Читать книгу Хунну. Пепел Гилюса - Солбон Шоймполов - Страница 6

Погрузив и равномерно распределив по лошадям поклажу, оружие и доспехи, одетые налегке хунны, попрощавшись, разъехались в разные стороны. Мэн Фэн с приданными ему пятью воинами, которых звали Хамис, Мо, Каун, Шаодань и Тутуньхэ, направился на север, в сторону Великого пресного моря Тенгиз – в город Гилюс.

Ашина же поскакал ко второму стану, где его ждали готовые к походу остальные семьсот воинов. Прибыв на второй стан, он объединил силы и, имея под началом уже тысячу воинов, огибая с юга Ханьхай-море (Гоби), в спешке направил войско к форту Иву. Изредка останавливаясь на водопой, делая короткие остановки только для того, чтобы перебросить седла с одних заводных лошадей на других, перейдя на сушёное мясо и воду, хунны стремительно поскакали мимо редких аилов и огромных стад кричащих куланов, мимо стелющихся по степи быстроногих дзеренов и бредущих монахов-даосов. Распугивая стаи степных дроф, поспешая, мчались мимо буддийских монахов-проповедников, несущих в степи слова непонятной для кочевников веры. Скакали уверенные в собственной силе и непревзойдённом воинском мастерстве, уверенные в силе и выносливости боевых коней. Скакали, ощущая в себе дух степной вольницы, полной грудью вбирая ни с чем несравнимый запах и ветер Великой степи.

Только на двадцатый день перед глазами утомившихся от многодневной скачки степняков показались очертания самого западного хуннского форпоста Иву.

Находившаяся посредине оазиса крепость, вся построенная из дерева, расположилась на низком широком холме. Огороженная со всех сторон частоколом из врытых в землю заострённых лиственничных бревен высотой до четырёх метров, она представляла собой прямоугольник длиной больше ста шестидесяти метров и шириной около ста двадцати метров. Внутри неё находились длинный большой дом наместника, большая казарма, бараки и дома для мирных жителей, кузница, конюшня, склады и ряд других построений, предназначенных для различных нужд. С внутренней стороны крепости к тыну были приделаны подмостки из плотно подогнанных друг к другу окантованных тонких бревен, откуда защитники могли отражать штурм неприятеля. С северной стороны острога, начиная от самого основания частокола, шёл небольшой овражек с протекавшей по нему водой, который по мере удаления от стены становился всё более глубоким. С южного и западного краёв находились массивные ворота с толстыми крепкими запорами, а на западной стороне – неглубокий овраг. К западу, на большом расстоянии от Иву, начинался редкий смешанный лес, тянувшийся на восемь – девять километров. На восток и юг от крепости на множество дней пути простирались выжженные солнцем пустынные солончаковые земли. Однако вся местность вокруг форпоста на пятнадцать – двадцать километров изобиловала многочисленными ключами с прохладной и чистой водой, бьющими прямо из-под земли, образуя спасительный оазис посреди безводной степи. Только внутри укрепления находились целых шесть родников, с лихвой обеспечивающих потребности жителей в воде. Земля в оазисе была сплошь покрыта невысокой, чуть ниже колен густой желтовато-зелёной травой, способной прокормить многие тысячи голов домашнего скота. Но хунны не держали домашний скот, кроме лошадей, потому что вокруг него всегда кружили огромные многотысячные стада сайгаков и дзеренов, привлечённых обилием воды и травы. К северу от форта на самом краю леса находились больше десяти юрт, сооруженных для табунщиков и загонщиков

