подобных ему бедолаг. У кого-то кончались моральные силы и они начинали бредить, молить о пощаде или грязно ругаться, чтобы выместить гнев и боль. Она не покидала ни на минуту. Сейчас именно агония стала верным спутником, бдящим стражем. Из-за неё не хотелось двигаться.

Она пригвоздила собой и ликовала. Первое время текли слёзы, а потом они закончились. Потом действительно стало знойно, по прошествии пары дней, и Люциан увидел вдали постепенно приближающийся силуэт всадника. Конь неторопливо шёл рысцой, слышался звон стремени. В глазах Моргенштерна всё было расплывчато, поэтому он различал лишь то, что это фигура на коне, а кто конкретно – неизвестно. Полуослепший, демон потянулся к незнакомцу, чтобы узнать, друг это или враг, радоваться или опасаться.

– Выглядишь неважно, – знакомый голос сделал атмосферу менее болезненной.

В груди не было ничего, кроме молчаливого согласия со всем миром, когда бороться бесполезно, и поэтому Люциан не злился.

– Привет, Мо.

– Ты редко зовёшь меня так, – главнокомандующий подъехал ближе, и мухи вспорхнули с зловонного тела Люциана. – Соскучился?

Демон в ответ поджал губы и попытался сглотнуть, но во рту было сухо. По хрипу Молох понял, в чём дело, поэтому приехал он с ведром и губкой.

– Так, а теперь ты не дёргаешься и просто мне доверяешь.

Мужчина мягко поднёс влажную губку к губам демона, давая шанс забрать влагу максимально безвредно для обезвоженного тела. Люциан с жадностью впился в неё, забирая воду. Говорить стало легче, демон начал различать черты лица главнокомандующего, который, ни слова не сказав, стал протирать этой же губкой тело Моргенштерна. Кажется, никогда ещё не было так приятно прикосновение воды. Появление Молоха было настоящим чудом. Или же очень жестоким миражом. Правда, из-за этого Люциан начинал двигаться, а боль от гнойных ран распространялась быстро и навязчиво.

– Тс-с-с… Больно, – в отчаянии произнес демон.

– Бывает хуже, принцесса. Вытерпишь – ничего не будет страшно, – Молох произнёс это мягко, не снимая кровавой корки, чтобы не возобновить кровотечений. – Всё будет хорошо, слышишь? Я постараюсь тебя вытащить. Мы вернёмся домой, я тебя выпорю – всё будет, как всегда.

Люциан едва заметно улыбнулся.

– Как ты сюда попал?

Главнокомандующий усмехнулся, отжал грязную губку в лаву, находившуюся вокруг холма с крестом, и оказался в облаке пара.

– Смешной вопрос, учитывая то, что я заведую армией, Люциан. К слову, у меня есть то, что поможет тебе продержаться даже не полгода, а год и больше. Мне даже не придётся стирать печать у тебя между лопаток – я всё равно не достану – или красть тебя отсюда.

Демон заволновался и помутневшие глаза прояснились. Молох взялся за поводья и заставил коня подступить боком к кресту, как можно ближе, чтобы бедром касаться ног Люциана. Мужчина неторопливо убрал ведро, подцепив на крючок слева у седла, а потом ладонями ласково погладил демона по щекам, большими пальцами особенно касаясь скул.

– Я люблю тебя, принцесса, – голос прозвучал вкрадчиво и ясно, и позже Люциан почувствовал прикосновение губ к своим. Тёплое, абсолютно непривычное.

Послышался хруст и тихий стон – Моргенштерн выдернул правую руку через шляпку гвоздя и теперь, превозмогая нестерпимую боль, чувствуя влагу на щеках, коснулся окровавленной ладонью щеки Молоха. Он касался мягко и осторожно, будто собирался погладить хищного льва в дикой саванне, но потом всё же завершил движение и вытянул голову, чтобы ответить таким же поцелуем.

