Читать книгу Боги с Родины. 3 книга трилогии - Святослав Лаблюк - Страница 7

Поднявшись на этаж, где их квартира, Никита подтолкнул тихонько дверь, зная, – она не замкнута. Дверь сразу же, открылась. Стараясь мать не разбудить, вошёл, ключ провернув, в двери торчащий, оставленный предусмотрительно, – двери замкнул. Деньги достал и положил на стол. Присев, жевал горбушку с солью и чесноком. Затем, раздевшись, на топчан улёгся – на кухне, стоящий с незапамятных времён. Рассказывала мама, что его отец принёс. На нём, мечтал о встрече с ним и, сладко засыпая, того с ним представлял. На этот раз, заснул не сразу. Перед глазами – бабушка уставшая, с которой разговаривал – нечестно. Ему её, так было жалко, что в горле появился ком.

Обидно, – сделать ничего не мог и, ей помочь, одел лишь маску благородства. Он не заметил, как заснул.

Проснулся – мама улыбалась и, гладила по голове, благодаря, что деньги заработал – необходимые им, позарез.

– Спасибо! Умница! – хвалила сына, квартплату сможем оплатить. Не будет к нам претензии из домоуправления. Спокойно будем спать.

Сказала, и в хорошем настроении, отправилась работать. У Никиты, стало легче на душе. Вылёживаться – некогда и, повалявшись, он поднялся. Спускаясь вниз, остановился на площадке, где вечером сидела бабушка – и снова стало стыдно, что оказался он – нечестным.

С утра обследовал знакомые места, где вечерами собираются ребята, их старше возрастом, на посиделках. Там, после них, он находил бутылки, сдавал в приёмку стеклотары. Брали всегда, даже, когда проблемы были с тарой. Хватало денег тех на завтрак, иногда, на них, возможно, протянуть до вечера.

Пиво, всё больше, выпускали в ПЭТах, а водку пили мало. Даже вину предпочитали пиво. Сегодня, выручки, на завтрак лишь хватило, и булку хлеба, с кило винегрета. Поужинать сумеют с мамой. Перекусив, он в настроении приподнятом, вышел во двор, на лавочку. На ней сидел, угрюмо, Гриша.

– Что-то случилось? – видя мрачность друга, спросил Никита.

– Нет. Особо, ничего, – ответил Гриша, озабоченно.

– Но я же вижу, что сидишь, как потерял себя.

– Ты не смотри. Вдруг, там увидишь неприглядное, – пытался пошутить Григорий. Ты же всевидящий у нас. Сквозь стены, смотришь, фигу видишь?

Шутка не удалась, и оказалась мрачной.

– Ведь мы с тобой друзья! – обиделся Никита. – Я что, похожий на тебя, если умеешь просто так обидеть? Спросил я, почему таким ты стал… и, рассердился!

– Да, ладно, сильно то, не злись. Задание я получил, его мне выполнить непросто.

– Что? Очень сложное? Так, расскажи о нём. Мы, может быть, вдвоем, с ним справимся! – помочь Григорию, Никита вызвался.

– Ещё тебя впрягать, в эти дела!

– Остановись! Ты слышишь! Тебя расспрашивать, мне долго, нужно, и уговаривать, как малолетку? И то не так, и это, – так, не так, давай-ка говори, выкладывай, что за задание такое, раз удручает сильно! С чего ты нос повесил? Сидишь, невесел.

– Хорошо! Сам напросился. Услышать хочешь, – расскажу.

Но никому, смотри, не говори об этом, о том что я скажу тебе! Ты понял?

– Понял, понял я! Всё понял! Рассказывай, быстрее! Подробней, и не мямли.

– Родители сегодня приказали, чтобы я к вечеру принёс две тысячи рублей.

– А где ты их возьмёшь? Ведь с перекрёстка, таких мы денег, в жизни, не снимали. Да и не только мы.

– Я им сказал об этом, а в ответ – затрещина и, очень мудрое, как посчитали, – указание, как жить мне дальше:

– Это, твоё дело! Хоть укради, до лампочки!

И, помолчав, добавили, – большой, достаточно, чтобы искать и находить, с подобных ситуаций, выход. Думать, нужно.

– Зря, мать твоя носила девять месяцев тебя, под сердцем!?

И, мать моя так посмотрела на меня – с укором, будто был я виноват в их бедах и проблемах. Может, действительно бы было лучше, если меня бы не вынашивала, не рожала! Возможно, ведь, что кормят иногда, им на бутылку не хватает?