Гарнизон Иву состоял из ста двадцати пяти хуннских воинов, трёхсот двадцати воинов-римлян, служивших раньше в тяжёлой пехоте римской армии, двухсот двадцати трёх всадников – «варваров», воевавших в прошлом в римской вспомогательной кавалерии. Ещё в состав гарнизона входили сто тридцать три ханьских воина, возглавлямые бывшим тысячником шантунских копьеносцев Чжан Цзяо, отказавшегося три года назад закопать живыми в землю крестьян с их детьми и жёнами. Он вместе с двумя сотнями верных шантунцев изрубил двух императорских чиновников и их охрану, насчитывающую тысячу человек. Потом, собрав свою семью и семьи воинов, вместе со спасенными крестьянами и тремя пленными хуннами бежал к степнякам. В крепости также проживали около пятисот мирных жителей, в основном это были дети и жёны римлян и ханьских копьеносцев. Общая численность лиганьцев, не считая ханьцев Чжан Цзяо, составляла пятьсот сорок три воина. Лиганьцами хунны называли не только римлян, но и всех бывших всадников вспомогательной кавалерии, завербованных римлянами из разных народов. Кроме самих римлян здесь находились представители таких народов, как галлы, германцы, бриты, испанцы, даки, сарматы и трое нумидийцев, звавшимися Гауда, Сабура и Дабар. Галлы состояли из таких племён, как эбуроны, арверны и эдуи. Германцы – из хаттов, свевов, квадов. Бритты – из ютунгов, триновантов, сегонтиаков. Испанцы – из астуров, вакцеев, индигетов. Все эти воины, вышедшие из разных народов и племён запада, были остатками первого парфянского легиона римской армии, воевавшего с парфянами у предгорий армянских гор.

Тогда в сто шестьдесят шестом году парфяне нанесли ощутимый урон римлянам, вторгшимся в их страну. Два сенатских консула, оставив военного трибуна Деция прикрывать отход остальных легионов, ускоренным маршем пошли к лесистым горам, где исключалась возможность применения парфянами их бесчисленной конницы. Деций с первым легионом, насчитывающим четыре тысячи легионеров и тысячу двести «варваров» вспомогательной кавалерии, выбрав позицию на вершине большого высокого холма, храбро встретил передовые отряды, не подождавших подхода главных сил вражеского войска, с ходу ринувших на римлян. В ожесточённой, продолжавшейся до самого вечера битве, потеряв убитыми больше половины легиона, легат Деций выполнил приказ консула Кассия: задержал на один день огромное войско парфян, дав возможность остальным римлянам без большого для них урона добраться до лесистых гор. Понимая, что второго удара им не выдержать, Деций, дождавшись ночи, бесшумно вырезал ближайшие сторожевые посты парфян, после забрал раненых и, тихо снявшись с места сражения, незаметно ушёл вслед за основными силами. Стараясь догнать ушедшие вперёд легионы, заблудился в темноте, углубился в пустыню, где попал в песчаную бурю, продолжавшуюся два дня. После окончания бури, пройдя по пустыне ещё немного дней, легионеры окончательно заблудились. Поскитавшись много времени по пустынным барханам, потеряв всех раненых, обессиленные, страдающие от жары и жажды, были пойманы и взяты в плен рыскающими по пустыне парфянскими всадниками, затем были уведены вглубь царства и переданы царю парфян Вологезу.

Продержав римлян, насчитывающих восемьсот тридцать человек, два с лишним года в плену, где они подвергались побоям и всевозможным издевательствам, Вологез вернул пленникам их оружие, доспехи, включая даже небольшие ручные мельницы для помолки зерна. Подарил лиганьцев шаньюю Юлю в знак благодарности за помощь, оказанную шаньюем в войне против Рима. Получив такой нежданный подарок от парфянца, Юлю отдал лиганьцев, заодно и ханьских копьеносцев в распоряжение жичжо вана Ашины, с самого начала знакомства относившегося к римлянам как к воинам-хуннам, уважая их достоинство и честь.

В дальнейшем Ашина пересадил лиганьцев на лошадей, поменял громоздкие, прямоугольные щиты на лёгкие круглые, одел в хуннские доспехи, оставив по просьбе римлян только шлемы и короткие римские мечи, выучил ездить на степных лошадях и стрелять из лука на скаку.

