Читать книгу Благословение имени. Взыскуя лица Твоего - Священник Владимир Зелинский, Владимир Зелинский - Страница 7

И увидел Бог, что это хорошо (Быт. 1, 25). То, что мы назвали бы сегодня «диалогом» Творца с творением, начинается со взгляда. Взгляд Божий, радуясь, дает благословение всей твари. Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле… (Кол. 1, 16), и то, что создано, охвачено Его видением. И когда Господь на шестой день творит человека по Своему образу и подобию, Он дарует ему образ Своего видения и подобие слуха, дабы каждый из людей мог внимать Его слову и встречать Его взгляд. При этом, чтобы видеть Бога, как Он есть, даже необязательно обладать зрением телесным, ибо Он дает уразуметь Себя внутреннему, дарованному нам при творении зрению, услышать – сокровенному слуху. Всему, что человек слышит и видит, он дает имя, которое становится первым контактом между ним и Творцом, тем началом общения, из которого затем вырастает то, что мы называем «религией». Завет с Богом заключается через слух, зрение, сердце. Инициатива такого завета – всецело в руках Божиих, однако он должен быть принят и утвержден человеком.

Так был заключен завет с Агарью. Агарь стоит в стороне от царского пути, ведущего от Авраама к Исааку, от Иакова через множество родов к Воплощению Бога-Слова. Притесняемая Сарой, она бежит в пустыню, где Ангел Господень находит ее у источника воды. Здесь она получает один из самых удивительных даров Божиих – знание о том, что она увидена и узнана Им.

И сказал [ей Ангел Господень]: Агарь, служанка Сарина! Откуда ты пришла и куда идешь? Она сказала: я бегу от лица Сары, госпожи моей. Ангел Господень сказал ей: возвратись к госпоже своей и покорись ей. И сказал ей Ангел Господень: умножая умножу потомство, так что нельзя будет счесть его от множества. И еще сказал ей Ангел Господень: вот ты беременна, и родишь сына, и наречешь ему имя Измаил, ибо услышал Господь страдание твое. Он будет между людьми, как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него; жить будет он пред лицом всех братьев своих. И нарекла [Агарь] Господа, Который говорил к ней, сим именем: Ты Бог, видящий меня. Ибо сказала она: точно я видела здесь в след видящего меня. Посему источник тот называется: Беэр-лахай-рои [Источник Живого, видящего меня] (Быт. 16, 7-14).

Изгнанная с дороги царской, Агарь избранием Божиим словно возвращается на нее тайно, оставаясь безымянной в видениях библейских писателей и пророков. Одной из первых она открыла тайну, которая станет затем их уверенным ликующим знанием:

Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь, на сие место, о котором Ты сказал: «Мое имя будет там», – молится Соломон при освящении построенного им храма (3 Цар. 8, 29);

…Очи Господа обозревают всю землю, чтобы поддерживать тех, чье сердце вполне предано Ему, – говорит прозорливец Ананий царю Асе, упрекая его в маловерии (2 Пар. 16, 9);

…Око Бога их было над старейшинами Иудейскими, – говорится о тех, кто начал восстанавливать храм при царе Дарии (Езд. 5, 5);

…Очи Господа… объемлют взором всю землю, – читаем в пророчестве Захарии (4, 10).

Но лишь после Воплощения, когда очи Господа начинают смотреть на нас глазами человеческими, нам открывается какое-то новое, живое, пронзительное знание о тайне этого вгляда. Мы находим его в рассказе о призвании Нафанаила в Евангелии от Иоанна:

…Иисус, увидев идущего к Нему Нафанаила, говорит о нем: вот подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства. Нафанаил говорит Ему: почему Ты знаешь меня? Иисус сказал ему в ответ: прежде нежели позвал тебя Филипп, когда ты был под смоковницею, Я видел тебя. Нафанаил отвечал Ему: Равви! Ты Сын Божий, Ты Царь Израилев. Иисус сказал ему в ответ: ты веришь, потому что Я тебе сказал: «Я видел тебя под смоковницею», увидишь больше сего. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому (Ин. 1, 47-51).

