Читать книгу Евпраксия – святая грешница - Святослав Воеводин - Страница 7

Путешествие перестало быть таким однообразным и утомительным, когда пошли города, в которых можно было отдохнуть и пополнить запасы провизии. В Луческе Евпраксия просидела три дня, несмотря на попреки подгонявшего ее барона Дюрента. Когда он стал проявлять чрезмерную настойчивость, князь Ярополк ударил кулаком по столу и сказал, что его племянница сама вольна решать, когда отправляться в путь. Немец покинул пиршественный зал в гневе и ушел из города, разбив лагерь за валами над быстрым Стыром.

– Правильно, – рассудил Горислав, когда узнал о случившемся. – Без них воздух будет чище.

– Тебя никто не спросил, – отрезала Евпраксия.

Она уже не сердилась на него, но была вынуждена притворяться, чтобы он не вздумал возобновить свои приставания. До Саксонии было далеко, и Евпраксия пока не слишком тревожилась о том, как станет объяснять или скрывать утрату девственности. Подобно всем людям, она была озабочена насущными заботами и проблемами, не заглядывая далеко вперед.

Рассматривая себя в зеркало, она отмечала происходящие с ней перемены (или воображала, будто наблюдает их). Как бы то ни было, ей казалось, что грудь у нее наливается соками, лицо взрослеет, а тело приобретает округлые формы, отличающие женщин от девочек.

Князь Ярополк удивился, когда узнал, что племянница только что отметила свое тринадцатилетие.

– Вот как? – сказал он, внимательно глядя на нее. – А я думал, тебе шестнадцать или даже больше. Рано расцвела.

В глазах его засветилось чувство, которое совсем не понравилось Евпраксии. Тем же вечером она стала прощаться с дядей, говоря, что пора в путь-дорогу.

– Куда ты на ночь глядя? – всполошился он, но она была непреклонна.

После того как Горислав взял ее силой, она составила цену сразу всем мужчинам, и цена эта оказалась невысока. Евпраксия поняла, что доверять нельзя никому, какими бы влюбленными или восхищенными глазами они ни смотрели. Все равно воспользуются своей силой и ее слабостью. После этого открытия даже предстоящий брак перестал пугать ее так сильно. Ведь наличие супруга и статус замужней дамы избавляли ее от домогательств других мужчин.

Эти же соображения руководили Евпраксией, когда она не прогнала Горислава и не покарала его за надругательство. По крайней мере он продолжал относиться к ней почтительно и служил ей защитой от немцев. Приходилось соблюдать этот баланс. Даже несмотря на то, что в обществе Горислава Евпраксия чувствовала себя так, словно была вынуждена держать при себе прирученного волка, который в любой момент может опять сорваться с цепи.

Этот волк был готов порвать любого, кто угрожал его хозяйке.

Когда Ярополк стал очень настаивать на том, чтобы Евпраксия провела у него хотя бы еще одну ночь, она под благовидным предлогом позвала Горислава, а потом – уже в его присутствии – объявила о своем решении снова. Возражений больше не последовало. Держать ручного волка опасно, но в первую очередь он представляет опасность для окружающих и заставляет их держаться на расстоянии.

Покинув Волынские земли, обоз вскоре достиг предгорий Карпат. Дорога пролегала через долины, окруженные зелеными валами лесов, уходящих все выше и выше, а потом постепенно и она сама начала подниматься к небу, опоясывая вершины подобно змее. Там и сям среди зелени проступали грозные утесы, напоминающие каменных великанов. В небе парили орлы и коршуны, словно дожидаясь, когда путники упадут, обессиленные.

На одном перевале обоз попал под проливной дождь, и верблюд свалился в пропасть вместе с половиной приданого. Немцы спускаться за ним отказались, заявив, что это не их вина и не их дело. Тогда Горислав приблизился к Евпраксии, посмотрел ей в глаза и предложил:

– Приказывай, княжна.

Торжествующие огоньки плясали в его глазах.

Евпраксия помедлила с ответом. А что, если бросить добро на произвол судьбы? Как невеста, она уже утратила главное. Ни соболя́, ни яхонты не спасут ее от позора, если обман откроется. И виной тому бесстыжий Горислав, воспользовавшийся беспомощностью Евпраксии. Хотелось плюнуть ему в лицо. Прежняя девочка так и поступила бы, но теперь на ее месте стояла другая, осознавшая, что там, где не хватает собственных сил, следует действовать хитростью.

