Читать книгу Мерцание зеркал старинных. Странная любовь - Светлана Гребенникова - Страница 8

Три дня в дороге пролетели как один миг – в остроумных беседах, вспышках страсти, интересных путевых впечатлениях. Я на себе почувствовала все преимущества богатства и знатности!

И вот уже Петербург. Если бы я только пожелала отправиться домой… До Лигова было рукой подать. Но я не стремилась домой! Я хотела остаться с ним, со своим «братом». Так я и звала его все эти дни, не Николай, а «братик мой». Услышав это впервые, он разразился заливистым смехом, так же как и я отбрасывая голову назад. «Мамочки, как удивительно мы похожи, даже страшно…»

Наша карета остановилась у пристани, где на рейде качался шереметьевский корабль. Наконец-то мы достигли пункта назначения! Я увидела стоящие у причала большие торговые суда, баржи, лодки… Всюду сновали люди, кто-то громким голосом отдавал команды.

Многие товары – мебель, ценные породы дерева, посуду, одежду – привозили в Петербург из-за границы. Столичная знать желала обставлять свои дома диковинками со всего света. Морским путем получить желаемое было проще всего.

На Бирже возле порта привезенное хранили, здесь же заключали сделки. Тут и там маячили сторожевые будки, ведь товар нужно было охранять, и этим занималась специальная служба. Таможенники досматривали грузы, а негоцианты суетились вокруг и всячески угождали им, не желая разгневать грозных стражей порядка. Неподалеку купцы выбирали посуду, черепицу, голландскую плитку…

Николай отдал приказ, чтобы мой экипаж освободили от багажа, вымыли и вычистили с дороги и карету, и лошадей, а после незамедлительно отправили к отцу. Я оценила галантный жест по достоинству, но удивилась: выезд вполне мог подождать моего возвращения в графских конюшнях. Смеясь, я спросила об этом «братца», в шутливом тоне упрекая его в жадности: не объедят, дескать, тебя мои лошадки.

– А знаешь ли ты, милая сестренка, сколько времени нам предстоит провести в плавании?

Он с радостью подхватывал все мои шутки. У нас словно была одна голова на двоих. «Интересно как всё устроено…» – удивляясь такому совпадению, думала я.

– Не знаю. Быть может, несколько дней?

– Ха-ха, – бросил он в ответ, – несколько. Отсюда до французских берегов двадцать четыре дня пути!

– А-а-ах! – вздохнула я.

– И это на самом быстром фрегате – VICTORY, который принадлежит мне. Ты, душа моя, оценишь его совершенство, – Николай от сознания собственной важности даже голову выше задрал. – На каждую нашу потребу на корабле найдется специальный человек. И всё-всё, чего ты только пожелаешь, будет немедленно брошено к твоим ногам! Дни, что мы проведем в дороге, пройдут с наивысшим комфортом, и ты не пожалеешь о потраченном времени. Это будет прекрасное путешествие!

Наконец я ступила своей маленькой ножкой на палубу великолепного фрегата. Николай держал меня за руку и спешил показать всё, чем так безумно гордился. Точно так же, как я гордилась своими платьями и драгоценностями…

Мы неспешно шли, осматривая корабль, и я пребывала в полном восторге от увиденного. В центре кормы был прикреплен огромный герб Шереметьевых, поддерживаемый с двух сторон фигурами воинов. Богатая наружная отделка поражала многообразием форм и деталей, на моем пути встречались то фигура Посейдона, то наяды и тритоны…

– Нравится ли вам здесь, Наталья Дмитриевна? – я восхищенно вздохнула и кивнула, а Николай начал рассказ. – Это английское судно. Смею вам заметить, Британия – страна, где лучше всего строят корабли. Создавали его долго, и в отделке принимал участие сам Растрелли, царствие ему небесное. Такие гении – большая редкость на нашей земле. Вот, взгляните на фриз по знаменитому сюжету «Триумф Нептуна над Амфитритой», это творение десницы мастера.

Я когда-то читала этот древний миф о том, как Нептун добивался взаимности нереиды Амфитриты с помощью разных морских существ, и залюбовалась декоративной композицией, которая расходилась от носа по бортам корабля в виде сплошной горизонтальной полосы, и картинки ни разу не повторялись. Когда мы подошли к окончанию блистательного фриза, где два кудрявых мальчика приоткрыли рты от испуга и вцепились в стремительно несущихся коней колесницы Нептуна, я восхищенно вздохнула и захлопала в ладоши.

– Что, милая барышня, впечатляет?

– О, да! Это поистине прекрасно…

Мы отправились обходить корабль дальше, и Николай продолжил рассказ.

– Паруса сшиты из лучшего клявердука, специального парусного полотна. О, вы не представляете, как это восхитительно, когда паруса, поднятые и наполненные ветром, влекут корабль через открытое море. Милая, вы сможете любоваться и закатом, и восходом… это так красиво, когда на линии горизонта море сходится с небом! Пойдемте дальше, я всё вам покажу…

Помещения поражали роскошью отделки. Каюты были обиты красным деревом и палисандром, обставлены дорогой мебелью, украшены зеркалами и литой бронзой. На столиках стояли вазы с фруктами, некоторые просто для украшения: яблоки и груши там были восковые, но имели вид натуральных. Их «спелость» манила, мне сразу захотелось схватить их и вгрызться так глубоко, чтобы сок потек по моей прекрасной шее…

Николай ненавязчиво, но пристально наблюдал за мной и видел выражение моего лица… как я дивилась всему, как мне приятно было оказаться в этом кричащем роскошью великолепном месте. Оно словно было создано специально для меня. Каждая комнатка, каждый уголок этого фрегата как будто шептал: «Милая, милая Наташа! Только тебя нам и не хватало, одной тебя!» Всё было сделано для удовольствия, для услады: полы, покрытые пушистыми коврами, круглые кровати, шелковое постельное белье цвета шампанского, бледно-розовое и золотистое – совершенно удивительные краски!

