Читать книгу Когда придет Большая Черепаха - Софья Шаер - Страница 6

Да, о войне никто никогда не думает. О ней не говорят. Не то чтобы это слово полностью исчезало из лексикона в мирное время, но произносят его так, как будто оно не имеет отношения к реальности. Война – это что-то, что происходит очень далеко. Это какое-то полуфантастическое событие, рассказ о котором ты слышишь из уст ветерана в безопасном пространстве школьного класса. Война существует в документальных хрониках, художественных фильмах и книгах. Даже если она просачивается в новости, то это всегда не про нас, это где-нибудь «у них». И люди фоном смотрят репортаж, потягивая пиво или утренний кофе, не осознавая, что мир очень мал, и если где-то в одной его точке вспыхнул пожар, он запросто может перекинуться на другие.

Но нет, о войне нельзя говорить в цивилизованном обществе. Это явления того же порядка, что и смерть, о которой тоже неприлично вслух. Как будто если ты не скажешь само слово или заменишь его каким-нибудь эвфемизмом, это как-то повлияет на ткань реальности, на политику, на частные интересы неизвестных широким массам миллиардеров. Как будто если смолчать, она не придет, а если придет – никак не затронет тебя и твою семью.

А потом она приходит. Сначала в твою страну, затем в твой город, а после – и в дом. Дохлые голуби мира на пороге становятся обыденностью, ты даже не замечаешь, как ногой убираешь их с пути, прежде чем утром выйти на работу. Но даже когда война уже начинается, само слово еще долго остается под запретом. И это очень похоже на то, как ведут себя маленькие дети: закрывают глаза ладошками, наивно полагая, что если они не видят, то и их не найдут.

Они сидят на диване в гостиной и смотрят выпуск новостей. Уже зима, позади осталось Рождество. День медленно прибавляется, но утренние часы все равно кажутся выцветшими из-за серого света, льющегося в окна. Мужчина искоса поглядывает на свою молодую жену. Робин, бледная, неподвижная смотрит в экран остановившимся взглядом. Серое платье оверсайз давно не скрывает ее большой живот, и она стала очень чувствительной ко всему, что происходит. Если бы он знал, что сегодня покажут в новостях, то ни за что не включил бы проклятый телевизор. Но Робин не позволила переключить канал, когда диктор сообщил, что «внешнеполитический конфликт не удалось урегулировать за столом переговоров, и теперь мы вынуждены объявить о начале акции сопротивления». Табуированное слово так и не прозвучало, и хотя все всем и так понятно, мужчина рад, что ни диктор, ни корреспонденты не отважились сказать это вслух. Ему нет дела до политики, его волнуют лишь два человека в мире – Робин и их еще не родившийся сын.

Жена сама выключает телевизор, когда выпуск новостей подходит к концу. Они собирались смотреть сериал и ждали его, клюя носом перед экраном. Но теперь и он, и она об этом забыли. Несколько мгновений супруги сидят неподвижно, и Робин держит в руках пульт, как будто еще хочет включить телевизор, но потом кладет его на стол и смотрит на мужа.

– Война, – только и произносит она.

Он опускает руки ей на плечи.

– Роб, ну ты же слышала, они сказали: «акция сопротивления». Это вовсе не значит, что… что это как-то коснется нас. Такое ведь часто происходит в мире.

– В мире, но не здесь, не в нашей стране, – на ее глаза наворачиваются слезы, и женщина торопливо отворачивается, смаргивая их.

– Роб, – повторяет он уже тверже, не убирая ладоней, – в нашей стране пока ничего не случилось. Даже если там сейчас произойдет вооруженное столкновение, нам-то что с того?

Но она только упрямо трясет головой, по-прежнему глядя в сторону.

– Послушай, тебе нельзя сейчас волноваться, – мягко говорит мужчина.

– Не волноваться? – Робин резко оборачивается. – Как я могу не волноваться? Впрочем, тебе легко говорить! Вы, мужчины, всегда такие спокойные! Это же не тебе предстоит рожать через два месяца.

Он пропускает шпильку мимо ушей. В одной книге он вычитал, что когда женщина беременна, в ней срабатывают заложенные веками эволюции механизмы. Как у волчиц примерно. Они защищают свое потомство, и если чувствуют опасность, становятся агрессивны. Об этом надо помнить и не отвечать ударом на удар. Так что мужчина остается спокойным, ну, внешне, по крайней мере, и ласково, как ребенку, говорит супруге:

– Родная, вот об этом нам сейчас и нужно беспокоиться. А тебе – особенно! Подумай о нашем сыне, какой у него будет стресс, если ты сейчас разнервничаешься. Это может навредить его здоровью.