– Вот это да! – Никита удивился. – Они, что у тебя, офонарели? А завтра скажут, чтобы три принёс?! – Навряд ли, – успокоил друга, Гриша. – Я эти две, не знаю, где – мне взять. Я думаю, что – понимают. Быть может, так они, меня испытывают? Какой им сын, – определяют.

– Ну, так и что, мы будем с тобой делать?

– А что ещё мне остаётся?! Пойду сегодня воровать. Или есть выбор у меня?

– Куда пойдёшь?

– Ещё знаю. Пойти сараи, может быть, почистить? Там будет, что-то – можно, и продать.

– И не боишься?

– Да. Боюсь. А делать что? Есть выбор? Так предложи, послушаю.

– Ну ладно! Делать нечего, вставай, пошли.

– А ты куда? Со мной на дело, что ли?

– Куда деваться от тебя? Не одного бросать тебя на произвол судьбы, ведь мы же верные друзья. С какого будем начинать сарая? Вон в том сарае, у Житковых, мотоцикл есть.

– Ну это, слишком круто! Куда его мы денем, кто, купит сразу? И, не дотащим никуда. На них я ездить не умею, хотя другие, также не умели…, раньше.

– А может, к Леменшенковым полезем? У них машина в гараже стоит. Да и живут они не рядом, в другом квартале. А значит, не увидят сразу.

– Ты что, так издеваешься и, надо мной смеёшься!?

– Напротив. Ведь в машине есть приёмник, возможно, и магнитофон. Они ведь больше чем на тысячу, потянут, вместе.

– Но их, продать ведь нужно.

– Тогда давай сидеть здесь и, мечтать – о деньгах. Придут к нам, сами, как желали?

– Да, под лежачий камень, не течёт вода.

– А может, хату мы, ограбим? – Никита, вспомнил разговор подслушанный у старших пацанов. Там могут «бабки» и «рыжьё» быть, – тише, он добавил.

– А будем брать её как? Ты подскажешь?

– Не знаю. Посоветуйся с Семёном. Он парень грамотный, подскажет.

Никита, не в своей тарелке был. Он чувствовал, что связано – с вчерашней встречей с бабушкой, и сам, как вроде, кражу предложил. «Но, предлагал, в надежде, что откажется, от кражи Гриша!» – пытался успокоить сам себя. Успокоение, не приходило.

– Тогда, его брать нужно в долю, – ответил Гриша. Не будет он, учить бесплатно.

– Тебе что, жалко? – пытаясь уцепиться, за новое препятствие, настаивал Никита.

– Не знаю. «Хата», хилая вдруг будет и, там, на всех не хватит. Мы спалимся, как фраера, пред ним, зашкваримся базаром. Нас не опустят?

– Но, мы же неучи пока, притом полнейшие. Будем учиться. Выходит, без учителя, негоже начинать. Тем более, спалиться, можем.

– Горшки не боги обжигают. Собаки же, на нюх идут. Пошли-ка, прошвырнёмся по подъездам. Вдруг, что-то в голову придёт, и всё, как по наитию – получится, само собой? Согласно промысла Его.

– Пошли! – Никита согласился с сожалением.

– С какого мы с тобой, начнём?

Давай-ка с дальнего, где не живём.

Они отправились к подъезду дальнему, искать удачу в деле.

Время, для грабежа, удачно выбрано. Кто на работе и, давно ушли, кто не работал, в магазине или же на рынке. В подъезде никого, кто бы спугнуть их мог, не встретили.

Вначале поднялись наверх, оценивая все квартиры по пути, какая большего внимания заслужит, – на той бы взгляд остановили. Поднявшись на девятый, – верхний, они, словно играясь, стараясь шума не производить, толкали двери, но, запертыми, все оказались, словно их ждали и боялись.

Пытаясь проскочить на дурачка, вдруг кто-то, невнимательный – дверь не примкнул, они спустились на восьмой, «играясь», затем – седьмой, шестой этаж. И на шестом им повезло. Квартира – номер 22, была не заперта.

Обрадовавшись, осторожно, страшась одновременно, почувствовали, – дверь чуть приоткрылась. Боясь наткнуться на хозяина, в прихожую вошли и, обомлели.

В жизни не видели – шикарнее убранства, много вещей красивых. Лежали и висели, тут и там, ковры ручной работы. Светлая стенка с тёмными прожилками на дверцах, их отражала образы, а с потолка, смотрело небо с солнцем, – большая люстра.

