Читать книгу Второе родильное отделение. Женский роман - Света Тень - Страница 9

Часть I
Патология

Оглавление

***

Следующий день показался мне уже не таким страшным. Я познакомилась с девчонками. Нас в палате было четверо: Жанна, Жанна, Юля и я. Одна Жанна лежит здесь уже неделю, все её вены исколоты, ей постоянно ставят капельницы – стимулируют. Вторая Жанна – молодая девчонка, она как и я пришла слишком рано. А вот о Юле разговор отдельный. Этой девушке всего 16 лет. Она очень худая, даже, пожалуй, истощённая. Мне она напомнила испуганную и затравленную зверушку – при первом взгляде на неё в глаза бросались большие, тёмные, блестящие, внимательные глаза (каламбур), да именно так – вся Юля состояла из этих глаз, полных страха, любопытства и дерзости. Она поведала нам свою историю, и, хотя у меня есть сомнения насчёт правдивости, но всё равно её рассказ ужасен.


Её старшая сестра-наркоманка убила родителей и сожгла дом. Сестру посадили, а Юлю отправили в детский дом, откуда она благополучно сбежала. Возвращаться ей было некуда. На рынке она познакомилась с продавцом-таджиком, с ним Юля и стала жить в вагончике, таджик был беден. Она ему стирала, готовила и делала всё остальное, а он её за это иногда кормил и часто бил. А потом его убили. И наша Юля, как переходящее знамя, досталась его другу и соотечественнику вместе с вагончиком в наследство. Этот обращался с ней хорошо, с её же слов, он меня не бьет (велика заслуга), питание трёхразовое: понедельник, среда, пятница, иногда реже. Ела объедки, и в это я охотно верю, уж очень худа была наша Юлятка. От него-то она и ждала ребёнка, этот добрый таджик ни разу не навестил свою женщину.


Я не ем больничную еду. Меня всегда удивляло, как можно из нормальных продуктов сварить такую гадость. Это ж надо очень постараться! А как они варят свой чай для меня вообще секрет, но пить это точно невозможно, это скорее чайный напиток, потому как он так же далёк от чая, как кофейный напиток от кофе. В больницах я лежу редко, но когда уж я туда попадаю, готовит мне мама, это её прерогатива – обеспечивать меня нормальным питанием. А свою больничную еду, дабы не обижать поваров, как-никак старались, готовили, я всегда собирала в банки и отправляла на корм собаке, ей больничная еда всегда очень нравилась – какое разнообразие, какое богатство вкуса, какое сбалансированное питание!


Но на этот раз я изменила своим правилам. Всей палатой мы кормили Юлю, она съедала все четыре порции, уверяла нас, что всё это очень вкусно, причём ни капли не лукавила, изголодалась, бедняжка. Ей очень нравилось в роддоме: тепло, чисто, светло, кормят, она хотела пробыть здесь как можно дольше, она не знала, куда ей отсюда идти с младенцем. В вагончик? Она боялась, что с малышом таджик её просто выгонит. А уж о том, что у неё не было ни одной пелёнки, распашонки и говорить не приходится. На фоне этой бедной девочки я почувствовала стыд за свои ночные страдания. Да и мама уже привезла мне поесть, денег – жизнь налаживалась.


В обед пришёл Саша. К нам, бесплатным роженицам, гостей не пускают, это возможность есть у тех, кто рожает за деньги. Поэтому можно было поговорить только через маленькое окошечко, предназначенное для передач. В фойе был сильный сквозняк, у окошечка толпилась уйма народу, все кричали, пытаясь услышать друг друга. Говорить в такой обстановке было невозможно. И тут у меня появилась идея. В правом крыле роддома на третьем этаже была лаборатория, куда во время беременности я сдавала анализы, туда можно было попасть через подвал. А там и выход на улицу. И я рискнула, терять мне было нечего. В подвал ходили курить, но вообще-то ходить туда нам запрещалось, там была раздевалка для врачей, туда же мы сдавали свои вещи на хранение. Через подвал я незаметно прошла в правое крыло роддома и очутилась на улице.