Выделив среди них легата Деция, поставил над всеми лиганьцами, который набрал из разноплеменного отряда и сделал сотниками: италика Виндекса, галла Табаттана, германца Алкиная, бритта Каславна, сармата Кармака и ещё трёх человек из числа римлян.

С тех пор Ашина много раз водил лиганьцев и копьеносцев Чжан Цзяо в походы, в набеги против юэчжей и усуней и за годы сражений полностью обучил их тактике ведения степной войны.

За три с половиной года общения с кочевниками лиганьцы и ханьцы-копьеносцы научились разговаривать на хуннском языке, многие переняли их уклад жизни, женились на хуннских женщинах и девушках, у многих родились дети.

Заехав в оазис, тысяча Ашины стала быстро приближаться к крепости. Не доехав до неё триста метров, Ашина остановил коня и встретился с выехавшим навстречу наместником Иву, жичжо ваном Увэем. Поговорив с ним, Ашина распустил тысячу, вместе с Увэем и двумя воинами заехал в крепость. Под громкие крики радостно встречающих его лиганьцев и копьеносцев направился в длинный невысокий дом. Зайдя с Ашиной и воинами в жилище, Увэй пригласил жичжо вана за продолговатый низкий стол, уставленный деревянными корытцами с варёным мясом дзеренов, бурдюками с кумысом, деревянными пиалами и круглыми просяными лепёшками. Пока Ашина угощался за столом, Увэй распорядился вызвать Чжан Цзяо, Деция с их сотниками, двух личных сотников и всех десятерых данху из вновь прибывшей тысячи Ашины.

Вызванные Увэем хунны, лиганьцы и сяньбийцы явились в дом и, сев за стол, насытились, наместник, обратившись сначала к Ашине, а потом к остальным воинам, сказал:

– Досточтимый Западный чжуки, жичжо ван Ашина и остальные собравшиеся здесь воины! Сегодня рано утром в крепость прибыл гонец от дальнего дозора, сообщивший, что в битве между ханьцами и объединёнными войсками юэчжей и усуней победу одержали ханьцы. Теперь огромное войско имперцев, продвинувшись к нашим границам, остановилось и празднует победу. Но ранее, ещё до битвы, произошедшей между ними и юэчжами, ханьцы, выделив из главных сил войско, направили в нашу страну. По сведениям, полученным дозорными, к вечеру или, может быть, завтра утром войско, состоящее из четырёх тысяч лоянских копьеносцев – гвардейцев императора, пятисот арбалетчиков и около трёх тысяч конницы, состоящей из жужаней, будет здесь. И нам, собравшимся, надо решить, что будем делать дальше.

После тревожных слов Увэя из-за стола поднялся сотник Ашины сяньбиец Илунай, он сказал:

– Надо быстро уходить из крепости, против такого множества гвардейцев императора и арбалетчиков, нам не устоять. Надо рассыпаться по степи, измотать их силы, а когда они ослабнут, нанести один решающий удар и вырезать всех.

– Это было бы для нас наилучшим выходом, можно было бы оставить форт и уйти, – сказал Ашина. – Но ханьцы не будут бегать за нами по степи, им нужна наша крепость, поэтому постараются, чего бы это им ни стоило, захватить её и ждать прибытия главных сил. Если они захватят Иву, то нам будет очень трудно выбить их обратно, при этом понесём неоправданно большие потери. У нас нет выбора, нам остаётся одно – защищать Иву до подхода наших войск. Для защиты острога от врага я повелеваю оставить внутри укрепления прежний гарнизон во главе с жичжо ваном Увэем. Личную тысячу воинов оставлю снаружи и разделю на два отряда – по пятьсот всадников. Один из них отдаю под начало данху Аньго, он будет стоять с восточной стороны, я со вторым отрядом встану с западной стороны. При отрядах оставляю лишь боевых коней, остальных лошадей, выделив тридцать человек, приказываю отогнать в тыл, за пределы оазиса. Сейчас всем разойтись по сотням и начать готовиться к сражению.