Едва ли не в любом из своих отрывков Евангелие может раскрыться перед нами всей своей вестью и новизной. Мы вчитываемся в рассказ о встрече человека со Христом. Ей предшествуют две предыстории, одну из них можно назвать «прологом на небе», другую – «прологом на земле». На земле Иоанн Креститель узнает (пусть даже его знание было лишь мгновенным, принесенным и унесенным Духом Святым): Вот Агнец Божий (Ин. 1, 29). Один из учеников Иоанна, Андрей, следует за Агнцем и зовет брата Симона. Иисус нарекает его Кифой, что значит «камень», или Петр. Петр, собираясь в Галилею, находит Филиппа, тот зовет Нафанаила.

«Пролог на небе» остается нам пока неизвестным. Он открыт только Тому, Кто был его непосредственным участником, главным действующим лицом – Самому Иисусу. Тот пролог лишь отчасти известен Нафанаилу; но он вступает в него лишь тогда, когда Иисус вдруг обращается к нему из прошлого, общего, им обоим принадлежащего, прошлого Иисуса и Нафанаила, Бога-Слова и сотворенного этим Словом человека. Встреча с Иисусом происходит в нем гораздо раньше, чем позвал его Филипп, хотя Нафанаил не догадывается об этом. Он вспоминает об этой встрече, откликаясь личному, понятному ему приветствию: Я видел тебя. Ты был под смоковницей. То мгновение твоей жизни отпечаталось в Моем взгляде. Вся твоя жизнь открыта передо Мной, она была прожита и продолжается в Моем присутствии. От чрева матери твоей ты носишь на себе отсвет глаз, в которых ты запечатлен весь целиком. И хотя ясного видения не было у тебя, то и не встречаясь со Мной глазами, ты мог ощутить, что Я рядом. Там, под смоковницей ты мог знать, не ведая о том, что припомнил вот сейчас.

Израильтянин, в котором нет лукавства, сумел окунуться в эту память и узнать себя в ней. Взгляд Божий осветил ее и заговорил в ней. Старое, но внезапно обретенное знание сказало ему о том, что в его жизни был Свидетель, Соглядатай, Тот, о Ком говорили Моисей и пророки. Два «пролога» встречаются и становятся на миг единым действом: Иисус говорит с Нафанаилом и Царь Израилев предстает перед ним. Что он должен быть подумать, царский собеседник? Человек, который сейчас смотрит на меня, возвращается ко мне из моего прошлого, из глубины, мне неведомой, но которая и составляет суть моего я. Именно в этой сути мы наконец узнаем друг друга.

Из такого узнавания зарождается вера. Один взгляд оставляет свой отпечаток в другом. Тот, кто до сей поры оставался в стороне, на дальней периферии нашего существования, вдруг всплывает к достоверности разума и чувств и становится самым существенным. Прежде чем Нафанаил взглянул на Иисуса, Христос узнал его под смоковницей, нашел его в памяти, как и в забвении, в его «нелукавстве» и, возможно, грехе, в уединенной молитве и жизни среди людей. И Нафанаил увидел себя разгаданным Другим. Это не означает, что Бог обнаружил в человеке нечто такое, что тот собирался от Бога припрятать в темном укромном месте, ибо все вещи, припрятанные в темноте, давно известны и уныло похожи друг на друга. Скорее Бог открыл в человеке именно то, что ему самому было необходимо в себе открыть. Если бы Филипп не позвал Нафанаила, это сделали бы за него Петр или Андрей, книги пророков, ночной Ангел, боровшийся с Иаковом, или лилии, затмевающие одеянием своим славу Соломона; и от Ангела или лилий он услышал бы те же слова: Я видел тебя. И в ответ он, может быть, вспомнил слова Малахии о грядущем Мессии: Ибо Он – как огонь расплавляющий… (3, 2).