Открыв, первый попавший шкафчик на глаза, увидели две пачки толстые с купюрами. В одной – по пять тысяч рублей, в другой, чуть тоньше по объёму, – тёмно-зелёные, им незнакомые.

Схватив, по пачке каждый, спрятали в карманах, и сразу же ретировались, не став больше искать. Что было сил, пустились из квартиры. На лестничной площадке дух перевели, и, собирались вниз бежать, услышали шаги. Сердца забились их тревожно, учащённо. Никита, уходя, схватил за руку Гришу и, потащил наверх, прижав к губам свой палец.

Гриша, не меньше его трусил. В кармане брюк, лежала – пачка денег, предательски жгла ногу, будто совесть.

Поднявшись на два этажа, вызвали лифт, посматривая искоса, между кабиной лифта и площадкой. Увидели старушку.

Сердце, вмиг ёкнуло, дыхание Никиты замерло. Как показалось, той была, – та бабушка, что спала на площадке.

Спустившись в лифте вниз, во двор вбежали и, опомнившись, не торопясь, отправились к родным подъездам. Где, не дождавшись лифта, к квартире Гриши побежали. Ключ, как чужой в руках, дрожал, и норовил упасть, когда, с большим трудом, дверь открывал. Вскочив в неё, замкнулись тут же и, долго просидели молча, уставившись в пустую точку, от пережитого дрожа, ища решения в задачке.

Молчали долго, пока Гриша, не прошептал в тиши. – Выходит, красть, не так и трудно. Казалось мне – страшнее, и опаснее.

– Не страшно, – Никита, Гришу передразнивал, – а сам чуть было не наделал! Авторитетный вор, квартирный!

– Ты сам в штаны чуть не наделал! – не согласился Гриша. Что, я не видел, как замялся, готов был на попятную! Он чувствовал себя героем, не то, что друг Никита. В нём появилось чувство гордости, за то что сделать смог, работу – опасную, как и другие пацаны – квартиры грабить.

Никита вспомнил бабушку.

– Мне интересно, как бы невзначай, спросил Григория – нас ищут? Наверно, вызвали милицию и та, везде с собаками-ищейками и следопытами в погонах, рыщут.

– Ты думаешь? – спросил Григорий, испугавшись.

– Не думаю, а знаю я, – наверняка. Смотри как сильно, их поставили!

– Поставили их, круто, но, может, не найдут. Мы смылись своевременно. Никита, злился на себя, что вляпался в такое дело, вдобавок был инициатором.

Видя испуг Григория, решил – ещё чуть попугать. – Найдут, конечно, – повторил уверенно. Они для этого учились сами, собак учили. У них есть школы – специально и, как там, – академии.

– Так что? Ты думаешь, найдут, узнают, что мы сняли бабки и, нас теперь в тюрьму засадят?

– Конечно! Только, не в тюрьму, там взрослые сидят, нас в жуткую колонию отправят – для малолеток – под Азовом.

– Если ты знал об этом, – спросил Григорий, – почему, со мной пошёл на дело?

– Надеясь на «авось», и друга поддержал. Тебя в беде, не брошу.

– Теперь, нам, дружно, по этапу, канать в колонию придётся. Будут отец мой плакать, мать, кто водку будет покупать, лечить их.

Что же, им придется пострадать, когда меня ждать будут, – то ли шутя, то ли серьёзно, нараспев Григорий произнёс, будто пропел напев. С опаской посмотрел в окно, боясь увидеть там погоны – с огромными овчарками.

– Мне, если честно, даже выходить во двор, немного страшно, – признался он, – а тут ещё и ты пугаешь – тем, что не знаю. Как жить мне дальше. Всё изменилось вмиг, словно во сне.

– Ладно, не беспокойся, авось, и в самом деле всё сойдёт на первый раз, – вздохнул Никита с тем же, прежним сожалением, нас не найдут. Первый – почти всегда, фартовый.

– А ты откуда знаешь?

– Слышал не раз от старших, – говорят.

Делить не стали деньги пополам, – задумались, что с ними делать. Отдать родителям Григория, – обрадуются и…, пропьют. Что будет дальше?

– Спрятать, наверно, деньги? – Никита, думая, предположил. Отдашь две тысячи, а остальное спрячем, куда – подальше. Когда-то пригодятся.

– Куда их спрячу? Может, у тебя?

– И у меня, не знаю, где. Нужно найти такое место, чтобы их не нашёл никто. Тогда, не будет денег, поймают, выследив. —

Кстати, не думаешь, что их менять нельзя.