Отдав распоряжение, Ашина покинул Увэя и вместе с данху-сотниками стал выезжать из крепости. Проехав по узким улочкам, обогнул кузницу, склады и встретился с только что прибывшими воинами ближнего дозора. Узнав, что враги скоро будут у стен Иву, доехал до западных ворот. Выехал в поле, подозвал сотников и наказал, чтобы дали хорошо отдохнуть людям и коням. Добавил, что, скорее всего, ханьцы будут здесь к вечеру, и он уверен, что те, уставшие после марша по степи, не пойдут ночью на приступ. Указав, каким сотням перейти к Аньго, Ашина приказал данху двигаться к восточной стороне острога, сам с полутысячей воинов остался на месте.

После полудня прискакали последние тридцать два воина дальнего дозора, ранее неотвязно следовавшие за вражьими отрядами, идущими к оазису. Усталые, без единых стрел в колчанах, ведя на поводу не менее уставших коней, гуськом прошли в крепость, где их ждали еда и долгожданный сон.

Уже к вечеру на окоеме, освещаемые последними лучами заходящего солнца, показались передовые части многотысячного вражеского войска. Первыми в пределы оазиса вступила и встала напротив южных ворот лёгкая ханьская пехота численностью более трёх тысяч человек, составленная из крестьян, насильно оторванных от семей и так называемых «молодых негодяев», состоящих из воров, убийц, грабителей, мошенников и мародёров, за содеянные преступления отправленных на войну с северными варварами. С боков пехоты, как бы зажимая её, выстроилась трёхтысячная жужаньская конница, за ними, прикрывая обоз с обслугой, расположились главные силы – около пятисот арбалетчиков и четыре тысячи лоянских копьеносцев.

Извещённые караульными, стоявшими на стенах, что ханьские войска, закончив построение, готовятся к штурму, оставшиеся внутри форта хунны, возглавляемые Увэем, быстро подошли к стенам и, взобравшись на них, приготовились к отражению атаки. Прождав до ночи так и не последовавшего штурма имперцев, оставив на стенах только караульных с зажженными факелами, спустились вниз и направились на отдых.

Впервые проделав длинный кружной путь по земле варваров, военачальник императорских гвардейцев ван Ма Цзю, выходец из знатного рода Циуни, никогда раньше не воевавший с хуннами, спешил. Подъехав к крепости и увидев её, Ма Цзю был поражён представшим перед ним видом. Хотя он и не представлял Иву большой каменной твердыней с высокими неприступными стенами, но был уверен, что Иву – это немаленькая крепость, тут его глазам предстало небольшое оборонительное поселение, огороженное деревянным частоколом, издали казавшееся ещё меньше, чем было на самом деле. Переборов искушение тотчас бросить войско на штурм и уже ночью завладеть ею, Ма Цзю, не любивший ночного боя, всё же решил отложить захват острога до утра.

Утром на оазис упал лёгкий курящийся туман, быстро рассеявшийся под дуновением ветра, пришедшего с восточной стороны степи. Деций, имевший большой опыт по защите фортов, ещё до парфянской войны не единожды защищавший лагеря и маленькие форты, разбросанные по разным уголкам Римской империи, ночью с согласия жичжо вана Увэя открыл склад с оружием и доспехами и выдал лиганьцам и приданным ему копьеносцам Чжан Цзяо по два коротких римских меча, копья-пилумы и по одному прямоугольному легионерскому щиту. Вооружив и отдохнув с подчинёнными ночь, со скрипом открыл южные ворота, вывел воинов из крепости и разместил на расстоянии двадцати шагов от стены, растянув их в шеренгу глубиной в три ряда. Так и стояли бывшие легионеры первого парфянского легиона, бородатые и усатые, многие с бритыми лицами в ожидании атаки ханьских воинов. Они были одеты в хуннские панцири, обуты в короткие хуннские сапоги, на них были римские медные и кожаные шлемы, держали в руках выпуклые щиты-скутумы, копья-пилумы и мечи-гладиусы.