– Возьми людей сколько нужно и полезай в пропасть, – сказала она Гориславу.

– За это ты должна пообещать мне… – начал он.

Евпраксия не дала ему договорить.

– Обещаю, – быстро сказала она.

Горислав кивнул и пошел готовиться к опасному спуску. Когда он и пятеро других смельчаков, обмотанные веревками, скрылись из виду, к Евпраксии приблизился барон Фридрих фон Дюрент. Они заговорили по-немецки, чинно прохаживаясь по дороге. Дождь прекратился, но все пространство над головами было заполнено серым туманом, сочащимся влагой. Голоса звучали в сыром воздухе глухо, как сквозь вату.

Барон говорил о том, что сердце его изнывает от неразделенной любви, что он готов умереть за одну лишь ночь, подаренную ему Праксидой. Она терпеливо слушала его и даже изредка кивала, изображая тем самым благосклонность. На самом деле она не собиралась тешить собой немца. Ее замысел состоял в другом. Его искушенность в любовных делах могла оказаться полезной. И, выслушав его признания и просьбы подарить ему ночь любви, Евпраксия сделала вид, будто колеблется.

– Помнится, вы рассказывали мне о рыцарском обычае делить ложе с дамой, отделившись от нее обоюдоострым мечом. Если вы обещаете не прикасаться ко мне и пальцем, то, пожалуй, я могла бы допустить вас в свои покои…

– Настоящая любовь не терпит ограничений, – сурово возразил фон Дюрент. – Страсть, бушующая во мне, требует выхода.

– Должно быть, вы забыли, что я девица, – произнесла Евпраксия. – После венчания мне предстоит первая брачная ночь. Маркграф легко распознает обман.

– Есть способ, которым пользуются девушки, потерявшие невинность.

– Правда? Никогда не слышала о таком.

Барон доверительно склонился к Евпраксии, взял ее под руку и заговорил в подставленное ухо:

– Достаточно иметь при себе рыбий пузырь, наполненный свиной или любой другой кровью. Остальное додумывайте сами, Ваше Высочество. Мне, право, неловко об этом говорить.

– Фу, какая гадость! – воскликнула Евпраксия, высвобождая руку. – Даже слышать не хочу об этом! Как вам не стыдно, барон? За кого вы меня принимаете? Молитесь о том, чтобы моему мужу не стало известно об этом разговоре. Ступайте прочь, пока я вконец не рассердилась!

Отчитав таким образом ошеломленного фон Дюрента, Евпраксия впервые за много дней избавилась от тревоги. Теперь ей было известно, как ввести Генриха Длинного в заблуждение. Нужно лишь не забыть заготовить пузырь заранее, а уж спрятать его не составит труда.

Когда скарб был поднят из ущелья на дорогу, странствие возобновилось. Горислав, чувствуя себя героем дня, ехал рядом с возом Евпраксии и нашептывал игривые словечки, склонившись из седла к окну. Ему тоже не терпелось провести с ней ночь. Сознание своей власти над мужчинами наполняли княжну неведомой ей дотоле гордостью. Несмотря на то, что каждый из них был втрое сильнее ее, она училась вертеть ими как заблагорассудится.

– Я тебя выкраду, – пригрозил Горислав, видя, что лестью и уговорами ему своего не добиться. – Увезу в лес ночью, и будешь ты опять моею, как тогда.

Евпраксия поманила его пальцем: мол, нагнись ниже. Напрасно он напомнил о ее унижении. Тогда на реке, наплававшись вволю, он снова накинулся на Евпраксию, и она не сумела дать ему отпор. Но то происходило вдали от людских глаз, а здесь, среди многолюдного сопровождения, их роли переменились. Теперь сильнее была она, и Гориславу предстояло убедиться в этом.

– Что? – спросил он, почти просовывая голову в прорезь окна.

– А вот что, – ответила Евпраксия, вцепившись ногтями в его доверчиво подставленное ухо. – Ты кто такой, чтобы такие вещи говорить хозяйке своей? Вот велю тебя выпороть, тогда узнаешь! Пошел прочь, негодник!

Она не просто отпустила ухо Горислава, а с силой оттолкнула его голову, так что он качнулся, выпрямляясь в седле.

– Домой вернусь, – пригрозил он, сверкая очами. – Сама поезжай дальше со своими немцами.