– А, почему? – Ты, много видел – пятитысячных бумажек в обращении?

– Такую я, один раз видел. Представишь, ходишь в магазин за хлебом, с пятитысячной, всё время?

– Да, ну тебя! Несёшь, такую глупость!

Спустя час, полтора, осматриваясь, крадучись, во двор, на воздух вышли. Казалось обоим, что все в округе знают – о воровстве их, что они – преступники. Сейчас начнут на них показывать, стыдить, безбожниками называть, ворами. Или же, вызовут милицию, как их увидят.

Пряча глаза от всех соседей, ушли к песочнице, на обрамлении – где, посидеть любили, обсуждать проблемы.

Присев в неё, рядом друг с другом, с завистью, на малышню смотрели, играющую, – беззаботно в ней. Себя жалели, что большими выросли.

Копались те в песке, что-то возили на машинках, другие – формочки лепили, не знали их проблемы.

– Эх! Мне бы их заботы! – вздохнул Григорий, горестно. – С утра, одна была боль головная, – достать, где-либо денег, сейчас другая, куда спрятать их.

– Не говори, Григорий! Сложная жизнь, такая – штука. Не знаешь, как проблемы, появляются. Не спереди, так сзади. Порой мне кажется, что все проблемы, специально для тебя, построились в ряд, ждут, чтобы нежданно перед тобою появиться – а вот и мы, и впиться в душу.

– Ага! Как будто, специально, они хотят, чтобы выкручивался – наизнанку, перед ними.

– Согласен. Точно! – вздохнул Никита, тяжело и, вновь уставился на малышню, в песке играющую, беззаботно.

– И будет так, наверное, всю жизнь, пока мы не состаримся.

– Да. Хорошо, – состаримся нескоро.

– Ты прав. Хоть это хорошо.

Сидя на обрамлении песочницы, они, непроизвольно, искоса смотрели во все стороны, как будто ожидали неприятности. И, зная, что бесплатным сыр бывает, в мышеловке, прекрасно понимали, – в жизни, за всё нужно платить. Расплаты ждали, она не приходила.

– Всё впереди, – найдёт, когда больнее будет, сказал Никита и, внезапно, улыбнулся грустно.

Время тянулось, отвлекаться стали на все события, происходящие.

И тут Никита, вновь «увидел» бабушку, которую он встретил на площадке, как будто, через стены, – расстояние, её увидел – поднимающуюся к квартире, где «сняли» деньги. Его будто ошпарили! Стыд, словно боль, сковал; едва согнулся, спрятал голову в коленях.

– Я знаю, как решить нашу проблему! – Никита, тихим шепотом, воскликнул. Давай, те деньги отнесём обратно!

– Ты что? Зачем? И, как, мы это сделаем? Нас, сразу же сдадут в милицию, как только мы признаемся. Лошара полоумный!

– И, что? Если сдадут, то сразу выпустят. Во-первых, – малолетки, а во-вторых, – проступок осознали и, добровольно принесли назад, что взяли. Ну, просидим немного в «обезьяннике», пока родители зайдут за нами.

– Самим, что взяли, принести назад? А для чего тогда, мы рисковали? И дома попадёт мне больше, – лишь за то, что мы вернули деньги, чем – что украли.

Нет, – лучше мне в колонию, если поймут, что мы воры. Но, может, не поймут…, сам говорил.

– А ты оставить себе одну бумажку, ведь за одну нас не убьют, и, может, не заметят. Их в пачке много. Получится, – не зря ходил на дело.

– Мне жалко. Столько денег, никогда, я не держал в руках. Когда ещё придётся?

– Но, всё равно – они ведь не твои.

– Ты знаешь, я привык к ним, как-то, – они мне, как родные.

– И жечь в кармане перестали?

– Ты знаешь, только ты их предложил отдать, так сразу перестали жечь. Теперь, – приятно греют.

Я буду – плохо чувствовать себя, если отдам, их у меня не будет…

– Смотри! – Никита засмеялся, – как благотворно повлияла мысль, что нужно будет их отдать.

– Да ну тебя! Ты всё серьёзно или шутишь?

– Ты знаешь, Гриша, я действительно, серьёзно, отдать тебе их предложил. Мысль появилась у меня, – вдруг люди собирали их всю жизнь, и мы, украв их, мордою об стол воткнули.

– Какой ты благородный, стал!

– Не очень. Был бы благородный, не поддержал бы и не воровал.