Перед штурмом, ещё раз посмотрев на крепость, увидев у ворот небольшую кучку пеших воинов и видневшиеся по бокам две незначительные группы всадников, Ма Цзю, не сомневаясь в близкой победе, первыми в схватку приказал бросить крестьян и «молодых негодяев», направив их на римлян, расположившихся около ворот. И плохо обученная ханьская лёгкая пехота, одетая в полотняные штаны и рубахи, в широкие конические головные уборы из соломы, в башмаках, сплетённых из верёвок, держа в руках ножи, серпы и длинные щиты, изготовленные из ивовых прутьев, понукаемая и подгоняемая с боков и сзади жужаньскими всадниками и гвардейцами императора, неохотно двинулась к острогу. Постепенно набрав скорость, подбадривая себя криками, размахивая заточенными серпами, ножами и обломками мечей, добежала до лиганьцев и вступила в неравную схватку.

Подождав, пока огромная орущая толпа приблизится на бросок копья, лиганьцы Деция и шантунцы Чжан Цзяо, как один, метнули копья-пилумы, которые, пробив насквозь слабые щиты крестьян и преступников, глубоко вонзились в тела нападающих, убивая и раня их. После первых мгновений схватки, быстро догадавшись, с кем имеют дело лиганьцы и шантунцы, отбросили большие щиты. Взяли в обе руки короткие римские мечи и, глубоко врезавшись в ряды атакующих, за короткое время почти полностью истребили слабую ханьскую пехоту, усыпав их телами южную сторону Иву. Густо забрызганные кровью, потеряв всего тридцать людей, забрали убитых и раненых и, подобрав по пути копья и щиты, скоро вернулись назад. Уцелевшие остатки ханьцев численностью около трёхсот человек, в ужасе бросились обратно, намереваясь укрыться за рядами жужаньской конницы, но были безжалостно изрублены вылетевшими с восточной стороны крепости всадниками Аньго.

В первой же схватке с хуннами утратив всю пехоту, истребленную с невиданной легкостью и быстротой, Ма Цзю пришёл в сильнейшую ярость. Пребывая с данного момента в плену непреходящей злобы, мешавшей трезво мыслить, срочно вызвал предводителя жужаньской кавалерии Мавуна и приказал немедленно напасть на хуннскую конницу. Увидев двинувшихся вражеских конников, Ашина, соединившись с Аньго, бросил тысячу всадников навстречу отряду Мавуна, ударив наискосок в левый фланг, начал безжалостно вырубать и теснить в сторону степей. В ответ опомнившиеся от удара жужани стали медленно и неумолимо окружать хуннов, стараясь подвести под копья гвардейцев, уже начавших закалывать хуннских коней. Вовремя разгадав действия Мавуна, Ашина вырвался из тисков неприятельской конницы и, увлекая за собой поддавшихся на притворное бегство врагов, поскакал на восток.

Намётом, рассыпавшись по полю, перекинув щиты за спину и привстав на стременах седел, хунны, оборачиваясь в сторону преследующих, открыли губительную стрельбу из сяньбийских луков. Проскакав ещё некоторое время, жужани остановили лошадей и с удивлением оглядели сильно опустевшие ряды. В панике пустились в обратный путь, поняв, насколько дорого обошлась эта погоня. Увидев, как вражеские конники поскакали назад, Ашина, быстро развернув воинов, немедленно бросился вслед за ними. Приблизившись на подходящее расстояние, его лучники теперь уже вдогонку стали посылать в недругов разящие стрелы. Уходящие от преследования жужани, сдерживая напор наседавших наездников Ашины, тоже стреляли в преследователей, но их слабые луки не могли нанести большого урона. К концу продолжительной, смертельной погони к ставке Ма Цэю, потеряв убитыми всех начальников, включая предводителя Мавуна, прискакали около восьмидесяти всадников на измотанных, покрытых пеной лошадях.