А на улице Саша и весна. И хотя стоял февраль, но было тепло. Ласково грело солнышко, стучала капель, в лужах отражалось синее небо. Я выскочила в одном халатике и тапочках, Саша накинул мне на плечи свою куртку, мы с ним поболтали, я пожаловалась на весь этот кошмар, он меня пожалел, пора было возвращаться, но возвращаться было неохота. Тогда я и решила сбежать. Саша поймал машину, и мы поехали к маме. Мама совсем не обрадовалась моему поступку и настояла на том, чтобы я вернулась в роддом. «Ты меня позоришь», – сказала она. Я была с ней не согласна, но мои вещи и документы остались в роддоме, поэтому возвращаться всё равно надо. Мы пообедали, папа завёл машину, и мы поехали. Вернулась я так же, как и ушла – через подвал. Никто моего отсутствия не заметил, только девчонки по палате удивились, где это я пропадала полдня?


Ночью стала рожать Юля, её увели вниз. А утром она прибежала к нам жутко довольная, бойкая и весёлая, только ребёнок у неё родился маленький, вес всего 2100, как недоношенный, это всё оттого, что она плохо питалась.


В десять нас повели на УЗИ, мне сказали, что всё нормально, будет девочка. Каждый раз на УЗИ мне говорили, что у меня девочка. На очереди был поход в кабинет Зав. Отделением. Девчонки мне сообщили, что после того как посмотрит заведующая все рожают, знает она куда надавить – свои маленькие профессиональные секреты.


Заведующая оказалась сильной и весёлой женщиной лет сорока пяти, я вижу её иногда по телевизору, она говорит, как хорошо рожать у них в роддоме – врёт. Когда она засунула в меня свою руку и чего-то там сделала, меня пронзила острая боль, я даже закричала, из глаз брызнули слёзы. Но она меня неумело успокоила, мол, ничего страшного, матка сокращается, если через два дня не рожу – будут стимулировать, но я рожу, сроки терпят, и ничего я не перехаживаю. Я ей пожаловалась, что у меня появилась в роддоме мазня после первого осмотра милым доктором, но и тут она меня успокоила, это нормально.

Мало ли что может случиться пока несёшь ложку ко рту.

Милорад Павич

Пообедали. Я собралась вымыть посуду. Встала. И так и осталась стоять. Из меня лилось как из ведра. Кровь хлестала между ног. Я не могла пошевелиться (сковал страх). Со мной никогда такого не было. Девчонки побежали к медсестре, она сказала, чтобы я воспользовалась прокладкой, но прокладка то у меня была, только толку от неё не было, на полу быстро образовывалась лужа крови. Тут прибежала медсестра, глаза её были испуганные. А я всё стояла, боясь идти и не зная, что со мной происходит и что делать? Потом появились носилки, меня уложили и повезли по коридору. И тут до меня дошло, что дело плохо. Я попыталась соскочить с носилок, стала сопротивляться и бороться, несколько человек меня держали. Я боролась не на жизнь, а на смерть, носилки уже закатывали в операционную. На каждой руке и ноге висело по два человека, где уж тут воевать, по одному бы я с ними махом расправилась, но они навалились всей кучей. Они привязали меня. Я всё ещё отчаянно сопротивлялась в неравном бою с белыми халатами. Мне раздвинули ноги и стали пихать катетер, кричали и били, было больно. Чьи-то руки держали голову, у меня сложилось чёткое ощущение, что меня насилуют. Да, да именно насилуют. За день до этого меня пытались принудить подписать одну бумагу, где я давала своё согласие на операцию в случае чего и снимала с врачей всякую ответственность за последствия. Разумеется, я эту бумагу не подписала и отчётливо это помнила. Я крутила головой, все остальные части тела были крепко привязаны. Меня насилуют! На лицо одели маску, нечем дышать, я задыхаюсь, я пытаюсь вырваться, но сильные руки крепко держат мою голову. Я задыхаюсь, я умерла. Это была последняя мысль в моей голове. Больше я ничего не помню. Но ощущение было именно такое, что я умерла. Задохнулась.


Родила я, если процесс доставания младенца из бессознательного тела можно назвать родами, в 17:55, 28 февраля 2001 года.

Второе родильное отделение. Женский роман

Подняться наверх