Может быть, Нафанаил столь легко нашел путь к Видящему меня потому, что, не имея лукавства, не выстроив преград между сердцем и Богом, он был доступен, раскрыт Его взгляду более нас. Мы утратили эту сердечную полновесную конкретность в отношениях с Богом, свойственную людям Библии. Однако взгляд Его по-прежнему животворит нас, он как семя, о котором рассказывается в притче о сеятеле. Семя падает в нас, всходит и приносит плод. Разумеется, и его могут заглушить сорняки или склевать птицы. Судьба его зависит от почвы, которая суть мы сами, земли удобренной, плодородной или заросшей, выжженной, каменистой. Мы можем отвернуться от взгляда, но он способен настичь и прожечь нас, пробуравить любую коросту. От Слова, даже поклеванного птицами, все же остается след, оставленный хотя бы его звуком, его тенью. Подобно солнцу, восходящему над праведными и неправедными, Слово-взгляд посылается всякому человеку, может дать ростки во всяком опыте. Оно будоражит память, тревожит, увещевает, предостерегает, но иногда молчит так, что мы слышим его молчание. Оно – не наше, но ближе к нам, чем мы сами. Оно произносит то, что мы не можем выговорить, напоминает о том, что мы не в силах вспомнить, находит нас под той смоковницей, о которой мы давно позабыли. «Вся нага и обнаженна пред очима Твоима, ведый яже о мне…», – как сказано в чине Крещения. И мы познаем самих себя лишь тогда, когда встречаемся с теми очами, предстаем «обнаженна» перед их светом, даем их взгляду встретиться с нашими глазами. Потому что Его ведение дарует знание нам, Его видение наделяет нас зрением.

«Несоделанное мое видесте очи Твои…», – молился св. Симеон Новый Богослов (из Последования ко святому Причащению). Видение Божие охватывает всего человека целиком в его прожитой и непрожитой жизни, во всем, что ведомо ему, и во всем, что неведомо, в том, что лежит во прахе прошлого, и в том, что только зарождается в нем и пробивается к будущему. Взгляд Божий внедряется в нас, падает как зерно и зачинает новую жизнь. Во всяком всплеске нашего я затеряна капля ты, зерно света, который не гаснет ни в какой тьме. Этот свет может вспыхнуть в лице любого из наших ближних, людей, зверей или бессловесных тварей, когда мы обращаемся именно к их сотворенности, хранящей след Видящего меня, но также и Видящего другого, ибо нет никого, кто был бы исключен из этого видения. «Всевидящим оком Твоим призираяй на всю тварь», – произносит иерей на утрени, зная, что это око – Христос.

Христос рождается в нас раньше нас самих. Не сокрыты были от Тебя кости мои…, когда я созидаем был втайне, образуем был во глубине утробы… (Пс. 138, 15). И когда втайне складывалась и была образуема душа человека, она вбирала в себя этот взгляд, видевший некогда Авраама, нашедший Агарь у источника, настигший Нафанаила под смоковницей еще до того, как кто-либо из них произнес имя Бога или заметил след Его.

Этот опыт, если можно назвать его так, универсален. Отцы Церкви могли, не смущаясь, находить подобие между любовью к Богу и страстью к женщине. Но есть аналогия и в прозрении. Работая над этим текстом, случайно я натолкнулся на строки Бродского:

Чужое, иное зрение отпечатывается в нас, по его следу можно найти себя самого. Человек, единственный из тварных существ, способен увидеть свое отражение в глазах другого человека и в зрачке Божием. И, увидев, узнать себя в нем, и, прозрев, коснуться непостижимого. И находить отблеск его повсюду. Кто бы ты ни был: бунтарь, язычник, агностик, вольный стрелок, скептический собиратель истин, скучающий турист по религиям, ты не можешь стереть с себя это отражение, которое может быть спрятанным в иные ценности, рассыпаться по многим лицам. Человек наделен свойством отражаться в Другом, составляющем суть его самого. И более того, весь он как бы собирает свою сущность в этом Другом, в этой невидимой точке бесконечно Иного, которая где-то спрятана в нем, но в которой он выявляется всей своей сутью, душой, жизнью. Эта есть то бесконечно малое семя, в котором Бог присутствует целиком, откуда исходит свет имени Божия или отблеск ока Его.

Он положил око Свое на сердца их, чтобы показать им величие дел Своих (Сир. 17, 7)