Читать книгу Я умер. Зарисовки о жизни, о смерти, о любви - Священник Сергий Ведерников - Страница 10

Поздно ночью позвонили. Умирала девушка. Рак в последней стадии. Говорят, до утра не доживет. Прислали машину. За окном темень. Собрался. Путь неблизкий. Надо ехать. Лишь бы успеть…

Деревня. Частный дом. Встречают у ворот. Здороваюсь. Захожу…

Идя к больному человеку, не важно, стар он, молод ли, все личные дела свои, проблемы нужно оставлять на потом. Да и кому, по сути, нужны твои душевные переживания? Им вон со своими бы разобраться. Навалилось, не разогнуться…

А то, что у тебя самого – ребенок болеет, жена не может на работу нормальную устроиться, крыша в церкви бежит, и нет денег даже на шифер, машина старая в ремонте, и неизвестно, сколько еще там пробудет, теща достала своим нытьем… Кому это надо? Только тебе.

Все свое – потом. Не сейчас! Завтра, послезавтра. Или через неделю. Как Бог даст!

А сейчас только то, зачем позвали.

Но, когда видишь беспомощность, боль, страдание, горе другого человека, не всегда получается сдерживаться. Не всегда и не везде. Ведь сострадание присуще любому нормальному здравомыслящему человеку. И очень тяжело держать все внутри, когда сталкиваешься с этим практически каждый день. Оно там копится, нарывает и болит. И не находит выхода. Так можно и самому впасть в депрессию. Да такую, что запой, как минимум недельный, покажется цветочками по сравнению со всем остальным. И если вовремя не вскрыть накопившееся, то и сердце может не выдержать. И тогда точно будет инфаркт. Или еще что похуже. А на кого надеяться? Только на Бога. Господи, спаси и помоги! Раз Он посылает, то знает: ты справишься! А остальное все от лукавого.

Я ее не знал. Никогда раньше не видел, не встречал. Она плохо говорила, плохо глотала. Но с Божией помощью исповедовалась, причастилась. Да и какие грехи могут быть в шестнадцать-семнадцать лет?

Я ей дал запить из кружки, что стояла на столике у кровати, и так как, все равно, больше ничем помочь не мог, собрался уходить. Родственники стояли за дверью и ждали, когда я выйду. Но она сжала мою руку. Даже не сжала, а просто коснулась своей рукой моей руки. Наши взгляды встретились. Капельки слез застыли в уголках ее глаз. В них было столько мольбы, веры, страха, отчаяния, надежды, что я просто не решился отнять руку и выйти. Она чувствовала, она знала, что умирает! И я знал, что она знает! И взгляд ее был уже какой-то отрешенный, спокойный. Будто она что-то видела такое, не подвластное простому, земному.

Я сел на табурет, что стоял у кровати, наклонился к ее лицу и тихонько, чтоб она услышала, сказал: «Не бойся… Я не уйду…». Она натянуто улыбнулась кончиком губ и снова слегка сдавила мне пальцы. Сильно сжать не было сил.

Так мы и сидели. Тихо, молча, без слов. С молитвой в душе. С надеждой и верой на милосердие Божие. Я и она. Она и я. И смерть, которая стояла тут, рядом, в изголовье…

Очнулся, когда почувствовал, что ее ладошка, которую я так и держал все это время, стала холодной.

До последней минуты, до последней своей секунды она верила, что я ей помогу. Но, что я мог? Что? Я такой же слабый и такой же грешный. Господи, Господи! Прости ты нас!.. Спаси и помилуй!!!

Тихонько, будто боясь нарушить ее покой, я освободил свою руку, перекрестился и закрыл ей глаза: «Упокой, Господи, душу рабы Твоея, новопреставленной… и прости ей, вся согрешения ее, вольная и невольная и даруй ей, Царствие Небесное»…

Встал, тяжело вздохнул, как бы прощаясь.

Мне еще нужно было выйти из комнаты и сказать родителям, что их дочь умерла…