– Я тоже тебя люблю, Мо. Спасибо, что пришёл.

– К сожалению, я не надолго пришёл. Но, обещаю, в следующий раз я уйду с тобой, – голос демона был тихим, но слышался прекрасно. Янтарные глаза были ясны и полны беспокойства. В этот момент Люциан не мог ими налюбоваться, он улыбался:

– Справлюсь, иди.

Он с сожалением провожал тёмную фигуру всадника обратно во мрак другого мира, в котором не так жарко и больно. По прошествии нескольких часов это казалось миражом, не более, чем игрой разума. Иисус верит в Бога, а демон – в конец мучений.

Разумеется, Люциан не отвисел положенные полгода. Он вышел намного раньше, сопровождаемый завистливыми и животными взглядами других демонов, которым повезло с роднёй намного меньше. Демон не помнил про обещание Молоха, когда его на руках несли прочь с креста, чтобы отмыть и отдать родственникам. Просто наконец-то пришёл отец, именуемый Легионом, элитным бойцом и предводителем призрачного войска.

– Зачем… ты явился… Я бы и сам… вышел… – свет лампы в помещении для свиданий казался неестественно ярким, зрачок не знал, сужаться ему или сжиматься. Моргенштерн был полусумасшедшим после двух недель пребывания на холме.

– Да, пожалуй. Правда, как этому способствуют разговоры с пустотой перед тобой, я не понимаю, – Легион был длинноволос и очень бородат, на вид около сорока; так выглядят пираты-долгожители. – Я говорил со здешними наздирателями. Знаю, за что тебя прикололи. Я-то думал, что конкретно ты умнейший из моих сыновей. Жаль, хотя вроде бы академию ты не так уж плохо кончил. Не блестяще, но кончил. Кто-то не доживает до конца. Но ладно, речь даже не об этом. Как ты мог вляпаться в такое дерьмо, Люциан?! Ты что, не чувствовал, что дело пахнет жареным? Ты вроде бы не нищий, так зачем лезть на рожон?

Моргенштерн смотрел на отца бессмысленным взглядом. Он напился воды и, кажется, в этом было счастье. У него был лишь один вопрос.

– Ты сотрёшь печать или нет?

Легион опомнился, что можно пожурить сына и позже, и действительно одним движением убрал окову между лопаток. Генерал заметно оживился, тело его покрылось тёмными миазмами, алые глаза горели. Отец молча наблюдал за процессом.

– Хорошо, оправишься – и поговорим. Подумаешь избежать нравоучений – я выжгу их на твоем мозгу, тебе ясно?

– Да, отец, – в голосе Люциана звучало эхо. Как приятно снова стать могущественным собой.

– И если ещё раз вляпаешься, я тебя вытаскивать не буду, ты понял? Будешь гнить, пока не сдохнешь.

Грозный демон опустил голову и вздохнул. Родители и в Аду родители. Однако потом Легион поцеловал сына в макушку.

– Но я рад, что не надо тратить немыслимую сумму на твое воскрешение.

– Ты сама забота, отец, – хмыкнул Люциан, расплываясь в улыбке: получил наивысшую ласку от Легиона.

Правда, теперь демона терзало смутное ожидание чего-то большого и значительного, однако он не мог вспомнить, чего конкретно. Воспоминание, как призрачная нимфа, скрывалось в дебрях леса, именуемого разумом, и дразнило своей близостью. Но Люциан забыл о душевных терзаниях, когда наконец-то вышел с отцом из здания Каземат, располагавшегося на первом круге, чтобы было удобнее помещать пленников, ставших людьми, в Верхний мир и оставлять их мучиться там: экономия места в Аду.

– Что будешь делать? – они с отцом ехали в машине и оба курили.

– По девкам. И выпить. Боги, как же я хочу выпить.

– Ты никогда не изменишься, – отец покачал головой и налил сыну стопку текилы.