– Тогда скажи, что на тебя нашло? Раньше Никита, было нужно, думать! Да и не думаю, что мы украли их мечту. Ковры и роскошь собирали, жизнь они? Едва ли. Быть может, малый миг для них, есть жизнь для нас – в десятки лет.

– Не знаю как тебе всё объяснить, чтобы ты понял, надо мною не смеялся.

Какая разница какой длины тот миг, ведь главное, чтобы самим собой остаться. Какой-то сдвиг в мозгах произошёл и стал, возможно, чуточку честнее. Ведь у меня ещё никто не крал, и чувствовать не мог я раньше, это ощущение. Сейчас представил я себе, что у меня украли то, что мне сейчас необходимо, и было стыдно, словно я варяг, и на душе, вмиг, неуютно стало.

– О! Ты стараешься мне, так красиво объясниться! Но почему-то, тебя слушать, мне противно, – ответил Гриша и, смеясь, достал все деньги и, отдал, глядя с усмешкой, говоря:

– На! Забирай скорей! Бери, коли таким вдруг стал! Иди и, отдавай! И позабудь об этом навсегда, как и меня! Иди, скорее! Возвращай, пока тебе отдал их я. И, получи от них большой привет, как песня с прошлым летом, что хороша для дураков таких, как ты и я, что другом был тебе – до этого момента.

Никита деньги взял, а Гриша, засмеявшись, ушёл куда-то в сторону, обидевшись.

Сказать, намного легче, чем пытаться сделать. Ноги налились тяжестью свинцовой. Никита, еле-еле их передвигая, направился к подъезду. С трудностью, одолел 6 этажей и, в нерешительности, перед дверью стал, боясь стучать в неё. Он мялся с ноги на ногу, пока не оступившись, случайно дверь толкнул, и та открылась, – у него, сердце дошло, до пяток. От страха он глаза зажмурил сильно и так стоял, минуты две.

Открыв их, в ужасе, смотря в прихожую, представшую перед глазами, как в тумане и, дальше, в зале гостевой, – на мебельную стенку. В квартире, не было, наверно, никого.

Ступая осторожно, боясь с хозяйкой встречи, тихо вошёл в прихожую, и крадучись, на цыпочках, передвигался к стенке.

Дорога от двери к ней – показалась вечностью. Дойдя нетвёрдым шагом к стенке, он нерешительно открыл тот ящик, откуда взяли деньги, и… замер, видя наваждение – такие же две пачки, как те, что он сейчас принёс: одна из пятитысячных купюр, другая из ста долларов.

Растерянно, замялся на секунду, опомнившись, не думая, достал украденные деньги и быстро положил их в ящик стенки. Задвинув ящик, бросился он, к выходу и, открывая дверь, стал, испугавшись. Стояла бабушка вчерашняя пред ним, сидевшая в подъезде.

– Здравствуйте! – тихо произнёс Никита.

– Здравствуй, малыш! – ответила она. – Что ты здесь делаешь? Уж не ко мне ли в гости, проведать, старую, пришёл? А как узнал, где я живу?

– Деньги принёс.

– Какие деньги?

– Мы их украли утром. И, я пришёл вернуть, – краснея от стыда за утренний проступок, ответил ей Никита, глаза в пол опустив, краснея от стыда.

– И где же взял ты их? Покажешь! – старушка улыбнулась.

– Вон, в этом ящике. Он, повернувшись к стенке, растерянно, на ящик показал рукой, который он прикрыл неплотно.

– Сейчас посмотрим, улыбаясь, ответила старушка, приблизилась вплотную к стенке, открыла ящик, – тот, что показал Никита. В нём денег не было. Исчезли.

Откуда-то, накрыла дымка, окутав на мгновение квартиру и, многое в ней изменилось, как и сама квартира. Будто Никита был в плену иллюзии до этого момента, сейчас же из неё, освободился.

– Но, я их лично положил туда! – воскликнул удручённо и растерянно Никита, с непониманием происходящего. Совсем недавно, в ящик положил! Там и другие были деньги, – много.

– Но, где они тогда, если ложил? Других, как говоришь, здесь так же нет. Да и откуда, могут быть они, если их отродясь, здесь не было, тем более, – так много, говоришь. Может, приснилось это, мальчик?

– Не знаю, – тихо, бабушке ответил, горя весь от стыда, готовый провалиться сквозь пол, разбиться.

Вновь убедился, что не та квартира, – довольно бедная, скудно обставленная, с обычным потолком белённым, чем-то похожая на их квартиру, с мамой.