После небывалого разгрома уцелевшие жужани, не желая отдавать жизни за Ханьскую империю, дождавшись ночи, когда большинство ханьцев отошло ко сну, крадучись набрав воды и еды, каждый снабдив себя двумя заводными лошадьми, навсегда покинули проклятое для них место.

Всего за один день, лишившись конницы и лёгкой пехоты, Ма Цзю впервые в жизни решил созвать совет и там обговорить дальнейшие действия. Для обсуждения будущих планов позвал тысячников грозной лоянской пехоты, четыреста воинов которой были одеты в трудно пробиваемые для хуннских стрел и копий знаменитые лоянские доспехи, сделанные из носорожьей кожи.

Изготовление редкостных доспехов, как лоянские, являлось необыкновенно трудным и дорогим делом, требующим огромных затрат и много времени. Из одной цельной шкуры носорога к обрабатыванию годилась лишь малая часть, и её хватало для изготовления только семи снаряжений. С самого начала работы заранее отделанные готовые части носорожьей кожи обклеивались с двух сторон шёлковой тканью специально приготовленным для этого густым клеем. Обклеенные шёлком куски кожи опускали в особенный раствор, выдерживали там определённый срок. За время нахождения в растворе шёлк постепенно въедался в кожу, меняя её структуру. Кожу вытаскивали из жидкости и, подвергнув дальнейшей долгой и разнообразной обработке, получали лёгкий, почти непробиваемый материал, из него и делались знаменитые лоянские доспехи, ценившиеся среди ханьцев на вес серебра, и которых во всей огромной Ханьской империи было изготовлено всего около одной тысячи штук.

К вечеру, собрав тысячников в шёлковый шатёр, Ма Цзю поделился с соображениями по захвату крепости. В ответ, к большому удивлению, услышал немало возражений против предстоящего штурма.

Один из тысячников предложил даже уйти из оазиса, говоря, что хунны – сильные воины, раз сумели за день разгромить всю конницу вместе с пехотой, другой, соглашаясь с ним, сказал, что им лучше не идти на крепость, ибо могут потерпеть поражение. Третий, вторя им, говорил, что в любой момент к осаждённым может прийти подкрепление и тогда все они, проткнутые хуннскими стрелами, найдут здесь смерть. Четвёртый предложил, окружив войска обозными телегами и кибитками, дожидаться подхода главных сил. На все роптания подчинённых Ма Цзю, еле сдерживая себя от охватывающего его гнева, пробегая злыми глазами по хмурым лицам, отвечал:

– Ерунда! Когда придут основные силы кочевников, пройдёт неделя-другая. Заняв как можно быстрее форт, мы станем неуязвимыми, чем на открытом поле. Они разгромили крестьян и «молодых негодяев» – никчемных воинов.

Жужаньские всадники тоже оказались ничтожными воинами, раз не сумели победить варварскую конницу.

Зато с нами несравненные храбрые гвардейцы императора, одетые в непробиваемую лоянскую броню, в невиданном умении владеть копьями и мечом, не знающие себе равных во всей империи. Нам нечего бояться кучки варваров, возомнивших себя великими воинами. Я решаю, забрав с собой верёвочные лестницы с железными крюками на концах, завтра утром идти на острог и захватить её штурмом. Сразу после уничтожения степняков и захвата крепости я отпущу голубей-вестников. Пусть они, долетев до главного стана, принесут остальным нашим воинам радостную весть о победе.

Так самоуверенно приняв решение о штурме, Ма Цзю распустил недовольных его решением тысячников.