Это было не в интересах Евпраксии, но она не подала виду, что испугалась, а вместо того произнесла холодно:

– Возвращайся, коли так. А вперед тебя гонца с грамотой пошлю, чтобы в Киеве узнали, что я тебя прогнала за блуд и непочтение. Сам объяснишь князю Всеволоду, что сие означает. Уезжай.

Она вытянула вперед руку с выставленным пальцем. Горислав подобрал поводья, готовясь развернуть коня, но вместо этого продолжал ехать рядом. Он прекрасно понимал, какой прием ожидает его на родине, если Евпраксия приведет угрозу в исполнение. Даже если никто в Киеве не узнает истинной подоплеки его преждевременного возвращения, то все равно доверие к нему будет подорвано. Ни ему больше не быть оруженосцем при великом князе, ни отцу и братьям не сиживать на почетных местах во время советов.

– Как сокровища из пропасти доставать, так Горислав, – буркнул он. – А как что не по нраву, так поди прочь. Несправедливо.

Получилось это настолько по-мальчишески, что Евпраксия не удержалась от смеха. Она поняла, что одержала очередную победу над мужчиной, и ей сделалось весело.

– О справедливости нужно было на речке думать, – сказала она, но уже не сердито, а нравоучительно. – А ты что сделал? Терпи теперь.

– Не сдержался, – признался Горислав. – Люба ты мне, Евпраксия. Как подумаю, что скоро у тебя муж будет, так здесь все переворачивается.

Он прижал ладонь к груди. Евпраксия выглянула из воза, проверяя, не подслушивает ли их кто, но кучер клевал носом, а девки шли пешком далеко впереди, разминая ноги.

– Будешь вести себя хорошо, я тебя к себе допущу, – пообещала Евпраксия. – А сейчас оставь меня. Рыцари уже косятся.

Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза, испытывая незнакомое доселе волнение. Сердце колотилось в груди, томясь там, как в темнице. «Оказывается, он тоже мил мне, – думала Евпраксия растерянно. – Или я теперь сделалась такой испорченной, что мне все равно, от кого принимать ласки?»

От противоречивых мыслей у нее раскалывалась голова. Она не понимала, влечет ли ее именно к Гориславу или же это просто тяга к мужчинам. И она точно знала: супруг-немец никогда не будет ей близок, каким бы пригожим, умным и добрым он ни оказался. Ей хотелось обратно в Киев. Она отдала бы половину жизни за право остаться на родине. И, подумав об этом, Евпраксия поняла: ее тяга к Гориславу рождается из тоски по отчему дому. Он был частью той, прежней киевской жизни, которая оборвалась при выезде за ворота.

Погруженная в свои невеселые мысли, девушка не сразу поняла, что снаружи творится что-то неладное. Сначала тревожно заржали лошади, потом зазвучали человеческие голоса, наперебой выкрикивающие что-то про камни. Какие камни? При чем тут они? Спрашивая себя об этом, Евпраксия ощутила, что днище и скамья под нею вздрагивают, а до ее ушей доносится низкий грохот, усиливающийся с каждым мгновением.

Лезвие ножа вспороло шатер, установленный на возу. В прорезь просунулись мужские руки, грубо облапившие Евпраксию.

– Не смей! – завопила она в лицо Гориславу.

Его глаза были круглыми, как монеты, а лицо словно бы выкрашено белилами. Не произнеся ни слова, он выдернул ее из воза, будто морковку с грядки.

Мимо бежали и скакали спутники Евпраксии, причем, что самое странное, разбегались они в обе стороны, спеша освободить участок дороги, на котором находились.

Грохот нарастал, сопровождаясь ударами и толчками земли под ногами. Пока Горислав куда-то тащил Евпраксию, она бросила взгляд на утес, нависающий над ними, и обмерла. По крутому склону, сталкиваясь, подпрыгивая, кувыркаясь и обгоняя друг друга, катились вниз валуны, окруженные ворохом щебня и тучами пыли.

– Обвал! – крикнул Горислав. – Бежим, княжна! Завалит!

Она не бежала – она летела за ним по воздуху, почти не касаясь подошвами земли. Горислав тянул ее за руку, как ребенка. Бросив последний взгляд наверх, он прыгнул к отвесной стене, прижался к ней и притянул к себе Евпраксию. В следующее мгновение дневной свет померк и дорога исчезла под грудой камней. Удар всей этой обрушившейся громады был настолько силен, что, казалось, вся гора рухнула в одночасье. Рты и легкие людей наполнились пылью, каменная крошка разлетелась в стороны, нанося раны и царапины.