Однако эти слова не производят того эффекта, на который он рассчитывал. Робин сердито сбрасывает его ладони, скрещивает руки на груди и отворачивается к балкону. Он ловит себя на мысли, что страшно хочет закурить, но нет, не в присутствии жены, он обещал!

– Поздно говорить о здоровье, – глухо произносит она. – Если наш ребенок родится в мире, где над головой рвутся бомбы, он уже точно не вырастет нормальным. Что может быть хуже этого? Появиться на свет, когда вокруг смерть?

– Милая, но ни о каких бомбах пока речи нет, – терпеливо увещевает он.

Она снова оборачивается и смотрит на него блестящими от слез глазами.

– Пока – очень хорошее слово. Но что, если они применят то самое оружие?

И на этот раз он все-таки не выдерживает и произносит раздраженно:

– Роб, не пори горячку! Никогда дело не дойдет до того, чтобы использовать то самое оружие, просто потому что это противоречит любым гуманистическим идеалам! Оно есть, да, им нужны рычаги давления. Но испытать в действии…

– Они испытывали и не один раз.

– Но не на живых людях. Робин, послушай, – мужчина берет ее за руку, – это просто политика, вот и все. Сейчас они там немножко постреляют, померяются технологиями, снимут напряжение, так сказать – и на этом все. Вот увидишь, пройдет месяц-два, ну, самое большее – полгода, и эта история закончится.

Она печально качает головой.

– Почему ты так боишься называть вещи своими именами? Почему ты не можешь сказать это слово вслух? Оно же простое. Всего пять букв – война.

– Потому что никакой войны нет, Роб, – заявляет он убежденно. – Война – это когда враг стоит на пороге, и людей забирают на фронт. Но пока, как видишь, ничего такого нет. Туда поедут серьезные ребята и быстро решат все проблемы, вот увидишь. Давай лучше посмотрим сериал? Там как раз начинается самое интересное.

Робин вновь качает головой и медленно поднимается с дивана. Ей это трудно дается теперь.

– Я пойду прилягу, – отвечает она безжизненным голосом, – устала что-то.

– Ладно, – слишком легко соглашается мужчина, хотя они встали всего два часа назад. Он тоже поднимается на ноги и целует жену в лоб. – Отдыхай. И не думай об этой ерунде.

Женщина молча выходит из комнаты. Он стоит и прислушивается к звукам в спальне. Шаркают по полу тапочки, потом раздается скрип кровати и шуршание одеяла – Робин укладывается в постель, устраивается поудобнее, а потом в квартире становится тихо.

Мужчина выходит на балкон и закуривает. На улице холодно, а он стоит в одной футболке, даже куртку не накинул на плечи, но ему почти нравится это ощущение, когда кожу пощипывает ледяной воздух. Жаль, что внутрь не проникает и не может потушить пожар, бушующий глубоко, в самом сердце, удары которого становятся чаще, когда он делает первую затяжку. Робин ему не поверила. Да он и сам себе не верит, если уж начистоту. Война и есть война. Каким словом ты ее ни назови, от этого не станет меньше ни крови, ни боли, ни разрушений. А ведь где-то сейчас уже умирают люди.

А внизу лежит город, укрытый еще не тронутым белым снегом. Он так привык смотреть на него каждый день, что ни разу не задумался, каково это будет: однажды утром выглянуть в окно и не увидеть привычный пейзаж? Или увидеть, но без людей, с красным небом без птиц и алым снегом, молчащий тишиной покинутых домов, где в одной из квартир по-прежнему вещает телевизор, сообщая никому не нужный прогноз погоды на следующий день. Каково это будет, если следующий день вообще не наступит, и он даже этого не увидит, потому что некому станет выглядывать в окно?

Усилием воли мужчина сбрасывает страшное наваждение и заставляет себя вернуться в реальность. Во дворе ребятня играет в снежки и лепит снеговиков. В припаркованной у подъезда машине гудит басами музыка. По дорожке, тяжело опираясь на трость, и очень медленно, боясь упасть, бредет старушка с бумажным пакетом из ближайшего супермаркета. Два собачника курят, пока их питомцы делают свои дела на площадке для выгула.

Мирную картину дополняют елочные гирлянды, которые еще не успели убрать, и огромный красно-зеленый баннер с пожеланием счастливого Рождества на стене общественного здания. Как в такое место может проникнуть война? Нет, это попросту невозможно. Она сюда никогда не доберется!

Затушив сигарету в пепельнице, уже основательно замерзший, мужчина возвращается в квартиру и замирает, услышав приглушенные всхлипы из спальни. Робин плачет. Наверное, она уткнулась лицом в подушку, чтобы муж не услышал, и он решает не беспокоить ее сейчас. Пусть поплачет в одиночестве, если ей так хочется. А она бы хотела, чтобы он сидел рядом.