Затем, вновь наваждение: как будто, ничего до этого и не было, – спускались с Гришей на шестой этаж, играли и толкались в двери – квартир на этажах, как в прошлый раз, – как будто бы случайно. Толкнув одну из них, они обрадовавшись, испугались, дверь приоткрылась, квартиры №22. Увидели – через прихожую, светлую стенку с ящиками. На стенах, на полу, в углу – прекрасные ковры…

Переступив порог квартиры, они один из ящиков открыли – увидели две пачки денег. Никита тут же взгляд почувствовал со стороны, и, моментально вспомнил…, – всё и, старушку. Или ему, так показалось?

Остановившись, схватил Григория за руку и прошептал ему на ухо, дрожащим голосом, волнуясь, как бы издалека:

– Стой! Погоди! Сюда идти нельзя. Всё будет плохо очень, потом, сейчас. Я знаю точно, ты меня послушай!

Шепча, словно чужой, шаг отступил назад и, руку выронил, Григория.

За ним пошёл Григорий, видя, Никиты изменение, почувствовав дрожь в голосе.

– Пошли отсюда! – сказал Никита и быстрым шагом, вниз направился.

Не понимая ничего, Григорий плёлся следом.

На первом этаже им встретился старушка. Она шла по ступеням вверх. Он, улыбнулся ей и, поздоровался.

– Это квартира её дочери, – сказал Никита. – Сейчас бы нас застукала.

– Откуда знаешь?

– Вчера сидела – в моём подъезде, видно, ушла из дома и, не хотела, чтобы дочь её нашла. Так понял я, – она спала.

– Что не застукала нас, хорошо. А что мне делать? Денег, не украл, а заработать не смогу я столько…

– Не знаю, если честно, – Никита отвечал, глаза вниз опустив, рассматривая, как бы ноги.

Они пошли к песочнице, с подъезда, уселись, как обычно, – на краю, стараясь беззаботными быть, словно в детстве, и, с ними ничего ещё, не стало.

Сегодня был день жаркий. И, от волнения, жары, пот выступил на лбу у Гриши.

– Я, может, не спасу тебя советом, – Никита произнёс, – но кажется, что этой кражей бы, не спас ты ситуацию. Сегодня должен принести две тысячи. А завтра? Десять? Они, твои родители…?

– Думал, на эту тему. Но, это – завтра, а сегодня – придётся получить, если, мне не придумается, как, можно, выкрутиться.

– Наверно, лучше получить сегодня, чем быть зависимым всегда. Когда-то, всё равно, момент придёт, – не сможешь денег им достать и, времени – закончится оттяжка.

– Да, это, так, но…

– Вы молодцы, ребята, – не стали воровать! – услышали старушку.

Рядом с собой, увидели её.

– Начнете, никогда, не остановитесь, она продолжила. – И, не в песочнице сидеть придётся, по тюрьмам да по зонам.

– А вы откуда знаете, что мы хотели сделать? – спросил старушку Гриша, удивлённо, со страхом на него смотря.

– А я немало знаю, – прожила я жизнь. В мире другом, вы это сделали, теперь с – проблемами, не буду говорить какими.

– Наверно, – Гриша, грустно пошутил, – не знаем, в мире том, куда девать нам деньги, так много мы украли. Или связали нас, отправили в колонию?

– Почти что угадал, малыш, – ответила ему, она. – Умеете смотреть вперёд и видеть, что произойдёт. Это поможет вам, не раз в дальнейшей жизни. А жизнь, – станет такой, какая быть должна или была бы, – как прожить её. И, может быть, довольно занимательной или непостижимо грустной. Очень короткой или очень длинной и, значимой или совсем пустой, возможно, жалкой непростительно. Зависит это лишь от вас самих, а не от объективных, субъективных обстоятельств, какими бы не появились в жизни вашей.

Старушка грустно улыбнулась и, как рассеянная, после слов своих, ушла, пройдя мимо подъезда, где жила. Ребята долго ей смотрели вслед, пока она не скрылась в переулке.

– Выходит, что, не сделав этого проступка, мы стали молодцами, с иронией, Григорий засмеялся.

Смеялся больше над собой или над страхом, что пережил болезненно пред этим.

– Как знать, о чём она? – спросил Никита. Улитка, в домике живёт счастливо? Она нам не расскажет. Берлога для неё огромная? Или, в ней можно, сделать общежитие, для всех улиток округа?

– Колхозом называется.