Помимо матросов, которые расположились в кубриках самой нижней палубы (так пояснил мне Николай), на корабле было много прислуги. Стюарды с беспокойством расхаживали вокруг нас, заглядывая в глаза и пытаясь предугадать каждое желание.

Ничто не вызвало у меня отторжения или неприятия. Роскошь была во всём, и казалось, она изливается через край! О, да, всё это было мне по нраву!

Переполненная впечатлениями, я почувствовала необходимость отдохнуть, поэтому попросила разрешения прилечь в какой-либо из комнат – в той, которую он выберет для меня. Как вы можете догадаться, он отдал мне самую шикарную, ту, что принадлежала лично ему.

Каюта оказалась весьма внушительных размеров. Шесть больших венецианских окон, обрамленных снаружи резьбой корабельного декора, выходили на кормовую раковину, а два были прорезаны в бортах. Неожиданно было увидеть на корабле мраморный камин, а рядом подставку для каминных принадлежностей из сверкающей латуни. Стены украшали панно, помещенные в резные рамы красного дерева, кое-где они чередовались с превосходными зеркалами. Потолок был затянут ярко красным дамастом, расшитым позументами и золотом, пол устлан персидским ковром. Из мебели имелись стол, кресло и рундук с выдвижными ящиками. Большая кровать была покрыта атласным покрывалом, обшитым бахромой. Черт возьми, даже занавеси, которые закрывали окна, были сделаны словно для меня! Они так странно смотрелись в комнате мужчины… Их следовало закрывать днем, чтобы в комнате становилось темно и можно было, лежа на кровати, представлять, что за окном звездная ночь, которая так и шепчет о запретных удовольствиях, которые здесь можно испытать.

Я с радостью плюхнулась на кровать, задев занавеси, и они чуть не соскочили с карниза. Николай, сдвинув брови, недовольно посмотрел на меня:

– Барышня, вы ведь не настолько бестактны, чтобы пренебрежительно относиться к роскошествам, кои здесь наблюдаете?!

Я не обиделась, ведь и сама сказала бы то же самое, аккуратно поправила штору и сказала:

– Ах, простите меня, сударь! Обязуюсь ничего здесь не сдвигать и не ломать.

– А это вам и не удастся, Наташа. Вся мебель закреплена. Да-да, не удивляйтесь. Хотел бы я на вас посмотреть, когда при большой волне или, хуже того, при шторме корабль сильно накренится – и на вас поедет стол, или кровать будет гулять по каюте. Не-е-ет, милая, здесь всё продумано до мелочей. Ну, довольно разговоров. Видите вон ту дверь? – я молча кивнула, – так вот, это ваша ванная комната. К вам будет приставлена служанка. Если захотите принять ванну, позвоните вот в этот колокольчик, служанка будет неподалеку и всегда поможет. Милая сестренка, ты должна чувствовать себя как дома, плыть нам ох как до-о-олго!

– Я и так как будто дома.

– Хм… Мне радостно это слышать. Я покину тебя, нужно отдать распоряжения.

Я остановила его:

– Граф, позволите ли вы мне написать несколько строк домой, чтобы отец не сошел с ума от беспокойства?

– Не волнуйся, Наташа, я предугадал это желание и еще из Твери, с почтовой станции, отправил гонца к твоему батюшке. И вот тебе ответ, только что доставили прямо в порт.

Он достал из-за пазухи небольшой запечатанный сверток, протянул мне и вышел. Я дрожащими руками вскрыла сургуч, развернула пергамент – в руках оказался мой собственный дневник, из которого выглядывал уголок письма. Я развернула листок, отчаянно боясь того, что увижу. Но как только начала читать, брови мои поползли вверх от изумления.

«Доченька, Наташа!

Ты такая умница! Желаю вам доброго пути и хорошо провести время при дворе французской королевы, ведь ты плывешь именно к ней. Отправляю вместе с этим письмом твой дневничок, чтобы ты могла показать ее величеству, что ни единого дня не провела без дум о ней.

Если ты останешься во Франции и решишь, что там тебе будет лучше, я поддержу это твое решение. Плывите!

Совет вам да любовь, мои милые голубки! Николай очень хороший, он тебя достоин. Какая же ты молодец, Наташа!

А за пса своего смердящего ты не беспокойся, его граф отправил в полк, на учения. Если ты надумаешь остаться во Франции, то я скажу ему, что тебя болезнь одолела, да такая, что ты прям забыла, как его зовут.

Милая Наташа, я так горжусь тобой!

Твой любящий отец,

Дмитрий Валерьянович Ярышев»

Я отбросила записку и упала на кровать. «Ах, папенька, и ты туда же! Я надеялась, что в нашем доме есть хоть один порядочный человек… ан нет! Мне бы с самого начала догадаться, когда я только собиралась в путь. Вы спланировали мою поездку в Москву уже давным-давно… То-то ты в последнее время зачастил к Шереметьевым, папа! Вы все были в сговоре – и граф Петр Борисович, и отцы мои. В том сундучке, который ты со мной передал, я везла твое благословение, папенька… Ты ведь так хорошо знаешь меня, отец, каждую струнку моей души. Ты верно понял, что я не смогу отказаться от столь заманчивого предложения, и решил подарить мне этот глоток сладкого шампанского. Ну так что же… я с удовольствием выпью его за твое здоровье. Я люблю тебя, папа! Больше, чем кого-либо на этом свете. Спасибо!»

С этими радостными мыслями я сняла с себя дорожный костюм и с удовольствием вздохнула свободной грудью.

– А-а-ах, как же хорошо!